Ледащёв Александр Валентинович

Журнал "Самиздат".Ледащёв Александр Валентинович. Это и есть мой раздел (samlib.ru)

Док Холлидей

… Помню, как палочкой тыкал

В одну молчунью — якобы чтобы

Проверить — жива ли она?

Смеялась.

И все было весело и довольно забавно,

Пока она не ушла.

Я никого не любил так, как ее, а...

Было и было.

А пока что — еще самокрутка.

… Еще до заката тень

Поедает Солнце — она беспощадна к огню.

Вроде, еще не зашло, но уже

Пропадает.

Да наплевать. Привыкать ли с этой

Давящей тенью ехать пустою степью,

Зная, что путь мой будет короче,

Чем было отмеряно?

А пока что — еще самокрутка.

… И не заметил, как подняли дни

Себе цену, а деньги упали в цене,

Люди стали прозрачными, а кофе стал

Горек.

Я вижу море и свой утлый челнок —

Чужой на грани воды и воздуха,

Море бездонно, а воздух бесценен.

Не по карману.

А пока что — еще самокрутка.

… Быть быстрым, чтобы остаться живым,

Настолько живым, что смешно

Самому — это как? Тут главное — без

Остановки.

Без тормозов, без удил,

Пусть старый филин ухает с ветки,

Что скоро ночь — я на ее оплату

Давно приготовил два медяка.

А пока что — еще самокрутка.

… До боли ясно — больше нельзя

Ни женщин, ни ядов,

Чтобы чуть дольше было в зените

Солнце,

Челнок на плаву, а две монеты в

В кармане. Цель, несомненно.

Поцелуй меня, Марта.

Да, да. Я все понял.

А пока что — еще самокрутка.

Завари мне чаю

d.R.t.S.L.

Завари мне чаю,

Если еще не разучилась

И спроси: "Где ты был

Столько лет?"

И я честно отвечу:

"Там, где тебя не было.

Но я и дня одного не прожил

Без тебя.

В моей жизни встречались

Другие женщины,

Но любые чувства мои

К ним смывало, как океанской

Волной приливной —

Любым мимолетным сном,

В котором мелькнула

Ты. Лучше спроси меня,

Где я не был, — и я отвечу —

Везде. Не был везде.

Должно, потому,

Что без тебя нет меня самого".

Завари мне чаю,

Если еще не разучилась

И ни о чем не спрашивай.

И я сам расскажу тебе о

Самой ужасной ночи —

Как под полной Луной,

По голубоватым пескам пустыни

Уходил от меня

Мой

Черногривый

Лев.

Завари мне чаю,

Если еще не разучилась,

Прежде, чем указать на дверь.

И я снова проснусь.

Один.

Она пахла весной

НК

Она пахла весной.

Через тридцать пять лет я опять

Повстречал этот запах

И вспомнил

Как мы катались на скейте,

Как мы целовались в подъезде,

Как она сказала "Люблю".

Она пахла весной,

Но тогда я не знал об этом,

Я думал, это просто духи.

Просто духи — духи

Настоящей жизни и

Настоящего "Мы".

Стира

А ты помнишь, какой я был?

Молодой, худой, как веревка,

Скорый на слово, скорый на ход, на поступок,

Помнишь?

А ты помнишь мой светлый плащ?

Ты сказала, что он тебе нравится,

А в кармане лежали спички и сигареты,

Кастет и немного денег на водку.

А ты помнишь, что было?

Осень! Желтая, желтая, хрустально-тихая осень,

Каких в этом городе не бывает...

Не бывало...

И больше не будет...

И я читал тебе вслух, прямо на улице, на ходу,

Мой коронный тогда "Монолог Хлопуши",

Во все горло, играя прямо на тротуаре,

Я хотел тебя поразить — и конечно, мне чудилось,

Что поразил.

(Все-таки прав Ремарк, сказавший мне как-то,

Что ничего не покажется женщине глупым,

Если делается ради нее...)

А ты молчала, загадочная,

Легкая тень

Невесомого счастья, кружившего

Где-то неподалеку —

Господи, слава Тебе, что тогда

Мне не пришло на ум пытаться его ловить —

Я бы тогда все испортил куда быстрей,

Чем...

Чем сделал это потом.

А ты помнишь ту тонкую грань,

Не роман и не романс,

А просто нашу неслышную осеннюю песню,

Песню

Без слов?

Тогда я был дерзок, крепок,

Много пил, не пьянея,

А еще я умел зайти за тобой и

Повести гулять.

И ты уходила. Со мной.

Какая была тогда осень!

Какая была

Тогда

Осень...

Осень.

Была.

А ты помнишь, у тебя и у меня кто-то были,

Кто-то из тех, постоянных,

Но то, что той осенью тихо шагало рядом с тобою и мной

Не подходило под мерки "порядочно и непорядочно", "плохо и хорошо",

"Прилично и неприлично" — а просто тихо шло рядом,

Постепенно став самым хрупким, самым хрустальным моментом

Моей сегодняшней памяти...

А ты помнишь, как я, такой гордый, отпетый, весь на актерстве, неотразимости и кураже

Вдруг спросил, как дурак: "Можно, я тебя поцелую?"

А ты негромко, как и всегда — негромко, понимаю теперь, что еще и тактично,

Сказала, что об этом не спрашивают. А потом

Разрешила.

А еще через два часа сама спросила о том же самом.

Ты помнишь?

Я помню каждое слово и каждую глупость,

Что я тогда успел и сказать, и сделать.

Я улыбаюсь. Тогда я действительно — был.

А ты знаешь… Даже тогда я уже умел

Чуять судьбу — и не ошибаться. И не ошибся.

И еще. Я так и не смог найти слова

Для того, что меж нами было

Тогда, на стеклянном осеннем

Листе.

А помнишь, тогда с опаской ко мне

Относились твои подруги?

Я уже тогда был очень талантлив в умении быть чужим.

Хочется кружку чифира, початую пачку "Примы", ночь за окном, октябрь, распахнуть окно, стекло у которого было тогда разрисовано восковой свечкой и увенчано надписью "Выход", вдохнуть сырую прохладу и крикнуть, чтобы эхо ударило по кирпичным ущельям: "Стира!"

Я помню это странное

"Ничего", что порою крепче любви.

А через пятнадцать лет я тебя полюбил.

Как никого не любил и не буду любить в этой жизни, сколько бы там ее еще не осталось.

Наверное, семечко этой осени было, как я —

Бессмертным.

Скажи мне —

Ты правда...

Помнишь?