Багровый след

Багровый след

Мари никогда не верила ни в судьбу, ни в кармическую предначертанность, принимая жизнь, во всей ее многогранности, вглядывалась в нее, словно в детский калейдоскоп, доверяя гармонии линий и красок, она никогда не стремилась понять той силы, что порождает симметрию в узоре. Но однажды нож предательства коснулся ее, оставив навсегда неутихающую, ошеломляющую внезапностью боль. С той поры Мари тревожно переменилась: она странным образом обрела необычные и, в то же время, болезненные способности. Дарование девушки заключалось в том, что людскую несчастность она стала воспринимать «шестым чувством», телом и душой ощущая ее тяжесть в воздухе. Случалось, почувствовав беду, вдохнет грудью, вкус железа словно закипит на языке, подойдет к несчастному, вопьется взглядом, и так и замрет в избытке изумления. А он ухмыляется, делает вид, искусственно так смеется, старательно не выдает свою раненую душу. Людскую беду Мари «чуяла» всюду: в толчее городских площадей и улиц, в очередях торговых лавок, и всякий раз чужие несчастья «рикошетили», отзываясь внутренней душевной болью. Со временем девушке стало тяжело долго находиться среди людей.

Необычность перемен состояла также в том, что особая чуткость девушки, будучи отягощенной тяжестью богатого воображения, порождала болезненные галлюцинации. Так, всякий раз, чувствуя чужую беду в воздухе, воображение Мари, совершенно не спросив ее воли, затуманивало ум девушки, «дорисовывая» несчастному физические увечья, и Мари обманывалась, видя кажущиеся кровавые раны с торчащими из них ножами. Девушка с трудом отличала болезненные видения от яви, впечатляясь даже мнимым запахом крови. Видения приходили внезапно, и так же внезапно исчезали, но, как ни печально, со временем становились более настойчивыми.

Мари стала избегать людных мест. Вечером, когда город успокаивался, и в воздухе остывала красная примесь, девушка выходила на прогулку. Двигаясь одной и той же дорогой, она приходила в церковь, что стояла неподалеку, поправляла рукой золотисто-медовые осанки свечей, зажигала свой огонек, и тихо, обдавая пламя горячим дыханием, шептала молитву, прося выздоровления у Бога.

Иногда Мари вспоминался тот роковой день предательства, что так сильно изменил ее жизнь. Холодный ветер весеннего дня, мокрая яркость брусчатки на набережной, стыдливая краснота городских скамеек, обманчивые клубни сладкой ваты на деревянной палочке, навсегда запомнившаяся липкость сладкого. Дождь, сахар, и тишина, обезумевшая холодом внезапно наступившей осени.

Потом ей не раз казалось, что уже ничего не осталось от тех злополучных дней. Но в минуты душевной слабости, в тот момент, когда внезапно подувший ветер несчастий срывает с нас защитную кожуру, след печальных событий проступал в ее сознании снова, словно невидимая нить связывала ее с предательством и преданными, теперь она знала их язык, жесты, теперь она словно была привита.

Шло время, собирая дни жизни красно-бурым узором. Болезнь Мари прогрессировала, воспаленное воображение все более жестоко смеялось над девушкой. Все более ясно в суете оживленных улиц Мари чувствовала чужую боль, и реальность девушки наполнялась кровавыми ранами и ножами: теперь они являлись ей безумно красивыми, украшенными самобытным орнаментом или диковинной резьбой. Ей рисовались рукоятки разных видов: удлиненные, изогнутые к концу, обвитые металлическими лентами, завершенные стройными величавыми гардами.

Мари так впечатлялась увиденным, что руки ее невольным движением тянулись к ранениям, останавливая, видимые лишь ей, сочащиеся петляющими тропами кровавые стоки. Иной раз затуманенный ум девушки, велел ей аккуратно обойти незнакомца сзади, стараясь не задеть иллюзорную рукоятку ножа, вызывая недоуменные взгляды окружающих…

Так, измученная видениями, Мари приходила домой, падала на кровать и плакала.

Ножи предательства, обид и измен, расставаний и нарушенных клятв, ножи пустых обещаний и других человеческих горестей — все казалось ей бессмысленной, пустой душевной растратой, перед величием Человека и одной единственной Жизни.

Случалось, она поднималась с кровати ночью, взбудораженная и раскаленная, вся в горячих слезах, мысленно хваталась за рукоятку ножа и дергала руку вверх. Кричи! — шептала она. Кричи о своей боли! Почему люди так отчаянно не слышат себя? И зачем так усердно играют в счастливость?

Уставшая и опустошенная бессилием, Мари просыпалась утром, подходила к зеркалу и напряженно молчала. Что это? — спрашивала себя девушка. Зачем судьба как будто случайно приоткрыла для меня эту дверь? Сон это, или моя настоящая жизнь? Так или иначе, Мари ничего не могла изменить.

Однажды, возвращаясь с прогулки, Мари случайно забрела на узкую улочку, плотно уставленную торговыми лавками. Воображение девушки вдруг принялось рисовать багровые пятна, вбитые прохожими в придорожную гальку. В нос ударил знакомый соленый запах крови. Мари глубоко задышала, поглощая большими глотками красный воздух. Растревоженное воображение принялось разыскивать след, и Мари вдруг стала видеть только его краски, из всех сочетаний цветов доверяя лишь гармонии красного на сером.

Пьер упоенно промокал лимонадные капли, волей случайного жеста разбрызганные по полам его хорошо приталенного велюрового пиджака.

— Сладкий лимонад? — спросила Мари.

— Даже слишком, — прозвенел его голос. Легким поворотом головы молодой человек оглядел ее и широко улыбнулся. Наша героиня не сразу поняла, что уже отдала ему сердце.

Пьер ворвался в жизнь Мари смело, решительно переступая порог ее дома, он даже обнаруживал привычку к таким порогам. Молодой человек был обаятелен, хорош собой, остроумен, и, конечно же, беспощадно ранен. Свежая кровь его сочилась алыми струями из множества колото-резанных ран. Мари сразу определила коварную женскую руку. Некоторые раны уже затянулись, но все же болели, судя по срокам, они были получены еще в детстве.

Пьер был умен и начитан. Он часто рассуждал о жизни, возмущаясь становящимся модным феминизмом, пожирающим современное общество, говорил о том, как вредно спорить женщине с мужчиной, и о том, что женская глупость разрушает браки.

Молодой человек нарочито выказывал свою независимость, плохо прикрывая когда-то, видимо, навредившую ему излишнюю покорность женщине. Все его существо кричало о задетом мужском самолюбии.

Порой Пьер бывал до обидного дерзким, оправдывая себя тем, что он — мужчина, и потому ему все можно. Он усердно играл в безразличие и счастливость, говоря о женщинах и любви надменно и пренебрежительно, шутливо обращая в пустоту все то, что казалось Мари бесценным. Молодой человек то приближал, то, опасаясь близости, отдалял от себя девушку, он словно забавлялся этой жестокой игрой, изнурял Мари превосходством в счете. Надо сказать, Пьер не осознавал той внутренней войны, что породила его уязвленность. Он словно был разделен на две части: одна часть всей душой стремилась к женщине, другая с ней воевала…

Печальный роман нашей героини длился недолго. Внезапно случившаяся простуда обезобразила девушку. Война потеряла свою эстетичность, брань ее, невысказанная до конца, не убив, требовала жертвы, продолжая метаться в голове Пьера.

И тогда молодой человек ранил Мари ножом измены. Холодное оружие зашло глубоко, остановившись неглубокой насечкой у основания клинка.

После встреч с Пьером, «наглотавшись» боли любимого, раненой Мари теперь всюду мерещилась его кровь. Красная жидкость упрямо заполняла пространство жизни девушки. Кровь сочилась из крана, проступала каплями на поверхностях. Измученная воображением, Мари вставала в шаге от стены и усиленно всматривалась в белизну приклеенной бумаги, умоляя себя не думать о Пьере.

Девушка все также приходила в церковь, что неподалеку, смотрела на образы, но все чаще молчала. Ей ничего не хотелось просить, так иногда бывает с уставшими душами.

Тяжесть видений отразилась на физическом здоровье нашей героини. Мари стала реже вставать, днем она спала, дыша жаром, а вечером выходила на воздух. Галлюцинации участились, подгоняемые буйной фантазией, и Мари начала бредить. Иногда она что-то говорила о матери, будто видит ее в неровных кровавых потеках, стекающих по стенкам углов. Вот, мол, строгий профиль, вот упрямый скат лба, упирающийся в неровный, с горбинкой, спуск носа. Мари часто плакала от того, что чувствует на себе ее строгий взгляд, так смотрят вина и греховность, глазами безжалостной правды, вселяя ужас одинокой несчастности. Все углы в комнате заставили мебелью.

Три раза к ней приходил священник. По округе поползли слухи о бродячей сумасшедшей, что лечит людей, доставая ножи из тел страдальцев.

Став предметом насмешек горожан, Мари все реже стала появляться на улице, а со временем и вовсе исчезла.

В газетах что-то писали об ограблении, и «странной особе», «крайне напуганной», искавшей ножи, особо рдевшей об одном, видимо, персонально ценном, «с неглубокой насечкой у основания клинка». Но позже она фигурировала уже как «оговоренная», «вопреки показаниям свидетелей», в деле молодого чиновника, в чьем теле обнаружено «12 колото-резанных ран».

Я несколько раз пытались найти девушку, но все безуспешно.

Прошло много лет после тех печальных событий. Калейдоскоп жизни снова и снова рисовал узоры, разбрасывая цветные стеклышки новых лиц и событий.

Однажды я случайно встретила Пьера. Это случилось накануне вербного воскресения в церкви, где когда-то бывала Мари. Пожелтевший, сутулый, он стоял одиноко, ничего не осталось от его прежнего лоска. Пустой и рассеянный взгляд его отражал пылающий трепет свечей. Пьер всматривался в их огоньки, и особенно той, что стояла поодаль. Одинокое, неприкаянное пламя затухало в его глазах, так и не согрев своим теплом ни одной души рядом.

Мари никогда не верила ни в судьбу, ни в кармическую предначертанность, но разве не есть судьба те кровавые метки, что оставляют в нашем сознании несчастья? Багровый след когда-то невылеченной боли остается в глубине души навсегда. Неосознаваемый умом, он незаметно вплетается в нашу повседневность, плетет узор судьбы своим предрешенным законом, грозя закономерностью симметрии, вновь и вновь вычерчивает несчастья, что есть наша внутренняя война, призма боли, через которую мы смотрим на жизнь…. И мы верим ему, неспособные раз и навсегда порвать нить прошлого…

Сочи, 2018 г.