Белогорка. Зима

Первый рассказ

Первый семейный совет по поводу моей просьбы провести зимний отпуск в деревне в одиночном режиме прошёл в тёплой дружеской атмосфере, потому что никто не воспринял моё прошение всерьёз.

Второй семейный совет по этому же вопросу имел все шансы прославиться среди наших соседей, как великий скандал, из-за итальянских криков и страстных междометий. Наконец-то, до родных дошёл смысл моих представлений об отпуске-мечте.

Третий семейный совет не обещал стать последним, однако, по его итогу, у родителей возникло законное желание меня куда-нибудь, но, к сожалению, не в деревню, послать.

Не имея желания изводить маму и папу, я стала думать о грамотной доказательной базе под мою просьбу. Я по образованию юрист, поэтому подготовка "доков" далась мне легко.

Первым сдался папа.

Мама не сдаётся и до сего дня. Дня отъезда в Белогорку на три недели отпуска! Сейчас папа догрузит вещи в багажник, я допью какао с конфетами "Петушок-золотой гребешок" и в путь. Мама просит одуматься, напоминая мне, при этом, взять зарядник для сотика (хотя в нашей деревне мобильной связи нет. Чтобы её найти, надо подняться высоко в гору, далеко от дома. Зимой — это нормальная такая экспедиция).

… Удалось доехать нам с папой по ослепительно белому снегу, по ровной, бесколейной глади снега, только до соседней с нашей деревни под названием Суворово. Далее — лыжи, рюкзаки на спину и на живот и — вперёд, на Белогорку!

Дошли до нашего белогорского домика без потерь (не считая потерь жидкости с потом). Папа провёл со мной чёткий инструктаж, вручил связку ключей от дома и дворовых построек, растопил печь-голландку, принёс вместе со мной из дровника поленья в количестве "дня на два", попил кипятку из термоса, съел бутерброд, проверил электричество в домике и ушёл в город, на прощанье дав мне весёлого дружеского тумака.

Я глядела ему вслед и слушала скрип снега под лыжами. Когда папа исчез из виду, и стих лыжный скрип, я призадумалась...

Вообще, мне это свойственно: сначала сделать, а потом — призадуматься...

… Я стояла и слушала мягкий гул электричества в проводах, лёгкие всплески вечернего ветра, тормошащего спящие голые ветви вётел у дома, редкий далёкий лай охотничьих собак… Почувствовала, что остываю и замерзаю, и побежала в печное тепло домика.

Соорудила ужин.

За чаем вспомнились стихи, сочинённые мною сто лет назад.

Всё по-другому за видимым краем,

Куда каждый день идёт Солнце,

Куда корабли не всегда доплывают,

Запутываясь в знойной бронзе.

Я улыбаюсь, глядя на горы

Из облачных наслоений,

И закрываю плотнее шторы,

Спасая себя от видений.

Легла спать вместе с курами (если б они у нас водились в хозяйстве).

Крайней, перед обрывом связи с реальностью, мыслью была мысль о том, что после утреннего кипятка надо, без промедления, подняться на гору и отзвониться маме с "окейным" сообщением.

Доброй ночи, Белогорка!

Второй рассказ

«Я знаю, что смогу. У меня есть Сила. Я верну тебя. Давай, посмотри на меня, найди меня взглядом! Открой глаза! Молю!» Я уже кричу и вытираю ладонью мокрые глаза, губы и нос.

И в тот момент, когда глаза любимого человека открылись,… я проснулась.

… Очнувшись от сна-мозгодробилки, я лежу и не могу понять: где я. Почему потолок деревянный?

А-а!.. Есть контакт!..

Блин! Сколько сейчас времени?

(Сотик, где же ты?)

Блин! Девять: сорок! А мы с мамой условились при отъезде, что я буду выходить с ней на связь ежедневно в десять утра!

Беги, Лиля, беги!..

Куртка — кое-как, вязаная шапка-ушанка — набекрень, с развевающимися по ветру «ушами». Я бегу.

Взлетаю на первую ступень горы. Там дом нашего соседа Андрея Витальевича. А вот и он сам. Весело кричит мне:

— Стой, псих! Что бежишь, как сумасшедший? Что случилось? Куда торопишься?

— А? Туда-туда.

(Спонтанно проигрываем мы с Андреем Витальевичем сценку из нашего любимого советского фильма «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика»)

Соблюдая вежливость, быстренько объясняю соседу суть своей проблемы.

Андрей Витальевич показывает мне хорошо протоптанную им дорожку к самому высокому месту горы, где только и берёт связь.

…Десять: ноль пять. Я на вершине. Дыхание сбито, горло, похоже, отомстит мне за огромную порцию ледяного воздуха вместо обещанного накануне кипяточка.

Замёрзшим мизинцем набираю мамин номер.

Связь ужасная, но стабильная. Были, конечно, в ней моменты «у… сп… и… ам…», но, в общих чертах, мы с мамой поняли друг друга: у всех всё нормально, папа приедет навестить в субботу.

Возвращаюсь вниз потихонечку, уже радуясь прогулке. Куртку дозастегнула, шапкины «уши» завязала под подбородком, одела шерстяные варежки, — хорошо, можно жить.

Остановилась, смотрю с высоты на дальние просторы полей с перелесками. Слушаю тишину с ненавязчивым воробьиным чириканьем в яблоневом саду дяди Андрея. Смотрю поближе, вниз, на то место, где раньше стояли-жили дома Белогорки. Где ты, Белогорка?

Деревня исчезла с земли. Разрушились дома давно покинувших их и не существующих больше людей. Я знала почти всех этих людей. А теперь они спят под землёй, а дома их разрушились от горя и одиночества.

Мне сделалось очень грустно.

Ладно. Надо возвращаться в наш дом.

… Любите ли вы чеснок так, как люблю его я?...

Когда я живу в обществе, жёстко ограничиваю себя в употреблении этой острой вкусноты (вкусноты… вкус ноты): как же, аромат чесночный слишком агрессивный, видите ли, не всем он по вкусу. (А самое интересное: тот, кто воротит нос от запаха чеснока, сам же его с готовностью использует в личной кулинарии...) Однако, сейчас я за рамками цивилизации (дядя Андрей — исключение), поэтому… эх! оторвусь сейчас! наемся чеснока в удовольствие, благо привезла его с собой в успокаивающем нервы количестве.

Долго ли, коротко ли, приготовила я завтрак, он же обед. В суп из овощей и тушёнки щедрой рукой положила мелко порезанный сочный чесночок…

Что там говорят про чеснок? Что он отпугивает нечисть? Тогда, это я вовремя чеснока наелась…

Едва успев убраться после еды, я услышала стук в окно комнаты. Посмотрела — стоит у окна человек в белом комбинезоне, лицо красное, обветренное, заснеженные усы улыбаются. Я узнала в этом человеке обитающего в наших краях охотника.

Набросила куртку и вышла узнать, что ему нужно.

Поздоровались.

Оказывается, он принёс мне в пакете… (Лиля, держи сознание в узде) тело убитого зверька (в шоке я даже пропустила мимо ушей и не запомнила, — какого). С розовой улыбкой вежливости я стала всеми способами отказываться от "дара" и, в конце концов, отказ мой был принят. Охотник ушёл в свою жизнь. А я, еле передвигая трясущиеся ноги, добралась до двери нашего дома.

… Гады! Сволочи! С… ки! Убийцы! Садисты!..

… Ведь они, охотники, не от голода, а ради удовольствия убивают животных! Для них, этих людей, животное не живое существо, а — трофей. Эти люди маньяки, у них больная психика. А государство их поддерживает, и мы, общество, своим молчаливым попустительством, — тоже.

Мы все не лучше этих охотников.

Мы все...

Верну папе все банки с тушёнкой, когда он приедет в субботу.

Третий рассказ

Встреча с охотником не отпускала меня.

Вернулась в дом, раскочегарила огонь в голландке, села на маленькую ободранную табуреточку, на которой мы ещё желторотиками сидели, когда гостили, бывало, у бабушки и дедушки на каникулах; села и, как всегда, перенеслась в поле созерцания и любования танцем огня. Я — статика. Огонь — динамика, жизнь, уничтожающая другую жизнь...

Опять мысли об охотниках… В основном, слабоцензурные.

… Выжимающие сердце, как мокрую тряпочку, мысли об убиваемых охотниками животных постепенно трансформировались в размышления о собственном бессилии изменить мир, стереть в нём боль и несправедливость. Вот ПОЧЕМУ я ему розово-вежливо улыбалась, словно он мне приятен? Надо было высказать ему всю свою правду об охоте, в целом, и о нём, в частности. Может, мои слова коснулись бы его Души, и он перестал бы быть убийцей?..

… Долго я сидела, обеими ладонями держа за подбородок тяжёлую голову. Слёзы в этот раз решили не помогать мне и не спешили смягчить боль от столкновения с реальностью. Я мёрзла, хотя градусник на бревенчатой стене показывал двадцать пять по Цельсию. Решила испить горячего чая. В момент, когда электрический чайник закипел и щёлкнул кнопочкой, я услышала вот это: "Пакет, который принёс охотник, мог оставить запах-след в воздухе и не только. Сегодня безветренно и бесснежно… Как бы кто не припожаловал под наши окошки." Прямое послание от интуиции — это не редкое явление в жизни.

Во время чаепития встретила и записала вот это стихотворение:

Я в позе цветочной

Сидела у края чего-то такого,

Смотрела туда, и

Там было, как будто бы,

Вовсе не ново.

Оттуда клубился,

Теплом обдавая и стужей, Дым предков.

В нём слышались речи,

На разных наречьях

И песни нередко.

За мною стояла

Вся в белом (невеста без места) Душа /

И очень боялась,

Что я не позволю ей прыгнуть Туда. /

А я оглянулась

И вежливо очень,

С поклоном сказала:

"Сигай. Кто здесь против?

А я в тишине посижу

У причала."

Следующее утро началось с арии Снегопада, сильного. А у меня закончилась вода, и питьевая, и для хозяйственных нужд. Надо было, без вариантов и ленивых отмазок, идти на гору к роднику за питьевой водой, а ещё — к водному ручейку за старой баней: для пополнения запасов воды на бытовые дела.

Время восемь утра. Я у окна, как у телевизора. На улице фиолетово-синяя акварель, как фон, вот для этого Чуда — спокойного вытряхивания из мешка зимушки всего запаса снега! Какие снежинки! Да просто снежИнищи какие-то: толстые, разряженные, довольные, как купеческие дочки на императорском балу. Они смотрят на меня с той стороны, смеются. Я долго терплю, сдерживаюсь, но скоро с удовольствием проигрываю им хмурую войну. Раз Природа говорит: «Лилька, хватит грустить, улыбнись, всё будет хорошо, мы решим все проблемы, сто процентов!», — я слушаю и повинуюсь, я улыбаюсь снежИнищам, как это ни странно выглядит со стороны. А кто будет оценивать мою адекватность, ведь я здесь одна, к великому счастью! Как же, на самом деле, хорошо: сидеть в сумерках под аккомпанемент снегопада. Ощущаешь себя фигуркой в стеклянном снежном шаре, который интенсивно потрясли…

Время восемь: тридцать две. Я завариваю себе овсяную кашу быстрого приготовления и довожу её до приемлемого состояния хорошей порцией сгущенного молока. На попить — любимый кипяток и шоколадка.

Завтракая, ещё раз вспоминаю список дел в деревне зимой, с которым меня ознакомил папа во время моей подготовки к отъезду.

1. Чистить снег,

2. Проверять дворовые постройки, очищать их от снега,

3. Заботиться о дровах,

4. Заботиться о воде,

5. Топить иногда баню.

Поскольку папа — пчеловод, и у него большая пасека, к общему перечню зимних дел добавляются пункты по уходу за ульями и пункты с подготовительными работами на следующий медосборный сезон.

Специальным материалом, сохраняющим тепло, папа ульи уже обернул, леткИ от проникновения грызунов и мелких птиц внутрь улья папа защитил, закрыв их решёточками. Остаётся эти решёточки периодически чистить от снега, чтобы дырочки всегда оставались открытыми, и пчёлы могли получать воздух и спокойно зимовать.

… Я не знала, когда закончится снегопад, и решила не ждать погоды. Вышла в самый разгар белых искр, и начала обход всех пчелиных домов, очищая решётки на летках от снега.

Завершила эту работу к девяти: сорока, положила в условленное место специальную палочку и отправилась на гору, совершать ритуальный звонок маме.

Поднимаясь к дому Андрея Витальевича, заметила, что снегопад наполовину сбавил мощность.

…

— Андрей Витальевич, здравствуйте! Вы уже за работой!

— Привет, Лиля! Дочищу снег у себя, приду к тебе во двор, обновлю дорожки. И в саду тоже.

— Андрей Витальевич, я сама!

— Не обсуждается! А если есть желание помахать лопатой, почисти снег в палисаднике.

Как у тебя дела с водой? В Кирпичный собираешься?

(«Кирпичный» — это название нашего родника на горе)

— Ага, после разговора с мамой собираюсь в эту экспедицию.

— Пойдём вместе. Воды надо набирать много, про запас, сама видишь, что с погодой. Я возьму специальную тележку.

— Спасибо. Ладно, побегу.

Если честно, мне хотелось на родник одной. Я планировала помечтать в тишине, полюбоваться зимним белогорским пейзажем и Храмом. Но… Нельзя отказываться от дружеской искренней помощи. В конце концов, я могу просто так забраться на гору и погулять.

Лиля, как ты могла забыть, что Андрей Витальевич — одиночка, замкнутый, закрытый для пустого общения человек? Как же классно с таким человеком чувствовать себя в добром одиночестве! Во время экспедиции на родник я почти не ощущала его присутствия. Никто из нас не хотел вести светских бесед, мы просто сосуществовали по вопросу пополнения водного запаса.

/>/>

Родник прячется на горе в маленьком оазисе из нескольких высоких вётел и осин.

/>/>

Летом оазис похож на зелёную комнату замка с высокими потолками. В комнате всегда прохладно, и повсюду мерцают золотом занавесы и гамаки из солнечных лучей.

Сейчас, зимой, эта комната сменила изумруды на серебро. Золотые плетёные ткани солнца остались украшать интерьер.

… Пока набирали в пластиковые бутыли воду, снег совсем прекратился. На чистой небесной синеве запело детскую песенку солнышко…

На обратном пути я шла, помогая дяде Андрею вести тележку.

В один момент я взглянула на небо и… утонула в его нисходящих голубых потоках, захлебнулась источаемым им Счастьем. У Неба есть своё настроение…

Тишину зимнего поля разбудил пришедший с высоты басовый гул самолёта — маленькой сияющей точки на синем. В данную секунду люди куда-то путешествуют… Будут встречи, объятия, морские волны, новые города, волшебные пейзажи…

Лиля, ну что-ты?.. Ты и сама сейчас в сказке, только зимней.

День прошёл в умиротворении.

Ночью снились самолётодраконы.

Четвёртый рассказ

"Люблю тебя"… Осталось звучать в сознании после отхлынувшего и сразу изъятого из памяти (без моего на то разрешения) сна...

… Сегодня… среда.

Хм, второй день просыпаюсь, как по будильнику, в семь утра. Видимо, организм поймал ритм здешней жизни и принял его. То есть адаптировался организм мой к жизни в потустороннем от цивилизации мире.

Вылезла из-под одеяла.

Ого! Вот это холотун! С печкой, что ли, что-то не так?

Включаю в комнате и на кухне свет.

К голландке — с печкой всё норм, огонёчек теплится, угольки плавно переливаются розовым и розово-оранжевым цветами, за ночь образовалось много золы. Подкладываю поленьев. Ага, пошло дело. Огонь занялся добрый.

Но, всё же, в чём причина такого ледяного воздуха и пола в доме?

Посмотрела на окна… А окон и нет. Ночью, по всей вероятности, приходил стекольщик и поменял обычные стеклянные окошки на ручной работы витражи с бриллиантовыми и бирюзовыми узорами и жемчужными каплями. Я не расплачусь с Мастером)

… Под куртку дополнительно одела пуховый жилет, вторые шерстяные носки — есть, шарф намотан до нижних ресниц, шерстяные перчатки, сотик в кармане, — к выходу в открытый Космос с миссией "телеконтакт с базой" готова.

Открываю дверь.

АААА! АЯЯЙ! Градусов сто мороза, не меньше!

Это тебе не городской морозец, Лилечка! Это...

Чьи-то следы у дверей и… у окон дома...

Но сейчас не до них. Надо бежать, чтобы просто жить.

...

— Здра, дядя Андрей!

— Беги, Лиля, беги! На обратном пути зайди ко мне!

— Ххххорошо!

...

Пьём липовый чай с Андреем Витальевичем у него, поедаем хлеб, испечённый Андреем Витальевичем в печи, хлеб щедро смазываем малиновым вареньем. Мммм!..

— Дядя Андрей, — с набитым ртом начинаю я разговор, — а у меня чьи-то следы у дома.

— (отхлёбывая чай) Нутк, а ты что хотела? Чай, не в городе живём!..

Ты взрослая девочка и должна понимать обстановку: в мороз волкам и другим животным трудно найти пропитание в лесу… Ну, вот и...

— Мне надо бояться? Или жить в обычном режиме?

— Нет. Бояться не нужно. Ты их мало интересуешь.

— Это хорошо...

… Андрей Витальевич, спасибо Вам за угощение. Я пойду.

А, вот ещё что. У Вас есть какой-нибудь небольшой ящичек деревянный?

— (сходил в сени, принёс) Подходящий?

— Да.

— Для рассады ещё рановато...

— Сделаю птичкам кормушку.

…Кормушка наполнена пшеном.

Все уличные дела я завершила.

Время четыре часа дня. Тот час зимой, когда царствуют сумерки. Мир вокруг окрашен в цвет лунного камня, мой любимый цвет.

Палитра меняется быстро. Цвета сочнеют; нежность уступает место уверенности: ранние сумерки переходят в вечер. Мороз усиливается. На небе уже гуляют звёзды, печальная половинка Луны присматривает за ними.

...

Сегодня у огня вспоминаю живую Белогорку.

… Мои бабушка и дедушка...

Оба воевали. Бабушка — зенитчицей, дедушка — танкистом. Дед три раза горел в танке, три раза его маме приходили на него похоронки...

Умерли бабушка и дедушка в один день, с разницей в четыре года. Она — первая.

Помню, как в сенокосное время дедушка каждый день отбивал косу. Звук был такой весёлый: «дзынь-дон, дзынь-дон». По всей деревне слышался этот «дзынь-дон», потому что в каждом доме жили работяги-косцы, и они ухаживали за косами, чтобы легче шло жаркотрудное дело запасания сена к зиме.

Только сейчас я разгадала этот звук «дзынь-дон». Словами он звучит, как «жизнь-есть».

Покуда в деревне есть этот звук,

жизнь есть

Жизнь есть

Жизнь есть…

… Чуть летние каникулы, — мы уж там, в Белогорке! Каждый вечер я, мои две сестры-двойняшки, наша двоюродная сестра Олеська и, иногда, двоюродный брат Гошка ходили на село встречать стадо с выпаса. Помню: в пыли дорожной несётся табун из коров и овец, и в этот момент нужно громко звать по имени свою корову, выкликать, так сказать, её из потока. Потом идёшь домой, неспешно ступая за коровушкиным виляющим задом, удивляешься размерам вымени (во нагуляла сегодня!), а ещё краем глаза следишь за дружной речкой бело-коричнево-чёрных овечек. Доведя домашний скот до загонов, можно снова впадать в детство и заниматься своими делами. Девчонки так и поступали. А я ВСЕГДА шла вместе с бабушкой в коровник, доить корову. Нет, я сама не доила (пробовать пробовала. Тяжёлая работа, правда), но с непонятным удовольствием и интересом смотрела, как это делала бабушка…

… Помню дедушкину машину. Вся жёсткая, с жёсткими углами. Цвет — небесно-голубой. Внутри — два сиденья: для водителя и пассажира. За сиденьями — пустое пространство с железными скамеечками по обеим сторонам. Единственным, что влекло меня внутрь этого «зверя» (кроме жажды приключений и путешествий, конечно), были набалдашники на ручках переключения скоростей (или «мостов», — я не разбираюсь). Внутри одного набалдашника помещался объёмный бутон розы, а во втором навершии «жила» чёрная кошка. Навершии сами по себе были тяжёлыми стеклянными. В общем, манили меня они.

И вот в этой машине папа возил нас, босоногих, полуголых маленьких каникульных дикарей купаться на речные перекаты, что рядом с Храмом. Едем по бездорожью, трясёт невозможно. А мы в голубом «звере» сзади, на железных скамеечках, изо всех сил пытаемся удержаться на месте. Какие тебе ремни безопасности и детские кресла?!.. Фу, это не по-нашему, не по-дикарски) А папа ещё прикалывается: кричит нам, обернувшись: «Эй, шнурки, как вы там?!» Шнурки молчат. Нормально, папа, шнурки. Шнурки видят цель — речка и купание — и, молча стиснув зубы и руки на железной скамеечке, идут (едут) к ней… Веселуха!...

… Последняя встреча с бабушкой… Мы с ней чистим яблоки для шарлотки. И, окутанные туманом яблочного аромата, неспешно беседуем о прошлом, о настоящем и немножко о будущем… Низкий бабушкин голос всегда меня завораживал…

Счастье в простоте жизни.

Всем нам нужна ЛЮБОВЬ.

Пятый рассказ

Сон плавно перешёл в ровный гул от бега крови по сосудам и венам. А из этого гула-гудения вынырнула во всей мощи и «красе» вечно незваная сильная головная боль. А дальше:

Urlaub — отпуск

Gesundheit — здоровье

Laufen — бежать

Ich gratuliere dir zum Geburtstag — я поздравляю тебя с Днём Рождения…

— серыми лебедями поплыли в моём сознании немецкие слова и фразы. Это всегда означало лишь одно: спасаться бегством уже бесполезно: мне пришёл Das Ende — конец. Если я начинала вспоминать немецкий язык, который усиленно изучала в школе и университете, то, это значит, — я заболела.

Теперь я почувствовала и наличие температуры, и боль в горле (словно кошка горло когтила). Попробовала свой голос, а голоса нет. А потому что, Лиля, не надо было…

… Вот и первое испытание, Лилечка. Белогорка спрашивает тебя: «Ты серьёзно решила провести со мной три недели зимой без цивилизации? Ты такая самонадеянная или очень глупая?»

Сколько времени?

Половина девятого.

Ещё немного лежу, собираю злость, чтобы встать.

Встаю на ноги. И сразу начинаются ощущения-прыжки: будто ты подпрыгиваешь и на две секунды зависаешь в невесомости, и так постоянно. Отсутствует прочная сцепка с реальностью.

Вообще-то я редко болею, и так привыкла к этому факту, что, собираясь в деревню, совсем не взяла с собой медикаментов, лишь обезболивающие и жаропонижающие в одном флаконе имелись в моём распоряжении. Приняла пару таблеток, запила их тёплой водой, оделась и потихонечку, чтобы не расплескать оставшуюся жизненную энергию, пошушлилась в гору, на перекличку с мамой.

Андрей Витальевич, как повелось, поджидал меня на тропинке, чтобы поздороваться и убедиться, что со мной всё «живоздорово». Но сегодня я не прошла его осмотр. Он остановил меня и спросил, что со мной.

В ответ он услышал звуки распевки музыкальных инструментов оркестра перед выступлением и улыбнулся.

— Ты прямо, как герой Вицина в «Джентльменах удачи»… Ты, вообще, куда в таком состоянии?

— Андрей Витальевич, мне надо, — вот это да (!), что-то выдавилось, — Если я не отзвонюсь, буду наказана: меня отсюда депортируют. А этого нельзя… (я закашлялась).

— Понятно всё с тобой. Значит, будем делать «финт ушами». Пиши смс, я схожу на гору, отправлю. …Молчи, тебе сейчас не до разговоров. Пиши смс.

Я написала маме, что сегодня морозно и рот открывать опасно, поставила кучу улыбочек, сохранила сообщение и вручила сотик дяде Андрею. Я была ему очень благодарна!

Тихонечко пошла домой.

Когда Андрей Витальевич пришёл, он принёс и мой сотик, и весть о том, что папа приедет не в субботу, а в воскресенье, "а это значит, что у нас есть лишний день на борьбу с недугом."

— Надеюсь, у меня получилось отвечать твоей маме, как будто я сумасшедшая девушка, решившая провести свой отпуск на краю света.

… Молчи, не благодари.

Зайду скоро, проведать.

Лежу не жужжу. Иногда висящий на противоположной стене портрет моих прабабушки и прадедушки приближается ко мне, и я в подробностях могу рассмотреть их лица и добрые, с суровым блеском, взгляды...

Как было бы здорово, если б дверь открылась и на пороге, как в мультике «Трое из Простоквашино», появились мои родители! Мама, как мама дяди Фёдора, сразу бы начала меня лечить малиновым вареньем…

Малиновое варенье… Ничего не хочу есть (даже шоколад!), а его, малиновое варенье, я бы поела. И звучит красиво: ма ли на, как молочный колокольчик в розовой заре…

Мой бред прервал дядя Андрей. Он молча зашёл в комнату, придвинул к кровати с больным телом круглый обеденный стол, поставил на него серебристый термос. Принёс с кухни мою большую чашку, наполнил её ароматным кипятком из термоса.

— Здесь отвар липы, зверобоя и ромашки. Приду — проверю, чтобы всё было выпито. Ослушаешься, сдам тебя твоим родителям со всеми твоими вирусами и бактериями.

… Лежу. Думаю о дяде Андрее, о его заботе. Сдалась я ему! У него полно своих дел, а тут я, как "три тополя на плющихе".

ЧтО егО, по сути, постороннего человека заставляет проявлять внимание и осуществлять много дел для другого человека, ему, по сути, постороннего?.. Скорее всего то, что Андрей Витальевич — отец. Он отец троих детей (которые, к слову, уже подарили ему не по одному внуку). Дядя Андрей бОльшую часть своей жизни — папа, он познал это высокое состояние, зарядился его энергией и ритмом и не мыслит уже себя вне этого состояния. Да, сейчас он «отбирючился» от семьи в деревенскую глушь. Но и отсюда он продолжает всячески заботиться о своих детях и внуках. Он свил здесь для них гнёздышко, чтобы они приезжали и дышали настоящим воздухом, пили и ели чистое, натуральное, чтобы поправляли здесь, в Белогорке, своё здоровье, драгоценное для Андрея Витальевича. Он собирает для них полезные трАвы и мёд (да, он тоже, как и мой папа, пчеловод)… Он родитель до самого края своей жизни… В общем, на мой взгляд, мужчина-отец — это противоположность всякому эгоизму, чёрствости душевной и эгоцентризму… И всё же, не ловко, когда с тобой возятся, особенно люди, не являющиеся твоими родственниками…

Вливаю в себя наивкуснейший травяной отвар. Тороплюсь: боюсь гнева Андрея Витальевича.

А вот и он снова. С ОВОЩНЫМ СУПОМ! И… с баночкой малинового варенья!

Теперь я просто обязана выздороветь к концу отвара в термосе)

А если серьёзно, то влипла я тоже серьёзно. У меня нет градусника, но чувствую, что температура приличная, значит, организм вовсю борется.

… После мыслей об отцовстве, о семье, думаю о Любви конечно.

Болезнь ли тому причиной, но я думаю о грустной Любви. Что делать, если Любовь разгорелась лишь в одной Душе? Надо ли «бороться» за взаимность? В жизни… Я алмазно-твёрдо убеждена, что в жизни надо бороться за свою мечту, за своих родных и близких людей, за реализацию своего дела, за правду… Но только не за Любовь. Это, на одном конце иголочки, — бесполезно, а, на другом игольном кончике, — граничит с насилием. Если Любовь безответна, сними с себя призрачно-светящуюся мантию своей Любви, аккуратно сложи её, положи в ларец и сожги всё к… до белого пепла. А сама свернись в точку, пусть там всё взорвётся, а после, чтобы хоть как-то отвлечься, начинай считать шаги ухода. На миллионом шаге, может быть, и полегчает…

… К вечеру, как ни странно, температура спала и мне стало легче. Голос начал прорезываться, а жизнь — налаживаться. Глядишь, к папиному приезду я буду, как огурчик. Это всё дядя Андрей и его чаи (кстати, последний термос, принесённый на ночь, содержит в себе мятно-липовый отвар, просто волшебной вкусноты). Пара ложек мёда, как контрольный выстрел перед сном.

Чтобы болеть в глухой деревне, отключенной от цивилизации, надо быть обладателем богатырского здоровья.

Всем нам нужна ЛЮБОВЬ.

ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.

Шестой рассказ

К сегодняшнему дню, а это суббота, я окончательно выздоровела (небольшая хрипотца в голосе мне даже нравилась. Я люблю, когда у меня от простуды голос становится ниже тона на два). Поскольку это было заслугой Андрея Витальевича, мне очень хотелось его отблагодарить. Собираясь в Белогорку, я положила в рюкзак диск с индейской музыкой, намереваясь подарить его, при удобном случае, меломану и музыкальному эстету дяде Андрею. Случай удобнее некуда подоспел, и нынче утром, перед ежеутренним звонком с высоты, я вручила Андрею Витальевичу диск. Вручила — это мягко сказано, уместнее будет выразиться — всучила и убежала, поскольку этот одичавший человек крайне агрессивно реагировал на подарок: видишь ли, только он может дарить и радовать…

Днём совершила два восхождения за родниковой водой в Кирпичный. Во время второго Андрей Витальевич, чей дом стоит у тропы к роднику, ещё, видимо, обиженный ЗА ПОДАРОК, бросил в меня недовольный взгляд и снежок.

… У зимнего дня короток рабочий день. Настал мой любимый момент, в любое время года, когда с неба плавно опускается шифон нежных оттенков голубого, розового и фиолетового цветов. Время цвета лунного камня. Небо в эти мгновения разговаривает с тобой о Любви, но слова его полны волнения и тайны, каждое слово — символ и загадка, каждому слову Неба сердце с дрожью и счастливыми прыжкам внимает…

… А не истопить ли мне баню? Я и водой специально запаслась…

Топлю вовсю… Что-то дыма многовато… Ой, кто это на пороге? Фух, Андрей Витальевич, напугал, честное слово.

Голос Андрея Витальевича:

— Твою ж!...

Я схвачена за куртку и в грубой форме вытащена на улицу (чуть не шлёпнулась на скользких ступеньках).

— Ах ты… Блондинка ты крашена! (это немного изменённая крылатая фраза из фильма «Любовь и голуби») Ты чего творишь?!

— Почему же крашена? Это мой натуральный цвет…(поддерживаю я диалог из «Любовь и голуби») Я баню топлю.

— (передразнивает) Баню топлю. Ты чего добиваешься? Завтра приедет твой папа и спросит меня, как дела. А я ему отвечу, как в той песне: баня сгорела, дочка ваша тоже, а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо!

— А что не так-то, Андрей Витальевич?

— Да всё так, Лиля. Только трубу надо было открыть…

— Точно!

— Иди погуляй, приготовь чай, займись чем-то полезным, а мы уж тут с баней как-нибудь сами…

Какую ж папа добрую баню построил вместе со своим старшим братом, дядей Сашей! Как приятно в ней находиться! Она маленькая, но уютная и удобная, никаких излишеств — всё по банному делу. А вот это деревянное зеркало с полочками и термометр подарила папке я в честь окончания строительства, года четыре тому назад.

Сижу в парилке (она же помывочная), греюсь (Андрей Витальевич не сильно натопил, и это хорошо), вспоминаю, борюсь со сном...

В глухом месте нашего сада, среди яблонь и вишен, стоит-спит старая баня, срубленная ещё дедушкой методом "по-чёрному". Её я с детства считаю опасно-таинственным местом и боюсь до мурашек и замирания сердца. Почему так? Просто я была уверена, что там кто-то или что-то страшный существует… Я и по сей день в этом уверена и стараюсь пореже бывать в том месте сада...

Мыться в "чёрной" бане нам, каникульным дикарятам, приходилось не раз. Удовольствие сомнительное. Я с ужасом ждала в тесном предбаннике, когда мама откроет толстую, обитую чем-то ватным, дверь и позовёт меня на помывочную экзекуцию. Помню только:

Жар

Темень чёрная

В углу трепещет маленький розово-оранжевый огонёк

Единственный источник света — маленькое прямоугольное окошечко, сквозь пот и туман которого видны размыто-зелёные ветви яблонь, вплотную растущих к стене бани

Мамины руки, что моют моё безвольное детское тельце

После третьего ковша воды на голову и третьего произнесения мамой магической фразы "С гусь вода, с Лилечки худоба!", — можно рвать когти из этого жара-пара вон — в предбанник! На свободу!

Быстро (но с трудом, потому что тело мокрое, а вытираться лень и сил нет) одеваешься, выходишь на воздух и идёшь по земляной тропинке вечернего сада, наслаждаясь невесомостью, слушая дальнее мычание коров и лай собак, мечтая об ожидающих в печке бабушкиных пирожках на ужин...

Воскресенье. Сегодня приедет папа. Посчитаем: если он отправится от городского дома в девять, плюс два часа на дорогу, значит, в одиннадцать он будет у края соседней деревни, плюс час на лыжебег (нет, папа не юноша, поэтому, час на лыжеход), значит, примерно к полудню надо его высматривать среди белого сугробья.

Полдень. Я приготовила овощной супец-молодец, сварила картошку "в мундире", а к ней открыла банку малосольных огурчиков и банку кабачковой икры, выгребла остатки сладких запасов, щедро осыпав ими стол, заварила чай, высвободила дыханием круглое местечко в стекле окошка и стала ждать.

… Ожидание прибытия родного странника — это древнейшее из человеческих чувств, родившееся ещё во времена пещер и больше присущее (понятно почему) женщинам… Помню, живя здесь на каникулах, мы каждый выходной, как орлы, осматривали дороги к дому, ожидая приезда родителей, ведь они, как всегда, привозили нам вкусненького-сладенького. Сейчас я ждала не того, что папа привезёт мне, а ЕГО САМОГО… Понимаешь? Прожитое шлифует Душу...

В двенадцать: тридцать я заволновалась сильно и, не выдержав больше статики, оделась и вышла во двор. И удачно вышла!

Вот они! Но не с той стороны, с какой я предполагала их увидеть.

Они — это папа, сестра Валя и, судя по всему, взятый ими в плен и сдавшийся в неравной битве, Андрей Витальевич...

Я к ним. Папа и Валька на лыжах, разумеется. Оба гружёные. Папа машет мне лыжной палкой.

Встретились...

— Привет, пап! Привет, Петух (прозвище Вальки из-за её бойцовского склада характера)!

— Привет, Ушка (Ушка — это я, приятно познакомиться)!.. А-а, папа смотри, какая она бледная! Наверное, не ест тут ничего...

— А я-то что могу сделать?!..

Ну, на ча ло сь...

… Они приехали с ночёвкой.

… Уже ночью.

Под держащий себя в рамках приличия папин храп и под близкое сопение сестры (спим с ней на одной кровати) думаю о наших взаимоотношениях…Третья сестра Нина не приехала. Она вообще не появлялась в тех местах, где была я. Пару лет назад в ней что-то произошло, и она стала ненавидеть меня. Это больно. Горько. И мне совершенно непонятно.

Как только «вылупилось» моё сознание, помню себя с сёстрами вместе. Конечно, младшенькие двойняшки были для меня не подарком) Эта их противная черта характеров — жаловаться на меня родителям по всякому поводу, особенно обидному для меня, — будто я, худая палка, поколотила их, двух пухлых хомяков. Да, справедливости, конечно, было мало в моей с ними жизни: взрослые всегда принимали сторону двойняшек. Но… и тепла меж нами было предостаточно. У нас были друзья, но самыми близкими друзьями были мы. Нас крепко связывали общие интересы: в раннем детстве — рисование, чуть позже — рисование, книги и музыка.

А рисовали мы… После ложки, мы научились держать в руках карандаш. Мы постоянно рисовали. Что? У нас была Империя бумажных кукол. Мы им нарисовали всё: родственников и друзей, домашних животных, одежду, места обитания, школу, музыкальные инструменты, магазины, машины, даже злодей-преступник у нас имелся… Порисовав, мы приступали к игре, по ходу придумывая истории… Это было классное время! Я до сих пор храню свою часть Империи…

… А сегодня с Ниной полный разлад. У неё даже сформировалась аллергия на меня)

… Интересно, почему взрослые укладывали нас спать «валетом» на кровати? Надеялись, верно, что мы перед сном не будем болтать… Но мы же лягались, как жеребята. )

Седьмой рассказ

Ночь без ночи. Рыжик, ты только держись, пожалуйста.

За утренним чаем папа и Валя попробовали уговорить меня покинуть Белогорку и уехать с ними в городской дом, вернуться к городскому существованию. Но я спокойно показала им, как играют на утреннем морозе грани алмаза моего желания остаться в деревне до конца ( и не важно, до чьего конца — отпуска или меня). Папа малость рассердился, предчувствуя нагоняй от Нины Алексеевны, моей мамы. Валя с улыбочкой давнего сообщника заявила, что всегда знала, что её старшая сестра «совсем ку-ку» и нуждается в экстренной психиатрической медицинской помощи (падение сосульки на кумпол сестрёнка тоже посчитала подходящим альтернативным средством для излечения).

…Когда они уже собрались, мне захотелось их проводить. Хотя бы до Храма.

И вот трое лыжников, не считая вредную таксу дяди Андрея, которая тоже захотела стать участником экспедиции, не спеша пробираются сквозь густой морозный день, задевая солнечные ноты, живущие в воздухе, словно бы записанные на пяти линиях невидимого нотного стана. Вместе с солнечными звуками в густом воздухе висят и не падают золотые снежные пылинки.

Мороз усиливается. Дышать всё труднее. Но под курткой, в результате активного движения, уже образовался тёплый микроклимат. Мышцы разогрелись, кровь бежит свободно и резво.

А в Природе, наоборот, — статика.

Ветер спит в пустых гнёздах грачей, изредка давая о себе знать лёгким покачиванием древесных верхушек.

… Мягкое шуршание лыж по снежной глади… Скрипящий резкий звук уколов лыжных палок…

Мы добрались до Храма.

— Лиль, ешь нормально. Ты за эту неделю похудела. Я вот скажу матери...

— Да, Уш, не ленись готовить. Чтобы и завтрак, и обед с ужином у тебя были. Мы тебе столько всего привезли.

— Дочь, пойми, здесь силы нужны...

Спасибо, мои родные, за заботу! Если б я умела обниматься, я бы вас обняла...

… Стоим вдвоём с Храмом, смотрим в спины лыжников. Золотые пылинки покалывают щёки.

Солнце в зимнем зените.

Из Храма иногда доносятся звуки. Но это не потусторонние силы, как думают некоторые люди. Это кирпичи отрываются от кладки и падают. Храм разрушается. Он спит, а Природа тихо обращает его в свою веру. Через некоторое время на месте Храма будут деревья и трава. А я буду рассказывать о нём своим правнукам, занимающимся киберспортом в свободное от посещения лунной школы время...

Смотрю на Храм. Какой же он красивый! Какая завораживающая, высокая архитектура! Сейчас даже в больших городах подобных не строят. А ведь он был построен в 1905 году для небольшого села… Да, значит, было время, когда зодчие считали своим долгом создавать красоту, где бы ей не предстояло жить после рождения, время, когда зодчий не мог позволить себе штамповать однотипные постройки. Было время...

… Наш Храм почему-то имеет в регионе "славу" аномального места. Люди приезжают к нему, снимают видео. Никаких доказательств аномальной активности они, при этом, естественно, не находят, но, чтобы их видео смотрели, готовы приукрашивать и лгать, выдавать простые обычные вещи и явления за происки потустороннего мира. Такие люди выдают звуки падающих кирпичей за звуки призраков; крики филина и неясыти — за женский смех в ночи. Кстати, в самом Храме и вообще в деревне уютно себя чувствуют, а потому и обитают во множестве совы, филины и неясыть.

Летом, в синих звёздных сумерках я часто видела сов. Они сидели на осинах и вётлах за дальним огородом, где у нас росла картошка. В темноте птицы казались мне людьми в светлых накидках, в плотных капюшонах, миниатюрными людьми с круглыми бледными большеглазыми лицами...

… Перед сном я всегда проверяю дверь сеней и дверь в жилую часть дома на закрытие. Обычно, это действо не сопровождается чем-то необычным.

Но именно сегодня, на старте второй недели моей свободы, в старую хлипкую ободранную дверь сеней… постучали, точнее, — поскреблись.

(Дальнейшее основано на реальных событиях. Правда, помогала не собаке, а кошке)

Царапанье двери сопроводилось женским плачем: собака или ещё кто-то (я пока не знала, кто) скулила и плакала до рёва, явно в мучениях. Под моей дверью страдало живое существо. Ну же, Лиля, давай, соображай! … Ты боишься? Хорош! Открой дверь и посмотри.

Открываю дверь. Предзрением фиксирую осветившуюся на секунду светом из сеней убегающую тень большого пса непонятного тёмного цвета. Опускаю взгляд, и вижу на пороге рыжую полупушистую собаку средних размеров. Фиксирую её неестественно большой живот и набухшие соски, фиксирую слабо виляющий длинношёрстный хвост и морду без слюнотечения (значит, бешенства нет, хорошо). Фиксирую, и на этом моменте сердце моё само заскулило, большое мокрое пятно под собакой.

Она смотрит на меня слезами. «Я пришла к тебе с доверием, человек. У меня крайний случай. Помоги мне», — ясно читаю по собачьим глазам.

Лиля, не видишь, что ли?! Она пришла к тебе, чтобы ты помогла ей ощениться. Видимо, появились трудности, иначе не пришла бы. Ну же, что ты опять зависла?!

Отступаю в сени.

— Проходи, Рыжик.

Собака задрожала, с усилием встала на лапы и медленно-медленно поплелась следом за мной.

Я расположила роженицу на полу, возле голландки, разложив для неё чей-то старый ватник. Рыжик мучилась схватками. По всей видимости, уже давно. Она страдала от боли. Она постоянно становилась в позу и напрягалась. То и дело меняла позу. Плакала, скулила беспрестанно… У неё не получалось ощениться. Моя интуиция и внешний вид Рыжика подсказывали мне, что роды у собачки были первыми.

Заметив, что нос, рот, зубы и язык Рыжика сухие, я дала ей попить тёплой кипячёной воды. После этого собака немного расслабилась и легла на бок. Я присела рядом и, повинуясь интуиции, принялась осторожно гладить беременный живот: сверху-вниз, сверху-вниз, — и так минут десять.

Спустя ещё десять минут на встречу к нам прибыл первый щенок. Он был мокрый и как бы обёрнутый плёнкой, а ещё у него моталась пуповина. И Он НЕ ДЫШАЛ. Я стояла и смотрела, то на щенка, то на его мать. А Рыжик с равнодушным видом смотрела в окошко. Я почувствовала прилив паники и страха за жизнь щенка. А пока я паниковала и боялась, Рыжик, как оказалось, будучи нисколько не отстранённой, добросовестно внимала заложенной в ней древней информации предков, считывала её, чтобы воспользоваться в качестве инструкции к действию. Закончив считывание, Рыжик спокойно разгрызла плёнку, отгрызла пуповину и принялась вылизывать щеночка, разбудив тем самым его дыхание и жизнь в нём.

Не упоминая другие подробности процесса, сообщу лишь о том, что в течение трёх ночных часов Рыжик ощенилась ещё тремя щенками.

Рыжик всех их правильно приняла, вылизала и, после окончания родов, разложила вдоль своего живота, чтобы слепыши могли начать питаться её молоком.

Моё напряжение спАло, и я уснула, сидя на старой низкой табуреточке, под аппетитное и некультурно-громкое чмоканье щенков, с довольной мордой их мамки перед глазами.

Было четыре часа утра.

Проснулась я также под аккомпанемент милого чмоканья и недовольного ворчания того щенка, кого другие пытались отстранить от источника маминого молока.

Перед тем, как уйти на телефонные переговоры с мамой, я накормила Рыжика тушёнкой и оставила ей в старой маленькой кастрюльке тёплой воды. Кормящей маме надо хорошо кушать и постоянно пополнять баланс жидкости.

У крыльца меня поджидал большой пёс тёмно-серой масти. Видимо, — переживающий молодой отец. Я сказала ему, что роды прошли благополучно, все живы-здоровы, и поздравила его с четырьмя детишками. Тёмный в ответ фыркнул и неспешно побежал прочь (наверное, праздновать с друзьями)…

Куда же я без Андрея Витальевича?

Специально зашла к нему, рассказала о прошедшей ночи и попросила найти просторный ящик или коробку, чтобы достойно расположить молодую маму с ребятками-щенятками.

Днём Андрей Витальевич пришёл ко мне, принёс большой деревянный ящик, который он только что сам смастерил, и долго оставался у меня, любуясь на Рыжика и её щенков.

Восьмой рассказ

Гад-ген

— Хоро-ошая… Можно тебя погладить?.. ХорОшая мама.

— Да, постоянно их кормит. Ночью только пришли к нам, а уже, мне кажется, потолстели, как за неделю… Постойте-ка, дядя Андрей, я ей тут… Рыжик, кушать!

… Уходя, одевая тяжёлую куртку, Андрей Витальевич с ухмылкой обратился ко мне:

— Ты же хотела вернуть все банки с ненавистной тушёнкой папе?..

— Хм, хотела. Но папА не соизволили взять. Сказали (цитата): «либо ты и тушёнка остаётесь здесь, либо обе отправляетесь со мной в город».

Андрей Витальевич засмеялся:

— Да, твой папА умеет убеждать.

— А теперь, как выяснилось, тушёнке здесь…кушай, Рыжик, не отвлекайся,… самое место.

Дядя Андрей, о серьёзном хочу. Сегодня слышала выстрелы…

— Это охотники вернулись. Кстати, один из них остановился в бывшем доме дяди Лёни.

— Блин, это ж рядом со мной.

— Не ругайся. Он, вроде, нормальный мужик, хоть и охотник. Я его знаю, мы с ним жили в соседних домах в городе.

— Охотник не может быть нормальным мужиком.

— Не тебе судить. Каждый из нас сам будет есть то, что приготовят ему его поступки. Кто-то — тортик…

— А охотники, я надеюсь, г…

(перебивает)

— Не ругайся и не злись. А то сама будешь есть не пойми что.

Пока!

… Перед сном сидим всей «семьёй» у пылающей голландки. Хм, кто сидит, а кто лежит и наслаждается маминым молочком…

Рыжик — очень хорошая мама: столько нежной заботы в ней, полностью отдалась детям, мгновенно реагирует на малейшее движение щенка, на первый же его писк; так крепка их связь, что её даже можно увидеть и почувствовать — розово-золотое тёплое облако…

Рыжик — примерная дочка Мамы-Природы, надёжно, без сбоев, продолжает Её Материнскую Сущность.

…Почему в Человеческом доме, порой, случается такое, от чего Материнская Сущность Природы плачет и мечется в ужасе, от чего Она из тёплого розово-золотого облака превращается в истоптанный придверный коврик?

Я думаю о тех непостижимых уму и сердцу происшествиях с «человеческими» отношениями между «родителями» и ребёнком, которые жёстко избили мою Душу… Довелось мне узнать о таких случаях жестокости к детям со стороны их «родителей», рядом с которыми оставление ребёнка в детском доме является хоть и мерзостью, но мерзостью, прошу прощения, гуманной.

Эти происшествия — БОЛЬ и ЖУТЬ… Я не смогу их описать. Я не могу о них даже думать (но вот уже подумала сейчас, и снова — боль, неизбывная, уничтожающая Душу). Это мысли, которые ревут, рычат, бесятся в визге. Я даже вынуждена была научиться ставить «блок» таким мыслям. Когда они приходят ко мне, как сейчас, я говорю себе: «Не сметь об этом думать! Думай только о своей семье! Ты нужна своим людям в здравом уме и здравом теле.» Не спорю, это чистый грязный эгоизм, но он, как и ложь иногда, — во спасение.

… Я могу лишь воззвать к нашим государственным социальным службам. Милые, прекратите вы уже прикапываться к благополучным семьям, в которых родители просто наорали на ребёнка из-за его истеричной просьбы дать ему конфетку! Спуститесь вы, наконец, в самую клоаку и вытащите оттуда тех детей, которых ещё можно…

Аборт — это тоже «придумка» человечества. Это умышленное убийство ребёнка. Я категорична?

Однажды, на беседе с врачом-гинекологом я узнала, что, оказывается, во время аборта на поздних сроках малыш всё чувствует, он чувствует вторжение, пытается от него увернуться, открывает ротик… А на ранних сроках — песчинка человеческая спит и видит во сне своё радужное будущее с мамой и папой за руки, а её вдруг — давят…

Мне иногда кажется, что человек не родной ребёнок Матери-Природе третьей планеты от Солнца…

Есть в нас Гад-ген, который работает как уничтожитель всех законов Природы, который будет грызть Её, пока не насытится и не отвалится, то есть не "отвалит" (извините за грубость) обратно в Космос скитаться в поисках новой Жертвы.

В ком-то из нас этот ген спит, а в ком-то — бодрствует… Но в том, что он есть...

Что это? Почему Рыжик вдруг вскочила, да так резко, что четверняшки попадали с её сосков, как поспевшие яблоки с веток?

— Рыжик, ты чего?

Собака побежала к входной двери, стала оборачиваться на меня и поскуливать. Она, казалось, решала: разразиться ли ей звонким лаем или осторожно промолчать. Осторожность возобладала.

За окнами послышался далёкий лай собачьей стаи.

Рыжик впервые зарычала, показав клыки.

Лязгающий звук в сенях — в уличную дверь постучали, и на этот раз то была рука человека.

Звук окунул меня сначала в чан с кипятком, потом — в чан с ледяной водой и снова — в вар.

Я встала и замерла в ступоре. Свойственная мне заторможенная реакция на происходящее включилась сейчас в полную мощность. Я не могла, да и не пыталась даже, сосредоточить мысли, бегающие в моей голове, как муравьи в муравейнике (но те хотя бы по делу бегают всегда). Только двум мыслям более или менее надёжно удалось закрепиться:

1. Раз Рыжик ТАК агрессивно реагирует, значит, за дверью — не доброе.

2. В наших глухих местах иногда появлялись люди с нехорошими намерениями. Мгновенно пронёсся в памяти случай из каникульного детства в Белогорке: однажды вечером, когда мы только закончили ужинать и смотрели сериал по телевизору, в уличную дверь, как сейчас, постучали. Дедушка вышел, с кем-то громко разговаривал (мы ничего толком не слышали из-за телевизора). На следующий день бабушка рассказала нам, что «приходили плохие люди и требовали, чтобы дедушка отдал им свою пенсию, а дедушка взял топор и прогнал плохих людей». Представляю, каково было дедушке в момент, когда он держал оборону, находясь один на один с гадами. Полон дом внуков, жена… И возраст, и… этих было двое. Но дед, как и в Великую Отечественную войну, — победил.

А я? Ведь я-то не дедушка. У меня в хозяйстве и топора нет!

Рыжик гавкнула. И это разбудило меня.

Я знала, что мне никто не поможет, кроме Рыжика, конечно же. Взяла кухонный нож и вышла в холодные сени. Пьяный голос за дверью матюгнулся и приказал открывать.

Теперь, по крайней мере, я знаю, что за дверью не Люми какой-нибудь, а человек.

Рыжик осталась рядом со щенками.

Я замерла. В углу сознания таится ма-аленькая мысль о чуде: может, этот… он… сам собой уйдёт, как кошмарный сон.

Конец надежде: дряхлая дверь с лязгом и скрипом затряслась.

Рыжик не выдержала и психованно залаяла.

У меня новая мысль-надежда: может, сейчас услышит шум дядя Андрей и подоспеет на помощь. Рукоять ножа мокрая и скользкая от вспотевшей ладони.

Но этот стал действовать хитрее: перестал шуметь и просто стал выдавливать дверь плечом. Этой двери долго не продержаться.

Я ощущаю себя летящей пулей. На старт, внимание, — марш! Паника, ужас и отчаяние переполняют меня. Их огненный с ледяными всполохами гейзер в такт ударам сердца бьёт по черепной коробке и пенится мурашками в мозге.

Мысль: хоть бы обморок. Но нет, сознание, похоже, решает досмотреть всё до конца.

В двери что-то треснуло. В этот момент я разревелась.

ВДРУГ этот сделал быстрый вдох, как будто пробыл очень долго под водой и, наконец, вынырнул.

Потом он сипло вскрикнул.

Потом послышался топот, сначала прямо у двери, затем — по снегу. Кто-то закружил недоброго человека в танце… И этот новый Кто-то рычал так, что у меня инстинктивно поднялись волосинки на руках. Всё, вот это — точно Люми!

Но Рыжик своим поведением вмиг опровергла моё предположение. Она, немного пометавшись, ринулась к двери и радостно залаяла. Она виляла хвостом, прыгала, пыталась таранить дверь. И, не переставая, лаяла.

— Нет, Рыжик! — попыталась скомандовать я, — Не сейчас!

"Танец" продолжался недолго. Сквозь лай Рыжика я расслышала неимоверных размеров мат и быстрый скрип снега. Похоже, зло ушло (точнее, убежало).

Кто-то, я уже догадывалась, — Кто, а Рыжик-то точно знала, спас нас этой ночью.

Когда на улице всё стихло, я вспомнила, что к моей ладони прилип ножик. Слёзы полились ещё сильнее: во-первых, от облегчения, во-вторых, от осознания того, что я могла помыслить об использовании ножа против другого человека, пусть даже и недоброго. Я раз двадцать (на нервной почве) проверила дверь сеней на закрытие и вернулась в дом, положила нож на место. Рыжик, погрустнев, поплелась за мной. Извини, подруга, не сейчас.

Тщательно закрываю дверь жилой части дома...

Всю оставшуюся ночь и тёмное время зимнего утра я просидела на полу, ежесекундно осматривая шесть окон обеих комнат: кухни и спальни. Раз, два, три, четыре, пять и шесть, раз, два, три… — словно два луча видеонаблюдения работали мои глаза… Рыжик тоже бодрствовала.

Приближалось время выхода на гору. Я покормила себя и Рыжика, оделась и, дрожа, как в поездке на старом тракторе, вышла на крыльцо.

На крыльце сидел… Герой этой умопомрачительной ночи — Тёмный!..

— Спасибо тебе.

В ответ — прямой серьёзный взгляд.

— Надеюсь, ты его не шибко… затанцевал?..

Скучающий взгляд в небо.

— Хочешь увидеть своих?

Взгляд — "что за глупый вопрос."

— Ну, иди, иди, поворкуй с ними...

Любовь и голуби...

Тёмный осторожно заходит в нашу полу-женскую (из-за двух мальчиков-щенков) обитель. Радости Рыжика нет предела. Они лижутся и обнюхиваются. Слепые четверняшки, учуяв незнакомый запах, впали в шок и даже отвалились от источника жизни — маминого соска. Отец начинает осмотр наследников. Обнюхал первого мальчика. Тот, в ответ, обнял папин нос и начал было играть с ним в царапки. Папа строго пресёк баловство. Две девочки весело покатались колобками под папиным языком. Второй сынок хотел было пошушлиться в сторону маминого живота, но был остановлен отцовским ласковым прикосновением.

Такая Любовь!..

Лиля, ну хватит уже сырости на сегодня!..

Дяде Андрею решила ничего не рассказывать.

Девятый рассказ

Сегодня Андрей Витальевич пригласил меня совершить вторую Водную экспедицию с тележкой. Экспедиция была намечена на тринадцать дня, чтобы каждый из нас успел разобраться с насущными делами и приготовить обед, который, по возвращению из путешествия, сразу можно было б съесть и спокойно отдыхать.

В экспедиции с Андреем Витальевичем, как и прежде, самым разговорчивым являлся снег, обсуждающий каждый наш шаг и тележкин ход. Но, у моей двери, уже прощаясь, дядя Андрей заговорил. Поделился такой новостью:

— На охотника, который остановился в доме дяди Лёни, этой ночью напал один из деревенских псов и покусал его. Поэтому, сегодня с утречка пораньше, покусанный гражданин уехал в город срочно делать прививку от возможного бешенства.

Мои нервы лопнули, и я, сама не ожидая от себя такой реакции, расхохоталась до слёз. Дядя Андрей задумчиво и терпеливо ожидал конца моей истерики, а потом вкрадчиво спросил:

— Лилька, ты в норме? Может, одиночество здесь сломило тебя?

— (отсмеявшись и усмиряя дыхание) Нет, дядя Андрей, со мной всё в порядке. Просто подумала сейчас, что эти уколы уехавшему «гражданину» будут весьма кстати, при его-то диагнозе… (видя хмурое удивление Андрея Витальевича) Не обращайте на меня внимание, всё в порядке, честное пионерское.

— Смотри у меня…

Всей «семьёй» вкусно пообедали, и я уже собиралась упасть с электронной книгой на кровать, но мой почти начавшийся «полёт» был прерван гррубым грромким непонятным звуком с улицы. Чужеродный звук становился всё гррромче.

«ОПЯТЬ! Да что же это такое?! Что же это за вторая неделя-то такая?! Удивительная.»

Я засела за подоконник, как шпион за укрытие, и подглядываю. Мимо окошка проплывает, подпрыгивая на снежных кочках, оранжевый снегоход.

"Блин. Это ещё кто? Неужели полиция, — Тёмного арестовывать? За причинение вреда здоровью гад-гена..."

Звук мотора стих. Раздался трёхкратный стук в дверь.

Эх, два раза не умирать! Раз! — накидываю куртку, два — поглаживанием успокаиваю Рыжика (лежи, девочка, продолжай свою добрую миссию), три — подхожу к входной двери и, пытаясь звучать уверенно, спрашиваю: « Кто Вы и что Вам надо?»

— Лиля, открой, пожалуйста, это я, Максим Филин!

Потом удивлюсь, а пока — открываю дверь давнишнему знакомому.

— Привет, Лиль!

— Привет. Ты что здесь делаешь?

— Хм, вежливый приём…

— Ой, извини.

— Впустишь? А то замёрз, как фонтан у ДК «Современник».

В это мгновение рядом со мной тихо материализуется Тёмный и начинает нагло рассматривать чужака. Похоже, Тёмный отныне взял наш дом под круглосуточную охрану.

Максим, может, и удивился, но не показал этого, сделал лёгкий поклон Тёмному.

— Привет, соб!

(Меня раздражает, когда собак называют сОбами или пёсиями. Не знаю, почему.)

— Лиль, это твой?

— Нет. Проходи.

— Ух, а это у тебя что за семейство псовых?

— Знакомься, Рыжик, это Максим. Рыжик — подруга тому очень хорошему псу. А это их щенята. Новорождённые.

— Понятно. Напоишь кофе?

— У меня только чай. (вру)

За чаем.

— Как ты здесь, не скучно?

— Нормально. А как поживают твои трое детей и Ольга?

— (перестаёт улыбаться) С ними всё в порядке. Я на днях встретил твоего папу, и он рассказал, что ты проводишь свой отпуск здесь, в любимой Белогорке.

— Максим, прости, конечно. Ты зачем приехал? Что-то случилось?

— Нет-нет. Просто привёз рамки к следующему сезону, и захотел покататься на снегоходе. Кстати, открой, пожалуйста гараж твоего папы, я положу туда рамки. У тебя ключи-то есть?

Вручаю Максиму ключи, он сам разгружает рамки. Он уже здесь всё знает: у него на нашей пасеке с десяток ульев, и он тесно сотрудничает с моим папой, у них отношения наставник-ученик в деле медосбора.

— Ух, холодно!

Твой «очень хороший» соб ходил за мной по пятам. Зверюга… (снова усаживается за стол)

— Максим, уже темнеет. Тебе, наверное, пора.

(подсаживается ко мне, берёт за руку)

— А помнишь, как я ухаживал за тобой?

— Помню. Безрезультатно. (освобождаю свою руку) С таким же успехом ты потом ухаживал поочерёдно за обеими моими сёстрами.

— Да-а, вы крепкие орешки.

— А твоей младшей дочке сколько сейчас? (всё пытаюсь пробудить в человеке совесть)

— Лиль, давай забудем обо всём. (пытается меня обнять, я ставлю боевые «блоки») Ну мы же здесь одни… никто не узнает…

— Мы не одни.

— ?

— Здесь моя совесть. Надеюсь, и твоя тоже. Так сколько сейчас твоей дочери, пять?

— Пять… Лиль…

— Тебе пора, Максим.

(Долго смотрит на меня. А потом глаза его леденеют, а губы кривятся в насмешливой ухмылке. Очень неприятное выражение лица. Максим резко встаёт, быстро накидывает куртку и, без шапки, устремляется на выход, яростно хлопая обеими дверями. Звук мотора снегохода. В окне блеснул белый свет фар.)

Фух, наконец-то, тишина.

Вот, Рыжик: "Руссо туристо — облико морале", как говорится.

………….

Разбила сейчас много виртуальных тарелок — на счастье реальное — и немного успокоилась.

… Вспоминаю старинный фильм "МАТРИЦА". В сюжете его много захватывающих воображение идей. Но одна из них стала для меня особенной, одной из немногих, которые вжились в мой внутренний мир. Это идея двуначалия Бога. Мужское начало — это Технологии, Логика, Разум. Женское начало — это Природа, Жизнь, Любовь. Я пробую, насколько это возможно мне, говорить о Природе, её Красоте, о Жизни и Любви...

Моё любимое время Лунного камня.

Одеваюсь и выхожу во двор.

Холодно.

Прохожу мимо следов снегохода. Подавляю в себе досаду.

Поднимаюсь на гору.

Ухожу подальше, почти к самому Кирпичному. Чтобы видеть дырявые купола Храма.

Останавливаюсь. Слушаю, как замедляется сбитое подъёмом дрожащее дыхание. Ощущаю, как взбудораженный пульс становится нежнее и незаметнее.

Смотрю на молочно-фиолетовый снег и, медленно-медленно поднимая глаза вверх, достигаю Неба и остаюсь в Нём, в розово-голубом Просторе. Небо отрывает меня от снежной земли, делает прозрачным, почти несуществующим тело, оставляя только Душу. Потому что разговаривать Небо любит только с Ней. Когда смотришь вглубь чистого Неба, начинает кружиться голова...

Восток в тёмно-фиолетовом цвете. На западе — Солнце ложится на далёкий горизонт.

Мир успокаивается и засыпает.

Затих ветер.

Замолчали птицы и звери. Закрылись в своих логовах их подлые враги — охотники; охотничьи собаки улеглись в снег после сытной трапезы.

Самолёты прокладывают себе путь где-то далеко от нашей горы.

Даже электричество в проводах примолкло.

Зазвучала почти абсолютная тишина. "Почти", потому что пока мы живы, в каком бы беззвучии ни находились, всегда слышим себя: свою кровь, бегающую по венам и сосудам, своё сердце, свои мысли… А так хочется услышать Тишину, как она есть!

Слушаю. Смотрю. Пью Красоту, как ледяной молочный коктейль.

… Звёзды с Той стороны приближаются к нашему розово-синему Озеру, начинают заглядывать в его волны, и, наконец, нырнув в них, становятся видимы с Земли.

Смотрю в звёзды. Жду чего-то. Такое чувство при этом, будто прыгаю вниз с водопада, а потом — резко вверх на облаке из водных осколков. Так моя Душа ищет в Звёздном доме свою вторую половину. Душа протягивает ладонь и ощущает ответное прикосновение чьей-то ладони. Привет!

Вселенная сейчас, наверное, улыбается…

Но почему ТАК грустно? Может, потому что настроение моё испорчено Максимом. А я ведь когда-то уважала его за человеческие качества. А сегодня он проявил себя, мягко выражаясь, странно.

Есть ли Любовь в этом мире?

ВЕРЮ — ЕСТЬ...

Лиля,

Всё БУДЕТ в следующей жизни:

Любовь, и счастье,

И свобода.

Ну, а пока

Здесь потоскуй ещё немного,

Достойно заверши

Свою дорогу.

Так, грустные мысли, ну-ка, брысь! Не трогайте мою Душу. Несмотря ни на что, я ВЕРЮ В ЛЮБОВЬ. ВЕРЮ.

Я не смогу описать словами, что такое ЛЮБОВЬ.

Но вот, что для меня является аксиомой: ЛЮБОВЬ — ЭТО ВЕРНОСТЬ.

Без верности Любовь — пустышка. Верность означает то, что два человека не нуждаются ни в ком и ни в чём, лишь друг в друге.

/>/>

Измена (даже в мыслях) является убийцей Любви. Единственное, что не прощается в Любви, — это измена. Изменив раз, человек изменит вновь. Жизнь тому свидетельница.

О, как же я замёрзла!!!

Но не хочу спускаться!

Новорождённый месяц подбадривает меня своей тонкой улыбкой. Спасибо!

Вновь вслушиваюсь в разговоры звёзд. Хоть бы одна из них открыла свою тайну!

Я совсем заледенела.

Но вдруг случилось, наконец, то, чего я ждала: ко мне пришло умиротворение. А с ним вместе — алмазной твёрдости уверенность в том, что...

ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.

………….

Вот эта мысль, которую я сейчас скажу,… она ведь давно живёт среди нас, заглядывает во все Души и во многих остаётся жить. Не для всех, но… Правда, Смысл Жизни — в Любви.

Десятый рассказ

Много раз пыталась понять, что же такое мысли. Откуда они приходят, куда исчезают, где и как живут? Визуализация помогла мне создать вот такой "Образ мыслей": аморфная сущность, многоугольник, освещаемый лучом прожектора, кружится вокруг своей оси или вовсе как придётся, подставляя свету то одну, то другую свою часть;… прикосновение света к части многоугольника впускает (включает) новую мысль… Иначе я не могу объяснить непоследовательное, не поддающееся планированию и фиксации разнообразие мыслей и их непредсказуемое исчезновение и такое-же появление.

Почему я сейчас об этом думаю? Потому что сегодня, кажется, уже четверг, и я только что проснулась с вот какой мыслью: все мы многолики. Степень выраженности многоликости у всех разная, но то, что все, без исключения, несут в себе не одну личность, — это не надо подвергать сомнению. Поэтому, чтобы узнать все личности человека, а также продемонстрировать свои, надо немного пожить с этим человеком под одной крышей. Или сходить вместе в поход. Или попробовать выполнить вместе порученную работу...

Сегодня четверг.

Мне снилось, что я разговариваю с моей ушедшей бабушкой Ираидой (маминой мамой). Мороз должен отступить. Смотрю на окна: они пока ещё в бриллиантовых веточках. Посмотрим, что будет днём.

… Сегодня четверг. Хорошо бы сегодня уделить больше времени чтению! Хочу просто полежать и почитать. А!, и съесть все запасы шоколада (до нового поступления шоколадной партии в субботу как-нибудь продержусь).

Позавтракав какао, накормив соню-Рыжика, отправляюсь на гору — место и время встречи с мамой изменить нельзя.

… Природа решила сегодня оттаять. С самого утра Она в тёплом озорном настроении: всех, кого встречает, окатывает нежными дождинками из большого серого ведра.

… Андрей Витальевич, подозвав меня, когда я шла домой, сделал мне странное предложение, подведя к нему новостью:

— Дом бабушки Зины покупает один товарищ из охотничьей шайки. Так вот, пока ещё дом свободен, хочу влезть на чердак и поискать там старинные вещи и фотографии. Хочешь со мной? Я на днях заходил в дом, проверял крепость стен и потолков, пока крепкие…

— Я согласна.

— Хорошо. Тогда через час я зайду за тобой… Что?

— Андрей Витальевич, грустно, что ещё один из этих здесь поселится.

— А что поделаешь, если нормальные люди сюда не едут.

…Сегодня четвёртый день второй «ненормальной недели», и, похоже, намечается авантюра.

… Дядя Андрей поставил принесённую с собой деревянную лестницу к наружной чердачной дверце в треугольной крыше, залез наверх, стал дёргать заклинившую от деформации дома дверцу, с трудом, но открыл её, — получился прямоугольник, излучающий космическую черноту. Мы вскрыли застывшее время! Что дальше?

Перед тем, как пересечь границу реальности и тайны, дядя Андрей обратился ко мне с просьбой:

— Если найду что-то, — крикну. Ты, пожалуйста, поднимись по лестнице и помоги спустить, по возможности.

Прошло немного времени. (Я успела всего лишь раз десять увернуться от наглых попыток Ганса, специфической таксы дяди Андрея, погрызть мои сапоги.) И послышался из глухой дали потустороннего мира голос Андрея Витальевича:

— Ого! ОГО!!! Лиля, клад!

(прямо, как в мультике про Простоквашино)

— Поднимайся сюда!

Залезла. Из темноты вынырнули руки Андрея Витальевича и, передав мне Что-то, что я прижала к себе, исчезли вновь.

Я взглянула на предмет. Надо же! Это старинная кукла-голыш из пятидесятых годов прошлого века. Одежда, если и была когда-то, то потерялась в других временах и реальностях. Кукла была вся пыльная, грязная и с дырявым плечом. Аккуратно укладываю её в чистый снег. Ганс тут же подбегает к находке, обнюхивает.

Дядя Андрей не унимается — снова зовёт.

Так мы вытащили с ним, помимо голышки: куклу из восьмидесятых годов прошлого века, похожую на девочку Наташу из мультфильма про домовёнка Кузю, четыре разноцветных пластмассовых колечка от пирамидки, пластмассового, полинявшего до слабо-розового цвета Чебурашку, маленького деревянного зайчика из пятидесятых и… старую, потрёпанную до нежной тленной мягкости книжку Виталия Бианки "Лесной колобок — колючий бок" издательства Малыш 1974 года, с иллюстрациями Чарушина. Все найденные игрушки были в грустном состоянии. Но это не страшно: дядя Андрей вылечит, он умеет лечить старинные вещи. Главное, что мы их нашли. Мы нашли и подняли со дна времени Детство не одного поколения...

На обратном пути построили предположение, как такое могло случиться, что игрушки забыли на чердаке. (Родственники бабушки Зины уже лет двадцать, как забыли и о доме, и о Белогорке.) Наверное, в суете сборов, каждый подумал, что этот маленький ящик погрузит кто-то другой.

— Детство на чердаке забыли… Андрей Витальевич, а что мы будем делать с найденным?

— Во-первых, попытаюсь возвратить книге и игрушкам достойный вид. Если когда-нибудь здесь появится кто-то из родных бабушки Зины, верну им, а если не появится, оставлю в своей коллекции старины.

— Лиля, давай вечером посмотрим какую-нибудь советскую комедию? У меня на ноутбуке много сохранено.

— А "Служебный роман" есть?

— В обязательном порядке. К семи подгребай.

И вот я, захватив пару шоколадок, волнуясь, что, как всегда, опаздываю (примерно на час), гребу по мокрому снегу к дому дяди Андрея.

Захожу — никто не встречает, и правильно: позор опоздунам (всю жизнь меня преследует эта фраза). Мельком замечаю уже чистые игрушки, сохнущие на расстеленной газете. На столе лежит найденная книжка. Видно, что дядя Андрей начал работать с ней: подклеивает, очищает.

Слышу звуки моего любимого фильма. А где же?.. Вот он. Спит, как сурок. Видимо, устал за сегодня. Ну, пусть спит.

Подсаживаюсь к ноутбуку, вникаю.

…— А мне ведь только тридцать шесть, — говорит Людмила Прокофьевна.

— Как тридцать шесть?! — искренне удивляется Анатолий Ефремович.

Ага, почти самое начало. Хорошо! Наверное, я могу честно съесть одну шоколадку? Да открывай ты уже, Лиля.

Много раз могу повторить: «Служебный роман» 1977 года — мой любимый российский фильм. Он имеет Душу. Она золотая, как ранняя, но уже почти средняя осень. Она терпкая, как запах павших листьев на аллеях и в лесу. Она сверкающая искрами Счастья, как Любовь среди буднего мира. Фильм имеет и вкус — это шарлотка. Фильм всегда дарит мне надежду, дарит ощущение ожидания Встречи. Правда, песни в фильме очень грустные, слова грустные… И история Ольги Петровны и Самохвалова очень печальна. Но поучительна.

… На последних аккордах фильма пробуждается Андрей Витальевич.

— Что? Как дела? — спрашивает он спросонья.

— Всё в порядке, — отвечаю, — Через девять месяцев у Новосельцевых было уже трое детей: мальчик, мальчик и ещё один мальчик. Дядя Андрей, простите, что я опоздала.

— Проехали. Давай пить чай.

— Вот шоколадка!

… Дома, сидя у голландки в компании с четверняшками и их молодой мамой, вспоминаю Небо из фильма "Служебный роман".

Захватывающе думать, что под этим Небом вопрос о моём существовании ещё даже не решался, не существовало меня… И мои мама и папа ещё не были знакомы, но всё к этому шло...

… Будут такие фильмы, с таким Небом, под которым уже не будет меня...

Это Жизнь. Её надлежит "благодарно принимать"… Всё, что с нами происходит, надо благодарно принимать. Ведь всё, что ни делается, — к лучшему. Это моя путеводная фраза.

ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.

Но почему живущему человеческому созданию так трудно представить свою ограниченность в жизненном потоке? Почему так сильно сопротивляется сознание при мысли, что тебя когда-то не было и когда-нибудь не станет?.. Может быть, потому, что мы вплетаемся в бесконечность, как нити, и каждая ниточка ощущает эту бесконечность и себя ощущает бесконечной?

Одиннадцатый рассказ

Это иногда надо делать

7777 потОв

Однажды, в начале походной ночи, мы, товарищи по рюкзаку, решили узнать, кто из нас быстрее подвергнется износу, и начали соревнование по прыжкам на месте, на мокром илистом берегу Сурского моря. В судейский состав вошли почти было уснувшая, но передумавшая с этим, Природа и Музыка, обосновавшаяся в этот раз в магнитофоне. Прыгали без остановок около двух часов! 7777 потов сошло, смеялись, задирали головы и смотрели в звёзды, подпевали Музыке. Постепенно люди отсеивались (падали в радостном изнеможении на траву). Победила, как водится, дружба… когда одежда стала совсем мокрой, хоть выжимай.

Поезда.

Мой поезд, по чьему-то щучьему велению, всегда отправляется в дорогу ночью. Вместо того, чтобы заворожённо следить за гипнотическим движением картин за окном, приходится смотреть на потолок, с которого падает холодный поток воздуха из встроенного и подло спрятанного кондиционера. Натягиваешь на себя пахнущее поездом одеяло и ждёшь рассвета, иногда на пару минут забываясь не сном, а, скорее, обмороком. Звук движения поезда искажает движение времени: думаешь, что прошёл час, а в реальности простучала вся ночь, и за окном вагона, наконец-то, начинает проявляться мир. Нежное изголуба-розовое небо, алое солнце, подглядывающее из-за горизонта, серо-зелёные в тумане поля, дальние обрисы городов, неожиданно близкие, возле самых железнодорожных путей, дома и огороды, шлагбаумы и переезды, маленькие станции, леса и перелески, иногда товарный прогремит неожиданно…

Неспособность видеть и ждать

Того, что твёрдо случится,

Водопаду в Душе внимать,

Неспособность стать проводницей.

Неуменье к Луне прильнуть

Так, чтоб сердце почти не билось,

У меня есть шесть воспоминаний, которые я хотела бы растворить в самой едкой кислоте.

Когда ёмкость с грустной водой переполняется, нужно погрустить. Одной. Я закрываюсь в комнате. Ни с кем не делюсь: во-первых, не хочу никому трепать нервы и красть, тем самым, чьё-то здоровье и покой; во-вторых, они будут пытаться утешить, проникнуться и понять, и одеть на себя, но вряд ли им это удастся, лишь приведёт к потере энергии и, опять же, нервов. Я ограждаю близких от своих проблем. Для них у меня всегда улыбка и всё супер-замечательно. Но, при этом, я сойду с ума и изничтожусь, если буду знать, что близкий человек из-за чего-то страдает и скрывает это от меня. Я буду пытать,… то есть,… в общем, сделаю многое, лишь бы он разделил со мной свои страсти и переживания, и ему стало полегче...

/>/>

В моём характере есть одна данность: при любом, даже очень жёстком, проявлении жизни, я остаюсь, порой балансируя изо всех сил, на линии счастья. Даже во время самой грустной грусти, когда сидишь, а на тебя ото всюду сыпется, льётся, падает, наплывает туманом самая грустная грусть, откуда-то является мысль о чём-то радостном или даже смешном, и начинаешь улыбаться и терять тоску.

Считаю своим предназначением веселить и смешить своих близких. Занимаюсь этим с детства. Близких это, видимо, устраивает, иначе они не собирались бы рядом со мной каждый день, когда я возвращалась из школы, университета или с работы, чтобы послушать, как прошёл мой день (а прошёл-то он, естественно, забавно и с приключениями).

Но иногда у меня не получается рассмешить. Однажды, когда мне было семь лет, а сёстрам — шесть, за обедом на даче я, как обычно, им что-то рассказывала, мы смеялись, я много жестикулировала, словно итальянский торговец. И попала рукой в кипяток, разлитый из термоса по чашкам. И опрокинула чашку с варом на себя. Это была первая боль, БОЛЬ, которую я осознала. Я помню только суету взрослых, как дедушка гнал машину, с открытыми окнами, потому что у меня всё жгло, и как я кричала одно и то же, глядя маме в глаза: «Мам, я не умру?»

В БОЛЬнице меня напичкали обезболивающими. Мама рассказывала потом, когда уже всё было хорошо, что я ходила по коридору и пела (я не помню). А поздно вечером мой организм не выдержал и начал освобождаться от яда. Я помню, как мне было худо. Но, кажется, никому до меня не было дела. Палатные взрослые (меня положили в общую палату) хохотали и играли в карты, сидя ко мне спинами. Именно тогда и возник во мне Терпила, живущий и по сей день.

/>/>

Медсёстры запомнили поющего ребёнка и стали просить меня петь по громкой связи вновь прибывшим тяжёлым пациентам. Я пела старинные песни сороковых и пятидесятых годов двадцатого века, которым научила меня бабушка, мамина мама. Не ведаю, как и в какой мере это помогало, но пела, раз просили.

Последний, нет, крайний, пионер

Мы очень ждали дня, когда станем пионерами. И вот — мы с красными галстуками, ожидание сбылось. Я училась завязывать галстук, была горда, чувствовала себя повзрослевшей. Потом нахлынула волна летних каникул, как обычно смывшая все воспоминания о школе. А первого сентября учителя, ничего не объясняя, сказали нам, что отныне школьная форма отменяется, и красные пионерские галстуки вместе с ней. Так мы стали крайними в ушедшей эпохе. А после окончания школы, — школу закрыли, превратив в фитнес-клуб. И когда я окончила университет, мой факультет вскоре тоже был закрыт. (Музыкальную школу точно не закроют, потому что она единственная в нашем маленьком городе.) (Зато теперь можно каждый день бывать в общей школе, просто записавшись на занятия спортом.)

… Хотя бы немного надо поспать. Надо брать пример с семейства Рыжиковых, которые сейчас уютно сопят, соблюдая режим сна и бодрствования.

… Кажется, что прошла лишь секундочка с момента, как я закрыла глаза. Но уже за окошком говорит со мной Тёмный. Он, как с недавних пор повелось, просится впустить его, чтобы понюхаться и повидаться с подругой и детьми. Значит, наступило утро — Тёмный соблюдал такт в наших смешанных отношениях и ночами не беспокоил, ночами он охранял нас, давая возможность мирно спать.

…Поговорив с мамой, узнав, что папа опять приедет в воскресенье, я не иду домой. Что-то сегодня держит. Я стою на узкой проторенной тропинке, а вокруг меня снежные дюны и барханы. Вокруг меня тайна зимнего космоса. Нехоженная-неезженная снежная гладь...

А как это — по-ступать не по тропинке?.. Не узнать и не объять, пока не по-ступишь.

Нерешительность — это карман страхов.

Иногда (вот как сейчас) накатывает состояние-потребность сорвать с себя этот карман, вытряхнуть, распугав все страхи.

…Лиля, что ты делаешь?

Я проваливаюсь в снег. В сапогах сразу становится мокро, джинсы тоже намокли. Ногам холодно и мокро. Второй шаг, третий… оборачиваюсь и смотрю на следы, похожие на кратеры.

Потом стираю слезу холода, зависшую в уголке глаза, и просыпаюсь на маленьком стульчике, на котором, скрючившись, и уснула, думая о бесконечности и прошлом. Тёмный просится. Впускаю его. Скоро на гору.

Хочу после разговора с мамой пройтись на лыжах до Храма.

Пока одевала лыжи, мимо прошёл дядя Андрей, поздоровались. Мда, сегодня он не приглашает меня на киносеанс: наверное, ему не очень понравилось смотреть со мной кино)

Погода сегодня мягкая, сонная, молчаливая, но не грустная,… задумчивая.

Снег налипает на лыжи, но это ничего.

Храм уже близко. Я смотрю на его чёрные купола…

Выстрел!

Я вздрагиваю, как будто в сердце впилась спица.

Ищу место звука…

Вижу. Далеко внизу, под горой, несколько человеческих брызг на белом снежном холсте. Они движутся, вокруг них мельтешатся лающие точки, а потом эти точки устремляются прочь.

Охотники сделали своё убийство.

Я втыкаю лыжные палки в снег. Поднимаю руки и направляю всю свою энергию на этих людей. Я хочу, чтобы моя энергия взорвала их Души и переродила Их, избавив от чёрного. Я хочу, чтобы сейчас, когда эти люди увидят то, что натворили, они ужаснулись и поняли…

… Человек — много-много зла и агрессии. Человек — разрушитель и подавитель жизни.

Мы такими созданы, ничего не попишешь. Кто против такого расклада, — борется со своей природой. Кому всё равно, — подтверждает правило. Мы понимаем только силу.

Интересно, если сейчас одним махом взять и отменить все человеческие, записанные в кодексы, законы, — как быстро мы переубиваем друг друга? Давным-давно были писаны эти законы, пишутся новые… ограничения и устрашения. А смысл? А толк?...

Давняя и главная наша ошибка, которая, как сумасшедшая упряжка коней, несёт нас к пропасти, — это отказ от общения с Душой и совестью, отказ в пользу устрашения, принуждения и карательной силы. Проще замахнуться и, если не испугались угрозы, — ударить, чем бережно, с терпением и мудростью Наставника, общаться с Душами людей...

Двенадцатый рассказ

Дверь со старческим скрипом и молодым размахом открывается, и в уютный тесный коридорчик вместе с холодом и новой энергией быстро втискиваются Валя и папа, оба огромные в своей зимней экипировке, краснощёкие, красноносые, взбудораженные лыжебегом, в снежных, налипших на одежду и ресницы, комочках, которые уже начали плавиться от тепла голландки. Оба такие громкие...

Я их не встречала сегодня: мне нездоровится — голова болит: метеозависимость сказывается.

Я выхожу к ним на слабых ногах, укутанная в шерстяной платок, как бабушка, и тихонько увещеваю их:

— Тише-тише, у меня тут собачка со щенятами…

— Какая соба… — папа не умеет быстро сбавлять громкость, он вообще громкий по манере своей.

— Уш, кто это?

— Раздевайтесь, садитесь кушать, я вам всё расскажу.

Рассказала им только о появлении Рыжика и щенят, а ещё о том, как мы с Андреем Витальевичем посетили дом бабушки Зины. О других событиях недели буду молчать до скончания дней.

…После обеда папа ушёл осматривать ульи и запаривать к вечеру баню.

Я тихонько подхожу к сестре и вкрадчиво спрашиваю, привезла ли она запрошенные мной старые ёлочные игрушки.

— Лап, а зачем они тебе? Новый Год месяц назад был.

— Валь, тебе не всё ли равно. Я найду им применение.

— Быстро колись!

— Нет. Валь, я таблетку от головы выпила, хочу прилечь. Вымоешь посуду? Пожалуйста.

— А ты мне за это расскажешь, зачем я тащила лишний пакет?

— Петь, дай умереть спокойно.

… Проснулась. Судя по сочному сине-фиолетовому цвету за окнами, время, примерно, пять вечера, начало шестого. Папа на диване читает свой пчелиный журнал. Валя сидит рядом со мной и хитро улыбается, увидев, что со мной, наконец, можно установить контакт.

— Что?

— А я тут у тебя кое-что нашла… И уже прочитала… Что за глупость ты написала? Я ничего не поняла.

Вместе с пониманием, что боль в голове утихла, приходит понимание того, о чём говорит со мной моя младшая сестра.

— Правильно. Это не для твоего половинчатого ума)

— И вообще, Валь, сколько можно? Прямо как в детстве. И тогда с Нинтозавром читали втихаря мои дневники, как я их не прятала от вас, и сейчас, — ничего не меняется. Я разрешала тебе брать мои вещи?!

— Да твоя писанина на газете была нацарапана, а газета — вот лежит, на видном месте.

— Ладно, проедем это. Но я зла на тебя. Как в детстве, блинский, ничего не меняется. …Петь, а что, так плохо, да?

— Ага. И, к тому же, ничего не понятно. Что ЭТО хоть такое?

— Это космическая сказка. Сегодня написала.

— Лап, давай мы тебя полечим? В самую лучшую больничку пристроим…

— Да иди ты…

— Девы, я в баню. Вы — после меня.

— Пап, ты опять натопил — не войдёшь?

— Дочь, это же БА-НЯ.

— Ты не забывай про свои сосуды!……….

Пока Валя с папой обсуждают кровеносную систему папы, ты иди-ка сюда, моя сказка, я тебя припрячу…

…Папа уже спит. Валя рядом со мной ворочается, пытаясь отыскать комфорт на полуодноместной кроватке. На самом деле ей хочется поболтать, а, может, выговориться.

— Уш, ты здесь?

— Здесь.

— Ты пра́вду умеешь говорить?

— Стараюсь. Что у тебя, Валь?

— Признайся честно. Ты чего здесь засела, как сыч? Чего здесь высиживаешь? Ждёшь, что ли, кого?

— Просто хорошо мне здесь. Понятно? Здесь именно то место, где возможно сделать передышку, подумать о всякой всячине, подзарядить Душу. Понимаешь?

— Конечно, хорошо здесь отдыхать зимой, когда нет работ. А ты поживи здесь летом, как я, позагибайся на огороде, постой с папой у ульев, когда он смотрит, мёд покачай…

— Да, Валька, ты наш герой. Угораздило же тебя родиться с отсутствием страха перед пчелиными укусами! Ты наш пчеловод. Трудяга наша.

Если мне когда-нибудь дадут отпуск летом, обязательно буду здесь с тобой.

— Да я тоже сейчас пожила бы здесь. Я тоже люблю побыть одна…

— Всё понятно: опять с Ниной поссорилась?

— Да. Знаешь, что она сделала позавчера?.. Скинула с полок все мои журналы, сказала, что их пора выбросить. Ну, я за это спрятала все её диски с Дженис Джоплин.

— Валь, да это же атомная война! А если серьёзно, то пора бы уже перестать так себя вести.

— Ир, а ты к нему вернёшься?

— Валя, я не буду об этом говорить.

(Долго дышит мне в ухо)

— Нет, не вернусь! Отстанешь?

— Почему?

— Потому что нет ЛЮБВИ. Мы украли друг друга у наших настоящих вторых половинок. Понимаешь? Произошёл сбой, ошибка. Но мы вовремя её исправили.

— А если ты не встретишь свою вторую половинку, так и проживёшь одна свою жизнь?

— Да.

— Я тоже.

— Не примазывайся. У тебя же есть Саня… И вообще, Валь, не мучь меня, давай уже уснём!

— Девчонки, хватит болтать. Спите.

К утру с Северного полюса подоспел поезд с молодыми, полными сил морозами. Папа предупредил, что, судя по метеопрогнозу, морозной будет почти вся следующая неделя.

Позавтракали и, утеплившись кто как мог, отправились в соседнюю деревню, где дожидалась машина.

Вновь мороз и вновь трое лыжников плывут по белым волнам.

На горе, как всегда, ветрено. Ветер ледяной, жёсткий, нервный, раздаёт пощёчины и особенно не скупится на прямые удары. По-над-волнами мчатся, виляя, змееподобные снежные вихри, — они охотятся за покоем, находят и накрывают покой собою.

В рюкзаке моём легко подзынькивают восемь ёлочных игрушек. Недалеко от Храма, в сторону речных перекатов, я давно приметила несколько кустов шиповника. Раз ёлочки здесь, на высоте, не растут, обращусь к шиповнику.

… Папа с Валей уехали.

Я подошла к шиповнику, который понравился мне своими изящными размахами, поставила

палки, сняла рюкзак и положила его в чистый снег, рядом с собой. Сняв варежки, приступаю к развешиванию игрушек. На третьей игрушке пальцы ломит и сводит, на пятой — они уже, как чужие, восьмую повесила застывшими сухими алыми коряжками вместо рук. Скорее одеть варежки не получается: пальцы почти ничего не чувствуют. Стуча ладонью об ладонь, любуюсь украшенным кустом. Яркое солнце лучше всяких гирлянд. Старые игрушки, покачиваясь на ветру, горят светом и играют вновь ожившими красками, потускневшие блёстки превратились в бриллианты. Даже в молодости у этих игрушек не было такой яркой, нервной и сияющей жизни.

С Новым Годом, Белогорка.

Жил-был Давид. Он летал на космическом корабле Земля по Солнечной системе, вокруг одной и той же звезды. На корабле было много людей. У каждого было своё местечко.

Однажды Давид пришёл к себе, а у него какой-то злой человек всё поразбивал и попортил, многое было украдено. Давид, конечно, сильно расстроился и решил покинуть этот корабль. Он попросил у Вселенной такую возможность, и Вселенная привела его к специальной капсуле, в которой было всё, чтобы путешествовать в Космосе. Сел Давид в капсулу и, в одно мгновение научившись ею управлять, покинул корабль и отправился в Космос.

Долго ли, коротко ли летал Давид по дорогам Космоса, а повстречалась ему Чёрная дыра. Она любовалась своими разноцветными юбками и не сразу заметила капсулу Давида. Увидела его только тогда, когда капсула на всей скорости нечаянно задела юбку, и от этого неконтролируемо ускорилась, а через секунду и вовсе упала на дорогу, рядом с Чёрной дырой.

— Ты чего здесь растянулся? Ты кто? — спросила Дыра, помогая Давиду подняться...

— Чего хочешь, Давид, попасть в прошлое, будущее, в другую галактику, Вселенную, а, может, в другой Космос? Или — в другую реальность? У меня их много, этих детишек, целый детский садик. А я их воспитательница.

— А кто их родители?

— Правильнее сказать — наши родители. Зовут их Она и Он, они очень рассеянны, они абсолютно везде, в каждом и во всём, во мне, в тебе, в каждом месте каждого пространства, — вот какие они рассеянные...

О! Пока рассказывала тебе о родителях, они рассказали мне, куда тебя отправить.

— Да? И куда же?

— Сюрприиииз, — последнее, что услышал Давид. Потом произошла вспышка, немного потрясло, успокоилось, и Давид открыл глаза. Он посмотрел через капсулу — вроде бы ничего не изменилось, разве что цвет Космоса стал чуточку светлее. Оттенок напоминал Давиду шоколад, поэтому он спонтанно назвал это место шоколадной реальностью.

И он увидел ЭТО. ЧТО-ТО плыло ему навстречу. Трудно описать. Это занимало собою округлое, с волнующимися краями, место. Внутри Этого пространство вибрировало и рисовало диковинные узоры само по себе. Давид вдруг понял, что с Этим Чем-то что-то не так. Ибо в нескольких местах Оно словно разрывалось. Разделённые части пытались соединиться, но у них ничего не получалось, и они искрили красно-розовым сиянием.

Давид, толком не понимая, что делает, быстро одел защитный костюм и выбежал в открытый Космос, и поплыл к потерпевшему крушение кораблю, тот был совсем рядом. Достигнув его, Давид, подчиняясь ДВУМ голосам, звучащим внутри Души, сделал прыжок внутрь вибрирующего узорами пространства… И очутился в ярко-розовом, давящем на глаза, сиянии. Через секунду Давид увидел предмет, похожий на сгусток застывшей земной стали. Давид, слушая всё те же ДВА голоса, взял в руки этот предмет и вышел с ним из розовости в Космос. Вернулся с ним в свою капсулу.

Давид успел пообедать и даже поспать, когда с найденным предметом начали происходить изменения. Он ожил. Стал шевелиться. И превратился в то, что сильно напоминало свободную земную ртуть, только это То постоянно двигалось. Давид за свою жизнь обучился ничему не удивляться. Он назвал новое существо Блестяшкой. Несколько раз произнёс это слово, мысленно прикрепляя его к "ртути", пока "ртуть" не поняла и не стала движениями отзываться на новое имя. С этого началась дружба Давида и Блестяшки.

Пусть они не могли разговаривать словами, но мысленному общению не было предела. Они обсуждали всё, что считали нужным, и с готовностью рассказывали о своих мирах. Блестяшка очень впечатлилось рассказами Давида о Земле. А Давид с интересом слушал Блестяшкины мысли о Й — родине Блестяшки.

Однажды к ним постучалась Чёрная дыра...

.............

— Отец, ты ОПЯТЬ всё перепутал. Надо было отправить его в ту реальность, где бы...

— (перебивает) Да понял я уже, Матушка, понял. Ошибочка в вычислениях, извиняй. Ну ничего, в следующих воплощениях...

— (перебивает) Я вот тебе сейчас покажу: "следующие воплощения"! Давай-ка сейчас всё исправим. Вызывай воспитательницу!

Так вот, однажды к ним постучалась Чёрная дыра:

— Простите, Давид и ээээ… мммм… Не хотели бы вы попасть на Землю?

— Нет, — выпалил Давид.

— Да, — примыслило Блестяшка.

Это было первым существенным расхождением между ними, что вполне нормально, ибо не можно созданиям быть абсолютно схожими при таких РАЗНЫХ ПО ХАРАКТЕРУ РОДИТЕЛЯХ.

— Пока длится ваш спор, я всё-таки попробую отправить вас на Землю, у меня такое задание. Но, хи-хи-хи, — эта Чёрная дыра была молодой и немножко нервной, — мне ещё ни разу не удавалось вернуть что-то именно на его место. Может, в этот разик...

— Что? — в один голос промыслили Давид и Блестяшка.

— А? Нет, ничего, хи-хи-хи. Всё нормально. Вперёд, ребяткииии, — было крайним, что услышали Давид с Блестяшкой. Снова сияние, немного потрясло, успокоилось, и они увидели вокруг Космос… Как будто ничего не изменилось, только Он стал ещё светлее и приобрёл синий оттенок.

— Ну вот, — где-то вздохнула молоденькая Чёрная Дыра, — Я опять всё перепутала. Видимо, я в папу по части перепутывания… Хи-хи-хи.

… Давид посмотрел на синий Космос и улыбнулся. Он понял, что возвращение домой будет, но именно того дома, который он покинул, здесь нет, его заменит другой дом. Каким он будет? Давид не знал, но надеялся, что он будет истинным ДОМОМ для них с Блестяшкой. Блестяшка. Давид оглянулся.

На столике, где раньше жила Блестяшка, сидела девушка и с паническим удивлением рассматривала свои руки, иногда снимала с кожи случайно оставшиеся капельки ртути и катала их в пальцах, рассматривая. Сейчас она посмотрела на Давида. Лицо её дрогнуло, преодолевая неумение мимики; губы задрожали:

— П-при-вет, — вымолвила она через силу неумения владеть голосом.

— Привет, — снова улыбнулся Давид.

… Жили-были Блестяшка и Давид… В некой Солнечной системе...

Тринадцатый рассказ

Не знаю, как других, а меня Жизнь очень любит. Я для неё, словно любимая актриса для режиссёра. Она, не спрашивая, вовлекает меня в разные роли, чтобы я прочувствовала весь цветовой спектр, посмотрела на одну и ту же ситуацию с разных ролей, чтобы одела все костюмы, спрятанные ею в моей гримёрной. Даже когда Жизнь решает побить меня (за дело, за дело)), её удары мягки́ и аккуратны, но, тем не менее, всё же сбивают с ног, однако Жизнь тут же подкладывает мне перинку, чтобы я не упала на настоящую боль, и дует на раны. Последний удар Жизни ещё длится, я спокойно падаю (как автомобиль в замедленных кадрах фильма «Начало» Кристофера Нолана), но мы уже перемигнулись с ней, и я вижу, что она торопливо взбивает неизменную перинку. Опять упаду в море пушинок. Встану, распрямлюсь, стряхну пушинки с волос и пойду дальше.

Ещё одно проявление любви Жизни ко мне (уже без сарказма) — это её подарок: Белогорка.

За время, что здесь живу, привыкла к холоду. Могу находиться на улице сколько надо, не замыкая всё своё существование на одной мысли: В ТЕПЛО БЫ.

…Сейчас — четвёртый час дня. Скоро Солнце скатится розовой льдинкой под горизонт. Я проверила решётки летков на ульях и с палочкой в руке стою, замерев в недвижимом гладком воздухе

среди недвижимых яблонь

замершего, зимующего сада………………………………………………………………….....................

Мне срочно нужно найти что-то ЖИВОЕ! И это моё НЕБО. Сейчас оно напоминает мрамор нежного серо-голубого цвета с нежнейшей розовостью на границе с землёй. Кто-то подул на мрамор, и его полосы пришли в движение, медленно-медленно поплыли все в одном направлении, вдоль горизонта. Вдоль горизонта в машине поплыву и я через несколько дней.

Не желаю об этом думать!

Я возвращаю палочку на определённое место, посылаю воздушный поцелуй старой бане и её обитателю и бегу изо всех сил, сматываясь из сада, поскольку представляю себе отчётливо, как этот обитатель сейчас смотрит на меня из окошечка…

Дома, едва успев выбраться из куртки и сапог, подсаживаюсь к собачкам и глажу их всех; из уважения к Рыжику щенят не тискаю, хотя хочу этого, еле сдерживаюсь. Они — жизнь. То самое живое, в чём я так сильно нуждаюсь…

Ближе к темноте зашёл Андрей Витальевич, принёс баночку маринованных маслят. Приглашаю его на вечер супа с грибами (вообще-то, мне больше хочется жареной картошки с грибочками, луком и чесноком, но я знаю о проблемах дяди Андрея с желудком и поджелудочной, поэтому придумаю что-то из диетического меню).

Придумала. На первое (уже понятно) — грибной суп, а на второе сооружу-ка я морковные оладушки с сыром…

Кулинар из меня вышел вон ещё до моего рождения. Понимаю, неумение готовить — это сбой в программе, заложенной в любую женщину. Так не должно быть. Но, бывает, случается. И то, что это случилось со мной — по-настоящему огорчает меня. А всё из-за моей рассеянности. Сколько блюд пригорело, сколько кастрюль было испорчено, потому что я ушла куда-то и там задумалась или заслушалась музыкой, полагая, что контролирую время. Сколько раз приходилось мне давиться пригоревшей едой, ведь выбрасывать нельзя: это против совести.

А ещё я паникую даже от ВОЗМОЖНОСТИ тактильного контакта с сырым мясом. Ну не могу я до него касаться(!), почти тошнит как противно. Хотя я пока не вегетарианка, но, чувствую, приближаюсь к этому статусу и образу жизни.

Что нам потребуется для приготовления задуманных блюд?.. Для супа: картошка, морковка, репчатый лук. Для морковных оладушек — морковка, сыр, молоко, овсяные хлопья, сметана и ржаная мука (ржаной у меня нет, есть обычная, пшеничная). Количество ингредиентов всегда определяю на глаз и в зависимости от настроения.

Готовить без водопровода — это та ещё «забава», хотя моя бабушка Елизавета так всю свою жизнь «забавлялась» (только сейчас понимаю, как ей было нелегко, когда нас съезжалась целая летняя команда диких растущих организмов)… Мыть посуду в одном ведре — тоже не передать словами, как интересно. Не люблю пользоваться древним предком крана — подвесным умывальником с колокольчикоподобным рычажком: постоянно прикасаешься руками разной степени загрязнённости к этому рычажку, тем самым пачкаешь его, а потом, от него, — снова пачкаются руки. Да, в кулинарии я ноль, зато чрезмерно щепетильна в вопросах пачкотни и чистоты в быту, на интуитивном уровне чувствую стратегии борьбы с недобрыми микробами. Люблю чистоту в доме, особенно на кухне, ведь это важно, и не нужно лишний раз объяснять, что от чистоты в семейном гнёздышке прямо зависит здоровье семьи.

Большая печь давно сломалась, и папа с дядей Сашей её разобрали. Жаль. Готовим теперь на настольной электрической плите с двумя чугунными конфорками. Чугун нагревается долго, поэтому включать плиту следует заранее. Чугун долго остывает, что можно использовать для томления приготовленных блюд.

Благодарна маме: она отправляет мне продукты, уже подготовленные к приготовлению: овощи и фрукты вымыты, магазинные упаковки — тоже; те упаковки, которые легко снять, сняты и выброшены, а продукты переложены в домашние ёмкости или чистые пакеты.

…Освежаю в ведре с родниковой водой овощи, нарезаю их помельче, бросаю в кастрюлю с водой для супа. Горсть соли (Лиля, ты что творишь? Какая горсть? Маленькая горсточка! Отсыпь, умоляю тебя) — и суп получил свой старт. С грибами я немного позже разберусь.

Теперь оладушки. Понадобится тёрка.

Наливаю в кастрюлю молоко и ставлю её на вторую конфорку. А пока молоко нагревается… ко мне пришли мысли о нашем Создании… Стоп! Лиля, стоп. Нельзя отвлекаться во время приготовления пищи. Ну хорошо, подумаешь об этом после того, как морковка будет натёрта на самую мелкую величину, натёрта и отправлена в кипящее молоко на десять минут. Ой! Ещё ведь нужно добавить несколько ложек хлопьев, и пусть там, в кастрюле, всё варится до загустения. А интересно, помешивать надо? Надо. Точно также, как Великий Кулинар помешивал первые Космосы, задавая в них круговое движение и такой же ритм и темп… А ещё есть Космосы в других "кастрюльках"; там, возможно, "Замес" начался по-другому (лишь Кулинар знает все истории приготовлений). Помешивай, Лиля, помешивай! Тебе надо следить всего лишь за двумя кастрюльками. А у Кулинара знаешь их сколько было! Вот он и не уследил за нашей: нечаянно уронил туда яд или ещё какую гадость, и стали мы в разных пропорциях ядовитыми и не шибко вкусными. А задумывался, наверное, Кулинарный шедевр)

… В кастрюле с супом — бодрое бульканье, пенка и парящий горячий аромат варёной картошки. (Если держать руку над открытой кастрюлей с кипятком, об ладонь ударяют волны жаркого влажного пара, и ладонь намокает. Мне нравятся эти ощущения)) Добавляю пару ложек риса. (Чёрный перец добавлять не буду.) Пока рисинки развариваются, наливаю в небольшую миску кипячёную воду и плюхаю туда маринованные грибочки; лёгкими волнами промываю маслята от маринада. Без брызг запускаю грибы в суп, добавляю лавровый листик, и осталось супчику примерно десять минут вариться. За это время масса для морковных оладушек загустевает. Выключаю конфорку под супом, плотнее насаживаю крышку на кастрюлю. С этого момента чугун начинает томить суп. От аромата первого блюда голодный желудок запевает урчливую песню про "покушать бы", но я эту вибрацию под рёбрами ещё в детстве научилась игнорировать.

Так, оладушки… Снимаю кастрюлю с плиты. Столовой ложкой интенсивно размешиваю массу, пытаясь её поскорее остудить и, заодно, размять компоненты в ней. Заливаю массу двумя щедрыми ложками сметаны, добавляю немного соли и муки. Размешиваю. Стряхиваю с рук усталость. Пока масса продолжает остужаться и пропитываться, на мелкой тёрке натираю ещё один ингредиент — сыр. Сыр — моё второе, после шоколада, излюбленное лакомство. По этой причине я буду добавлять в оладушкину массу много, может быть, даже слишком много, сыра (я знаю: сыр и другие кисломолочные продукты дяде Андрею можно есть). Высыпаю почти весь сыр в кастрюлю (чуток тёртого сыра мне понадобится, чтобы посыпать им готовые, с пылу с жару, оладушки). На свободную конфорку ставлю сковородку, заливаю её дно подсолнечным маслицем, включаю нагрев. Руками домешиваю массу и начинаю катать оладушки. Сковорода быстро нагревается, и масло агрессивно шипит и трещит при встрече с очередным оладушком. Вообще-то, по рецепту, оладушки надо выпекать, а не жарить. Выпекать мне не на чем, поэтому буду жарить, но "диетическим" способом, в воде, короче, тушить.

… Ужин сооружён; никто и ничто, при этом, не пострадали...

Перекладываю готовые морковные оладушки в сковороду, посыпаю их оставшимся сыром, накрываю сковородку крышкой.

Пытаясь быть расторопной, убираю следы кулинарного творчества.

Кормлю Рыжика, исходящую слюнками от всех этих сырно-овощных ароматов.

Вымыв руки, ставлю кипятиться чайник.

Накрываю на стол.

А после, наконец-то, плюхаюсь на диван с электронной книгой и горстью фруктового мармелада. Андрей Витальевич придёт примерно через полчаса.

… Я так ждала, что дядя Андрей похвалит мой суп и оладушки! Но он такой безэмоциональный… Ладно, буду считать успехом хотя бы то, что он всё съел и не выплюнул.

… За ромашковым чаем, убирая его горечь детским праздником фруктового мармелада, смотрели фильм "Любовь и голуби" на ноутбуке. Сцену, в которой главный герой Василий рассказывает дочке про деревенского парня, сияющего доброй Душой, навсегда оставшегося в детстве, я, обычно, перематываю: нет сил такому внимать. И сейчас попросила Андрея Витальевича перемотать, он понял и без слов выполнил мою просьбу.

… Уходя, Андрей Витальевич кивнул в сторону копошащихся у мамкиного животика щенков и сказал, что у них скоро откроются глазки.

— Обычно глаза открываются через две недели после рождения. Но эти — здоровые и сильные, у них глаза прорежутся раньше. Уже образуются щёлочки. Видишь?

… Закутавшись в одеяло, смотря в ночь и слушая возню Тёмного под окошками, продолжаю думать о том, что пленяет мою фантазию, — о нашем Создании...

Ведь задумывалось всё не так, как есть сейчас. Ох уж этот просыпанный яд! Из-за него мы теперь существуем среди зла, между редкими островками Добра в виде добрых людей, Храмов Веры, детских площадок… Материнская ЛЮБОВЬ Природы пытается исправить случившееся в Начале. Но безуспешно пока.

А ведь предполагалось, что с Миром будет свободно ДРУЖИТЬ Доброта. Доброта и открытая ладонь должны были быть Правдой… А островки зла люди бы создавали искусственно, специально, в качестве "учебных комнат", чтобы сталкиваться с контролируемым злом и учиться противостоять ему, в случае чего. Зло должно было стать не повседневностью, а "наукой", знанием для воспитания личности в равновесии...

В четверг Рыжик часто покидала малышей, чтобы повстречать меня и потыкаться носом в мои руки, лизнуть их. От каждого такого акта общения у меня с болью сворачивалось сердце: ведь я понимала, что Рыжик так прощается со мной и благодарит.

На следующее утро, по обычаю зашедший к нам Тёмный и Рыжик «разговаривали». Они явно обсуждали что-то важное. Часто посматривали на меня, так что я почувствовала себя третьим (не лишним) участником разговора. Потом Тёмный подошёл к коробке и, уткнувшись в соцветие толстых розовых животиков, стал нюхать и выбирать. Он выбрал самого упитанного малыша — родившегося четвёртым мальчика, — и попытался ухватить его за тонкошкурый загривок. Сын издал писк, и я словно услышала это: «Ну паааапа! Чего ты? Я не хочу идти гулять!» На мои глаза навернулись слёзы. Рыжик подбежала к входной двери и попросила открыть её. У меня не было никаких моральных прав мешать этому семейному исходу. Тёмный унёс сына. Рыжик подбежала ко мне, лизнула в пальцы, бережно подняла зубами мальчика-первенца и побежала с ним за Тёмным. Потом они вернулись за двумя девочками, которых я утешала, пока их мама отсутствовала.

Перед тем, как убежать с дочуркой, Рыжик обратилась ко мне с грустным взглядом.

— Рыжик, забегай, когда захочешь! Пока я ещё здесь. Тушёнки ещё много осталось. Не забывай меня… Ты и твой Тёмный — вы оба классные родители.

… Так пусто стало. Навсегда исчезли молочные поцелуйные звуки щенят и их повизгивания, ласковое тявканье и строгое материнское ворчание Рыжика… Я думала, что осталась одна. Но вечером Рыжик прибежала ко мне. Я сытно накормила её. Она была в хорошем настроении, её хвостик пушистым колечком игриво вилял. А ночью под окошками я слышала Тёмного: он не перестал охранять мой дом. Так тепло было от мысли, что собаки не бросили меня.

Суббота… День отъезда…

Подключила все ресурсы, все силы и всю волю, чтобы, не убегая от грусти, не грустить. Но получается пока не очень… Воспоминания в своих руках мнут сердце и катают из него морковные оладушки. Вспоминается первый день: как я утром собиралась в путешествие, как только-только приехала…

Продираюсь через столпившиеся воспоминания, — встаю, задолго до зимнего рассвета. Много дел надо одолеть до отъезда:

высыпать оставшиеся крупы в кормушку;

открыть две оставшиеся банки тушёнки, выложить консервы в миску и выставить её на улицу, для Рыжика и Тёмного;

сложить рюкзак (не забыть космическую сказку);

приготовить завтрак нам с папой. Папа приедет (если всё будет нормально) к десяти утра. Да, сегодня я маме уже не звоню… Сегодня мы с ней увидимся)

Пока занималась рюкзаком и завтраком, ночь ушла. Прозрачный тёмно-синий шлейф её чёрного с алмазными узорами мороза и люрексом звёзд платья долго гладил пространство, пока не исчез из виду далеко на западе.

…К папиному приезду