Хриплая

— Вот когда Хриплая запоёт, тогда я тебе всё и расскажу, — основательно подпивший сталкер уставился пьяными глазами на Бармена.

— Так что ты там расскажешь, если я запою? — В бар «100 рентген» вошла Хриплая и подошла к стойке.

Сталкерша Хриплая получила эту кличку за голос, который походил на карканье вороны больше, чем на голос женщины. Причину такого голоса никто не знал, но явно не курение или алкоголь. Поговаривали, что у неё шрам на шее, но правда это, или обычный трёп, тайна так и осталась тайной. Ходила она одна, редко соглашаясь составить компанию и только с теми, кому доверяла абсолютно. В разгульной жизни не замечена, да и не пила вовсе и не курила. Умные сталкеры не курят, поскольку запах после этого разносится так далеко, что мутанты как будто получают рассылку, — «идёт мясо».

За правильную жизнь Хриплую уважали, хоть и баба, а не подведёт в самых серьёзных ситуациях. По какой-то причине, Хриплая уважала только пистолеты, из которых никогда не промахивалась. Раздобыла где-то свеженькие «Оплоты», да и ходила с ними. А что, патроны всегда можно достать, нет этих, сменил ствол и стреляй другими, дёшево и сердито.

Кроме пистолетов, носила она и обрез, пристёгнутый к рюкзаку, а патроны таскала в нашитых на груди, наподобие кавказских газырей, ячейках. Жалко на крыс тратить пистолетные патроны, вот и завели сталкеры со временем такое оружие, да и тушканчиков тоже удобнее из обреза гасить.

— Да вот, — кивнул на пьяницу Бармен, — хвастается, что знает дорогу к такому месту, где артефактов видимо-невидимо.

— Да чёрт с ними, с артефактами, у меня и свои есть, петь ещё для него, — Хриплая презрительно скривила рот.

— А ты и не умеешь петь, — поднял соловый взгляд сталкер, — тебе это не дано от природы.

— Ну ты, — одёрнул Бармен пьяного, — говори, да не заговаривайся, она правильный сталкер. Нечего женщине выслушивать твои бредни, Сам-то петь не умеешь, а других оскорбляешь.

— Это я не умею? — пьяного понесло. — Да я что хочешь могу, хоть «Мурку», хоть «Владимирский централ». Заводи шарманку, сейчас услышишь.

С некоторых пор Бармен завёл караоке, пусть поют, жалко, что ли? Любой каприз за ваши деньги. Пьяный сталкер заплатил, и Бармен включил музыку. Алкоголь развязывает язык, но не добавляет ни слуха, ни голоса, а фальшивое пение быстро надоело посетителям.

— Хватит уже! — даже Хриплая возмутилась. — Петь, это не водку жрать.

— Ой, можно подумать, — язвительно хихикнул мужик, — ты-то и так не умеешь. С твоим голосом только ворон распугивать.

Пьяного оттащили подальше и налили водки, чтобы заткнулся, а то на Хриплую страшно было смотреть. Смесь обиды, обречённости и благородного возмущения проявилась на лице так ясно, что казалось, ещё миг и она либо прикончит этого хама, либо разревётся. Вечер продолжился в тишине, поскольку петь после такого никто не хотел. Бродяги пили водку, закусывали и тихо переговаривались между собой.

— Покажи, что у тебя есть, — Хриплая посмотрела на Бармена.

Тот развернул экран, и Хриплая читала названия минусовок. Тут вся эстрада, шансон, рок, чего только нет. Но вот, взгляд Хриплой зацепился за название. Она обхватила себя руками, помолчала и указала Бармену на строчку. Бармен удивлённо поднял глаза, посмотрев в лицо Хриплой, но отдал ей микрофон и включил мелодию. Классическая музыка удивила многих, но дальше произошло совершенно невероятное.

Нон со дове троварти

Нон со коме черкарти

Ма сенто уна воче ке

Нель венто парла ди те

Голос, сперва очень тихий, неуверенный, наливался силой с каждой нотой. Хриплая так и стояла лицом к Бармену, не поворачиваясь к остальным. От прежнего голоса осталась только лёгкая хрипотца, которая улетучивалась с каждой новой нотой, придавая пению неповторимое очарование.

Кьюдо льи окки э ведо те

Трово иль каммино ке

Ми порта виа

Далль’агониа

Сенто баттере ин ме

Летел по бару волшебный голос и сталкеры замерли, глядя на спину Хриплой. Только Бармен видел, чего ей стоило это пение, какое дикое напряжение позволяло извлекать эти звуки из её горла.

Се сай коме троварми

Се сай дове черкарми

Абраччами кон ла менте

Иль соле ми сембра спенто

Ачченди иль туо номе ин чьело

Димми ке чи сей

Куэлло ке воррей

Вивере ин те

На верхней ноте все начали вставать, но Хриплая взяла ещё выше и тут весь бар разразился такими аплодисментами, которых в жизни своей не знал. Допела Хриплая уже под несмолкающие аплодисменты.

Иль соле ми сембра спенто

Абраччами кон ла менте

Змаррита сенца ди те

Димми ке чи сей э чи кредеро

Музика сей

Ададжо

Закончив петь, Хриплая кинулась прочь из бара и её с трудом нашли, рыдающую на развалинах. Девчата отправили всех в бар, а сами сели рядышком, обнялись и ревели вместе с Хриплой, пока та не успокоилась. Девчата потом проводили её в комнату, пусть поспит, успокоится и придёт в себя.

А через неделю Хриплая пропала где-то в районе Рыжего Леса. Горевали все, даже самые чёрствые и циничные, даже убеждённые трезвенники напились с горя, уж больно всем жалко было такую женщину.

А через месяц Хриплая снова появилась в баре «100 рентген», да и никакая она не хриплая теперь, голос вполне нормальный. Устроила целый вечер песен для сталкеров, даже «Мурку» на английском языке спела, когда какой-то подвыпивший шутник брякнул — «а Мурку можешь»? Только кличку менять категорически отказалась, что Зоной дано, то и твоё.

— Я до Исполнителя дошла, — рассказала она как-то Бармену, — вот Зона голос и вернула, только шрам так и остался на шее. Меня же в Ла Скала приглашали, а тут этот придурок чуть не убил, вот я с тоски и ушла в Зону.

— А чего вернулась? — Странно это, вот Бармену и интересно стало.

— Да там уже новые люди и жизнь другая, не очень я там и нужна. К тому же тот алкаш мне торчит хлебное место, — Хриплая расхохоталась чистым женским смехом. — Зона, это же навсегда.