Белогорка. Лето

Первый рассказ

Вчера был день моего города. Я участвовала в параде: шла в колонне своего предприятия, с флажком и жёлтым воздушным шариком в руке. Мне понравилось это дело — гордость за город и душевный подъём кому-же не понравится испытывать.

Я в отпуске, но продолжаю работать: много дел, ещё больше судов. Я худею, близок нервный срыв.

Но спасает мысль о предстоящей поездке в деревню. Судя по всему, я еду с дедом: одну меня родители не пускают (видимо, не доверяют себе, раз не доверяют мне, и моё безупречное поведение двадцать четыре года, за минусом первых трёх лет, их не волнует).

Всё будет хорошо.

Что же это я затопила всё пространство?! Что же это я?! Ведь наступила Весна! И шагом своим содрала зимние мозоли с Души. Первый день небо чистое, и оно до лучиков вокруг глаз озорно улыбается. В руках у него преогромная охапка Любви. Сейчас Небо начнёт кидаться Ею во всех желающих и, с особенным удовольствием, — в нежелающих, прямо вмазывать в их сердца этот скипидар и растирать, растирать его.

Ещё вчера утром я могла позволить себе выйти на улицу, одетой по-зимнему. А сегодня — Ура! Сейчас я пойду к деду за резиновыми сапожками для деревни и одену свою любимую лёгкую куртку с индейской бахромой!

Всё, что ни делается, — всё к лучикам.

Второй рассказ

я люблю… я люблю очень лес и лето, — высоким звонким переливом сказала какая-то птица, проводящая это утро на верхних ветвях смешанного леса

птичкино эхо...

я люблю… а я как люблю очень лес и лето, — спела ответ вторая птица

эхо...

тишина...

я люблю… я люблю очень-очень лес и лето

эхо...

тишина...

шшшшшшшш, — вспомнил о хорошшшем ветер в вершшинахх деревьев и погладил лес по кронам, как хозяин гладит холку друга-пса

я люблю… люблю очень лес и лето

эхо...

с неба мягко опустился на лесную тишину пульсирующий далёкий-предалёкий гул самолёта, по полтона снижающийся по мере удаления

шшшшшшшш...

я люблю… и я люблю очень лес и лето

эхо...

зжжжж… — то ли пчела, то ли шмель пронеслись по своим делам

ветер спрыгнул с неба, Багирой соскользнул с крон и стволов и душистым земляничным теплом обнял меня

я недвижима, сплю на ногах. сладко-солнечная, малахитовая дрёма...

— Дочка! Ты куда делась-то? Сказала ведь, что на минутку, чисто в кустики, а мы с дедом уже двадцать минут тебя дожидаемся. Чего ты тут? Сморчки, что ли, ищешь?

— Извини, пап. Иду.

Седьмое июня. Время соловьёв. Первый день моего отпуска, и папа везёт нас с дедом в деревню.

Сегодня третий день моей битвы с грязью. Я вымыла всю мебель, всю кухонную утварь, перемыла окна, завесила их чистыми шторками и приколола цветными кнопками новые марли от насекомых; закончила войну двукратным мытьём пола. Двери тоже вымыла. Сменила постельное бельё. В стиральном порошке, в старинном тазу замочила грязное. Под летним душем в яблоневом саду тёплой, нагретой солнцем водой, вымылась и сама. Теперича посиживаю на солнечной лавочке, что близ палисадника (ещё есть теневая лавочка у входа в дом, её я не предпочитаю), ноги вытянула, сняла босоножки и стопы массирую о маленькую кудрявую травку-муравку, которую в детстве мы срезали ножницами, измельчали и кормили ею цыплят, по просьбе бабушки Лизы. Фена нет, сушу волосы на ветерке, солнышком. Спиной прислонилась к облупленным старым доскам маленькой веранды, пристроенной к стене дома. Смотрю на гору перед домом....

Дедушка на рыбалке, на дальних перекатах. Вернётся, как я предполагаю, примерно через два с половиной часа. Сейчас ещё малясь отдохну и пойду готовить обед. Стирка уж после...

Я ликую! Надо же, смогла! Сделала наш домик чистым и уютным, пригодным для спокойной жизни. Так уверенно на Душе, когда ты что-то СМОГ своей волей и трудом.

Сегодня ночью буду читать. Взяла с собой книгу Жюля Верна про Путешествия и приключения капитана Гаттераса.

Я сейчас в раю.

Третий рассказ

Я начинаю слышать старое тикание ходиков. Значит, начинаю выплывать из книги. Закрываю её, снова рассматриваю все детали рисунка на обложке и в целом.

Лёгкий дедушкин храп из чёрной комнаты зазывает меня в старую кровать с мягчайшим матрасом и огромной перьевой подушкой. Могу выключить на кухне свет и, ориентируясь по лунному блеску на мебели, ударившись о кресло, добраться до кровати, утонуть в пружинистой её мягкости и — выбраться на курорты Астралии. Словом, могу чинно уснуть...

Но ведь ночь. Но ведь лето. Но ведь час ночи. Но ведь небо в окошке светлое, словно солнце ещё на нашей стороне… Надо выходить на воздух!

Только сейчас наброшусь на тонкий прозрачный кружок лимона...

А!

А́!

Взрыв кислоты! Язык растворился в кислоте!

.............

Взбодрилась. Сон со смехом убрал руку от моего темени.

Едва вышла из затхлого запаха сеней, как услышала соловья:

Любви. Любви.

Дай-дай. Щёлк.

Ты пойми.

Ты пойми.

И. И. И. И

Щёлк.

Люби. Люби.

Ты живой.

.............

Соловей поёт в саду, на осине у плотины. Понимаю, почему он всегда поёт именно там: ему нравится петь под аккомпанемент водяных звуков эльфийского водопада, сбегающего волнующимися струнами из садового прудика в ложбинку на земле.

Тихо. Все слушают и чувствуют ночь. Сверчки тоже молчат. Они сидят подле соловья, заслушались, замечтались, наверняка, и, если который-то из них вдруг свЕрчнет нечаянно, остальные гневно шикнут на него и приставят лапки ко рту, мол, молчи, не сверчи тут, дай Музыкой насладиться.

Ветрено. Верно, к утру прибежит малышок-дождик и будет целовать и обнимать цветы и ягоды, листья и травы, и нас с дедушкой, дедушку больше, потому что он в любую погоду ходит удить рыбу.

… Ветер, ты такой нежный! Пойдёшь со мной к палисаднику?

Ветер, как теплы твои потоки! Какое чистое, честное, сильное твоё излучение.

Мы пришли! Вот наш палисадник. Ну, ты и сам знаешь всё тут. Смотри, друг-Ветер, какое небо-то! Чудесное! Оно и не ночное совсем. В нём искрятся следы лучей Солнца, недавно перекатившегося на другой край земли. В небе тайна, мудрость, безрассудство, обещания, утешения, слёзы и радость, встречи и простые смыслы… Небо переполнено нами.

Оно всегда готово обниматься, особенно сейчас. Эй, Ветер, ты куда? А-а, с небом пообниматься. Что ж. Меня в свою дружную компанию не забудьте взять, пожалуйста.

Снимаю с себя все маски, счищаю шелуху. Остаюсь с одной ЛЮБОВЬЮ. Ветер возвращается и сдувает всё, от чего мне удалось очиститься. Ветер, точно, доволен. Его излучение играет с моей душой. Я поднимаю руки к небу. Неизвестное время мы втроём — Ветер, Небо и я — стоим обнявшись… Нам так хорошо и свободно, потому что мы чисты и нам нечего скрывать друг от друга.

Масочный океан, созданный из первой капли лжи человека, теперь соперничает в скорости расширения с Космосом за бортом.

А первой каплей океана страданий была капля недопонимания между людьми. И потекло, и побежали волны. Океан страданий жирно чавкает постоянно сигающими в него людьми. При чём, многие топят ся сами. Ведь мы так умеем усложнять и запутывать свою жизнь, а после — страдать на полную катушку. Похоже, друг-Ветер, нам нравится страдать и терять свободу. Ну, да тебе это совсем не знакомо.

Ветер, мы боимся поговорить друг с другом. Просто поговорить, без масок, сняв разнообразные шкуры, напяленные нами якобы для тепла… Поговорить, чтобы выяснить всё недопонимание и стать счастливее.

Наши мгновения пролетают в страданиях, а могли бы мы уже вчера начать наслаждаться Любовью, обнимать Счастье. Если бы мы могли отказаться от масок и если бы мы могли перестать бояться жить.

Друг-Ветер, Небо, Музыка, простите, если я обидела Вас своей человеческой глупостью. Но Вы же понимаете, что я говорила искренне.

Спокойной ночи.

Четвёртый рассказ

К примеру, я древний человек, мой дворец — пещера, моя жизнь — бега за и от. Вот выхожу я на рассвете из камней, потяягиваюсь, почёсываю дубинкой спину, смотрю мельком на землю, истоптанную мной и моей семьёй, и… Лежит, а точнее, стоит на ровной почве странный камень: чёрный, тонкий, гладкий, местами блестящий, а рядом лежит ещё больше странный камень: он словно состоит из многих маленьких камушков разной величины. Как я ни вынюхивал эти камни, ни трогал их, ни гладил, ни кусал, пробуя на вкус, — ничего о них не понял. Я даже долбанул дубинкой их единожды. Большой чёрный камень пошёл трещинами, а от другого камня оторвались несколько составляющих его камушков и разлетелись по траве, как выбитые зубы. В общем, бесполезные это камни: ни вкуса, ни запаха, ни прочности, ни прочей пользы...

Точно так мы, люди, смотрим сейчас на Космос: как пещерный человек смотрел бы на монитор и клавиатуру компьютера.

Вероятно, мы просто не знаем пока, как Он, Космос, включается. И сейчас мы видим и существуем в том Космосе, который нам настроили, чтобы мы не скучали, а мечтали и изучали Его, и поскорее включали.

Можно помечтать, ЧТО мы узнаем, включив когда-нибудь Космос.

Нас гипнотизирует и сводит с пути холодного рассудка непредставимость глубины и масштабов Космоса. Мы не понимаем толком, что такое Время; мы не знаем, монореален наш мир или много реальностей вписаны в него. Скорее всего, многореален мир, а, если исходить из этого предположения, то каково строение, как устроен дом реальностей, как он выглядит, как, кем, чем меняется.

А если Космос не страшен совсем! Если в нём нет огромных расстояний и не тикает время… Просто Космос решит и образует прямо перед тобой то пространство, которое тебя интересует, и впустит внутрь, — и всего делов, а от тебя потребуется лишь сообщить Космосу о своих желаниях, соединившись с Ним Душой и сознанием.

… И вот ещё что думаю: не гоже нам обходить вниманием и изучением Астрал, мир нашего подсознания, реальность сновидений.

Одиннадцатое июня в реальности. Спать уже бессмысленно. Ночная вылазка зарядила меня. А небо за окошком уже побежало в гардеробную, выбирать утреннее платье.

Пятый рассказ

Спектры, метры, километры...

Учёные пытаются узнать, КАКОЙ видится из Космоса наша планета Земля инопланетянам. И они, земные учёные, используют для этой цели наши же родные, человеческие понятия и методы. То есть, по мнению человеческих учёных, Ино используют в своей жизни те же понятия и методы, способы восприятия мира, что и мы, земляне. По представлению учёных с Земли, Ино имеют в себе всё то, что имеем мы, ощущают всё так, как ощущаем мы… Самонадеянно, мягко выражаясь. Спектры, метры, километры.

… Хочу поесликать.

Что, если наша планета Земля на самом деле выглядит в Космосе не так, как мы её видим. И Ино видят её, естественно, тоже не так, как мы, а именно такой, какой Земля и представлена С САМОГО НАЧАЛА в стае планет всех Космосов. Потому мы не видим ВСЕЙ Земли, что не додумались и не дочувствовались ещё включить Космос. А какой мы сможем увидеть нашу планету в миг, когда откроем Космос и попутно — самих себя? (Впрочем, процесс можно начать и с другого старта: сначала нам до самых последних глубин предстоит изучить себя, а попутно мы познакомимся и с Сущностью Космоса, возможно, и не единственного.)

Что, если у Земли есть Аура? (Она точно есть.)

Вдруг у нашей Земли имеется множество (пока невидимых нам) надстроек, связывающих её с Сущностью Космоса? Я тоже воспользуюсь человеческими понятиями, чтобы представить себе эти надстройки… Допустим, они смотрятся, как приёмные отсеки космического корабля, созданные для стыковок с другими космокораблями. В общем, надстройки Земли существуют для выполнения стыковок нашей жизни с жизнями Космосов.… И вот когда мы включим Космос, включим свои чувства и разум на всю катушку, тогда мы и заметим надстройки, все-все, сколько их есть у нашей планеты. Надстройки оживут под нашим новым взглядом, и станут видимы не только нам, но и всей Сущности Космоса, всем космическим жителям, способным видеть Космос. Сейчас, возможно, Ино видят, что наша планета ещё спит, надстройки бесцветны и бездействуют, Человечество отключено от Космоса. Поэтому, полагают Ино, с нами ещё рано выходить на связь. Но, лишь увидят Ино, что ожили, засияли планетные связные Земли, и тогда Ино… ЧТО они сделают тогда?..

Посидела, поразмышляла на любимую тему и — дальше стирать.

Очень муторное это занятие — стирка вручную. Спина застыла и глухим нытьём болит по обе от позвоночника стороны. Шея тоже болит. Кроме пены и белья ничего вокруг не понимаешь.

Небо всегда меня спасает.

Когда делаешь тяжёлую работу; когда идёшь, неся полную Душу грустного, волоча взгляд по асфальту; когда крячешь елеподъёмные пакеты из магазина, концентрируясь только на том, как бы не уронить покупки и себя, — в общем, когда забываешь про Небо… Небо всегда приходит на подмогу, напоминает о себе звуком самолёта. Сразу становится легче....)

Шестой рассказ

Одиннадцатое июня требует "продолжения банкета". Танцуют все (кроме меня)): ветерок, облака, бабочки и слепни, птицы и дым мошкары в вечереющем небе.

Защипнув ржавой прищепкой очередную простыню, я закрываю глаза и плавно оказываюсь на кухне, в окружении старинных кухонных вещей и приспособ.

На ужин у меня виктория с молоком и овсяная каша, деду — с мёдом, мне — со сгущёнкой.

После ужина вышли с дедушкой погулять.

… Закат. Мы поднимаемся на самую высокую гору, где лес начинается. Полевое разноцветье засыпает, бутоны смеживают пёстрые глазки, сверчки метрономят так, что задают ритм сердцу.

… Останавливаться нельзя — вмиг облепляют комары, а над головой, как мысли взрослого, собирается тучей и реет мошкариная цивилизация.

… По сотику звоним домой, отчитываемся о своём деревенском счастье).

Но, самое главное, — мы созерцаем красоту. Всепоглощающее Небо, даль, на которую орлом смотришь с высоты белоглинной горы, старинный Храм с ажурными, полуразвалившимися куполами, жидкое заходящее Солнце… Чудесно! Мне здесь хорошо...

Но по ночной поре охватывает страх. На улице не страшно, а в доме страшно. Особенно после того, как недавней ночью в нашу входную дверь что-то долбануло от всей Души. Что, кто это был? Не понятно.

Время 22:20. А на Небе отблеск Солнца потустороннего дня. Там, в этом дне, сейчас, конечно же, суета сует, шум, толпы людей в городах. А я стою у деревенского дома в предночной тиши и гляжу в полуспящее Небо. Из-за травы на горе, не двигаясь, плывут длинные ночные облака.

Седьмой рассказ

Двенадцатое июня.

Утром (ну как — утром, часов в одиннадцать) приехал папа со своим знакомым, который содержит у нас свои ульи и которого папа наставляет в деле сбора мёда. В лагере хаоса прибыло воинов. А я, увы, одна. Только чистящее средство "Капелька" на моей стороне. Нам с "Капелькой" тяжело. "Капелька" на исходе, вот-вот покинет меня. Если бы не непрестанное мытьё… Но я перевоспитываю мужчин. Дедушка уже почти на моей стороне.

Сегодня день не день. Дожить бы до ночного соловья!

Утром меня за большой палец правой руки укусила пчела. Она спряталась в одной из перчаток, в которых я мою посуду и которые после сушу на солнышке рядом с палисадником, где стоят ульи. От яда мой большой палец, ладонь и указательный палец стали большими, похожими на подушку, — сильно опухли.

Проведя обед, я, как повелось, отправилась в сад, к плотине: мыть посуду. Справившись с этим заданием, встав с корточек, я испытала головокружение и неожиданно упала в воду. Вода в плотину прибегает из настоящего родника, текущего с горы, поэтому её Душа очень холодная. Я едва сдержала крик, попав в ледяное из солнечной разморённости. Зато усталость вмиг прошла. Капающей "матушкой-непогодушкой" мокро прошла в дом мимо ошарашенных мужчин. Папа даже не спросил меня, что случилось. Главное, он сейчас видел меня, и этого ему было достаточно.

Восьмой рассказ

Тринадцатое июня.

Хороший денёк.

Папа весь этот день провёл со мной.

Ходили с ним на дальние речные перекаты, подглядели там за дедушкой, как он ловил рыбу; мы не стали его отвлекать, отошли далече — и всё-таки поплавали в реке.

Сказочно (!) плавать в тишине, в зарослях вётел и ив; над тобою бело-жёлтые бабочки изображают ветер; с Неба, иногда, по ступенькам спускается тревожащий бас самолёта; из-за лохматого холма в Небо утекают каплями-наоборот рваные от времени купола Храма....

/>/>

Вечером папа со знакомым уехали в город. Мы с дедом остались ещё на несколько дней. Дедушка ещё не все удочки свои применил, не всех клещей словил). Я тоже ещё не налюбовалась силой и притяжением ЭТОГО МЕСТА.

/>/>

… Дедушка предложил разжечь перед сном костерок у плотины… Сказано-сделано. Так уютно посидели с ним, послушали соловья, плеск эльфийского водопада, погрелись, заворожились огнём....

Тихо выхожу на воздух, когда дед лёг.

… Моё Небо становится ночным. Распеваются ночные птицы. Где-то ночные звери отправляются на охоту.

Я гляжу на Небо. Где-то Оно твоё.