История четвёртая "Следы"

Следы*

— Почему ты торопишься? Свет уходит?

Я видел, что Лари* стал торопиться. Ловкими, выверенными движениями, он наносил краску на холст. Я встал и подошёл к нему. В который раз подумал о том, что его родителям нужно было отдать его в детстве в художественную школу, а не на гимнастику, которую, впрочем, он бросил, прозанимавшись три года. У него явный талант к живописи. Но, может быть, это и лучше, что он не учился. Я знаю людей, которые виртуозно играют на музыкальных инструментах, окончив школу, но ничего не могут создать сами. Даже не надо далеко ходить — я из их числа.

Мы были на берегу небольшого озерца. Глядя на этюд и на "позирующую" природу я находил почти фотографическое сходство. Озеро было усеяно островками кувшинок, лишь у противоположного берега вода была чистой — в ней отражались деревья. Только одно место на картине привлекло моё внимание. Один островок из листьев кувшинок немного выделялся, тот островок, который был к нам ближе всех. Под листьями, как мне показалось, Лари слишком сгустил тени, но взглянув на оригинал, я увидел, что и тут всё точно.

Мой друг нанёс последние штрихи и стал убирать краски.

Дома он, по обыкновению, поставил картину на журнальный столик в большой комнате. Краски ещё не высохли. Лёгкий запах, распространившийся по комнате, чем-то напоминал музейный.

В тот день мы гуляли допоздна. Утром не надо было никуда вставать, выходной, а погода была чудесная. Дневная жара спала, воздух приобрёл запахи, которые целый день заглушал зной. Спать не хотелось. Мы устроились с ноутбуком в спальне, в полной темноте, решив, что именно это, как нельзя лучше, способствует вдохновению. Но в голову не приходили никакие идеи.

— Почему так тихо? — спросил Лари.

Он был прав. После этих его слов, я и сам заметил эту странность. Бросив взгляд на электронные часы, увидел, что время — без одной минуты двенадцать. Конечно, пластик заглушает звуки, но окно было приоткрыто, к тому же, даже когда оно закрыто, всё равно, мир наполнен какими-то звуками. Тот же лифт, голоса на лестнице, а при открытом окне — шум машин, несмотря на то, что окна не выходят на дорогу. Да мало ли какими звуками наполнен город даже ночью. А сейчас была просто гнетущая тишина. Ни звука. И только я об этом подумал, как эту тишину нарушили… шаги!

Мы оба их услышали. И не где-нибудь, а в большой комнате. У нас в квартире! Лари вцепился мне в руку:

— Слышишь? — произнёс он одними губами.

Он не спросил — что это? Потому что ни я, ни он сам не смогли бы ответить на этот вопрос. Это были странные, пугающие звуки. Будто хлюпающие. Такие звуки может издавать человек, идущий по болоту. Шаги были очень медленные, но они становились всё ближе, а значит, были слышны всё явственнее.

По спине у меня пополз неприятный холодок. И было от чего. Нам это не казалось. Мы слышали это оба. Я почувствовал, как похолодели пальцы Лари на моей руке. Хотел протянуть руку и включить ночник, но сразу же отбросил эту мысль — свет сразу будет виден из-под двери. Но дверь в спальню не закрыта, в ней нет никакого замка. Зачем он, если кроме нас никто в квартире не живёт? Мысль же о том, что кто-то вот-вот приблизится к нашей двери и откроет её, доводила до ужаса. Под рукой ничего не было, кроме ноутбука.

Я лихорадочно пытался найти ответ — кто это может быть? Что это может быть? Это не могло слышаться сверху, это было в нашей квартире! В этом сомнения не было.

— Не помнишь, у нас был закрыт балкон? — я даже не шептал, просто шевелил губами ему в ухо.

Лари точно так же прошептал:

— Закрыт. Если только форточка… Не помню...

Седьмой этаж… но кто знает? Не хотелось думать о том, что в этой квартире умер мой дед… Но сейчас я был бы рад даже призраку.

Шаги приблизились к двери, которая вела из большой комнаты в коридор. А потом… Этот неприятный, хлюпающий звук раздался в коридоре… Ещё несколько шагов, и ЭТО приблизится к нашей двери… И когда она распахнётся — кто или что будет за ней? В этой темноте...

Потом мы услышали, что шаги направились к выходу. Ждали, что сейчас откроется входная дверь, но шаги просто затихли. Минута тишины показалась нам вечностью. И вдруг… вернулись звуки! Проехала машина, кто-то громко засмеялся на улице, этажом ниже хлопнула дверь лифта… Но мы продолжали сидеть, не шевелясь, даже боясь перевести дыхание. И, всё-таки, вечно так сидеть мы не могли.

Надо было всё выяснить. Хотя я был почему-то уверен, что в коридоре уже никого нет.

Я включил ночник — Лари не успел задержать мою руку. Теперь подойти к двери, прислушаться ещё раз и открыть её. У двери мы оказались вместе. Конечно же, он сразу присоединился ко мне. За дверью всё было тихо. Наш слух был так обострён, что мы даже услышали, как далеко внизу хлопнула дверь, и кто-то стал спускаться по лестнице.

Я открыл дверь. Коридор был пуст. Но света ночника было недостаточно, и я включил люстру. Ничего не изменилось. Пусто. Входная дверь закрыта на все замки. Мы вышли из спальни, и Лари включил свет в коридоре. Несмотря на эти наши действия, мы всё ещё не отошли от страха — двигались бесшумно и молча. Дверь в большую комнату была закрыта. Впрочем, мы не слышали, что её открывали. Но шаги сначала звучали в ней, а потом в коридоре! И это было абсолютно точно.

Я распахнул дверь, включил все лампы. Пусто! К тому же форточка была едва приоткрыта. И тут я услышал, как Лари ахнул. Я посмотрел на него. В его глазах был ужас, он лишь тихо прошептал:

— Смотри...

Тут только я посмотрел на пол. По всей комнате, от журнального столика, по паласу тянулись следы. Мокрые следы. Палас был светлый, и следы отчётливо были видны. От них даже были брызги. Мне даже почудился, а, может быть, и не почудился, запах тины, чего-то мокрого и затхлого. Эти же следы были и в коридоре. Не понимаю, как мы не увидели их прежде. Видно потому, что осматривали не пол, а сам коридор.

— Что это, Женя?..

Тот же вопрос я мог задать и ему.

Лари осторожно, как по минному полю, пошёл к столику, зачем-то взял в руки картину. Я же продолжал рассматривать эти следы. Как вдруг...

— Иди сюда! Скорее!

Я подлетел к нему.

— Видишь? — Лари ткнул пальцем в тот островок кувшинок, который мне показался странным.

— Вижу, — сказал я, — тут вода темнее.

— Да, нет же! Смотри! — он вновь поставил картину на столик, отступил на шаг. — Присмотрись. Там… под листьями. Видишь?

О, Боже! Не может быть! Теперь и я увидел то, что видел он. Эта тень была ничем иным, как силуэтом человека. Тёмным силуэтом — там, под водой. Мне даже показалось, что один лист — никакой не лист. Это больше похоже на тёмный кусочек материи, всплывший на поверхность. Тело? Утопленник? Нет, это невозможно! И эти следы на полу… Но этого не может быть!

Но это было.

— Это невозможно, — вырвалось у меня.

— Невозможно? — переспросил он. — А это ты как объяснишь?

В том-то всё и дело, что объяснить это тоже было невозможно, как и поверить в произошедшее. Если бы я был один, то подумал бы, что сошёл с ума. Но нас было двое. И оба мы видели одно и то же.

Лари помчался на кухню и, вернувшись с ножом, стал вырезать картину из подрамника. Я даже не успел ему помешать. Потом свернул её в рулон и устремился к входной двери. Я за ним.

Мы затолкали картину в мусоропровод. Ещё одной такой ночи мы не выдержим. Когда вошли в квартиру, то оба надеялись, что следы исчезли, что это было просто наваждением, галлюцинацией, чем угодно. Но следы были на месте.

Лари пошёл за тряпкой и стал вытирать пол в коридоре. А вот в комнате их будет убрать не так легко.

Страх исчез. Вместо него почему-то появилась грусть. Мы поняли, что тот, кто приходил, не желал нам зла, не причинил бы его. И прав был Лари, когда тихо сказал:

— Он ждёт нашей помощи. И его ведь тоже кто-то ждёт. И ищет… Заведи часы, завтра с утра пойдём на то место...

В девять утра в лесопарке было почти пусто. Пару раз нам встретились бегуны. Лишь когда мы подошли к первому озеру, увидели на берегу фанатов загара, которые улеглись на солнечной стороне. Впрочем, солнце уже начинало припекать. День обещал быть таким же жарким, как и вчера, как и всю неделю.

Чем дальше мы шли, тем меньше было народа. Если учесть, что его и до этого было немного. В выходные все уезжают на дачи. Это мы пока вынуждены торчать в городе из-за учёбы.

Подходя к вчерашнему озерцу, мы невольно замедлили шаг. В душе у меня вновь возник холодок, несмотря на то, что ярко светило солнце. Но идти надо. Иначе не будет покоя и нам.

Вот и то место, где Лари вчера рисовал. Мы всматривались в воду. Да, в объятиях длинных стеблей что-то лежало. Но с этого места было плохо видно. Мешали блики на воде.

— Пойдём на мостик, — сказал я.

Расстояние от того места, где стояли мы, до островка кувшинок было почти таким же, как от мостика до того же островка.

И вот с мостика мы и увидели его. Увидели чётко! Там, под водой, действительно было чьё-то тело. Вероятно, стебли не давали ему всплыть на поверхность. Я даже различил белое пятно. И не хотелось думать, что это лицо, и ещё больше не хотелось думать — как это лицо выглядит.

Нам удалось найти людей. Привести. Потом мы звонили. Приехала милиция...

Конечно же, нам пришлось ответить на вопросы. Мы нарочно оделись в спортивные костюмы. Сказали, что совершали пробежку, потом остановились на мостике передохнуть и увидели…

Домой мы возвращались со странными чувствами. Но среди этих чувств не было ничего давящего, неприятного. Было какое-то удовлетворение, и ещё, осознание того, что нам дано было заглянуть за грань привычного и осязаемого мира.

______________________________________________________________________

*Почти мемуарная история. Была картина, была тень на картине, был утопленник именно в этом пруду. Лари — школьное прозвище Эмиля, производное от Ларионова.