Н(е)изменное ч2

Глава 7.

«If you wanna get down, down on the ground cocaine. She don’t lie, she don’t lie, she don’t lie cocaine.», — божественный голос Клэптона растекался по номеру.

— Блин, круто, круто, круто, чувак, обожаю эту песню! — Жека оторвал голову от стола, на котором остались две ровненькие, аккуратненькие дорожки белого порошка. — Дамы, не откажите мне в этой особой изысканной чести — принять из моих многострадальных рук эту эстафету элитарного удовольствия, — он протянул Лиз свёрнутую в трубочку банкноту.

Уже почти час, как мы сидели в номере у девушек, и почти час, как мы насыпали, делили, ровняли, нюхали и общались, общались, общались. Время от времени мне казалось, что никто в принципе не слушает, что говорят другие, и каждый разговаривает сам с собой. Комната словно превратилась в палату психиатрического отделения, не хватало только мягких стен.

***

Выйдя из кафе, мы не сразу пошли к нашим беспокойным спутникам. Я, поддавшись внезапному романтическому порыву, взял Грейс за руку, и она, видимо, разделяя мой порыв, сжала мою кисть в ответ. Мы пошли гулять. Просто бродили где-то по залитому солнцем городу, вдоль пальмовых аллей, уличных торговцев сувенирами, ларьками с мороженым, прошли по городскому рынку, где я купил ей на память брошь в виде цветка, а она мне браслет из кожи и бисера. Но всё-таки в наших гуляниях не было цели, они сами по себе являлись этой целью. Чтоб понять и почувствовать друг друга без слов. Не знаю, насколько это получилось, но мне определённо было хорошо с ней, и, как мне казалось, ей тоже. На полтора часа мир просто перестал существовать, став лишь картонной декорацией для наших душ.

Тем не менее, пришло время возвращаться к моему отелю. Уже по традиции, несмотря на минуты непрерывного стука, дверь Жекиного номера упрямо не хотела открываться. Я опять спустился вниз, но на этот раз выяснилось, что господин Белов уже вышел из отеля, не оставив никакого сообщения. Чего я ждал от него? Интересно, он вообще знает, что можно оставлять сообщения? Оставалось лишь позвать Грейс и вернуться к ней в отель, в надежде найти там Лиз, может, она знает, где мой компаньон.

Лиз и в самом деле была у девочек в номере, и она и на самом деле знала, где мой безбашенный друг. Оказалось, что когда они проснулись и немного отошли от всего, что входит в понятие «секс, драгс, рок-н-ролл», им тоже захотелось чего-нибудь поесть, особенно ей, и чего-нибудь попить, особенно ему. Жека пообещал, что всё организует, проводил её до отеля и отправился искать, как я надеялся, еду, и что-то, как я надеялся ещё больше, хотя бы не крепче пива. Я вспомнил, как когда он в очередной раз находился в таком же праздном состоянии, попросил меня, раз я иду в магазин, купить ему что-нибудь попить. Я, без всякой задней мысли, купил ему большую бутылку воды. Когда я ему её отдал, он секунд десять стоял, держа её в руках и непонимающе на неё смотрел. После чего поднял на меня глаза, полные невыразимой боли и отчаяния, и сказал: «Блин, я же просил попить, а не руки помыть, сегодня же не первое апреля!». Поэтому иллюзий на тему того, что именно он принесёт, я не питал. Хотя жизнь, как всегда, превзошла мои самые смелые ожидания.

Он появился спустя примерно двадцать минут, и действительно с пивом. Банок, как минимум, двенадцать пива. Блин. Еды не было. Но была хитрая улыбка, зная которую, мне хотелось резко подорваться и бежать как можно дальше. Но было уже поздно, мышеловка захлопнулась.

— А-а-а… — Как-то излишне дружелюбно протянул Жека. — Как хорошо, что все в сборе, не иначе как сама судьба привела нас всех сюда в этот момент!

Я напряжённо сглотнул и прикусил губу. Тревожные предчувствия переполняли меня. Но оставить девчонок с ним одних было нельзя. Мне стало их очень жаль, они ещё ни о чём не догадывались.

— Дамы и господа! Я рад вам представить главного гостя сегодняшнего вечера. Лучшего друга звёзд большого экрана и музыкальной сцены. Единственный, неповторимый, рассыпчатый кокаин! Наш ужин на сегодня.

С этими словами он извлёк из кармана на всеобщее обозрение пять целлофановых пакетиков с порошком. Девчонки переглянулись, во взгляде Грейс было лёгкое недоумение, а Лиз с громким криком восторга полезла к Жеке обниматься.

— Блин, Джеки, Джеки, как круто, я так давно не пробовала кокс, я уже почти забыла его магический запах, блин, ты просто маг и волшебник!

Грейс же повернулась, и теперь её взгляд был адресован мне. Она смотрела со смесью страха и растерянности, но вместе с тем и с интересом. Хотел бы я понимать, что она сейчас чувствует. Но, чёрт побери, не она ли недавно жаловалась на рамки условностей и то, что устала видеть перед собой одну и ту же дорогу. Сегодня перед ней будут совершенно иные дороги, а я, если что, подстрахую её от всяких неприятностей. О том, кто же будет страховать меня, думать мне почему-то не хотелось. Я подошёл к ней, обнял за талию и произнёс вполголоса:

— Не беспокойся, я думаю, что, по сравнению с вчерашней таблеткой, ничего страшного не будет, а я прослежу, чтоб мы никуда не пошли и не натворили никакой ерунды.

Не знаю, что больше произвело на неё впечатление: мой спокойный тон, то, что я её обнял, или то, что именно я ей сказал, но, как я заметил, страх куда-то ушёл, и она с любопытством принялась наблюдать за Жекиными манипуляциями с кокаином. А там и правда было, на что посмотреть. В том, что касается употребления и злоупотребления, Жека был профи. Я даже думаю, что если где-то в мире какие-нибудь шальные головы открыли бы телешоу «Разложи дорожку», то он без всякого сомнения стал бы его ведущим. Его ломаные и дёрганые движения, выглядевшие несуразно в любое другое время, сейчас казались крайне гармоничными и до миллиметра отточенными. Как будто он всю жизнь только этим и занимался. Природа подчас крайне иронична в распределении талантов.

— Что ж, дети мои, прошу к столу! — произнёс он, сворачивая трубочку из банкноты в сто евро. Чёртов позер, ни минуты не может прожить без своих понтов. — Ну что, кто рискнёт открыть наш шикарный банкет?

— Ой, а можно я? Я очень хочу! — Лиз с горящими глазами почти ни на сантиметр не отходила от Жеки, поэтому её нетерпение меня нисколько не удивило. В конце концов она и так уже немного безумная, так что терять ей особо и нечего. За секунду она вдохнула в себя первую с края дорожку и уже прицеливалась ко второй, как Жека её остановил:

— Нет-нет, дорогая, каждому по одной, наши птенчики тоже хотят поклевать.

— Ну вот, а я думала, нам с тобой по две, а им по чуть-чуть. — Лиз сделала вид, что обиделась, сложила руки на груди и надула губки, но уступила мне место.

— Блин, а вечер перестаёт быть томным. Я одного не могу понять, куда ты сдал свой хвост, рога и копыта? — я попытался подстегнуть Жеку.

— Разговоры потом разговаривать будешь, а сейчас — не задерживай очередь. — У него руки чесались приложиться к волшебному порошку, да и не только руки.

Я взял трубочку, наклонился и медленно втянул свою дозу. Почти сразу в носу похолодело, а по спине начало расходиться странное покалывание, начиная от шеи и до самого копчика. Мозг накрыло приливом энергии, непонятно откуда всплывшими мыслями, которыми так и хотелось поделиться с окружающими. Окружающие же тоже времени не теряли. Лиз принялась расхаживать по комнате, видимо ей тоже пришло в голову много новых тем для разговора и не терпелось уже начать дискуссию. Жека уже нюхнул и передал трубочку Грейс, которая стояла в нерешительности перед последней дорожкой, не до конца понимая, нужно ли ей всё это. Но любопытство всё-таки взяло верх, а то, что никто из нас не упал на пол, дёргаясь в конвульсиях, или не поддался каким-нибудь другим проявлениям безумия, развеяло часть её страхов, и она прикончила последнюю дорожку.

Я очень хотел поймать её взгляд, как будто в нём что-то должно было измениться, и мне было важно и интересно, что именно. Я, не отрываясь, смотрел на неё, но моё внимание было отвлечено звуком открывающейся с шипением банки и вскриком.

— Чёрт! Джеки, ты что, специально всё пиво встряхнул, чтоб я им облилась? У тебя руки-то откуда растут? — Это Лиз окатила себя и пол окна брызнувшим пивом, и от этого очень рассердилась.

— А-ха-ха-ха, — с нескрываемым восторгом загоготал Жека. — Дорогая, вообще-то это твои руки открывали твоё же пиво, так что ко мне никаких претензий быть не может. — И с этими словами он послал ей воздушный поцелуй.

Я, глядя на них, подумал, что если уж всё так повернулось, то что теперь скромничать, тоже взял банку и пошёл на балкон, доставая сигареты. Грейс вышла вслед за мной и попросила себе одну. Мы закурили.

— Знаешь, после твоих рассказов о себе, — начал я разговор, затягиваясь— Меня очень удивляет, что ты куришь. Расскажи, как так вышло?

— А, долгая история, — отмахнулась Грейс.

— А я никуда и не спешу, — я проявил настойчивость.

— Это всё из-за моего бывшего. Он курил постоянно. Когда мы только начали встречаться, мне это было как-то безразлично, но позже начало бесить. На все мои упрёки он даже не обращал внимания. Блин, я только сейчас подумала, что он же вообще не обращал на меня внимания, не слушал меня. Ему было насрать на меня, он хотел только секса, а я-то дура… Это же мои первые серьёзные отношения, я повелась на то, что он обратил на меня внимание, такой крутой из себя, а я всегда считала себя дурнушкой.

Меня аж подбросило.

— Кто? Ты? Да ты видела себя? Ты самая красивая женщина в нашей галактике, а может, и Вселенной. Тебя надо в «Палату мер и весов» отправить, как эталон красоты!

— Спасибо, — Грейс посмотрела на меня с благодарностью.

— Ну так а что там за история с сигаретами, а то ты так и не договорила.

— Короче, я очень хотела, чтобы он бросил, и подумала, что если начну угрожать ему, что тоже закурю, то это на него подействует. Такая дура. Он всего лишь пожал плечами. Тогда-то я и закурила, сначала было интересно, что же он такого в этом находит, но незаметно вошло в привычку, и я уже сама не хотела отказываться. А когда начался напряжённый период, год назад, так вообще только сигареты и спасали, чтоб хоть минут пять провести в покое и тишине.

Мы уже докурили и пора было возвращаться в комнату, где Жека что-то горячо объяснял Лиз.

— Блин, да пофигу на педиков, я к ним вообще не лезу, просто хочу, чтоб и они тоже ко мне не лезли. — Жека оседлал одну из своих любимых тем, про представителей секс-меньшинств. Мне было крайне интересно, что же их заставило завести разговор об этом, но было ясно, что я так этого никогда и не узнаю.

— По мне, так если им это нравится, то пусть запираются где-нибудь у себя и наяривают друг другу хоть до потери пульса сколько в них влезет, но зачем при этом надо ходить голыми или хрен знает в чём и показывать всем, как им хорошо от того, что они чпокают друг друга каким-то нетрадиционным способом. Я, блин, например, иду за хлебом, у меня свои проблемы, свои приколы и мне меньше всего хочется думать о том, кто, как и почему стучит друг другу с заднего двора. Я, вот, например, люблю, когда мне сосут, и когда мне сосут хорошо, я чувствую, что готов петь и плясать, — я содрогнулся, представляя эту картину, пока Жека продолжал. — Но при этом я не устраиваю маршей с транспарантами для привлечения внимания к этой проблеме.

— Но они же делают это совершенно с другими целями, — пламенная речь, по всей видимости, зацепила что-то в тонкой душевной организации Лиз, а может, она просто была переполнена желанием сказать хоть что-то. — Ты ничего не понимаешь, они просто борются с отношением общества к себе, с тем, что их из-за этого не берут на работу, выгоняют из семей, отказываются обслуживать в магазинах.

— Полная чушь. Я не представляю, как кому-то могут отказать что-то покупать в магазине. Это же капитализм, детка, тут вообще никому нет дела с кем и как ты спишь, если у тебя есть деньги и желание платить. И про работу тоже не надо, если кого-то и не берут, то лишь потому, что, кроме того, что он любит помесить глину на досуге, больше ничего особенного из себя не представляет. А порой мне кажется, что любой, кто занимает какую-либо значимую должность в правительстве или частной компании, является страстным очкодавом. А современная культура? Что ни певец или актёр, то педик. Потому что слишком легко оправдать отсутствие таланта предвзятым отношением к себе. Но я согласен, могут быть и исключения. Вот, например, Меркьюри, гениальнейший был певец, миллионы людей до сих пор обожают его песни, хоть при этом он был гей. Я просто ничего не хочу знать о его личной жизни, мне достаточно слышать, как он поёт. И, кстати, ему точно никто не отказывал ни в работе, ни в магазине. Так что это всё лишь надуманные проблемы людей, которые просто хотят привлечь внимание к себе.

— А знаете, я в чём-то даже согласна, — решила заполнить возникшую паузу молчавшая до этого Грейс, пока Жека отвлёкся на изготовление очередной партии белых дорожек. — Я долго не могла понять, но почему-то сейчас это стало для меня совершенно очевидным: что люди просто обожают привлекать к себе внимание, придумывать себе и другим несуществующие проблемы и делать вид, что вот они-то точно знают, как их решить. Я не хочу ничего говорить про нетрадиционные сексуальные отношения, но в политике это один из самых действенных способов заработка. Нужно лишь собрать людей, внушить им, что у них есть проблема, заручиться их голосами, а потом идти выбивать деньги из всех, кому нужно пропихнуть какой-нибудь закон. Например, становится известно, что через какую-то местность пройдёт высокоскоростная линия железной дороги. Совершенно очевидно, что огромное количество местных жителей этому не порадуются. Поэтому оперативно создаётся политическая сила, которая обклеивает всю округу креативными плакатами: «Голосуйте за ХХХХ, мы остановим даже поезд». Все рады, ХХХХ проходит в местные органы власти, а вот дальше начинается стрижка купонов. Внезапно выясняется, что проект железной дороги принят на самом высоком уровне, и местные органы самоуправления ничего сделать с этим не могут. Но поскольку такие проекты — это большие деньги от крупных компаний, то остаётся лишь встать под этот золотой дождь и открыть карманы. Грамотно шантажируя и подкладываясь под нужных людей, можно закупать лопату для денег. Блин, это всё так отвратительно. И я во всём этом участвовала, помогала. Как я могла…

Грейс уже готова была зареветь, но Лиз подошла к ней, обняла и успокоила.

— Ну-ну, не плачь, солнышко, нас всех порой используют самым гадким образом. Не стоит это принимать так близко к сердцу.

Тем временем Жека уже закончил все приготовления и употребил свою порцию. Мы по очереди последовали его примеру и вышли на балкон покурить.

— А вот пропаганда о вреде курения? — затягиваясь сигаретой, спросил я, желая увести разговор от напряжных тем. — Если сигареты действительно приносят такой вред, как об этом пишут в газетах и с умным видом рассказывают в разных передачах по ящику, то почему бы их вообще не запретить? Зачем нужно ограничиваться этими полумерами, как дурацкие пугающие картинки или надписи на пачках, или тем более дурацкое повышение налогов на их продажу? Да потому, что это огроменная коммерция в пользу любого государства, просто гигантская система получения прибыли, в основе которой маленькая человеческая слабость. И тут в дисциплине «Денежная гребля в сверхтяжёлом весе» выступают все, кому не лень. Табачные компании, напрямую вносящие добавки для горения в сигареты, чтоб они сгорали в два раза быстрее, и чтоб хотелось курить в два раза чаще, а то, что при этом лёгкие от этого наполняет крайне «полезная» для них селитра, так об этом можно и не писать, всё равно всех интересует лишь количество никотина и смолы. Поэтому второй шаг — это написать на пачке «Light» и убедить всех, что сигареты от этого стали менее вредными, а значит, и курить их можно без опаски, дружок! Далее, как я уже говорил, государственная машина, которая таким образом нехило пополняет бюджет, облагая налогами как сами табачные компании, так и в бОльшей мере рядовых курильщиков. А рекламные фирмы? Ведь реклама табака запрещена в большинстве нормальных стран, но при этом не существует закона, который бы запрещал обходить законы. И чем сложнее обойти какой-то закон, тем прибыльней это становится. Поэтому табачные бренды уходят из рекламных пауз на ТВ и с биг-бордов на улицах, но при этом выпускают марки одежды, разные сувениры, спонсируют различные автомобильные гонки, чтоб складывалось впечатление, что если ты будешь курить те или иные сигареты, то и водить будешь как пилот гоночной команды.

И это ещё не всё. Отдельно стоит сказать о тысячах учёных-недоучек, шарлатанах, которые за определённую сумму в конвертируемой валюте проведут любые исследования, подтверждающие любой нужный для оплативших исследования месье результат. И, наконец, самое любимое, — это коммерсанты от медицины. Это вообще ученики Дьявола. Вы хоть представляете, сколько разных отчислений и взносов в различных формах получают компании, занимающиеся медицинским страхованием для «компенсации расходов», которые они якобы несут от якобы вреда курения? Представьте человека, который живёт в средних размеров городе, в котором пара-тройка заводов, которые, разумеется, не причиняют абсолютно никакого вреда окружающей среде, а их выхлопы абсолютно безвредны. Добавим сюда десятки тысяч автомобилей, которые словно вырабатывают чистый кислород, особенно ежедневно простаивая в часовых пробках. Не менее чистая вода, которую мы пьём, моем ей посуду, моемся в ней сами. Еда, не содержащая никаких вкусовых добавок, красителей и консервантов. Одежда, бытовая техника, да и вообще все товары массового потребления, особенно те, которые сделаны в Китае или странах третьего мира. ГОСТы, сертификаты, санитарные нормы и прочее? Кто-нибудь заглядывал в санитарный сертификат для сотового телефона или ноутбука? Я вас умоляю! Они все сделаны с таким расчётом, чтоб не убивать вас сразу всеми возможными бытовыми ядами от мышьяка до формальдегида. То есть так же как и сигареты. И вот мы приходим к ситуации, когда у этого самого человека к сорока годам в лёгких, да и во всём организме, откладывается вся таблица Менделеева. Он может химию изучать, просто сдав любые анализы. И начинают проявляться разные интересные болезни. Пошаливает сердечко, побаливает голова, давление, одышка, лишний вес и прочие радости жизни. И как вы думаете, за что ему такое счастье? За то что он курил. Он просто вдыхал дым тлеющих листьев, завёрнутых в бумагу, и сейчас он должен за это расплачиваться. А как же он хотел? Его же предупреждали. А всё остальное тут совсем ни при чём. На сигареты легко списать все проблемы, о которых неудобно говорить и которые трудно решать. И вместо этого вешать лапшу на уши об их ужасающем вреде и разрушающем здоровье действии. Они действительно опасны, содержат канцерогены, яды, смолы и прочее, прочее, подтверждая выражение «дыма без огня не бывает», но не более, чем всё в нашем мире.

Я замолчал. Все уже докурили и мы просто стояли на балконе в тишине, думая каждый о своём. Но молчание не было долгим, всё-таки один раз попробовав кокаин, остановиться уже невозможно, по крайней мере пока он ещё не закончился.

Ожидаемо, первым тишину нарушил Жека:

— А чё все скисли? Грех предаваться унынию, особенно когда остались другие грехи. Вечер в самом разгаре.

Мы зашли обратно и он, не теряя ни секунды, стал снова насыпать и ровнять дорожки, не прекращая при этом болтать.

— Кстати, а вы смотрели фильм «Кокаин»?

— Конечно, — процедила Грейс, не в пример более многословной Лиз.

— О, да, там ещё Джонни Депп, он там такой красавчик, да он везде такой… — Лиз затараторила так, что никто не смог бы её остановить. Никто, кроме Жеки.

— Дело не в том, кто, где и кому нравится, — уверенно и громко он прервал щебетание Лиз. — Дело в том, что балконная проповедь напомнила мне старую истину. — На этом месте он приподнялся, упёрся в бок одной рукой, а вторую приподнял так, что указательный палец направил в потолок, считая, видимо, что в такой позе он будет выглядеть более авторитетно. — Самый рентабельный бизнес в мире основывается либо на сексе, либо на наркотиках. А сигареты — это те же наркотики, только легальные.

Он снова склонился над столом, на этот раз уже чтоб получить дозу нелегального наркотика. И пока каждый брал по своей дорожке, Жека продолжал развивать свою тему.

— Короче, я почему вспомнил этот фильм. Вы знаете, сколько мне стоил этот порошок? Двадцать евро за один грамм. Нехитрая математика показывает, что кило мне обойдётся в две тысячи евро.

— В двадцать тысяч, — поправил я нашего Эскобара.

— Стоп, почему? А, ну да, двадцать штук, пусть будет так, не суть важно. Главное, что в итоге мы получаем что? В той же самой Европе грамм идёт уже за сотню, и притом далеко не такой чистый как здесь, то есть каждую двадцатку мы превращаем в две сотни на континенте, а двадцать тысяч, вложенных в дело здесь, дадут нам двести штук, итого сто восемьдесят тысяч чистой прибыли. Где, скажите мне, где вы сможете заработать так много, так легко и так быстро? Даже выставляя своё тело на продажу на фестивале проституции или вылавливая бездомных на органы, никто не поднимет такой банк на раз. Средних способностей менеджер в средних размеров компании, в течении всей своей средней жизни работая в среднем по восемь часов в сутки пять дней в неделю так… у него это займёт лет десять-пятнадцать, опять же в среднем. А я слышал историю от человека, который знает человека, чей друг купил пять кило чистейшего, нежнейшего, как слеза альпийской коровы, кокаина, и простой посылкой, без указания отправителя, послал к себе домой, в Чехию «до востребования», когда она пришла, его брат её забрал и дал ему знать. Тогда он сразу всё бросил и погнал к себе. Там они с братом всё это толкнули за крайне нехилый кэш, купили себе какой-то средневековый замок, и теперь они лишь полируют золотой набалдашник на своей ореховой трости, сдают этот замок на всякие свадьбы, банкеты и прочие мажорные праздники оптом и в розницу за твёрдую валюту, и ведут образ жизни респектабельных людей. Короче, человек всё поставил и всё выиграл, он на коне, а все остальные под конём. И я вот сейчас стоял и думал: а я чем хуже? И выходит, что ничем, а значит, мой план на завтра — это найти снова этого барыгу, у которого я купил снежок сегодня, заказать ему не пять грамм, а пару кило, выбить нормальную скидку, за то что оптом и сразу, а потом отправить самому себе письмо, а точнее посылку счастья.

Несмотря на всю очевидную бредовость этой затеи, почему-то в тот момент мне это показалось очуметь, какой гениальной идеей.

— Жека, дружище, я в деле, завтра пойдём вместе, я добавлю от своих трудовых накоплений и чувствую, что джекпот наш!

Но я был не один такой энтузиаст.

— Джеки, а зачем тебе отправлять куда-то? Отправь мне, в Амстердам. — По всей видимости, Лиз тоже почуяла запах шальных денег, греющий душу и карманы. — Мы всё равно уезжаем отсюда через два дня, я её получу, я знаю тех, кому это может быть интересно, кто сможет за неё заплатить, поделим деньги на троих, каждому по полсотни тысяч — это великолепно!

Мне стало интересно, она и вправду не умеет считать или считает, что это мы не умеем?

— Ну, во-первых, шестьдесят на бра… — я осёкся. — На человека. А во-вторых, Амстердам — это конечно идея. И кило, и десять кило кокса там уйдут за полчаса, как роса в сухую землю. Всё-таки общеевропейская столица развлечений на грани морали и закона.

Единственный, кто не принимал участия во всей этой вакханалии дележа и планирования несуществующих денег, была Грейс. Во всей этой суете мы даже не заметили, как она, оставшись без присмотра, воспользовалась тем, что Жека оставил на столе начатый пакетик с порошком и карточку, сделала сама четыре дорожки. И только услышав шумный вдох, вспомнили о ней. Она стояла с каменным лицом, ожидая, пока все последуют её примеру. Но когда последняя крупинка кокаина исчезла в бездонных глубинах носа Жеки, который в нарушение уже устоявшейся традиции замыкал наш боевой порядок, она разразилась неожиданно грубой тирадой:

— Вы все уроды! Я вас всех ненавижу, вы только послушайте себя! О чём вы, мать вашу, говорите! — она впала в форменную истерику, была подобна Валькирии, готовой собрать урожай из душ воинов, не хватало только музыки Вагнера. — Вы, бля, собираетесь продавать наркотики! Сраные, чёрт побери, наркотики! Да вы, бля, понимаете, что их же дети будут нюхать! Дети! Нюхать! Ваше сраное дерьмо! Которое вы собираетесь привезти! Гореть вам в аду за вашу сраную, трижды гребанную математику! Какие к чёрту тысячи евро, когда за каждым вашим мудацким граммом стоят души детей, вы… вы все скоты! Вам деньги, прибыль затмили глаза, ничего кроме ваших нулей не видите, да и сами вы нули, никчёмные уроды! — её несло и несло, она не прекращала исторгать из себя поток ругательств и исходить слюной, которая казалась ядовитой. Чёрт, да она вся мне казалась ядовитой коброй, защищающей свою кладку. Только никакой кладки не было. Была лишь Грейс, в которой наркотики открыли какие-то новые, далеко не самые лучшие грани её характера. Я сделал далеко не самое лучшее, что я мог бы сделать, но пока все остальные остолбенело стояли, переваривая выплюнутое, я всё же вступил в спор.

— Блин, о каких детях ты говоришь? Начнём по порядку, как уже было озвучено нашим глубокоуважаемым товарищем, цена на дозу порошка начинается от трёхзначной суммы. Значит, что? Значит, что тот самый абстрактный ребёнок, о котором ты печёшься, будет копить на пакетик не меньше месяца, и это при условии, что он не будет завтракать и будет продавать газеты и стричь газоны всему кварталу, то есть он будет трудиться. А где ты видела работающих наркоманов? Я тебе скажу, нигде, и особенно это касается любителей кокаина. Знаешь, кто эти ребята? Дети, тут ты права, но не обычные, а так называемая «золотая молодежь», мажоры, сынки и дочки богатых папенек и маменек. Которые, пребывая в своём не отягощённом проблемами бытии, ищут самых разнообразных удовольствий, новых, не испробованных ещё способов развлечься. И эти способы сами их находят. Все эти «кенты», «барыги», «дилеры» и прочие, прочие «друзья», которым нужно решать свои материальные проблемы путём переливания определённой суммы денег из одного кармана в другой, в обмен на сладкую, бодрящую, дарующую энергию и иллюзию вдохновения дозу магического порошка. Кокаин — это не просто наркотик, это символ, признак статуса, если хочешь, это как носить часы за тысячи долларов. Если тебе нужно узнать время, то часы всегда есть на сотовом, в крайнем случае, можно купить простые электронки на руку, которые будут показывать точно такой же час, что и золотые «Ролекс» из последней коллекции. Та же хрень и с коксом. Существует тысяча способов, различной степени сложности и эффективности, сбежать от надоевшей реальности. Начиная от банки пива на завтрак, заканчивая поисками просветления в занятиях йогой в монастыре в Тибете. И поверь мне, все те детишки, о которых ты так яростно переживала, откроют для себя как минимум с полсотни способов из этой тысячи уже годам к шестнадцати. Поэтому появление единичной партии радости от колумбийских десперадос никак не изменит ничью жизнь. Ну только кроме тех, кто получит две сотни тонн денег крупными купюрами, чтоб поправить положение на своём пенсионном счету. Так что прекращай свои истерики.

По её лицу я видел, что она едва ли поняла треть от всего сказанного мной, но в очередной раз ровный тон и уверенность, с которой я говорил, подействовали на неё успокаивающе, и от былой горячки не осталось и следа. Напротив, её сосредоточенный взгляд указывал на то, что её мозгом овладела уже какая-то другая мысль.

— Значит, ты считаешь, йога в монастыре — это способ ухода от реальности, как и наркотики?

Я прифигел. Блин, чудеса человеческого организма. Я сказал об этом вскользь, но именно эта походя брошенная фраза зацепила её и засела у неё в голове. Чудны дела твои, Господи, а чуднее всех — твои поделки из мужских рёбер.

— Ну я не это имел ввиду, конечно, но в целом да, во многом это довольно схоже. Я не буду говорить за всех, кто занимается этой, безусловно, достойной гимнастикой, я просто хочу показать ироничность жизни, что равно как и хорошее в ней, так и плохое, цепляет нас одинаковыми крючками. Значительную часть неофитов действительно можно сравнить с наркоманами. И те, и другие пробуют из любопытства, и обычно после восторженных отзывов друзей и знакомых. Попробовав раз или два получают большое удовольствие, отдых от всех проблем, плюс ощущение принадлежности к чему-то особому, что они теперь не как все. Затем втягиваются дальше, одни в мир грёз, а другие в мир ковриков и зелёных лужаек. Начинают искать всё больше, первые увеличивают дозу и переходят на новые наркотики, вторые проводят больше времени на тренировках и открывают для себя новые практики медитации там, например. А их отношение к своим увлечениям? Попробуй, скажи торчку, что он потерян для общества, в ответ услышишь огромный набор примеров непечатных выражений, общий смысл которых будет сводиться к тому, что ты ни черта в жизни не понимаешь, а он на своём органе всё вращал со скоростью вертолёта. И удивительно, но факт, что выражения будут не в пример мягче, при абсолютно таком же смысле, когда ты сделаешь это же замечание человеку в позе лягушки. О нет, йога далеко не наркотик, но дело в природе людей. Мы всегда ищем что-то, чем занять нашу бренную жизнь. Нам скучно почти всё свободное время нашей жизни. Все наши хобби, увлечения, зависимости — это всего лишь следствие того, что нам дана жизнь, шестьдесят-восемьдесят лет на то, — тут я остановился, потому что то, что пришло мне в голову, поразило меня как удар молотом по металлической болванке. Я уже долгое врем шёл к этой мысли, она в неявном виде жила у меня в голове, постоянно отравляя моё существование своими пульсациями, как заноза, которую чувствуешь, но не видишь. И теперь я всё понял. Мне захотелось заплакать, но увидев три пары глаз, обращённых на меня, не мог. Надо было говорить всё до конца. — Мы тратим жизнь на поиски себя, постоянно заполняя отведённое время всякой хернёй, считая что именно эта внешняя шелуха и есть мы. Работа, учёба, карьера, наши привычки, одежда, внешние атрибуты, наши занятия чем-то, я не знаю, что ещё, но это всё не мы. Это всё не я, это лишь способ спрятаться, способ выразить себя через… Я не знаю, через что. Я больше ничего не знаю.

Я замолчал и начал расхаживать по комнате, пребывая в непонятном возбуждении.

— Ох чих-пых мне в нос! Слова не мальчика, но мужчинки, — кажется, Жеку накрывало по-полной, а может быть, и наоборот, кокаиновое безумие открывало в нём истинное лицо. — Философский онанизм под кайфом и тебя не обошёл стороной, мой латентный друг, но не переживай, тебе ещё повезло. Приличный человек должен заниматься поисками смысла жизни как минимум раз сто за день. Просто это происходит неосознанно, на автопилоте. Мозг сам своими секретными операциями занимается, не перегружая этим рассудок и не отравляя нам существование. Когда ты просыпаешься, встаёшь, чистишь зубы, завтракаешь, идёшь на работу, прячешься от начальства в туалете с газеткой, идёшь домой, ужинаешь и молишься перед сном, глядя на жену без косметики. Ты всё это делаешь, не задумываясь, зачем тебе это всё, ты просто выполняешь автоматические функции, поддерживая жизнеобеспечение, как сраный, мать его биоробот. А сейчас у тебя случился сбой, одна программа наехала на другую, и ты запаниковал, или, что более вероятно, ты сначала запаниковал, под влиянием колумбийского допинга, а потом сбился на рассуждения о жизни. А это вредно. Так что мой тебе совет — расслабься и получай удовольствие, если не хочешь попасть в ремонтную психомастерскую.

Я по-прежнему наматывал круги по комнате. Сказанное Жекой повернуло ход моих мыслей, но смутная тревога не покидала меня. Кто я? Зачем я здесь? Что я делаю? Мне срочно надо было ещё дорожку, но в краешке сознания пульсировало, что это выход в никуда. Стало настолько страшно, что я даже подумал, а не прыгнуть ли мне с балкона, чтоб прекратить думать. Я опять ужаснулся происходящему со мной. Будь проклят Жека, что затащил меня сюда, будь проклят я сам, что поддался на его уговоры, надо бежать, надо уходить отсюда, чтоб сохранить себя. Я больше не мог здесь вынести ни минуты, меня пугал Жека, меня пугали звуки, доносящиеся из коридора, стены отвратительной расцветки, дурацкий столик, немой сообщник наших низменных развлечений, девчонки, сидевшие со стеклянными глазами и, по всей видимости, выпавшие из реальности ещё до начала нашей с Жекой дискуссии. Их счастье, что они не отразили ни единого нашего слова. Кто знает, как бы это подействовало на них. Надо было уходить, надо было убегать отсюда, пока не поздно. Больше никаких наркотиков, ничего. Завтра пойду на море, буду валяться, загорать и больше никаких и ничего. Совсем. Я быстро начал собираться, и это вывело Грейс из её транса.

— Стой, ты куда? Что ты делаешь? Не оставляй меня!

Блин, сраный тупой эгоист, и правда, что ты делаешь? Вечно думаешь только о себе. Взял, затащил её во всё это дерьмо и теперь сваливаешь? А с ней что?

— Я больше не могу. Я ухожу. Мы уходим, пошли отсюда, собирайся.

Грейс даже не думала спорить. Наверное, она сейчас вообще ни о чём не думала. Она схватила сумку, влезла в кроссовки, и мы подошли к двери.

— Джеки, что такое, что происходит, куда они? — на этот раз очередь вернуться в сознание дошла до Лиз, она беспомощно глядела по сторонам, готовая расплакаться в любой момент. Впрочем, сейчас она на всё была готова. Единственный, кто более-менее был в адеквате из нас, это Жека. Чёрт, да что же с ним такое, что его никакая дрянь не берёт? Он, наверное, и атомную войну переживёт, и станет после этого королём у тараканов. Уж в моральном-то плане он точно среди них сойдёт за своего.

— А, да не переживай за них, наши бамбино захотели подышать свежим воздухом, нам же больше достанется.

Всё. Я больше не могу, я захлопнул дверь.

Глава 8.

«It’s not me, have a seed. Let me clip your dirty wings. Let me take a ride, cut yourself. Want some help, please myself.», — опять это сраное радио выволокло меня наружу из колючего, неуютного, страшного, но долгожданного сна. Дежа вю. Я опять проснулся у себя, и опять с Грейс. Хотя «проснулся» не вполне отражало моё состояние. Я толком и не спал, скорее, впадал в недолгую дремоту, потом возвращался в сознание, встревоженный какими-то пугающими звуками, которые подобно липкой паутине окутывали меня с ног до головы и снова впадал в забытьё. Я был разбит. Разбит и раздавлен. Тёмная и тяжелая депрессия накрыла меня всего, пробралась в самые дальние уголки сознания и отравила всё. Выжгла каждое светлое и доброе воспоминание о жизни, которые могли бы меня хоть немного взбодрить. Я ненавидел себя. Я ненавидел свою жизнь, и это было расплатой за вчерашнее веселье, за противоестественную тягу к запретным удовольствиям. Я не мог и не хотел ничего делать, но и безделье давило меня паровым катком, оставляя в кровати вместо меня лишь тонкую лепёшку, бесплотный призрак, лишённый какого-либо смысла жить и понимающий это. Понимающий только это.

— Макс, что со мной? Мне страшно, я не могу спать. Я очень устала, но уснуть не получается.

Ну конечно, если уж мне так плохо, то Грейс то уж точно в кошмарном состоянии. Пожалуй, мой единственный более-менее разумный поступок за последние пару дней — это то, что я ушёл сам и забрал её вчера из этого сраного наркопритона, который образуется везде, где Жека появляется больше чем на пару часов.

— Я знаю, не переживай, это пройдёт, всё будет хорошо. Прости, что втянул тебя во всё это.

Я где-то читал, что такое состояние проходит быстрее, если пить много воды. Какое счастье, что есть мини-бар, я достал бутылку воды и заставил себя выпить половину, потом протянул бутылку Грейс.

— Вот, возьми, мы очень обезвожены, надо много пить. Теперь ничего больше, кроме воды.

Она с благодарностью взяла бутылку и сделав несколько больших глотков поставила её на пол, рядом с кроватью. Я снова лёг.

— Блин, всё должно было быть совсем не так, — с тоской в голосе протянула Грейс.

— Всё и так совсем не так, — обрывки непонятых мыслей блуждали у меня в голове, но никак не складывались в более-менее осмысленные фразы.

— Я же ехала сюда чтоб развеяться, чтоб убежать от обыденности, отдохнуть от упорядоченности и рутины. А превратилась в какую-то наркоманку, страдающую от ломки.

Я тяжело вздохнул. Мне было очень стыдно, что я являюсь причиной этого. Ещё более тягостно было от того, что осознаю это, но ничего не в силах с этим сделать. Какое же я животное. Мерзкая скотина, которая может только всё портить. Я вспомнил, как вчера в пьяном угаре собирался поехать сегодня на море. Надо бы собраться. Надо найти в себе силы, чтоб всё исправить. Ради Грейс, потому что ради себя я уже не смог бы даже пошевелиться. Придав голосу как можно больше решимости, я сказал:

— Мы пойдём на море.

— Куда скажешь, — тихо и безропотно ответила Грейс. — Мне сейчас куда угодно.

Я медленно поднялся и переключился на сборы, пытаясь спрятаться в хлопотах приготовлений. Так, что нам нужно на пляже? Сперва вода, бутылка с водой вообще не должна находиться сегодня более чем в метре от меня. Второе— полотенца, их можно взять в ванной, уверен, что администрация не станет сильно возражать. Третье — плавки. Сейчас найду, достану и переоденусь, стоп. Стоп, а Грейс в чём пойдёт? Она-то явно без купальника. Но надо на всякий случай спросить.

— Слушай, а у тебя есть с собой купальник?

Она на секунду задумалась, видимо, не сразу поняв вопроса.

— Нет, в смысле есть, но он в номере, — она медленно растягивала слова.

Чёрт, возвращаться в номер к девчонкам было нельзя ни в коем случае, пока там Жека. А в том, что он ещё там, я не сомневался ни секунды. С этого момента я был настроен держаться от него как можно дальше. Никто не мог знать, что ещё, какая очередная дьявольская идея могла прийти в его воспалённое сознание. Но я не хочу больше ни в чём участвовать. Я хочу покоя, просто отдохнуть, без его разрушительных затей. Его способы «расслабиться» меня жутко напрягали. Поэтому не осталось ничего другого, кроме как купить Грейс купальник где-то по пути на пляж. Значит, нужны деньги, значит, надо не забыть кошелёк. Состояние у меня было то ещё, что, конечно, не лучшим образом сказалось на времени сборов. Про Грейс я вообще молчу. Худо-бедно через полчаса мы вышли из номера.

К счастью, идти до пляжа было недолго, но надо было ещё пройти через магазин.

— Я не могу купить купальник, у меня с собой нет денег, — сказала Грейс перед входом в магазин. — Выходит нам всё равно надо пройти через наш номер.

— Ни в коем случае, я тебя угощаю, а ты за это пустишь посмотреть, как ты переодеваешься.

Грейс посмотрела на меня, а я натужно улыбнулся и махнул рукой, всем видом давая понять, что это не более, чем шутка.

— Ты же не такой. Ты странный, в чём-то опасный, но не озабоченный, это точно.

— Да, ты, наверное права, но мне показалось, что тебя немного позабавит, если я поиграю в озабоченного тинэйджера.

— Если бы это был кто-то другой, я бы обиделась, но от тебя это и правда могло быть весело. Однако сейчас в моём состоянии я не в силах даже улыбаться.

— Да я прекрасно понимаю, давай тогда быстрее со всем покончим и упадём на песок, приходить в себя.

Удача была на нашей стороне, так как понравившийся Грейс купальник был правильного размера и отлично ей подходил. Через четверть часа мы уже жарились на солнце, которое, к счастью, было уже не так высоко. Тут мне пришла в голову старая фраза: «если хочешь сделать кому-то хорошо, то сначала сделай ему плохо, а потом верни так как было». Довольно цинично, но она как нельзя подходила к моменту. Вряд ли когда-нибудь при других обстоятельствах я бы мог получать столько удовольствия просто от того, что лежу на солнышке и слушаю морской прибой. Простые радости простой жизни. Что ещё надо? Море шумело так соблазнительно, и от него шла такая нереальная прохлада, что я не смог устоять и пошёл освежиться в солёной воде. Господи, какие наркотики! Жизнь — вот самый сильный способ получить удовольствие.

Я зашёл в море, желая просто окунуться и вернуться на пляж, но, проплыв пару метров, я просто не смог повернуть назад. Передо мной расстилалась безбрежная гладь, которая завораживала своей мощью. Я чувствовал себя маленькой каплей в этом мировом океане. Он был полон жизни, он сам был жизнью и щедро делился ею со мной. Я плавал ни на скорость, ни на расстояние, ни придерживаясь какого-то стиля. Я даже не думал ни о чём, я доверился воле огромной стихии, которая завладела мной, забрав все мои мысли. За примерно полчаса я то уплывал от берега так, что перестал различать людей, то возвращался. Уставая грести кролем, я плыл на спине, а потом вообще, как морская звезда, и снова переходил на кроль или нырял под воду. За это время я буквально прошёл весь путь эволюции. Когда я вошёл в воду, моя умственная активность была на уровне простейших, а выходил я уже человеком. Может быть, ещё кроманьонцем, но всё-таки.

Когда я нашёл Грейс, она валялась на животе и кажется дремала. Надеюсь она хоть переворачивалась время от времени, несмотря на то, что шёл уже пятый час и солнце было уже не так высоко, но даже минут тридцать ультрафиолета могли подарить незабываемые ощущения от ожогов, учитывая нежность её кожи. Я собрал рукой капли воды со своего тела и брызнул на неё. Она вздрогнула, слегка повернулась и подняла на меня взгляд.

— Ну не надо, холодно же! — она демонстративно поёжилась.

— Не боишься обгореть? Ты вроде уже долго на солнце.

— Ага, боюсь, я быстро сгораю, но на солнце как-то хорошо задремала, надо будет что-то накинуть, крем тоже в номере остался. — Я заметил, что её стало понемногу отпускать, но до меня ей было ещё далеко. Что ж, значит, её тоже нужно выгнать в море. Раз помогло мне, то и ей это явно не повредит.

— Тогда смотри, я сейчас снова сбегаю до магаза, куплю крем, а ты пообещай мне всё это время не вылезать из воды.

— Но там же холодно, — она снова поёжилась и скривила гримасу.

— Да ладно тебе, вода великолепная. Поверь, ты зайдёшь и сама выходить не захочешь, посмотри на меня! Всего какие-то полчаса назад я мог претендовать на главную роль в фильме про нашествие зомби, а сейчас готов сниматься в ролике про спортзал. Рекордная смена амплуа, и всё благодаря морской свежести.

Она недоверчиво посмотрела на меня, но, видимо, мой запал и красноречие произвели на неё впечатление, и она осторожно пошла купаться.

В магазине я столкнулся с ещё одной проблемой: а какой именно крем купить. Я прекрасно знал, что женщины крайне привередливы в вопросах косметики. Всё это царство кремов, мазей, спреев, мыла, каких-то непонятных кондиционеров нагоняло на меня страх посильнее проповедей священников, сулящих адские муки грешникам. Адские муки? Да не смешите меня, что может такого с тобой сделать свора чертей, в наказание за все семь смертных грехов, чего не сможет сделать с тобой одна, с виду хрупкая женщина. Например, когда ты по совершенно не зависящим от тебя причинам вместо пчелиного молочка для сухих губ преподнесёшь ей крем для влажных щёк из какой-то жожобы. Битва хищника и чужого покажется тебе детскими играми в песочнице, по сравнению с тем театром садистского абсурда, в котором ты только что получил главную роль. «Милая, ну крем, а не молочко, но ты же его не пить будешь. Ну да, из жожобы, но я думал, это какой-то вид пчёл, по названию так вообще главная пчела. Что с того, что это для щёк, на полке они стояли вместе, да и на лице они рядом растут». Ах, я вас умоляю, оставьте любые попытки хоть как-то оправдать свою косметологическую безграмотность, всё. С этого момента на вас клеймо распоследнего мерзавца, а у неё в голове на вас уже заведена папка с делом по статье «Враг народа». Ничто уже не способно восстановить вашу репутацию и реабилитировать вас в её глазах. Ну разве что, может, шоколадка.

Поэтому, стоя перед стеллажами со средствами от и для загара, я крепко задумался. Ладно, была не была, возьму самый сильный крем, он же не из серной кислоты состоит, если что, всегда можно намазать слоем потоньше. А заодно куплю мороженого, возвращение к жизни принесло с собой чувство голода, что неудивительно, учитывая, что последний раз я ел сутки назад, и всего лишь сандвич.

По всей видимости, Грейс тоже оценила всю прелесть водных процедур, поскольку, когда я подошёл к нашему месту, она всё ещё была в море. Я помахал ей, чтоб она меня заметила, она помахала в ответ, показывая чтоб я к ней присоединился, но я отказался, и она направилась к берегу.

— А ты был прав, это действительно волшебно, вода просто нежнейшая, я прям чувствую, что очистилась. Спасибо, что заставил меня пойти купаться.

— Ну если честно, то мне неловко перед тобой. Это же я тебя затащил во всю эту мерзость. Надо было нам уходить раньше, ещё до того, как всё началось.

Мне было настолько тяжело говорить о вчерашнем наркотическом трипе, что я даже не мог называть вещи своими именами, используя вместо этого какие-то неловкие местоимения. Мне сильно хотелось сменить тему, которую я же так неосторожно поднял. Да и мороженое начало уже подтаивать.

— Вот, держи, я был голоден и подумал, что ты тоже не откажешься, — я протянул ей стакан фруктового льда.

— Ой, спасибо, я как раз хотела тебе предложить пойти куда-нибудь поужинать, от плавания у меня всегда просыпается аппетит.

— Да, отличная идея, сейчас только обсохнешь и пойдём. Заодно рестораны как раз к этому времени откроются. Ты же не против, что у меня вошло в привычку угощать тебя?

— М-м-м, приглашаешь на свидание? — она кокетливо захлопала глазами. — Ну не знаю, я даже не накрашена, как можно?

— Как бы тебе сказать? Видишь ли, я тоже не накрашен. И ресторан мы выберем с самым ненакрашенным официантом. И закажем самое ненакрашенное блюдо. Всё для того, чтоб ты не чувствовала себя неловко.

— О, это так мило, для меня ещё никто никогда ничего подобного не делал.

— Я, кстати, такого тоже ещё ни для кого не делал. И вообще, как правило я на свиданья прихожу в костюме танцовщицы с бразильского карнавала, ведь женщины ценят в мужчинах оригинальность и самовыражение.

Грейс засмеялась.

— Ну да, в костюме с перьями и в блёстках ты должен быть очень самовыразителен и оригинален. Уверена, ты навсегда остался в памяти этих бедных женщин.

— Ага, являясь к ним в кошмарных эротических снах. Ну что, вытирайся и пошли на встречу друг с другом.

Мы сложили вещи, оделись и отправились искать место для нашего первого свидания. К счастью, наступало уже время ужина, и к нашим услугам было огромное количество разных едален, на любой вкус и кошелёк, но у меня родилась идея.

— Я что подумал, если водная стихия уже сегодня нам помогла прийти в себя, то, может, воспользуемся её милостью и дальше, как ты смотришь на то, чтоб провести вечер в рыбном ресторане?

— Ну, только если ты не будешь наряжаться в бразильянку.

— Замётано.

Найти более-менее приличный рыбный ресторан не составило труда, всё-таки в любом городе на побережье их пруд пруди.

— Так, интересно, я родилась в деревне на берегу у моря, — глядя в меню, начала разговор Грейс. — И рыбу ела чаще, чем хлеб. Но таких названий, как здесь, я не слышала даже в страшных историях про моряков.

— Ну, я надеюсь, что в фонде охраны дикой природы не узнают, что мы собираемся прекратить существование пары вымирающих видов. Хотя, как мне кажется, это всё одна и та же рыба, просто местный повар, пользуясь всеобщей неосведомлённостью и пребывая в хорошем расположении духа, напридумывал из неё кучу разных рецептов с фантастическими названиями и сейчас втихаря посмеивается над простоватыми туристами, которые и не догадываются, что под видом экзотики им подают какую-нибудь банальную треску, но в оригинальном соусе и с местными специями.

— Какой у тебя оптимистичный взгляд на вещи.

— Это следствие многолетних тренировок, — полушутливо ответил я. — Занимаюсь оптимизмом минимум шесть-семь раз в день, иначе очень легко впасть в депрессию.

Грейс с трудом подавила смех, чтоб случайно не обидеть подошедшего официанта. Сделав заказ, она продолжила:

— А в чём ещё ты тренируешься?

— Фуф, ну так сразу и не скажешь. Зато я точно знаю, в чём не тренируюсь, — в разговорах с прекрасными дамами, и сейчас я начинаю об этом сожалеть.

— Разве? А по тебе и не скажешь, что ты обделён женским вниманием.

— Внешность обманчива. Вот даже глядя на тебя, не каждый смог бы предположить, что за твоей обворожительной красотой может скрываться редкий интеллект, поразительная целеустремлённость и мягкий характер.

— Почему это? Осторожно, ты балансируешь на грани оскорбления всех женщин. Я, конечно, не радикальная феминистка, но то, что ты говоришь, может многих задеть.

— О нет, не подумай, я никогда в жизни не решусь на оскорбление всех трёх с половиной миллиардов женщин, потому что, на мой взгляд, вы все, каждая из вас, по-своему умны, красивы и сильны. И я это бесконечно уважаю. Но я всем сердцем против стандартов и форм, навязываемых нам современным обществом потребления. Против того, что люди, насмотревшись телевизора или роликов с ютюба, начитавшись светской хроники, где тысячи борзописцев и бумагомарак в сладострастном экстазе смакуют последние пикантные подробности из жизни красивых мира сего на утеху восхищённой публике, затуманивают свое сознание идеей о красивой жизни. Массовое представление о том, что смазливая мордашка и модно-стильные шмотки из последней коллекции очередного дизайнера превалируют над внутренним содержанием.

— Ты хочешь сказать, что я «смазливая мордашка в модных шмотках»? В джинсах и футболке?

Мне показалось, что она пытается загнать меня в угол моими же собственными словами, надо быть аккуратнее.

— Нет, совсем наоборот, ты именно что далека от подобного гламурного образа. При этом ты несравненно прекрасна. Ты естественна, красива от природы, и это вводит в заблуждение, — её бровь удивлённо приподнялась, видимо, она не знала, как отреагировать на сказанное мной, а я продолжал. — И твоя природная красота удивительным образом гармонирует с твоей красотой внутренней. И это очень привлекает, таких, как ты, единицы.

— Ты очень красиво говоришь, мне даже на секунду начало казаться, что… — она не договорила.

— Потому что я говорю это искренне. Я говорю то, что думаю, и думаю что говорю.

— Похвальная привычка, но иногда надо ещё и думать, что делаешь, — я внутренне чертыхнулся, я начал догадываться, что сейчас будет разбор вчерашних полётов, и от этого я наверняка покраснел. Если бы умел, конечно. — Ты знаешь, я рада, что встретила тебя. Ты интересный, ты внимательный и заботливый, весёлый, умный, образованный, неплох в постели, но… тебя разрывает на части, ты сам себе враг. Каким бы ты ни был хорошим, ты при этом хочешь быть ещё и плохим. Ты никогда не сможешь себя принять, тебе всегда будет себя мало. Ты хочешь совместить несовместимое — внутреннюю свободу и внешнее благополучие. Ты не жертва вредных привычек, я думаю, у тебя вообще нет вредных привычек. Когда ты пьёшь, куришь и употребляешь наркотики, то это не потому, что тебе хочется, а потому что этого делать нельзя. Тебе когда-то сказали, или ты прочитал, а может и то и другое, что наркотики — это плохо, и вот ты уже внутренне встал на дыбы: «Как это так? Нельзя? Да кто вы такие, чтоб мне запрещать!» Я ещё раз повторю, что ты очень внимательный, а точнее, наблюдательный. Ты видишь этот мир немного иначе, чем большинство живущих людей, как-то острее, глубже. И ты во многом честнее большинства, по крайней мере, по отношению к себе. И когда ты видишь, что люди, чьё моральное развитие находится на уровне сороконожки, а может даже и она ведёт себя благороднее, и вот когда ты видишь, как они начинают читать мораль и рассказывать о правилах поведения в обществе, у тебя внутри просыпается огромный протест против этой самой морали.

Мне стало очень неуютно и очень хотелось возразить, но я не знал, что. Эти откровения ввели меня в ступор. Я удивился, как ловко она доставала из глубин моей души вещи, которые хотелось скрыть ото всех и самого себя в первую очередь. Поражала даже не лёгкость, с которой она это делала, а то, что она раскусила меня всего за два с небольшим дня. Неужели мои метания и противоречия настолько очевидны для всех, кроме меня? Я подумал о Жеке, а ведь он знает меня намного дольше, и, несмотря на всё его напускное наплевательское отношение к жизни и окружающим, он далеко не глуп. Конечно он не может цитировать древних авторов или рассуждать об устройстве Вселенной, но в бытовом плане, в плане отношений между людьми он даст фору большинству. Предмет под названием Жизнь он знает на твёрдую пятёрку. И что, если он постоянно использует меня? Просто развлекается, кидая из одной задницы в другую. Хотя нет. Он, конечно, тот ещё урод, но насильно он никого никуда не тянет. Он просто предоставляет шанс, а я и рад, что можно переложить ответственность. Я не пью и не курю, я пью и курю за компанию, тем самым оправдывая себя.

— Очень хотел бы с тобой поспорить, — я прервал затянувшуюся паузу. — Но я сейчас подумал, что ты и в самом деле права. Так-то если посмотреть со стороны, то я во многом веду себя как ребёнок. Блин, нелегко это говорить, но пожалуй иначе никак нельзя. Ребёнок, который очень хочет повзрослеть, и да, как ты метко заметила, все вредные привычки не от того, что я хочу от чего-то сбежать или испытать какой-то новый кайф. Просто в голове замкнулась логическая цепь: детям это нельзя, взрослым это можно, следовательно, если я пью и курю, то я большой. Я подменяю внешние признаки взрослой жизни её реальным смыслом.

— Извини, что сказала всё это. Отвратительная тема для первого свидания, ты не находишь?

— Да вообще ужасная, — я слегка усмехнулся. — Но если уж на то пошло, то зачем уходить от темы. Я считаю, что теперь моя очередь проводить сеанс разоблачений, всё-таки я у тебя в долгу.

— О-о-о, нет… — она откинулась на стуле. — Ты очень опасный человек, кто знает, какое грязное бельё ты сможешь вытащить про меня. Но ладно, я же сама посеяла этот ветер, который вот-вот обрушится на меня бурей.

— Ничего страшного, ты мне всё-таки очень симпатична, я бы даже сказал, что влюблён в тебя, несмотря на то, что ты только что без вазелина залезла мне в… глубоко, в общем, залезла в душу. Что характеризует тебя как прямолинейного человека. Но ты работала в сфере политики, а значит, тебе не чужда ложь. Ты, судя по тому, что ты рассказывала, напряжённо работала и училась. И даже неудачи в личной жизни не смогли выбить тебя из колеи, что могло бы характеризовать тебя как человека сильного и волевого. Могло бы, но всё-таки это не так.

Всю твою жизнь перед тобой ставили цели. Сначала родители, учителя, потом начальство. Ты была счастлива, получила пятёрку — возьми конфету, всё было просто и ясно, схема работала, как швейцарские часы с немецким мотором. И самое главное — не надо было задумываться, зачем тебе всё это. Зачем тебе хорошие оценки, быть вежливой, посещать дополнительные занятия, скажем, по музыке или спорту. Просто взрослые дяди и тёти сказали, что так надо, и ты им веришь. Ты делаешь, что просят, тебя хвалят, тебе хорошо. И ты на это подсела. Тебе внушили идеи о том, какой должна быть счастливая жизнь. Создали этакий идеальный образ: прилежная ученица, ответственная работница, любящая дочь, верная жена, заботливая мать и ещё много-много других социальных ролей. Ролей, которые требуют от нас любящие, верные, заботливые люди, окружающие нас медленно, но верно. Такая своего рода фабрика по производству клонов, где никто не думает «зачем», но все думают «как». Или вообще ничего не думают. Всё уже придумано давно, все ответы уже найдены, просто делай как все, и никто не пострадает. Вот ты и делала, но, будучи человеком от природы неглупым, ты смутно чувствовала порочность этой системы. Несмотря на все твои неоспоримые достоинства, кое-что всё-таки не получалось. Не имея достаточно сил и смелости разобраться в причине, ты всё списывала на свои недостатки. Недостаточно прилежна, или опытна, или ещё что-то, отчего у тебя выработался назойливый перфекционизм. Возникла очередная иллюзия, что если жить и работать безукоризненно, идеально, в соответствии с правилами и инструкциями, то непременно всё получится. Крайне распространённое и опасное заблуждение. Жизнь, особенно человеческая, полна случайностей. Представим ситуацию: ты работаешь в компании ХХХХ, работаешь хорошо, упорно, плодотворно, как только ты и умеешь. Начальник — милейшей души плюшка, а ты уже мысленно выбираешь бутылку шампанского в супермаркете. Но маленькая неприятность — в коридоре перегорела лампочка. А электрика нет уже часа три, и вообще он не придёт, потому что накануне вечером ощутил жуткое несоответствие между своими выдающимися способностями и более чем скромным местом в этом мире, запил он, короче. И вот начальник, будучи рубахой-парнем, решает не заморачиваться, а сделать всё сам, ведь он уже менял лампочки тысячу раз. Но за пять минут до этого, коллега из соседнего отдела пошёл покурить. Обычно он закуривает в курилке, но накануне ему изменила девушка, и ему сегодня не до условностей, поэтому его спичка летит в мусорку. В которой уже лежит стопка бумаг. Которые не должны там лежать, потому что для бумаг есть отдельная урна, но уборщица работает только второй день и не успела освоиться, поэтому они там и лежат в тот момент, когда начальник ищет стул, чтоб дотянуться до лампочки. И вот стул благополучно найден, руки тянутся к светильнику и в этот момент вспыхивает бумага в корзине, срабатывает пожарная сигнализация, и через нашего добровольца-ремонтника проходит разряд тока, способный воскресить человека. Но в нашем случае он его убивает. Такая вот неприятность. Ты, конечно, расстроена, а как же, такое горе. Но ты ещё не знаешь, что это лишь пролог к твоей личной трагедии. Дня через два-три, когда стул нашего несчастного босса уже успел просохнуть, но не успел остыть, на его место назначают лютого женоненавистника. Или того хуже, старую одинокую кочергу. Только лишь потому, что она в компании ещё с тех времён, кажется, когда самой популярной моделью айфона были деревянные счёты. И за ней нет ни одного косяка. Впрочем, за ней вообще нет ничего, потому что она никогда ничего не делала. Только накачивалась кофе с коньяком из маленькой фляжки, которую она постоянно носит во внутреннем кармане своего вечного клетчатого пиджака, перебирала бумажки, изображая физическую активность, и крыла про себя всех матом на чём свет стоит. И больше всех тебя. Потому что ты, в отличие от неё, работала, и она это видела. Но, в своей зависти, она считала тебя злостной карьеристкой, которая выслуживается и идёт по головам. И настал её час. Твоя жизнь теперь напоминает филиал ада, а о повышениях можно забыть на ближайшее десятилетие. Мрачная ситуация, не правда ли? А знаешь, что самое смешное и обидное? Что во всём этом нет ни грамма твоей вины. Ты всё делала правильно, но вмешался слепой случай и спутал все карты. И с тобой уже случалось нечто подобное. Твой бывший, который ушел от тебя. И в этом тоже твоей вины вроде бы не было. Ты всё делала как надо: отлично готовила, отлично выглядела, отлично его ублажала, познакомила со своими друзьями и родными, безмолвно терпела всех его друзей и делала вид, что любишь его родных, которые также делали вид, что в тебе души не чают. Но он ушёл. Даже скорее сбежал. Спору нет, он стопроцентный мудак. Скорее всего, из того сорта мудаков, которые причисляют себя к «творческим личностям» и считают светочем гениальности в тёмном царстве бездарных дебилов. Играет в какой-нибудь альтернативной рок-группе, на концерте которой вы и познакомились, когда ты заворожённо смотрела, как он вытягивает аккорды, а он мутным взглядом выбирал себе жертву для ночного обогрева. Полумрак ночного клуба творит жестокие чудеса, и эта муть во взгляде для тебя превратилась в снизошедшее вдохновение, и ты воспылала к нему страстью, а он ответил страстью к твоему третьему размеру. И утро ты встретила в его постели. А, нет, вы поехали к тебе, потому что он жил с парой-тройкой друзей. Он даже сам не знал точно, потому что они всегда менялись. Тебя зацепило, что из всех поклонниц он выбрал тебя. А его зацепило, что у тебя есть квартира. И музыкальный центр, на котором он постоянно слушал непонятные записи каких-то малоизвестных групп. И холодильник, в котором много всякой вкусной еды, которая непонятно откуда появляется. И душ, хотя мне кажется, он пользовался им намного реже, чем хотелось тебе. В любом случае он не относился к тебе серьёзно. Да и ты быстро прозрела и смутно начала догадываться, что этот яркий болид смотрится лишним на карте созвездий твоей жизни. Но порвать с ним у тебя не хватало духу. Тебе было боязно, что про тебя начнут шушукаться за спиной: «ах она стерва, как же так, не оценила такого гения, бедный мальчик, наверное, сейчас так переживает». Поэтому, когда внезапно ты обнаружила, что «бедного мальчика» греют объятия девочек-группиз, то невольно испытала глубокое облегчение, что наконец-то сбросила этот груз чужой «гениальности» и теперь можешь спокойно заняться собой. Хотя для виду немножко погоревала, чтоб тебя не могли обвинить в чёрствости. И только пару недель назад, когда у тебя закончилась учёба и стажировка, ты обнаружила, что одинока и не знаешь что тебе делать, поэтому ты с радостью ухватилась за предложение Лиз сбежать сюда на несколько дней, чтоб «перезагрузиться» и по приезде начать всё заново.

Тут я заметил, как у неё по щеке побежали слёзы. Блин, зачем я так переборщил с откровениями.

— Извини, пожалуйста, ну не плачь, просто тупой дурак, который не следит за языком.

— Нет-нет, ты всё правильно сказал, дело не в этом, просто вспомнила Майка.

— Майк? Вот как его зовут.

— Нет, парня звали Винс, он, кстати, был барабанщиком. Майк — это белая мышь. Я подарила его в начале отношений, с клеткой, домиком и колесом. Я думала, он к нему привяжется, будет чувствовать ответственность, постоянно возвращаться домой. Но привязалась к нему только я. Постоянно разговаривала с ним, делилась переживаниями и секретами, а он сидел и слушал меня, я была даже уверена, что он что-то понимает. А когда через три дня после того, как мы расстались, я пришла чтоб забрать Майка, он был мёртв. Какая-то сука-малолетка, из его одноразовых подружек решила, что будет очень смешно, если вместо воды налить ему виски. Чёрт побери, я тогда так разозлилась, что разломала всё, что можно в его квартире, я думаю, он даже вызвал бы полицию, если бы у него был телефон. А Майка я забрала и потом похоронила. И дала себе зарок никогда больше не встречаться с придурками.

— Извини.

— Да ладно, такие вещи невозможно угадать.

— Извини, что заставил тебя нарушить твой обет.

— Да брось, ты не придурок. Ты всё правильно угадал, ты умный и искренний, что довольно редко встречается вместе, и это подкупает. Меня очень тянет к тебе, даже несмотря на то, что мы с тобой провели вместе всего пару дней. Но глядя на тебя, я очень сильно задумалась. Спасибо тебе, ты показал мне мою жизнь. Не в смысле, что только что рассказал моё прошлое, а в смысле, что я увидела в тебе своё альтернативное настоящее, то, каким оно могло быть. Этот вопрос постоянно встаёт перед всеми: «а что, если?». А что, если всё бросить, бросить учёбу, работу, семью, всё, что держит и уехать, сбежать от всего? Я же почти так и сделала, просто я соврала себе, что еду на пару дней куда-то, где меня никто не знает, но в глубине души я хотела свалить навсегда от затягивающего болота обыденности, от ежедневной мелкой лжи, когда в ответ на «как дела?», улыбаешься и бросаешь «всё отлично». От каких-то малопонятных друзей-приятелей, которые дружат с тобой потому, что ты работаешь в полезном месте, да и ты им врёшь, считая, что ты им приятна и интересна как человек. Да даже если бы вместо тебя был сын Гитлера или Дракулы, они всё равно точно так же сладко ему скалились бы и угощали водой из кулера. От коллеги, которая пишет километровые заметки о важности семьи и детей, но не успевает на концерт своего сына, потому что в это время ублажает своего женатого начальника. Да и сам начальник так же на публике вещает о тех же самых вечных ценностях с такой горячностью, будто он как минимум реинкарнация Христа. От высокомерных уродов, которым родители купили судьбу, а они на голубом глазу рассказывают о своём долгом и тернистом пути, что всему они обязаны ежедневным и упорным трудом, о жутких лишениях, которые они пережили. А им все кивают и делают вид, что верят, хотя каждый знает, что эти засранцы если и трудились упорно, то только своим носом над стеклянным столом в ночных клубах, а верх лишений, который они знают — это лишение водительских прав за езду в пьяном виде. Хотела, очень хотела сбежать, но, слава Богу, встретила тебя. Ты живёшь именно так, как мне захотелось жить под влиянием короткого наплыва слабости. Но это именно слабость. Такое бегство не решает ни одной проблемы, а просто подменяет их. А я так не могу. Твоя жизнь полна свободы и, наверное, какой-то особой радости, но в ней нет смысла, она проходит впустую. Ты просто плывёшь по течению, стараясь избежать ответственности за себя. Даже твой друг более серьёзен, чем ты, он хотя бы знает, какую цену он платит. Ты же считаешь, что счёт никогда не принесут и веселье будет длиться вечно. И от этого мне становится очень жалко. Нет, не тебя, ты сильный и умный, ты можешь выпутаться из любой проблемы, в которую ты сам же себя и загонишь. Мне жаль твою жизнь. То, что ты с ней делаешь, и особенно то, что ты с ней мог бы сделать.

— Знаешь, я уже долго об этом думаю, — надо было как-то заканчивать надоевший мне разговор. Всё что она сказала не являлось для меня откровением. — Ты, конечно, права, давно пора уходить с этого карнавала. Просто всё время, пока я не встретил тебя, я не находил в себе смелости сказать последнее «адью» и зарыть трубку мира, постоянно откладывая это на завтра. Но встреча с тобой изменила меня, — Грейс не сдержала улыбку и отвела взгляд. — Нет, правда, мне всё так осточертело, что по приезде из отпуска увольняюсь, пойду на какие-нибудь курсы, вот, например, переводчиков, а? Отличная идея, по-моему. Я свободно говорю на разных языках, надо лишь получить диплом, и вуаля!

— По-моему, ты бредишь, а если и нет, то это очередное ребячество. Ну как ты себе это представляешь: так взять и сорваться, снова бросить всё? Говоришь, я тебя изменила? Но завтра вечером я улетаю обратно, и ты снова станешь таким же, как и был, если ты и вправду хоть чуть-чуть изменился.

После этих слов мне стало очень печально. Мы пока не говорили о том, кто и насколько сюда прилетел и когда обратно. Я, конечно, понимал, что любая история имеет конец, но старался об этом не думать. Ну что ж, отлично, значит, завтра вечером провожу Грейс на самолёт, потом ищу Жеку, думаю, Лиз мне подскажет, где прячется эта неверная собака. И если он хочет, то поедет со мной. А если нет, то пусть остаётся. Хватит уже плестись у него на поводке, пора бы и самому порулить кораблём своей судьбы. Но сейчас — Грейс.

Глава 9.

« Cancel my subscription for the Ressurecton, send my credential to the House of Detention. I got some friends inside… » — я стоял и курил на балконе, стараясь не шуметь, чтоб не разбудить Грейс, которая спала в комнате. Решимость поменять в очередной раз жизнь, охватившая меня накануне, заметно поубавилась, оставив место невнятным страхам и волнениям.

После ужина мы решили провести оставшееся время вместе, но для этого надо было всё-таки заскочить к девчонкам в номер, собрать вещи Грейс, чтобы она завтра, точнее, уже сегодня вечером, могла ехать в аэропорт сразу от меня. Ну, и написать записку для Лиз, чтоб она не теряла и не ждала Грейс, а ехала сразу на самолёт. Я молился всем известным богам, чтоб только там не было Жеки. Несмотря на то, что на всех наших бурных авантюрах я твёрдо поставил крест, встречаться с ним мне всё равно хотелось в последнюю очередь и как можно короче. И уж не знаю, какая именно религия оказалась более действенной, но их номер был пуст. Хотя по ощущениям в нём только что отыграли самый грандиозный концерт, как минимум с десяток рок-групп первой величины, со всеми своими поклонниками, ну или, может, номер использовался для сьёмок голливудского боевика про нашествие ниндзя-алкоголиков. В любом случае, Грейс ни на секунду не сомневалась в правильности нашего решения, быстро собрала все свои вещи, большая часть которых была предусмотрительно спрятана в почти целый шкаф. Решив, что оставлять какой-то листок бумаги будет ненадёжно, его могут просто не заметить, она пошла в ванную и помадой написала на зеркале послание своей легкомысленной спутнице, с напоминанием о том, что скоро пора домой и что билеты и документы у неё. И чтобы она даже не думала оставаться, а была хорошей девочкой и нашла её у стойки регистрации.

Когда мы закинули вещи ко мне, был уже поздний вечер, но, видимо, сказалась привычка последних дней ложиться только под утро. Спать нам совершенно не хотелось. Самым лучшим было бы сейчас пойти погулять вдоль моря, чтоб оставить друг о друге как можно больше романтических воспоминаний, а то всё какой-то сплошной трэш и угар вырисовывался. Уж не знаю, чем она меня так зацепила. Но всё сказанное ей, то, что она за такое короткое время увидела меня таким, какой я есть, и не сбежала в панике, лишь сильнее укрепило меня в мысли, что я хочу быть с ней и дальше. А значит, надо её завоёвывать.

Романтики, стоит отметить, и правда было, как по заказу. Даже лучшее креативное агентство не смогло бы организовать всё лучше, чем это сделала природа. Полная луна дарила мягкий ровный свет, мириады звёзд загадочно подмигивали нам, песок был на ощупь как пуховое одеяло, а лёгкий бриз и шум прибоя лишь дополняли общую картину. Короче, не вечер, а песня Синатры, даже приторно становилось.

— Я вот в детстве обожала гулять вдоль моря. Я же уже говорила, что родилась в прибрежной деревне?

— Да, я помню, и, честно говоря, слегка завидую тебе. Я вот в детстве только мечтал об этом. Постоянно забирался на крышу дома, с книжкой про пиратов и сокровища, и представлял себя капитаном огромного корабля, который стоит у штурвала во время урагана.

— А мне, наоборот, хватило ураганов. Зимой у нас почти нет снега, но дожди идут, не переставая. И ветер. Жуткий, ледяной, пронизывающий, не знающий ни усталости, ни жалости ветер. Брррр, от одного воспоминания аж в дрожь бросает. А самое неприятное, что дорога в школу проходила по набережной, и каждый день с утра необходимо было напрягать все силы, чтоб проделать пятнадцатиминутный путь к далеко не самым интересным предметам, которые вели далеко не самые интересные люди. Суровый путь к знаниям, — она усмехнулась. — Зато лето было волшебным, мягкое, солнечное…

— Эй мистер, мистер! — мы обернулись на крик в нашу сторону. К нам бежали два человека, размахивая руками и тарабаря что-то, мне непонятное.

— Они говорят, что мы потеряли кошелёк.

Я судорожно ударил по карманам, нет, всё на месте, Грейс же была в лёгком платье без карманов и даже сумку она оставила в номере.

— Скажи им, что мы ничего не теряли, — я понимал, что это развод. Оставалось надеяться, что это лишь какое-нибудь хитрое мошенничество, а не банальный грабёж. Вот сейчас я как никогда в своей жизни пожалел, что рядом нет Жеки. В такой ситуации его безбашенность была бы неоценима.

— Они говорят, что нашли его там, где мы прошли.

— Да это понятно. Короче, я пойду поговорю, а ты, если что, убегай и кричи, что есть сил.

— Что кричать?

— Ну не знаю, что-нибудь на латыни, вдруг они подумают, что ты ведьма и испугаются.

— Макс, мне страшно.

— Да не дрейфь, всё обойдётся.

Хотя я знал, что не обойдётся. По-хорошему ей надо было убегать уже сейчас, но я подумал, что в таком случае это их насторожит и пропадёт эффект неожиданности. Ясен хрен, что против двоих у меня шансов не больше, чем у хомяка против газонокосилки. Поэтому надо было развлекать их максимально долго, чтоб Грейс смогла добежать до людей. Мне становилось весело от всплеска адреналина, блин, что же за город-то такой, ни одного вечера без веселья: то танцы, то дискуссионный клуб, а на десерт даже бокс.

Они уже были рядом. На вид не крупные, худощавые негры. Может они и вправду нашли кошелёк? В памяти резко вспыхнула картинка из самого начала путешествия, когда нас с Жекой шмонали такие же на вид оборванцы. Блин, а вдруг у них тоже есть мачете? Несмотря на адреналин мне стало жутко страшно. В мозгу предательски всплыла другая картинка: тело, которое я видел на въезде в город. Чёрт с ним, притворюсь пьяным и жадным до халявы, а там была не была, посмотрим чья возьмёт.

— Хэй, гайз! Я думаю, что это моё! — стараясь, чтоб выглядело как можно бессвязней, произнёс я.

— Оу, мистер, ол мани, ол мани гуд, лук!

Да, конечно, гнида хитрожопая, сейчас я буду смотреть на твою обманку, а второй меня схватит, и вы вдвоём меня и отделаете. Не, я на такое не поведусь. Я крепко сжал в руке зажигалку, подошёл к ним почти вплотную, так, чтоб между нами оставалось не больше метра. Я уже видел их оскал, один из них показывал содержимое главного кармана какого-то грязного кошелька, а второй, как я и предполагал, попытался меня обойти. Времени больше не было.

Резко, как только можно, без размаха, я подарил свой правый хук тому, кто был от меня левее, и пока второй не врубился, что к чему, всёк и ему левой, а потом и правой, двоечку, как в детстве учил отец. Дальше включились животные инстинкты, и я ещё несколько раз ударил второго, просто потому что он был ближе, я вложил всю злость, какая была, отчего тот даже упал. Я непроизвольно пнул его в живот, в надежде отбить ему любую тягу к движениям в мою сторону, но тут меня сзади схватил негр номер один. Я, в принципе, испытываю дискомфорт, когда меня хватают сзади другие мужчины, а если это ещё и агрессивный чернокожий самец, то тут я вообще теряю самоконтроль. Я резко запрокинул голову, стараясь попасть ему прямо в нос. Мне это удалось, и хватка ослабла. В этот момент я услышал крик Грейс. Ну отлично, поняла наконец, что надо сваливать. А мне, значит, надо заниматься физкультурой с этим дядей Томом ещё минутку. Всё это проскочило в голове пулей, пока я выбирался из недружелюбных объятий моего оппонента. Проскользнул у него под рукой и завёл её ему за спину. Показалось, что удача начала мне улыбаться, только хрен там — этот падлюка оказался гибким и ловким, он каким-то образом извернулся и так ударил меня в живот, что аж дыхание сперло, и на этот раз уже я его выпустил. Настала моя очередь получат удары. Мне прилетело и по корпусу, и по голове, а от одного удара в ухо потемнело в глазах. Но я успел заметить, что второй начал подниматься, а значит, вот-вот мне станет совсем тоскливо. Надо было валить как можно быстрее. Я сцепился руками с первым и ногой ударил его по мошонке. Да, грязный приём, но очень эффективный, мы же, в конце концов, не на арене Лас-Вегаса, а тут на кону моя жизнь, значит, всё правильно. Он подкосился, видимо, настолько силён был болевой шок. Но мне было не до жалости. Я со всей силы ударил его коленом в лицо и побежал.

Я старался бежать как можно быстрее, но после ударов в живот особо не побегаешь. Кажется, они отбили что-то очень важное и, безусловно, мне очень нужное. Тем не менее, за пару минут я добежал до пешеходной улицы, где увидел Грейс, которая, активно жестикулируя, объясняла что-то группе людей, выглядящих как хиппи-путешественники. Ну да, дети цветов мне сейчас больше всего и нужны. Грейс обернулась на меня и с криком «Макс, слава богу!» кинулась ко мне. Хиппи последовали за ней, но слегка заторможено.

— Макс, ты живой, я так боялась! — Грейс, подбежав, обняла меня, отчего я жутко скривился в лице, но она не заметила.

— Ну местами я живой, да, это ты верно подметила.

— Слушай, у тебя кровь!

— Оу, чувак, у тебя из глаза кровь идёт, ты знаешь об этом? — это, видимо, самый зоркий обкурок. Тоже мне, «орлиный глаз». У меня так-то бровь разбита, хотя, судя по его состоянию, для него сейчас всё, что у меня на лице, представляет один большой говорящий глаз. Из которого, разумеется, течёт кровь.

— Да не бери в голову, чувак, — мне вот их внимание сейчас было нужно как использованный памперс, поэтому надо было их аккуратно, но настойчиво послать. — Это я просто со своего пони упал, когда катался по радуге, так что ничего страшного, к утру всё пройдёт.

— Ну, как знаешь чувак. Может, пыхнешь?

Ну вообще-то конопля отлично снимает боль, и я бы с удовольствием пыхнул пару раз. Но я же решил уже начать новую жизнь? Значит, нет.

— Не, спасибо, чувак, вы идите, куда шли, мне от одного взгляда на вас лучше стало.

— Ну давай тогда, удачи, чувак, осторожно с пони.

Они вернулись к каким-то своим делам, а мы медленно, в обнимку, пошли в отель. Вечерний променад был закончен.

Мы кое-как поднялись в номер, и я без сил упал на кровать. Мне не хотелось даже дышать, всё тело болело, в ушах был не прекращающийся звон, кровь на лице надо было смыть, да и просто принять душ, но, видимо, адреналиновый раж ушёл на обратный путь. Я вспомнил выражение лица портье, который дал ключ от номера. Чёрт, он даже не удивился, похоже, что драки входят в стандартную программу для туристов. Грейс скинула обувь и легла рядом со мной, прижимаясь и обнимая за грудь.

— Господи, Макс, мне было так страшно, я очень испугалась, что они тебя убьют. Я слышала кучу рассказов про ограбления туристов на местных пляжах. О чём я только думала, не надо было идти туда после захода солнца, — она целовала меня в шею. Я чувствовал, как она плачет.

— Ну что ты, ну перестань, — я обнял её и прижал к себе. — Не надо, не плачь, сегодня удача была на моей стороне, хоть иди в казино и ставь всё на зеро.

— Мне так неловко перед тобой, я столько тебе сегодня наговорила, а ты… За меня никто никогда не дрался, я думала, так не бывает.

Я невольно подумал, что выбора у меня всё равно особо и не было.

— Да ладно тебе, лучше помоги мне умыться, и посмотрим, насколько серьёзны мои боевые раны.

Я попытался приподняться, но вряд ли у меня получилось бы, если бы не помощь Грейс, усадившей меня на краю кровати. Она стянула с меня футболку и повела, придерживая, в ванную комнату. Там я склонился над раковиной и она начала смывать кровь с моей головы. От нежного прикосновения её пальцев я очень расслабился и замлел. Классно всё-таки, когда о тебе заботятся, когда ты нужен, когда за тобой ухаживают. От долгих лет одиночества я уже и забыл, как приятно такое бывает. Мы, мужчины, обожаем строить из себя сильных, брутальных, независимых. Но когда кто-нибудь так ласково почешет нам за ушком, мы становимся беззащитнее щенков. Женская магия, против неё мы беспомощны.

— Ого, неплохо тебе досталось, — смыв с меня кровь и грязь, Грейс рассматривала теперь моё тело. Левая бровь была рассечена и распухла. Также распухшей и покрасневшей была скула под ней. Левой стороной лица я напоминал запойного азиата. Дополняла общую красоту огромная гематома на рёбрах с правой стороны. Ну и, по общим ощущениям, внутри меня была какая-то мясная лавка с кучей отбивных и кровяных колбас. Грейс аккуратно поцеловала гематому и сказала:

— Иди мыться, а я пока достану аптечку, поищу пластырь и что-нибудь дезинфицирующее.

Она вышла, а я включил воду и встал под душ. Блин, вот точно так же ведь стоял, когда приехал. И сколько дней прошло? Кажется, два или три? В сумасшедшей круговерти событий я уже потерял счёт времени, не понимал особо, что, где и как происходит. Нет, Грейс бесспорно права, так жить нельзя, ну или можно, но не долго, а я уже явно превысил все отведённые лимиты. Всё, всё нафиг, завтра я тоже уезжаю отсюда.

В этот момент я резко вздрогнул, почувствовав спиной прикосновение груди Грейс. Это что, мираж? Нет, просто я, задумавшись, не заметил, как она вошла ко мне. Даже странно, усталость усталостью, но возбуждение пришло за секунду. Я развернулся к ней и был вознаграждён страстным поцелуем. Вся боль куда-то ушла, растворилась в желании, а я сам растворился в Грейс. Она держалась за мои плечи и от этого ненамеренно впивалась в меня ноготками, но это заводило. Я пробежал пальцами вдоль её спины и остановился, сжимая её за попу. Подтянул к себе, она оказалась на цыпочках и почти с меня ростом. Пару минут мы так стояли и целовались. От струй воды граница между нами как будто стёрлась, я даже слышал, как бьётся её сердце, и слышал я это у себя в груди. Но желание между нами нарастало, от этого она всё сильнее тёрлась низом живота об меня, да и я уже думал только о том, чтоб войти в неё. Она чуть-чуть надавила на меня, и я спиной опёрся о стенку душа. Одной ногой она обвила мою ногу, я её приподнял, и почувствовал, как она дрожит от того, что я членом задевал клитор. Я захотел растянуть момент, тем более что от душа мелкие брызги воды добавляли особую пикантность ощущениям.

— М-м-м-м, я так сильно хочу тебя, — томно протянула Грейс.

Я ослабил хватку, и она сама насела на меня. От переполнявшего её желания она откинула голову назад и так же томно начала постанывать.

— О, Господи, как же хорошо, я так тебя чувствую!

Я тоже её чувствовал, особенно когда она приподнималась и опускалась, насаживаясь на меня, при этом покачивая тазом из стороны в сторону. Где же она этому научилась? Я в это время целовал её в шею и одной рукой ласкал грудь, играя с её возбуждённым сосочком, то сдавливая его между основаниями пальцев, то щекотал, то просто тёр. Она поймала мои губы и прикусила их, одновременно с этим взяла мою руку и заставила сильно сжать её грудь. Не переставая держать мою кисть, она опустила её себе между ног. Уже после нескольких секунд такой стимуляции она начала стонать на каждом выдохе, затряслась, крепко меня сжала, оставляя бордовые полоски от ногтей и укусив за плечо, повисла, еле держась за меня руками. Я подождал с пол минуты, давая ей прийти в себя, развернул её спиной и мы поменялись местами. Теперь она упиралась в стену, но уже руками, а я со всей силы сжал её ягодицы и вошёл в неё. Вода немного скрадывала возбуждение, позволяя откладывать финальный момент. А сейчас мне захотелось немного с ней поиграть. Я взял её за волосы и намотал себе на руку, немного потянул, отчего она запрокинула голову, и мне стало видно, как ртом она жадно ловила воздух. Второй рукой я погладил её по попе, а потом, размахнувшись, несильно шлёпнул. Она вскрикнула, я шлёпнул ещё, на этот раз сильнее, получилось очень звонко, видимо, от воды.

— Ещё, ещё, хочу ещё так! Не останавливайся!

Я и не думал останавливаться. Я вообще ни о чём не думал, мне просто было хорошо, и казалось, что вот-вот станет совсем великолепно. Я закрыл глаза, непередаваемая лёгкость наполнила всё тело, создавая где-то в затылке маленький тайфун, от которого кружился весь мир и шли цветные пятна. Я, кажется, остановился.

Грейс села на пол душа, обнимая меня за ноги. Замаскированная страстью усталость с новой силой нахлынула на меня, напоминая до чего же длинный был сегодня день. Колени подкосились и я присел рядом с Грейс чтоб закутаться в её объятия.

— Я не знаю, Макс, я, конечно, не специалист, но секс с тобой — это фантастика. Кажется, до самой старости буду это помнить.

— Да как же, ты просто так говоришь, потому что ещё под впечатлением.

Но сам подумал, что мне тоже ни с кем не было так хорошо, как с ней. Но пора было идти спать. Она, осторожно поддерживая, помогла мне лечь в кровать и принялась прижигать мне бровь и клеить пластырь.

— А если так посмотреть, то ты только что осуществила популярную мужскую фантазию: секс с медсестрой, — я попытался шутить, чтоб отвлечься от ощущения едко-дезинфицирующего действия лосьона.

— О, я рада за тебя. Можешь сделать себе зарубку в виде медицинского креста.

— Нет, не сейчас. Пришло время для менее популярной фантазии: сон с медсестрой.

***

И вот сейчас я стоял и курил на балконе. В дверь застучали с такой силой, что я от удивления выронил сигарету. Блин, Грейс же сейчас проснётся, я метнулся к двери, но краем глаза заметил, что поздно. Грейс натянула одеяло, чтоб скрыться под ним с головой. Я открыл дверь.

— Макс, собирай вещи, мы сваливаем отсюда, — за дверью стоял Жека, без «здрасьте, как дела», он отстранил меня и вошёл в комнату. — Короче, дело звездец какое горячее, нам надо рвать когти, делать ноги, сушить вёсла, я не знаю, что ещё, но, блин, валить нам надо, иначе нам кранты. Полные, окончательные, совсем.

Он говорил это и ходил из одного конца комнаты в другой. Определённо, он был под кайфом, но я интуитивно понимал, что дело не в этом. Что случилось что-то серьёзное. Несмотря на то, что он сказал это не по-английски, Грейс тоже что-то почувствовала, видимо, от его интонаций, и показалась из-под одеяла.

— Джеки, что случилось, где Лиз? Почему ты один?

— Чао, подруга, не переживай, с Лиз всё ОК, она сейчас у себя, тоже пакует вещи, и я бы тебе посоветовал гнать к ней. Потом взять её под руки, учитывая её состояние, выдать за свою кузину-шизофреничку и на всех парах мчать к себе домой, в далекий и прекрасный Амстердам. И не переживай, с вами всё будет хорошо.

— Чёрт побери, Жека, каждый раз, когда ты говоришь, что всё будет хорошо, это значит, что всё уже так плохо, что, конечно же, дальше хуже уже и быть не может, но с тобой это не более чем иллюзия. Так что же всё-таки случилось?

— Ну, если в двух словах, то помнишь наши разговоры за дорожкой кокса?

— Я пообещал себе забыть всё, что связано с наркотой, тобой, всяким подобным бредом и проблемами, поэтому нет, не помню.

— Тогда на, освежи память, — он протянул мне банку пива. Я мысленно чертыхнулся. Откуда? Да чтоб его, откуда он достал банку пива? Я готов был поклясться, что он пришёл с пустыми руками, а теперь, как ни в чём ни бывало, хлебает пивас. Он что, рожает его, что ли? Я взял. Не то чтобы мне хотелось пить, и уж точно мне не хотелось пить с утра, но, зная Жеку, я был уверен, что прежде чем он всё выложит, не помешает остограммиться, исключительно чтоб не убить его позже. А я уже очень хотел как минимум сломать ему что-нибудь, даже не зная, в чём дело, просто так, на будущее.

— Выпил? Теперь слушай. Позавчера мы говорили за кокс. Порошок. Белый. Кокаин. Мой гениальный план. Напомню, я хотел взять пару кило «снежка» и отправить очень ценной бандеролью себе любимому в европейские края, так?

Я молча кивнул головой. Ледяной ком медленно растекался у меня за шиворотом, и мне не хотелось говорить ни слова.

— Ну и вчера вечером мы с подругой твоей подруги, кстати, я так заметил, вы не скучно время проводите, это она тебя так порадовала? — он ткнул мне прямо в скулу. Я ударил его по руке и резко ответил:

— Нет, это долгая история, и тебя это не касается, ты продолжай, пока я тебя тем же самым не заразил.

— Ну ладно, ну так вот, мы с ней вчера вечером подорвались за этот план и погнали к тому кренделю, который и подогнал мне дозу в первый раз, чтоб он свёл меня с каким-нибудь серьёзным человеком. Он ни в какую, так мол и так, он не в городе, и вообще у него не так много, но я помахал у него перед носом венчиком из ровненьких европейских банкнот, и эта крепость пала передо мной. Привёл к своему патрону, я тому сразу: «Хочу пару кило, деньги есть». А тот такой, типа, я коп, и он вообще не будет со мной говорить, ибо он не понимает ни слова, сам по себе он бедный негр, которому нечего есть, и подобное ля-ля-бла-бла. Я ему говорю: «Ты чё, дебил, психический, что ли? Я же совсем-совсем не местный, хочу делать бизнес, рашн мафия, мучо бабосо, еврисинг гонна би ол райт». Ну тут он просёк, сразу дурака вырубил и говорит такой: «Зачем вам два, когда лучше взять пять?» Я отвечаю, что взял бы хоть десять, но денег с собой только на два. Тут он мне такой и заулыбался, и спрашивает, где типа остальное? Я ему: «На счетах в банке, надо подождать до понедельника». Он мне: «Вот в понедельник и приходи». Я отвечаю ему, что человек на таможне стоит только сегодня, поэтому в понедельник будет уже не провезти. Он задумался, предложил мне по такому поводу дорожку, а потом и говорит, что он знает, что делать, сейчас я типа отдаю все свои документы одному человеку, который как раз выдаёт всякие ссуды, эти деньги я плачу ему за порошок, а в понедельник, когда всё заработает, мы с ним прогуляемся до банка, где он мне торжественно вручит документы обратно, в обмен на всю сумму. План звучал очень соблазнительно. Но знаешь, что было самым приятным? Цена оптом. Как оказалось, пять килограммов стоят пять тысяч европейских рублей. Короче, получив бабос и оставив документы, мы с этим чёрным Аль Капоне вернулись в его скромную наркообитель, где всё пересчитали, попробовали, взвесили, ещё раз пересчитали и пожали друг другу руки. Он всё сложил, упаковал, едва только ленточкой не перевязал. Я кинул себе в сумку, пообнимался с ним и уже засобирался в путь, как заметил, что те пять штук, что я взял в долг и которые вроде как уже заплатил, ещё лежат в пакете, на столике у входа. Чудовищная оплошность, оставлять своё чужое добро вообще не в моих правилах, поэтому я сразу захотел покурить. Разумеется, у меня с собой не нашлось сигарет, и я попросил у нашего бизнесмена. Пока он искал, что бы покурить, я резво добавил денежную массу к наркотической и, раскурившись, сделал ручкой. Но я уверен, что уже через несколько минут наш бедолага понял, что-где-когда. Наверное, это всё моя интуиция, а может и то, что я услышал праздничный салют, когда был уже в небольшом отдалении от места преступления. Подводя итог, мы теперь торчим местным гангстерито пять кило кокса и пять штук денег. Что в пересчёте на местную валюту даёт стоимость как минимум двух относительно невинных жизней.

— Стоп-стоп-стоп! А с какого это органа вдруг две жизни? Ты насрал, тебе и разгребать, я-то тут вообще никаким местом не связан! — я просто кипел от злости из-за того, что он решил снова втянуть меня в свои афёры. Но сейчас я поддаваться был не намерен.

— Ах да, я же не сказал самого главного. За гарантию денег я оставил твои документы. Если тебя это утешит, я это...

— Что ты мне загоняешь, откуда у тебя мои документы?

— Ну, блин, старик, ты мне сам их отдал, ещё тогда, в первый вечер, в клубе. Какие-то обрывки сознания заставили тебя найти меня и отдать всё, что было у тебя в карманах, кроме лопатника. С тех пор они у меня и хранятся, ну, в смысле, хранились. Я честно хотел их тебе отдать, ещё утром, но как-то руки не дошли, да и ты не спрашивал, поэтому я и думал, что тебя всё устраивает.

Я метнулся к сумке. Я же всё время был уверен, что они там! Но нет, в кармане, где они должны были лежать, было пусто. Даже высыпав всё на кровать, я ничего не нашёл. Он не врал. И тут я просто рассвирепел, да как же нахрен так! Я же уже был готов начать всю свою жизнь заново, чтоб всё правильно, чтоб ровно и гладко. У меня в планах ярко светило безоблачное будущее, ещё полчаса назад! А сейчас, из-за этого олигофрена, у меня нет даже документов, нет настоящего. На мои глаза упала какая-то красная пелена, я развернулся и со всех сил ударил ничего не подозревавшего Жеку. Ударил так, как не бил никого, даже вечером накануне я не вкладывал в удары столько злобы, отчаяния и обиды, как сейчас. От удара он аж отлетел. Я накинулся на него, абсолютно не понимая, куда и зачем я бью, просто давая выход эмоциям, но он перехватил мои кулаки, а со спины ещё и подбежала Грейс, которая то ли обнимала меня, то ли держала и при этом целовала меня и шептала, чтоб я успокоился.

— Макс, Макс, слушай, если всё это правда, то нам всем лучше как можно быстрее убегать отсюда, — когда Жека увидел, что Грейс в комнате, он перешёл на английский, поэтому она была в курсе всего сказанного. — У меня уже всё собрано, я сейчас быстро бегу к нам в отель, хватаю Лиз и гоню в аэропорт, а вы тоже сваливаете. Обещаю, потом спишемся-созвонимся, но сейчас нужно быстро исчезнуть отсюда.

— Эй, детка, не заморачивайся, Лиз уже должна быть в аэропорту, поэтому советую и тебе тоже, ноги в зубы и аста ла виста! А мальчики пойдут налево.

Жека хоть и лежал на полу, придавленный мной, но был всегда готов отпускать свои сраные замечания. Блин, урод же ты, какого чёрта ты меня так подставил. Я был вне себя, но делать было нечего. Воспользовавшись моментом, я ударил его ещё раз, просто чтоб выплеснуть злобу, ну и может сломать что-нибудь на память, но смысла драться с ним не было. Надо было валить. Нищему собраться — только подпоясаться, поэтому минут через двадцать номер был уже пуст.

Эпилог.

«Balay;s les amours, avec leur tr;molos, balay;s pour toujour, Je repars; zero...», — музыка в наушниках была словно отражением состояния моей души, всё вокруг цвело и пело, сладкий воздух весны распирал меня изнутри, спокойствие и счастье безраздельно владели мной. А ещё мною владела радость от написанного финального теста. Образцы в интернете были намного более требовательны, нежели немые листки с вопросами. Нет никаких сомнений, что диплом переводчика будет у меня в кармане. Пожалуй, самое время искать Грейс.

Прошло почти два месяца, как мы бесславно сбежали из Парамарибо. Надо отдать должное Жеке, не знаю, кого он подкупил, или что ещё, но помог мне. Видимо, он всё-таки почувствовал свою вину. В дополнение к утерянному паспорту он сделал мне ещё и диплом филолога-переводчика, которого у меня никогда не было, и мне оставалось только сдать тесты для подтверждения всех формальностей. Поэтому, когда паспорт был восстановлен, я, не теряя времени, сразу уволился и поехал в Париж. Больше-то терять мне было особо нечего, и вместе с тем появилась уверенность в своих силах, уверенность, что я стою на пороге чего-то важного, что жизнь вот-вот повернётся волшебным образом.

Я ехал в метро, погружённый в мысли о дальнейшей жизни. Диплом — это хорошо, но работы у меня всё равно пока нет, и это вносило лёгкий диссонанс в мой оптимистичный настрой. Денег, которые у меня оставались, при разумном использовании хватит ещё месяца на два, а что потом? Ладно, не стоит нагнетать, что-нибудь придумаю. Я невольно загляделся в окно, когда поезд проезжал по мосту через Сену. Ровное течение реки отражало в себе цветущие каштаны по берегам, отчего казалось, что их, и без того неисчислимые ряды, стали в два раза больше. Период цветения каштанов — это самое прекрасное время в Париже, природно-рукотворное чудо света, когда весь город наполняется сказочной лёгкостью, магией любви, когда из Лувра на Елисейские Поля выходят статуи античных красавиц и героев, чтобы выбрать самые фантастические наряды сезона и заполнить собой улицы Города Света. Думая обо всём этом, я не заметил, как в кармане затрещал телефон.

— Алло?

— Макс, это ты? Здорова, старик, сто лет тебя не слышал! — если голос в телефоне я ещё и мог спутать, то насмешливо-пренебрежительную интонацию спутать мне было совершенно невозможно. Это был Жека. Я слегка прикусил губу, безумно захотелось повесить трубку. Лишь какое-то благодушие, подаренное цветением каштанов, заставило меня продолжить разговор.

— И тебе не хворать. Если думаешь, что я по тебе соскучился, то раздумай немедленно.

— Я крайне ценю твоё гостеприимство, но вообще-то я звоню, чтоб отдать тебе долг. Я так понимаю, что с тех пор, как ты уволился, ты не заработал ни цента.

— Может быть, только что-то я не помню, чтоб занимал у тебя что-то.

— Ну, скажем, твой паспорт, и прочее. Поэтому давай встретимся где-нибудь, выпьем пива, я угощаю.

Звучало, конечно, это как-то подозрительно, но сама идея выпить пива была довольно соблазнительной, мне как раз хотелось отвлечься от времён и глаголов, которые уже несколько недель тиранили мои мозги. Да и Жека так-то не самый плохой спутник, когда не втягивает во всякую дрянь. А уж как мне нужны деньги… Поэтому да, если он и правда хочет отдать, то почему бы и не взять.

— Ладно, уговорил. Знаешь площадь Тертр на Монмартре? Там есть ресторан «У охотничьего рожка», давай там, через час.

— Отлично, дружище. Жду тебя, грею пиво.

Я положил трубку. Может, зря я согласился? Уже месяц как я не видел Жеку, и уже месяц, как у меня словно камень с души свалился. Я не пил, не курил, я даже дышать стал как-то иначе, как будто полной грудью. Но ладно, в конце концов, я взрослый, ответственный человек, который живёт своей, не зависимой ни от кого жизнью, и никто этого не сможет изменить.

Часа два спустя я уже сидел с Жекой и предавался ностальгии. Никогда бы не подумал, что у нас есть столько всего, о чем можно вспомнить, да плюс ещё и полуденная жара совсем меня подразморила.

— Короче, насчёт долга за твой паспорт, я же тебя сюда за этим позвал.

— Ага, как же, как же, я вот всё жду, когда ты об этом вспомнишь.

— Ну, тут дело такое, надо сначала пройти через одно место и кое-что забрать, и потом сразу я тебе всё верну.

— Жека, ты меня за дебила держишь сейчас? Ты для этого меня напоил?

— Дружище, о чём ты, я просто рад тебя видеть, и пара стаканов пива — это банальная вежливость, не более чем «спасибо за внимание».

— Не морочь мне голову-то, ты хочешь, чтоб я что-то откуда-то забрал, так?

— Ну, это отдельная тема для разговора, но, в общем-то, да, это так. Это посылка, и ты понимаешь, с чем. Ладно, расскажу всё как есть. Я всё-таки отправил те самые пять кило, которые мы благополучно вывезли из Суринама. Позавчера я её отправил экспрессом, с одной из частных логистических компаний, но, сам понимаешь, если я отправил бы её себе, то это привлекло бы внимание, потому я написал имя единственного человека, которому я доверяю, и это ты. Потому я и прошу у тебя помощи. Заметь, это в первый и последний раз. От тебя нужно всего лишь пойти сейчас со мной, получить эту коробку, а дальше я сам всё сделаю, и завтра утром, максимум в обед, ты станешь богаче на двести тысяч.

Я снова закусил губу. Блин, я же чувствовал, что тут всё не просто так, что эта скользкая жаба только и умеет, что вовлекать меня во всякую муть. И одно дело — когда это происходит, например, в номере отеля, страны, где представители власти далеко не самые богатые, а оттого более морально гибкие, и совсем другое, когда нарушить закон нужно в центре одной из мировых столиц. Притом далеко не самый мягкий закон. Я даже не представлял, сколько могут дать за хранение пяти килограммов кокаина. Но, с другой стороны, — двести тысяч. Сразу на руки. Деньги были мне, конечно, очень нужны. Я бы поехал в Амстердам, нашёл бы Грейс. И уверен, что… Что всё было бы хорошо. В любом случае, деньги, особенно такие, мне были нужны. Придётся соглашаться.

— А ты уверен, что это не подстава? Что меня не примут с крупной партией на выходе?

— Полностью уверен, никто бы даже ничего не успел узнать, я отправил посылку самым быстрым экспрессом, и притом всё было герметично запечатано и обёрнуто в подарочную упаковку с фольгой, чтоб невозможно было просветить. Если бы кто-то что-то заподозрил, то она бы не пришла так быстро.

— Куда идём, что я делаю?

— Офис выдачи тут недалеко, пошли сейчас, чтоб я успел до вечера к своему человеку. Тебе только нужно показать какую-нибудь бумагу со своей фоткой и фамилией, расписаться и выйти с ней. И всё.

Когда я зашёл в отделение выдачи, работало уже только одно окошко, очереди почти не было, так, пара человек. «Отлично, значит, всё пройдёт быстро», — подумал я. Телефон снова зазвонил, привлекая ко мне внимание, от чего стало крайне не по себе. Я посмотрел через витрину, ну да, так и есть, Жека держал трубку около уха. Неужели волнуется? Тогда зачем ещё и меня напрягать, да ещё и с нового номера, сколько у него вообще телефонов?

— Алло, да, слушаю.

— Алло, Макс? — нет, это был не Жека, голос был женским, но какой-то очень знакомый.

— Да, это я.

— Макс, здравствуй. Это Грейс. Макс, я беременна.