Записки психонавта - три года спустя

(Вместо эпилога)

— Каюсь в отречение от последнего российского императора!

— Господи-и-и поми-и-и-луй!

— Каюсь в безбожие и атеизме, — продолжает глухой, с надрывом, баритон отца Мелхиседека.

И опять хор тянет:

— Господи-и-и поми-и-луй!

На заднем плане заунывно играет синтезатор.

Звонит телефон. Как раз в тот момент, когда отец Мелхиседек совсем глухим голосом, как бы стесняясь, произносит:

— Каюсь в услаждение блудными помыслами, каюсь в женопоклонничестве, в поклонение нечестивому престолу блудницы вавилонской.

— Господи-и поми-и-луй!..

Приглушив звук магнитофона, снимаю трубку:

— Аллё.

На том конце провода, сквозь хрипы и равномерный космический свист звучит голос Ивана. Как с другой планеты. Ушам своим не верю!

— Аллё! Аллё! Братишка, ты меня слышишь?

— Да слышу, слышу! Иван, ты что ли?

— Я! Слушай, приезжай ко мне на приход. Если не занят… Или ты в Москву опять? Да, кстати, людей Розы Мира нашел?

— Нет, не нашел, — вздыхаю я. — И в Москву не еду.

— Так давай ко мне на приход! Не пожалеешь, честное слово, — не унимается Иван.

Вот заладил — приход, приход, какой ещё приход? Не наркомановский же, церковный что ли… что за бред. Хотя… всё может быть.

— Погоди. Ничего не понимаю. Какой приход? Куда приезжать?

— Ах, да, ты же не в курсе, прости, — произносит Иван и в этот момент в трубке исчезает космический свист и почти пропадают хрипы.

— Вадик, я попом стал, — бьёт прямо в лоб Иван. — Я теперь отец Иван, батюшка. Полноценный поп Русской Православной Церкви Московского Патриархата.

— Ничего себе, вот это новость! — выдыхаю я. А сам с удивлением обнаруживаю, что почему-то совсем не удивлён. Как будто так и должно быть! Бывший лидер «Редкой Религии» не может не стать попом. Раз с собой не покончил. То есть, у Ивана изначально было два пути: либо руки на себя наложить, либо стать священником.

В памяти всплывает наша давняя пьянка в кафе «под Украиной». Иван машет в воздухе руками, как птица, рассказывает мне о Боге и своем суициде.

Да он же готовый поп!

— Как так стал попом! Когда?! — спрашиваю больше для приличия.

— Братишка, долгая история, не по телефону.

— Но ты же тогда так бухал, — не унимаюсь я, — ну, когда мы последний раз виделись. Вместе, правда, бухали. Но ты был тогда, как не в себе. Помнишь хоть? Помнишь, как ты Цеппелину по физиономии заехал за то, что он сказал — Бога нет. Нет, может и надо было его по самодовольной бюргерской морде, но зачем ты при этом Аллах акбар кричал? А как ты собаку генерала Макашова изображал, помнишь?

— Да-да-да, — обрывает меня Иван, или отец Иван. Видимо, не совсем приятны ему эти вспоминания. — С этого, Вадик, всё и началось. У меня тогда такой жизненный тупик был. Такой тупик! Я только женился, ты помнишь, я тебе тогда говорил.

Да, точно, что-то припоминаю. Кажется, Иван говорил. Но так как-то всё скомкано. Он вообще очень не любит о своей личной жизни распространяться.

— Помню, такая неожиданная новость была.

— Вот, Вадик, женился, жена беременная, а средств существования никаких. Абсолютно никаких! Я же товарищ Никто. Ни профессии, ничего. Я к Николаю в общину. Помоги! Жена беременная, устрой, куда-нибудь на работу по своим каналам. У тебя же работают ребята из общины. А он мне говорит — устрою, только бросай жену и приходи ко мне в общину жить, и я тебя на очень хорошую работу устрою.

— Я говорю, как же я жену брошу, она ведь у меня скоро родить должна? И тут Николай выдаёт: кто должна родить, жена? Жена ничего не должна, рожает мужчина, ну, в духовном плане. Возьми, говорит, Библию и прочти: Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его.

— Вот, братишка, такие дела. Ушел я от Николая. Навсегда. Потом постился двенадцать дней и очень сильно молился: что мне делать, что мне делать, Господи помоги, помогите силы света! А потом как-то всё само собой случилось. Встречаю Михаила-художника и Ганса, прямо возле дома своего. А я уже слабый, падаю. Всё им рассказал. Они меня тут же за город повезли. К одному священнику. У него целый миссионерский центр. Ну и отсюда всё началось.

— Получается, ты без семинарии стал попом? — спрашиваю я. — Удивительно.

— Духовным лицом становишься в момент рукоположения, в момент нисхождения духа. А семинария не больше, чем довесок. Зачастую фарисейский. Можно окончить и семинарию, и академию, а попом так и не стать. Вот. Главное, рукоположение. Я сам, брат, такое состояние пережил. Во время своего рукоположения. Неделю ходил сам не свой… Впрочем, это не по телефону. Так, ты едешь?!

Еду ли я, не еду ли я…

— Погоди, дай минуту подумать.

— Вадик, ум здесь не поможет, что сердце говорит? Ладно, думай, но недолго. Жду.

Сижу с телефонной трубкой в руке, как контуженный.

На магнитофонной записи синтезатор продолжает тянуть свою заунывную мелодию, сестра Серафима поет томным густым голосом:

— …Я умираю от любви, к Тебе Иисусе. Моя безумная любовь, Иисусе-Агнец…

Внутри меня нет чувств, нет мыслей. Одно только огромное ощущение: никуда не денусь, поеду. Поеду, хотя бы потому, что ничего другого в этой жизни у меня нет. Никому я больше не нужен. А так, хоть поеду, помогу, чем смогу. Только чем я могу помочь, представляю смутно.

— …Я умираю от любви, к тебе Иисусе…

Опять тонкое, едва уловимое ощущение некой потаенной двери внутри себя. Недавно с новой силой это чувство пережил. Двери…

Да, такие двери сторожат границы нашего мира. И такая же дверь есть внутри каждого из нас. И кто знает, может быть предложение старого друга станет способом открыть эту дверь?!

— …Моя безумная любовь, Иисусе-Агнец…

Так что я ещё думаю?! Еду!

— Хорошо, — бросаю я в трубку, — а ехать когда?

— Прекрасно! Замечательно! — кричит на том конце провода Иван, точнее, отец Иван. — А ехать… чем раньше, тем лучше. Слушай, я сейчас в интересной дыре, под названием Ягорлыцкий Кут. Это как бы мое первое церковное послушание. Ну, как командировка. Естественно, я без жены. Сам. Тут надо в одном селе приход открыть. Опередить «филаретовцев». Церковь прямо в клубе будет. А жить будем в общежитии. Как комсомольцы на Амуре. В общем, романтика.

— Хорошо. И как в твой Кут добраться?

— Слушай, выезжай завтра же утром!

— Хорошо.

— Записывай, как добраться…

Ого, забрался — думаю я, записывая маршрут:

Самый юго-восток области, Ягорлыцкий район… Вокруг не паханная степь, заповедник… Рядом море, Ягорлыцкий залив… Скифские курганы… село Красный Кут, аж сто двадцать километров от районного центра.

— …Будешь учить самое, что ни на есть каноническое, православное богослужение, — продолжает отец Иван. — Всё на церковнославянском. Наша задача, брат, подготовиться к Пасхе. И отслужить. В общем, деятельность наша будет миссионерская. Приезжай, на всю жизнь не пожалеешь.

***

Над западным горизонтом неподвижно стоит белая зубчатая гряда облаков. Облака очень напоминают величественные, нездешние горы, что парят в небесах, не касаясь горизонта. Между горизонтом и «подножиями» облаков легкая серая дымка.

А может это и не облака? Может так просвечивают в мир наш небесные горы прекрасной земли Олирны?

Больше на небе ни облачка. Только неподвижная белая зубчатая гряда облаков над западным горизонтом.

На душе светлая грусть — легкая, воздушная грусть, мысли ни о чем.

Утро 12-го марта. Такое же солнечное, как и два год назад. В день отъезда в Москву.

Иллюзии прошли. Прав мой московский знакомый Ярослав, единственный мой московский знакомый, который любил «Розу Мира».

Ярослав говорил, что всечеловеческое братство, «Роза Мира», при данном мироустройстве невозможно. Оно невозможно при тотальном господстве денег, хищничестве, разврате под маской либерализма. Строить то, о чем так мечтал Андреев, в таких условиях — все равно, что пытаться на телеге запряженной лошадьми достичь луны.

И Иван, теперь отец Иван, получается, прав! А я с ним так во время последней нашей встречи спорил. Я тогда ещё верил, что найду людей «Розы Мира». А Иван говорил мне, что «Роза Мира» начнется только тогда, когда с нас старческий песок посыплется. И никак не раньше…

За окном автобуса бескрайние голые поля Новороссии. Лесопосадки с прозрачными, без листвы, деревьями. Сухая прошлогодняя трава по обочинам дороги.

Вдали показались развалины какого-то предприятия, или фермы — полуобрушенные, сюрреалистические строения, словно обломанные гнилые зубы на теле земли. Нахлынули воспоминания…

Где-то спустя месяц, после того как я позорно обмочился у «богини», Витамин привел меня в «Богородичный Центр». А ещё через несколько месяцев Витамин отправился в Московскую область, строить очередной «богородичный» монастырь. Больше о Витамине никто ничего не слышал.

Я к тому времени регулярно посещал богослужения в «доме Божьей Матери» на улице Парковая 28. Я искренне верил в то, что «богородичники» предтечи «Розы Мира». Вот-вот Богородица через своего пророка Береславского призовет Россию к всенародному покаянию. А потом наступит духовное преображение жизни — всё то, о чем мечтал Даниил Андреев.

Разочарование наступило осенью. Из «богородичной церкви» стали выгонять неугодных людей. И больше всех старался отец Мелхиседек, которого я считал почти святым. После «великой чистки» двери церкви закрылись. «Духовный коммунизм» кончился. На богослужения теперь пускали не всех.

Но у меня появилась возможность уехать в Москву. И там напрямую искать людей «Розы Мира». «Богородичники» открыли академию в Москве. Я стал её студентом и весной следующего года отбыл в столицу.

Полтора года я учился в академии, пока она не перестала существовать (как и многие другие проекты «богородичников»). Мои поиски «людей Розы Мира» не увенчались успехами. Конец всем моим надеждам наступил осенью прошлого года.

Гуляя по Замоскворечью, я случайно наткнулся на маленький книжный магазинчик, в подвале старинного трёхэтажного дома. Зашёл и к радости своей увидел полное собрание сочинений Даниила Андреева вперемежку со статьями и воспоминаниями его жены Аллы Андреевой.

Прочитав несколько интервью с Аллой Андреевой, я пришёл в отчаянье. Жена, хранительница «Розы Мира», умоляла всех кто любит Даниила Андреева ничего не создавать. Не надо никаких обществ, всё это оккультизм, не имеющий к духовному наследию Даниила никакого отношения. Автор «Розы Мира» был человеком православным. Это она подчёркивала особо. И просила всех, кто любит творчество Даниила Андреева, не создавать никаких обществ и кружков.

Как же так, как же ничего не создавать! — в отчаянье подумал я. — Как же «Роза Мира» начнется, если ничего не создавать?! И это говорит самый близкий к Даниилу Андрееву человек. Вот почему ничего нет! «Роза Мира» отменяется!

Я почувствовал, как пол уходит из-под ног. Как в тумане выбрался на улицу. По дороге наступил на гигантского черного таракана. Они, как оказалось, в изобилии ползали по полу и книжным стеллажам. Насекомое мерзко хрустнуло под моей ногой, вместе с этим мерзким хрустом умерла моя последняя надежда.

Я вернулся домой мертвым человеком. Никто и не заметил, как я вернулся. Да и некому было замечать. Наше духовное братство, наше АДС, распалось без следа. Как распалось прежде рок-н-ролльное братство.

Иван был не известно где (теперь, конечно, известно). Кутерьма внезапно обнаружил, что он еврей, и стремительно эмигрировал в Израиль. Гарсон женился, стал примерным семьянином. Ни трава, ни эзотерика, ни старые знакомые его больше не интересуют. Петя-эзотерик открыл свой столярный цех и переквалифицировался с эзотерики на мелкий бизнес.

Всех разбросало безжалостным ветром времени, всех засосало сизое болото обыденной жизни. Я остался один, как те руины посреди поля.

До вчерашнего дня я был мертвым человеком. По инерции ходил на работу, ел, пил, что-то говорил, смотрел телевизор. И вот роковой звонок. Я чувствую, как в меня вливаются новые силы.

Я не знаю, чем буду заниматься на приходе у отца Ивана. Но я верю — конец ветрам моей головы…

В неподвижной гряде облаков внезапно открылся просвет, озаренный ослепительными белыми лучами. Как будто открылась та самая, небесная, потаенная дверь.

Это знак — подумал я. И он прочитан, еду.

12 сентября 2012 г. Николаев

Примечание: на обложке работа "LightoftheMoon" польского скульптора Игоря Миторая; установлена на террасе у музея BeeldenaanZee, Scheveningen, Гаага, Нидерланды.