5

Я уложил Алику на заднее сиденье машины. Ярость прошла, ужас притупился, разум умело загонял его в подсознание. Уже в каком-то полубреду достал аптечку и, роняя запоздалые слёзы, осторожно перебинтовал израненные ладони.

Дом полыхал вовсю, но это не волновало, ясно, что мы никогда сюда не вернёмся. И всё-таки, вырулив на холм, я не выдержал, выскочил из машины и подбежал к Хансу. Он таращился на меня пустыми полумёртвыми глазами и, вдруг как бы вспомнив, что произошло, схватился руками за вилы и попытался вытащить. Я ударил ногой, загнав зубья на всю глубину.

— Мучайся, — сказал, — и надейся.

Жар стоял невыносимый, джинсы бандита дымились, жить ему осталось недолго.

Дома Алика пришла в себя. Посмотрела на окровавленные бинты и заплакала.

— Ничего, до свадьбы заживёт, — неуклюже успокаивал я свою любимую девочку.

— Ты весь в крови, — прошептала она.

Я с удивлением осмотрел себя. Действительно.

Сменив одежду, вернулся к Алике.

— Надо найти Геру, — сказал твёрдо, — иначе нам не выжить.

Она плакала, умоляла не уходить, не верила, что справлюсь, боялась, что не вернусь. Мне и самому не верилось, но другого выхода не существовало.

— Прости, милая.

Я достал с чердака запасной гарпун, зарядил ружьё, сел в машину.

Начиналась гроза. Ветер яростно гнул деревья, по улице неслись вихри пыли, крупные капли дождя гулко стучали по крыше. Они напомнили мне забытую барабанную дробь из лучшей песни нашей давно распавшейся группы.

В ангаре горел свет. Чёрный джип поблёскивал мрачными стёклами. Гера где-то здесь. Тут же у входа громоздились наполовину разобранные иномарки, в глубине по центру стояли стеллажи с запчастями, за ними несколько стальных шкафов.

Я обогнул стеллажи по правому проходу, стараясь держаться на свободном пространстве. Если выскочит, успею выстрелить. Никого. Может, за шкафами? По стеночке, по стеночке.

Последнее, что я увидел — чей-то прыжок, доску, летящую мне в лицо, потом удар.

Очнулся в каком-то тусклом полумраке. Дёрнулся. Лязгнули наручники. Моя правая рука оказалась прикованной к толстой металлической трубе.

— Эй, утопленник! — услышал я голос Геры.

Сквозь мутную пелену проявились блеклые расплывчатые контуры предметов, приблизилась, бесформенно покачиваясь, призрачная фигура человека. Я потряс головой. Зрение понемногу восстанавливалось.

— Очухался? Ну и зря. Страшней помирать будет. А хочешь, ещё раз вырублю? Попроси, я добрый. — Гера наклонился, поднял с пола широкую тяжёлую доску.

Я напрягся, подтянулся сколько мог, отодвинулся назад. Гера усмехнулся:

— Не ссы, это быстро.

Резко выбросив ноги вперёд, я ударил его по коленям. Тяжёлая туша завалилась на пол, но неудачно — вбок и назад, иначе оставался бы шанс добить ударами в висок или по горлу. Я сглотнул липкую слюну, с горечью дивясь таким страшным мыслям.

Гера перевернулся, торопливо отполз подальше. Встал. Глянул удивлённо.

— Ну и сиди, смотри, как смерть приближается, а закричишь, пристрелю. — Он кинул взгляд на ружьё, валяющееся в сторонке, и выразительно посмотрел на меня.

Тут же спешно засуетился. Притащил из подсобки большой металлический контейнер для мусора, быстро размотал шланг. Понятно, готовит мне участь утопленника. Расчётливая сволочь. Захлебнувшегося легче списать по протоколам, как самоубийцу, в отличие от застреленного или удушенного.

Гера открутил вентиль. Шланг тут же выскочил и заплясал по полу, разбрызгивая воду по сторонам.

— Напор поменьше сделай, — подсказал я.

— Хочется пожить подольше?

— Конечно.

Бандит не последовал совету, подобрал шланг, направил бьющую струю внутрь.

— Люди знают, куда я отправился.

— Плевать. Отправился сюда, утонешь в том самом озере. Изнасиловал девочку, труп сжёг, а сам от страха утопился. Ханс с Мавром подтвердят.

— Уже не подтвердят.

— Ого! И их оприходовал? Однако! Они ведь хотели девочку спасти, а ты… Три трупа. Убедительный повод для самоубийства.

— Вот как ты всё рассчитал…

— А то. На ходу соображаю.

— Богатый опыт…

Гера не ответил. Глянул на прибывающую воду, недовольно покачал головой, присел на край контейнера.

Боковым зрением я отметил, что в ангар кто-то вошёл. Из-за шума струи шагов было не слышно.

«Не смотреть! — приказал я себе, — не смотреть!». Нельзя, чтобы Гера заметил. Если это враг, мне всё равно, а если…

Гера снова отвернулся. Уставился на шланг.

Я скосил взгляд. Алика! Она увидела меня. Крикнуть: «Убегай!» — нельзя — догонит в два счёта. Но как она сейчас рисковала, моя любимая девчонка, моя бандитка. И что она могла сделать? Хрупкая, маленькая, с израненными руками, с искалеченной душой. Я показал глазами на Геру. Алика кивнула, присела. Быстро и неслышно пробралась вдоль стеллажей, подобрала ружьё. Ей было очень больно, но она встала, сделала шаг вперёд. Гера поднял голову, кажется, растерялся. И тут же взял себя в руки. Профессионал.

— Может, помиримся. А? Мы же неплохо ладили, Лика.

— Мы никогда не ладили, я просто тебя боялась.

— Так это же пра-а-авильно…

Алика прицелилась.

— Брось эту штуку, ты… маленькая дрянь!

Выстрел. Гарпун просвистел над головой, ударился в бетонное перекрытие и со звоном отскочил к верстакам. От неожиданности Гера выпустил шланг, тот взметнулся, описал дугу, хлестнул струёй по его лицу. Бандит качнулся, взмахнул руками… Он уже почти выровнялся, но Алика в три прыжка достигла контейнера и ударом ружья опрокинула тушу в воду. Замахнулась, но добивать не пришлось. Гера ударился затылком о металлическую кромку, потерял сознание и сразу захлебнулся.

Алика нашла ключ от наручников, освободила меня из плена, обняла. И тут её прорвало:

— Живой, живой, — повторяла она. — Я так боялась опоздать. Я знала, что-то не так, что-то случилось.

— Всё хорошо, хорошо. — Я с трудом сдерживался, чтобы не зарыдать от нахлынувших чувств, гладил дрожащую спасительницу по волосам, вытирал слёзы, целовал личико. Она пыталась улыбнуться, но не могла, только всхлипывала и прижималась сильнее.

— Живой.

— Надо уходить, — сказал я.

— Да-да, конечно, — кивала Алика, а сама не отпускала меня.

— Уходим.

— Хорошо. — Она бодро шмыгнула носом и… улыбнулась.

Я подобрал ружьё, бросил прощальный взгляд на Геру.

— Кому суждено утонуть, того не застрелят, — пробормотал, отворачиваясь.

Мы выбрались из ангара. Кошмар остался там — позади, где-то в другой жизни. На небе появились проблески синевы, усталые чёрные тучи неспешно уползали из города. Тёплый дождь смывал с нас всё, что мы пережили за эти дни.

Я тронул машину с места, но вскоре почувствовал, что её мотает по дороге — дрожали руки, меня знобило. Пришлось свернуть на обочину. Выключив зажигание, я повернулся к Алике. Она смотрела на меня пристально.

— Давай отдохнём немного, — сказал я. — Хорошо?

Она кивнула. Переложила руки поудобнее.

— Спасибо тебе, — прошептали её губы.

— Тебе спасибо. Если бы не ты...

— Не надо. Меня до тебя всё равно не было. И не стало бы… — Она прижалась щекой к обивке сиденья, прикрыла глаза. Вздохнула.

Где-то там снаружи шумел город. Но мы не слышали его. Мы спали.

Алика сидела на солнечной поляне и, трогательно оттопырив губы, отрывала лепестки ромашки.

— Любит, любит, любит...

Я протянул ей скрипку.

— Поиграешь?

Она счастливо засмеялась, преданно заглянула в глаза и, подбросив ромашку в воздух, задорно крикнула:

— Конечно!

июль-август 2012