Над ратным полем журавли

На рассвете, вдоль излучины реки, под тенью забытых Холмов и Великого Леса разразилось сражение. Боевой клич на десятки верст вокруг пронзал июльский день. Войско царя в три полка наступало с севера. А с юга припертые спиной к пологому берегу, приняв поражение у стен Киева, оборонялись повстанцы. Угрюмых лиц едва касалось юное солнце.

Загремела броня, взметнулись стрелы и топоры. Смельчаки из первых шеренг сошлись. Ярость и страх пропитали воздух. Уже не чуяли солдаты, ни пота, ни крови. Лишь ненависть, да звон металла в ушах.

А с высоких холмов, когда солнце уперлось в зенит и самые смелые пали, послышался гром. Тысяча конников левой и правой рукой заходили в слабые фланги мятежников. По рядами обороны пронесся холодный ветерок ужаса. В одних глазах появились слезы, в других — гнев, но никто не бросил оружие.

Во главе подкрепления несся на взмыленном коне дружинник Александр. Всадники правой руки двигались единым фронтом, а он, огненным снарядом, рвался вперед. Грубые, словно высеченные из камня, черты лица двадцатипятилетнего витязя освещал азарт. Коршуном, приметившим добычу, он вдыхал аромат близкой победы.

Строй приближался к противнику. Пятьдесят шагов — ощетинился копьями. Тридцать шагов — все пригнулись к коням. Десять шагов — глаза в глаза. Удар. Смерть.

Меч, охотно прыгнул в умелую ладонь и принялся рассекать воздух. Александр закружился в седле, разя врагов. Мир заполнился стонами.

Плечом к плечу с Александром неистово бился монах. Черная ряса с крестом на груди цвета запекшейся крови, траурно мелькала в гуще сражения. Вздутые жилами крепкие руки с легкостью подымали огромную палицу. Он прорубал себе путь словно молодой бык в зарослях камыша. Инок шептал молитву толи прося сил, толи отпевая павших. В тот самый миг оборона дрогнула.

А где-то вдали от боевых шеренг, со старой помятой хоругви на сражение глядел лик Христа с безграничной усталой тоскую.

День клонился к ночи. Багровые лучи заката тонули в черноте земных недр. С востока неумолимо неслась тень. Ее жадные крылья поглощали мир, до следующего рассвета.

Александр бросил взгляд на покрытое трупами поле. В груди отчаянно кипела горечь. Витязь с болью заметил, что погибших приходилось поровну на обе стороны. Высока цена подавленного восстания. Каждый изменник, предатель и трус забрал по одной душе благородного воина. Рука, укутанная в кольчужную перчатку, с хрустом сжала рукоять меча.

По земле лилась кровь, смешалась воедино с двух сторон. Была общей. Кровью одного народа.

— Совсем другая битва, а, сынок? — заговорил воевода, заприметив хмурого дружинника.

Морщинистое лицо обрамляли седые волосы и глубокие шрамы. В серых глазах тлела грусть.

— Верно, отец. Совсем не то, — подтвердил Александр.

— Нет кровопролитнее братоубийственных войн, слезы матерей посему будут самые горькие.

— Ваша правда, Светозар Иванович. Простите, нет больше сил говорить.

Светозар понимающе кивнул.

Александр ударил коня шпорами, тот оскорбленно фыркнул и рванул вперед.

— Что это с ним? — подал голос один из всадников младшей дружины.

— Злится, — немного погодя заговорил Светозар, — его прислали сюда с пограничной заставы, а там все просто: кто к нам с мечом придет тот от меча и погибнет. Враг пришел за наживой, а нашел богатырский щит, да копье в брюхо. Защитники — герои, супостат — посрамлен. Стоит земля русская не шелохнётся. А тут есть ли слава? Брат на брата? Отец на сына? Идут резать друг друга, правду не поделив. Виной тому власть или земли, а может и вовсе женщина, тьфу ты, что б их через коромысло.

— А на что злиться-то, Светозар Иванович? Ведь изменники тоже враги? Защищать Русь-матушку — единственная правда, — не отставал юноша.

— Это он знает, поэтому и больно. Лютует потому что выхода нет. Либо ты их, либо они тебя. А как русскую кровь на руках увидишь, так и призадумываешься, — на мгновение Светозар замолчал, — в общем ступай, некогда мне.

Молодой всадник остался позади, растерянно пожал плечами и вернулся в строй.

Александр мчался чернее тучи. Что-то выглядывал вдали и бормотал себе под нос. Чистый воздух проникал в легкие, очищал голову. Успокаивал сердце.

Наступила ночь. Где-то позади слышались приказы командиров. Войско разбивало лагерь.

Стреножив коня и скинув с него сбрую, Александр отправился к шатру старшей дружины, расположившемуся у крутого холма с восточной стороны лагеря. Пройдя шагов тридцать, он приметил костер, привлёкший внимание необузданной чернотой возле него. То отдыхал монах.

— Будь здрав божий служитель.

— Здрав будь, Александр, присаживайся, отведай со мной божьей милости, — доброжелательно ответил анахорет и перевернул заячью тушку.

— Благодарен отец, с удовольствием, — Александр осекся, но продолжил, — видел вашу битву. Богатыри старейшей дружины не могли за Вами угнаться.

— С Божьей силой в руках и молитвой в устах низвергнуть бесов посягнувших на единство Руси православной не сложно, но ты ведь пришел сюда не ради похвалы?

Воин промолчал. Капелька жира с тушки зверка упала на раскаленные угли, струйка сизого дыма поднялась над костром. Растекался сладкий аромат жареного мяса, приятный до невольных судорог в животе.

— Не стоит говорить на пустой желудок, — понимающе кивнул инок.

На мир опустилась глубокая ночь, но двум мужчинам у костра было не до сна.

— Так что гложет тебя, Александр?

— Вот поведайте, отец, как вы оказались в этом братоубийственном сражении? — выпалил сотник, с трудом совладав с пылающей душой.

— И было сказано: Любите врагов своих, гнушайтесь врагов Христа, бейте врагов Отечества, — не меняясь в лице, ответил монах и подбросил полено в костер.

Брызги огненных искр закружили встревоженным вихрем.

— Но то ведь не захватчики иноземные, а свои. Пусть алчные и затуманенные лжепророками, но братья. И ведь ни один не выжил. Погибли с оружием в руке и проклятьями на губах, — гнев на лице Александра растаял, голос напоминал мольбу, — есть ли победитель в такой войне?

— Глубоки раны междоусобиц. Спору нет. Но предатели угрожают отчизне ровно так же, как и вражеский рыцарь. Победитель есть — Русь святая, на то воля божья, а мы лишь слуги.

Александр всматривался в лицо монаха.

— Издревле вас благословляли архиепископы в самые важные сражения. А тут так, бойня. Почему же сейчас были с нами?

Монах тяжело вздохнул. Ощущалась в нем боль и безмерные страдания.

— Над ратным полем пролетали журавли — знак доблести в утрате. Иногда у того кто не должен воевать, есть повод взяться за оружие, сын мой.

Уходя, воин обернулся, но промолчал и скрылся во тьме ночи.

Весь путь к городу Александр был хмур и нелюдим. Только когда Киев показался на горизонте, он вновь заговорил с соратниками.

Столица встретила победителей распахнутыми воротами, звуком медных труб и людским восторженным воплем. Жаркий день набирал силу. Разношерстная толпа зевак с любопытством разглядывала воодушевленных победителей. Юные девушки, бросив домашние дела и убежав от матерей, жадно высматривали благоверных. Чьи то глаза наполнялись влагой, руки прижимались к груди и лицо, покрываясь румянцем, светлело. А кто-то бежал, спотыкаясь, со строем. Как девушка в холщовом переднике. Впалые щеки бледнели, губы невольно дрожали. Где-то под сердцем рос малыш и умирала надежда.

Александра не ждали. Да и некогда было в боях строить очаг и влюбиться. На дальних заставах жить приходилось годами. Семья оставалась не развеянным мифом. Отмывшись от крови, мечтал он скинуть латы и забраться в корчму.

Стоило воину спешиться, как получил весть от самого царя. В душе шелестела тревога. Великий князь знал и любил Александра, не раз награждал его лично, но сейчас срочно велел явиться. Чутье предрекало недобрые вести.

Солнце не дошло ладони до полудня, а дружинник уже стоял вытянувшись, словно струна в царском кабинете. Все здесь было сдержанно и лаконично. Обставлен кабинет не по-царски скромно: тяжелый дубовый стол с писчими принадлежностями, два кованых сундука, тяжелые замки на петлях и расшитое парчой кресло у окна, с затворенными ставнями.

Князь сидел за столом. Тонкие губы плотно сжаты, складки на лбу то сходились, то снова разглаживались. Под смуглой кожей гневно ходили скулы, а в ругах бессильно болталось третье сломанное перо. Когда царь бросил на витязя холодный острый взгляд, по спине Александра пробежал холодок. Через миг в карих глазах промелькнуло тепло. Это обнадеживало, но не успокаивало.

Государь был в смятении.

— У меня к тебе важное поручение, — в полголоса начал царь, затем поднялся из-за стола и принялся широкими шагами отмерять кабинет.

— Буду рад служить, Великий князь, — отчеканил дружинник.

— Да садись ты, — царь указал на кресло, но Александр не шелохнулся.

— Ты уже много раз выручал меня. Никогда не просил ни чина, ни земель. За это я очень люблю тебя Сашенька.

Александр зашелся легким румянцем.

— Будет Вам, Великий князь, — ответил воин, глядя строго перед собой.

— Повстанцев опрокинули, молодцы, — сказал царь и резко повернулся к своему дружиннику, — Случилась новая напасть. Мою душеньку родную, красавицу Светлану украли.

— Как украли? Кто? — пришел в себя Александр и уставился на Царя.

— Подлый разбойник Красный Лис, напал на охрану дочери, возвращавшейся из дальней поездки в Медвежьем Яру! Знал, окаянный, что худшая из дорог, но не запретил возвращаться этим путем, — самодержец запнулся, сдерживая слезы, — срочно собери три сотни лучших воинов. Вернешься с живой Светланой, озолочу и сделаю воеводой. Сашенька, только помни! Все сохрани в тайне. Мятежники кругом. Враги и предатели. Нельзя признавать слабости Царя. За тайну отвечаешь головой. На то тебе царская воля и царское благословение.

Александр больше ничего не спрашивал. Молча взглянул в пропитанные страхом глаза Царя и вышел. Князь еще долго слушал грузный удаляющий стук сапогов, пока тот вовсе не стих. По отцовскому лицу покатились слезы.

Рассвет следующего дня отряд встретил в дороге.

— Илья, — обратился Александр к вверенного ему сотнику, — опросил своих?

— Опросил, Александр Святославович, — отвечал воин, — Красного Лиса все знают. Лютый разбойник. В шайке татары, печенеги и перебежчики. Убийцы и воры. В общем всякий сброд. Крови пьют знатно. Деревень не жгут, но вносят смуту повсюду. Правда на престол не замахиваются. Опустошают казну набегами на собирателей подати и царскую охрану. Одним словом надоели всем, но не так как Соловей Разбойник, поэтому и не разыскивает никто. А если и разыскивают, то неохотно. Часты набеги в Медвежьем Яру.

— Да уж. Не знал я на дальних заставах таких вот проблем. Мы то на границе думаем враг снаружи, а тут их и внутри хватает, — гневно прогремел Александр.

— Как же не хватать, милый государь, завистников власти законной да грабителей подлых во все времена вдоволь, — пожал плечами Илья.

— Ладно, теперь о деле. Места те знаю. Гиблые, да затхлые. Непроходимые леса, болота. На десятки конных перебегов ни одной деревушки. Стало быть, поэтому там прячется сволочь всякая. От нас конных толку не будет. Не найдем никого да погибнем.

— Что же тогда будем делать?

— Обойдем с запада вдоль разбойничьего тракта, разобьем лагерь. Выберем с десяток крепких парней, да и уйдем в разведку. В твоей сотне есть лесник дюже опытный, следопыт. Проведет хоть к черту на рога.

— Есть такой, — подтвердил сотник, удивленный познаниями Александра.

Но план водворить в жизнь так и не пришлось. У Разбойничьего тракта Александров полк наткнулся на мятежный отряд почти в тысячу голов.

Схватка разразилась нешуточная. Разбойники вихрем налетели с трех сторон. Сеча длилась весь день. Когда гул сражения стих подле Александра стоял лишь Илья да раненный конник. А против них три десятка врагов. По середине рыжебородый, с безумными глазами варяг. Выжившие хрипели и оглядывали потери. Три сотни русских витязей против восьми сотен разбойников, что шли походом на восток.

— Полсотни сбежавших трусов пригодились бы тебе сейчас, — едва разлепив ссохшиеся губы, проговорил Александр, с трудом различая супостата в сгущающемся полумраке.

— Твоим было бежать некуда, поэтому лежат, не шевелятся, — сильным голосом бросил варяг.

— Русский витязь никогда не бежит, — грубо оборвал его Александр.

На лице варяга заиграла улыбка.

— А я таких видал уже не раз, но ты — славный воин. И ребята у тебя славные. Помешали вы мне, псы бродячие. Узнаю, кто вам продал меня, шкуру спущу. Только больно малое войско собрал молодой князь. Даже оскорбительно.

Александр молчал.

— Подожди, — воскликнул варяг, — а может ты знать-то ничего не знал. А! По лицу вижу не знал! Наткнулся? Случайно?

Витязь безмолвствовал.

— Хах, интересно-интересно! Столько смертей из-за случайности. Во дела. Ладно, соколик, расскажу тебе, чему ты помешал. Хотели мы взять город, что на востоке у Сизой реки. Закрепиться там мечтали. Что бы власть узурпатора подлого свергнуть, — рыжебородый сплюнул кровяной кашей, — не один месяц готовили поход. Но как видишь, посчастливилось встретить тебя.

— Герои поневоле, — криво усмехнулся разбойник с кистенью по правую сторону от рыжебородого.

— Прежде чем я тебя убью, — начал главарь, и в подтверждение его слов из-за деревьев послышался хруст тетивы десятка луков, — скажи кто ты кто таков, зачем сунулся в Медвежий Яр, да еще и по Разбойничьему тракту. Внукам буду рассказывать.

— До внуков ты не доживешь, — наконец проревел Александр и ринулся на врага, пока в изнуренном теле еще оставались силы.

Двое соратников в ту же секунду рухнули пронзенные четырьмя стрелами. Александр во время парировал одно летящее жало, второе прошло в сантиметре от уха. Третье вонзилось металлическим клювом в левое плечо. Вкладывая всю ярость и умение сотник сделал три молниеносных прыжка и сократил расстояние с рыжебородым до опасного. Приняв не получившийся удар на щит, воин занес меч для удара. В глазах варяга успели мелькнуть ужас и отчаянье, но в этот момент что-то с невероятной силой ударило в спину. Александр на мгновение ощутил полет и рухнул в беспамятство.

— Очнулся боец? — улыбался рыжебородый.

Голова Александра гудела, словно боевой барабан. Тело не слушалось и саднило дикой болью. Ламелляр с него сняли и надели куртку из бычьей кожи, а под ней виднелась повязка, густо пропитанная кровью.

Александр попытался спросить, для чего его пленили, но вместо голоса услышал лишь свой мрачный стон.

— Вижу что очнулся. Тело ватное, а взгляд уже острый. Жить будешь, вернее не умрешь прямо сейчас, — сказал варяг и задался громогласным смехом, с десяток разбойников подле него поддержали короткими смешками.

Лицо разбойника вмиг потемнело, брови сдвинулись, а под рыжей бородой заиграли скулы. Пусть варяг был лишь наемным убийцей и бунтарем, Александр заметил в глубоко посаженных глазах боль. Чутье подсказало, что в широкой груди под тяжелой броней обливается кровью сердце. Погибший на боле боя пирует в небесном воинстве, но так тяжело убедить в этом командира, потерявшего солдат.

— Много хороших людей ты положил сегодня. Даже слишком что бы еще дышать. Так что будь добр ответить на мои вопросы, — рыжебородый угрожающе приблизился к Александру.

Пленник поднял глаза, но промолчал.

— Отважно и глупо. Молчать тебе не долго, а потом долго, — снова захохотал разбойник, дивясь своему остроумию, — в общем так. Дело мое было важное. Ты ему помешал. Теперь отнесу тебя атаману. Придется отчитаться за смерть восьмисот отличных ребят. А уж Лис то заставит тебя заговорить. Неспроста триста конников в нашем лесу, ой, неспроста. Может я тоже совершил небывалый подвиг. Нюхом чую, совершил.

Больше разбойник не пытался говорить с пленником. Александр потерял много крови и сил, поэтому часто впадал в беспамятство. До слуха долетали обрывки фраз, но лежа поперек седла и теряя сознание, было трудно уловить их смысл.

«Над ратным полем журавли»

Бредил витязь.

«Знак доблести в утрате»

— Есть ли надежнее лекарство от потери, чем месть в бою? — обратился в бреду Александр к узколицему с орлиным носом разбойнику.

— Воевать ради мести? — недоумевал узколицый, — вот уж точно глупость. От мертвого тебя какая польза? Ну убил одного или даже двоих, а дальше что? Всю жизнь убивать?

— Монах убил десятки, а душа еще в крови, — простонал витязь.

— Уж не знаю, о ком ты говоришь, но это именно то о чем я тебе толкую, — одобрительно кивнул узколицый, — убил десяток людей, а спокойствия нет. Так что воевать для того что бы воевать — худшая из идей.

— А ты тогда зачем тут? — с трудом выдавил Александр и, закрыв глаза, обмяк.

— Я? Хорошо платил и Лис и этот вот, — узколицый кивнул в сторону рыжебородого, — три серебряных за то, что вступил в ряды повстанцев и десять раз по столько — жалование за год. Ты где-нибудь видел столько денег а, прынц?

Разбойник смачно сплюнул, взглянул на потерявшего сознание пленника и словоохотливо продолжил, уже сам не зная для кого.

— За деньги воевать можно. Деньги — хорошо. Семью накормишь, детей вырастишь. Да и правду защитишь. У Красного Лиса она всяко есть. Я сам ее не знаю. Но она точно есть. Ему правду, а мне барыш. Улавливаешь, прынц? — узколицый снова покосился на лежащего без чувств пленника, — Журавлей я видел, над полем, где вчера мы бились. А журавли, знаешь ли, к деньгам.

— Ида, что ты там бормочешь целый час? — рявкнул рыжебородый.

— Ни-че-го, — равнодушно протянул, Ида.

В крепость Красного Лиса отряд прибыл только к поздней ночи. Холодный воздух приятно успокаивал изнуренные мышцы. Боль в искалеченных боем телах утихала, а где-то в дали одиноко ухал филин. Но вскоре в ночь врезался еще один звук: ворота разбойничьей крепости лениво поползли в стороны.

Александр пришел в себя и оперся связанными руками о горячий бок коня, что бы разглядеть городок.

Увиденное поражало. Света здесь было больше чем в Киеве, повсюду, насколько видно глазу горели сотни факелов на бараньем жиру. Их мягкий свет вытягивал из прожорливой темноты огромные бревенчатые дома в два-три этажа удивительной красоты. Казалось тут побывали боярские зодчие. Вереница жилищ уходила по прямой словно стрела улице. Влево и вправо располагались переулки поменьше, но и те тянулись бесконечно долго. За высоким частоколом в сторожевых башнях стоял дозор, вооруженный не хуже царской дружины. Под ними располагались одноэтажные казармы, широкие конюшни и даже кузница.

«Совсем не похоже на лесных разбойников. Да тут целое княжество!»

И словно в подтверждение мыслей Александра перед ним возникли атаманские хоромы. Трехэтажный дворец расстилался на сто шагов в каждую сторону. Резные столбы отливали золотом. Молчаливый восторг и недоумевание овладели витязем, он нервно сглотнул и мотнул головой, скидывая наваждение.

Внутренние убранства дворца поражали не меньшей силой, но Александр больше ничего не разглядывал, готовясь ко встрече с врагом, которая была совсем близко. Об этом говорила самодовольная улыбка на лице рыжебородого, но цепкий взгляд Александра заметил в нем и тревогу.

Трудно было отличить тот зал, в который приволокли пленника, от престольной палаты. На полу красовались персидские ковры, мебель покрыта золотой резьбой внеземной красоты от которой захватывало дух. Драгоценными камнями и серебром украшен трон, на котором восседал Атаман. Пристальный взгляд с легким прищуром внимательно изучал вошедших. За окном стояла ночь, а предводитель разбойников будто не спал. Свеж, внимателен, суров. На слова рыжебородого одобрительно кивал, не меняя вальяжной позы.

Сбивчивый рассказ варяга усыпанный выдуманными героическими подробностями постоянно сбивался. Ермолка в дрожащих руках дважды падала на пол, а лицо покрыла болезненная испарина.

— Повесить, — тихо произнес Красный Лис.

Александр ожидал такого приказа, поэтому ничуть не удивился. Но предательское чувство страха схватило стальными клешнями в груди. Дружинник смотрел смело. Лицо не выражало ни боли, ни сожаления.

Двое крепких ребят направились в его сторону. Но каково было удивление, когда вместо того, что бы поволочь пленника к ближайшему дереву они схватили рыжебородого.

— Лис! Что еще за шутки? — потеряв крепкий голос, истошно завопил варяг.

Он пытался было выхватить топор, но сильный удар палицей под колено отбил всю охоту.

— Прости, меня. Я же для общего дела. Прости!

Сидевший на троне в собольих шкурах атаман лишь молча проводил взглядом своего военачальника.

— Я же для пользы! — не унимался рыжебородый, — для тебя!

Варяга увели. Вопли стихли. В зале повисло молчание.

— Развяжите, — все тем же тихим голосом приказал Красный Лис.

И снова двое крепких мужчин направились в его сторону. Грубые руки поставили на ноги и молниеносным движением блеснувшего металла перерезали путы.

— Ну что, — медленно заговорил атаман, — добро пожаловать в мои владения.

В глазах читалось спокойствие и уверенность.

— Просить прощения смысла нет, — продолжал он, — ты потерял три сотни верных бойцов, я потерял друзей. Моего приказа тут не было.

Александр стиснув зубы молчал. Злобно сверкал волчьими глазами.

— Я — Красный Лис, знаю, ты искал меня и нашел. Александр, если не ошибаюсь? Отважный воин, мастер меча и верховой езды. Любимец царя, дружинник непобедимой армии.

Волну удивления скрыть было не возможно.

— Если бы у меня не было ушей по всей Руси, вряд ли удалось бы собрать пятитысячное войско и столько лет оставаться живым, — с легкой улыбкой на лице закончил атаман.

— Не понимаю, — пересохшими губами прохрипел Александр и взглянул на дверь.

— Это? — как можно более небрежно спросил Красный Лис, — он ослушался приказа и получил по заслугам.

— Какого приказа?

— Не бить людей русских, не жечь сел и не мешать царю сидеть на троне.

Александр еще раз недоверчиво покосился на дверь и снова на атамана.

— Странный приказ для великого разбойника, хозяина Медвежьего яра и лесного заречья, — пробурчал пленник.

— Мне с царем делить теперь нечего. Я считал государем его брата. Был верен и честен в своей вере. Поэтому и не присягнул нынешнему правителю. Плохо ли, хорошо ли не знаю. Но моего великого князя в живых нет, стало быть, и бороться не за кого. Мой бой завершен, поэтому забираю людей и через месяц ухожу на запад к великому морю. Уплыву с глаз долой и буду жить спокойной жизнью. Против Руси матушки зла не имею, вернусь когда-нибудь умирать.

— А как же Светлана? Зачем выкрал ребенка из рук отцовских.

— Не выкрал, а освободил, — раздался мелодичный голос у дальней стены из-под бревенчатого свода.

В следующее мгновение из тени сеней вышла девушка небесной красоты. Александр сразу признал в ней Светлану. Уголки губ Лиса поползли вверх.

— Спас от замужества с иноземцем, нелюбимым и коварным. По согласию я тут. Люблю Владимира больше жизни, — гордо заявила девушка.

Александр не нашелся что сказать. Черты лица смягчились, плечи бессильно обмякли.

— Но как же ты, — начал Александр, обращаясь к Красному Лису — имея такое войско, способный удержать земли, вопреки воле Великого Князя, имеющий богатства, словно шах иноземный. Сильный воин и храбрый муж, испытав боль предательства и потеряв отца своего народа, уходишь за море?

— Знаешь Александр, — спокойно ответил Владимир, обняв одной рукой Светлану, — у меня есть только эта женщина и друзья. А все остальное лишь звук. Иногда у того кто должен воевать, есть повод сложить оружие, ведь жажду мести кровью не утолить. В своей последней битве над ратным полем видел журавлей, а это знак мира и любви.

Спустя много лет, раненый в бою, разглядывая величественные облака и слепящее солнце, вдыхая душистый аромат трав земли русской, вспоминая красавицу жену и своих сыновей, Александр улыбался. Причудились ему умирающему угрюмый инок, узколицый разбойник и Красный Лис с царевной Светланой. В небе высоко летели журавли. Лицо старого воеводы просветлело, словно у ребенка.

— Вон оно как вышло, — едва шевеля губами, прошептал Александр, — спасибо.