Последний экипаж

Целый день улочки, переулки и мостовые небольшого ирландского городка Маллоу наблюдали пасмурную и унылую погоду. Небо было затянуто слепой серой вуалью и время от времени проливало на землю короткие дожди. К вечеру же погода совершенно испортилась: небо окончательно стало гнетуще черным, поднялся жуткий холодный ветер, который немедленно принимался трепать зеленые кроны деревьев и провода, протаскивать по тротуарам брошенный кем-то мусор. В добавок начался страшный ливень, больше походивший на стену. В такое время на улице не было ни души, даже те, кто оказывался вдали от дома, находил укрытие в кофейнях и чайных, в маленьких магазинчиках и лавках, вслух высказывая свое недовольство и сетуя на непогоду. А вот те, кто по счастливой случайности остался под собственной крышей, пребывал в хорошем расположении духа и удовлетворении от домашнего уюта.

Так было и с обитателями большого и дорого выглядящего двухэтажного дома, украшенного живой стеной из плюща и окруженной ухоженной зеленой изгородью. В окнах первого этажа мелькали чьи-то силуэты, в комнатах зажигался и гас свет.

— Ну все, я больше не могу играть в прятки. Это детьми можно было с утра до ночи забавлять себя так, — на софу, совершенно выбившись из сил, упала миниатюрная хрупкая блондинка лет двадцати. На ее щеках разыгрался румянец, и она принялась обмахиваться изящным веером.

— Пожалуй, ты права, Элиза. К тому же, мама и папа не будут в восторге от нашего шума. — Рядом, на мягкий пуф, присела дочь хозяев дома, Мари Холан, и принялась поправлять черные локоны.

— Чем же нам заняться тогда? — отозвалась Элиза.

В роскошной гостиной комнате собралось общество из четырех девушек, трое из которых были любезно приглашены на ужин и вечерние посиделки. Элиза и Мари были закадычными подругами с малых лет, две другие леди — дочери хороших друзей и компаньонов по бизнесу семьи Холан. Они не приходились особо близкими людьми Мари, но не пригласить было нельзя. К тому же, сестры вели себя достаточно вежливо и дружелюбно, что располагало к ним. В общем, вечер протекал в приятной для всех атмосфере.

— Я видела на столике в соседней комнате игральные карты матушки, можем сыграть в «двадцать пять». Думаю, никто не будет против, — задорно прощебетала Мари, и выпорхнула из гостиной.

Совсем скоро игра увлекла девушек, слышался задорный смех, шутки. Время пролетело быстро. Огромные напольные часы из благородного черного дерева пробили одиннадцать вечера, их бой прокатился по комнатам и затих.

— Мне пора, моя дорогая, и уже давно, — Элиза виновато глянула на подругу и поднялась с софы. — Нужно успеть домой до приезда родителей, не стоит им знать, что отлучилась так надолго и оставила малышку Нису на молоденькую горничную. Слуги, конечно, не проболтаются, но не стоит испытывать судьбу.

— Какая жалость, что не сможешь остаться ночевать, — вздохнула Мари. — Я распоряжусь, чтобы приготовили коляску.

— О, не стоит так беспокоиться, я вполне могу воспользоваться услугами городского извозчика, — Элиза махнула рукой, и улыбнулась.

— Надеюсь, экипаж еще можно нанять, а то на нашей улице в это время кучеров не просто отыскать.

— Ничего, кто-нибудь обязательно найдется.

К счастью, ливень уже стих, оставив после себя массу луж и холодный, заставляющий покрываться гусиной кожей, воздух. Двери за Элизой тихо закрылись, и она осталась наедине с пустынной улицей. Надев на голову маленькую шелковую шляпку, украшенную лентой, и получше укутавшись в прогулочную плотную шаль, девушка ступила на мокрый тротуар. Приходилось придерживать пышную юбку платья, чтобы дорогие кружева и ткань не испачкались. Не было ни души, одна лишь миниатюрная фигура Элизы торопливо двигалась вдоль домов, и слышался легкий стук каблучков. Добежав до угла улочки, девушка стала осматриваться, ища хоть какой-нибудь экипаж. Да, время было позднее, но, может, все же один извозчик да проедет мимо, это была бы настоящая удача.

Все больше и больше темнело, фасады зданий угрюмо смотрели на прохожую, фонари давно уже зажглись, и их мягкий свет хоть как-то скрашивали ожидание и рассеивал поселившуюся в Элизе тревогу: в каждом мрачном углу, в кустарниках, во взявшемся из ниоткуда тумане ей мерещились какие-то жуткие тени, силуэты, и она начинала вздрагивать от любого шума.

— Всемилостивый, неужели мне придется идти пешком до дома? Я поседею раньше времени, или мое бедное сердце не выдержит такого приключения, — обветренное нежное личико приняло жалостливое выражение; пальца стали нервно перебирать оборки на юбке. — Пройду еще немного.

Поежившись, молодая леди направилась в конец мостовой, постоянно вглядываясь вдаль, в надежде увидеть долгожданные очертания повозки. Где-то раздался протяжный и пробирающий до костей вой, или стон, затем крик, похожий на птичий, и вскоре вновь воцарилась гнетущая тишина. Элиза нервно повернулась туда, откуда послышались пугающие звуки, и остановилась, продолжая прислушиваться. Тут раздался цокот копыт по вымощенной камнем дороге, противное поскрипывание и постукивание. Девушка дернулась и повернула голову — прямо из клубящегося зловещего тумана, непроглядного, словно молоко, и успевшего накрыть собой улицу, показалось очертание кареты, запряженной одной лошадью и управляемой внушительных размеров фигурой. Уже успело окончательно стемнеть, и мгла, смешивающаяся с туманищем, совершенно лишила возможности получше рассмотреть приближающуюся кибитку, как и все вокруг.

— Сэр! — Элиза воодушевленно помахала рукой человеку на ко́злах и торопливым шагом направилась ему навстречу. Несколько секунд спустя они поравнялись, и коляска остановилась. — Какое счастье, мистер, что вы появились в тот самый момент, когда я уже отчаялась и собралась брести до дома пешком. Должно быть, вы единственный, кто еще разъезжает по городу в надежде заработать несколько монет и подвезти припозднившегося путника.

Извозчик молчал; в его образе едва угадывался высокий воротник мантии, похоже, закрывавший с макушкой голову, мощные приподнятые плечи, и длинные ноги — колени далеко выступали вперед. Элиза стояла справа от коляски, и смогла разглядеть в одной руке поводья и нечто, похожее на хлыст. Вторая рука тоже была чем-то занята, но ракурс не позволял увидеть чем именно. Лошадь была под стать хозяину: здоровая, черной масти, и облаченная в какую-то накидку. А от самой кибитки несло сыростью и старьем.

— Что ж, пожалуй, не стану докучать вам разговорами и отнимать драгоценные минуты.

Девушка озвучила адрес, по которому ее следовало доставить, и поспешила занять свое место в коляске. Каково же было удивление, когда она увидела, что внутри уже сидел пассажир — маленький человечек, с ног до головы укутанный в одеяния, будто на улице не лето вовсе. Забившись в угол, он пристально смотрел в окошко, и не обратил ни малейшего внимания на Элизу, даже тогда, когда с ним поздоровались. Пожав плечами, Элиза закрыла дверцу и устроилась на противоположном сидении, стараясь не смотреть на странного попутчика. Экипаж двинулся с места и размеренно покатил по мостовой, поскрипывая и изредка подрагивая, казалось, что у него колеса разного размера.

Девушка сняла перчатки и спустила на затылок шляпку, но тут же ощутила странный холодок и какой-то непонятный сквозняк. Ей вдруг стало как-то неуютно в этой мрачной повозке. «Должно быть, это все нервы и волнение», — она откинулась на спинку мягкого сидения и посмотрела в узкое окошко, которое то ли успело запотеть, то ли просто было мутным.

Несколько раз проведя пальцами по стеклу, пассажирка поняла, что это была пыль, сухая и мелкая. В воздухе тут же образовалось легкое и едва заметное облачко, в носу засвербило, и девушка, как бы не старалась сдержаться, чихнула.

— Прошу прощения, — Элиза достала платок и приложила его к лицу. — Право, здесь очень пыльно. Первый раз доводится совершить поездку в таком экипаже.

Попутчик хранил молчание, даже не пошевелился. Одежды надежно закрывали его лицо, и нельзя было понять, спит ли он или бодрствует. А может, он притаился и ждет удобного момента, чтобы совершить внезапно задуманное злодеяние? Начитавшись всевозможных детективов о коварных убийцах и сумасшедших, Элиза рисовала в голове жуткие сцены, а ее сознание выдавало пугающие предположения. Но все это, конечно, было глупостями.

Карета уже ехала быстрее, чем прежде, похоже, дорога попалась ровной и без изъянов. Беседа не задалась, и девушка принялась коротать время, разглядывая в полумраке «изысканное» убранство салона. Ничего особенного тут, конечно, обнаружить было нельзя, однако изношенность и налет времени привлекли внимание Элизы. Обивка из какой-то непонятной материи местами прохудилась и повсюду имела потертости с торчащими во все стороны нитками, шторки были то ли поедены насекомыми, то ли неаккуратно оборваны, и походили на потрепанные куски из черной ткани. Дерево на дверце словно давно было иссушено, оно потрескалось и покрылось глубокими неровными трещинами. Поводив ногами по полу, Элиза ощутила что-то вязко-мягкое; на ковер это не походило совсем. Только сейчас девушка почувствовала неприятный запах, который становился все отчетливее — несло плесенью. Нехорошее предчувствие кольнуло пассажирку в грудь, стало жутко неуютно и захотелось немедленно покинуть странный экипаж. Девушка попыталась открыть окошко, чтобы окликнуть извозчика, но оно не поддавалось; тогда, она привстала и начала стучать в тонкую стенку, прося, чтобы кучер немедленно остановился, но тут кибитка подскочила, налетев на что-то, и Элиза упала назад на сиденье.

Они уже неслись на большой скорости, слышался чудовищный скрип, похожий на плач, пол под ногами пришел в движение, скамеечки стали отходить от хлипких стенок — еще немного, и кибитка развалится. Девушка хваталась за все подряд, стараясь не свалится на пол.

— Сэр! Сэр, прошу вас, помогите! — Крикнула она маленькому человечку, который по-прежнему сидел неподвижно — его совершенно не волновало, что творится сейчас.

Элиза дернула его за накидку и ужас охватил ее в тот же миг! Прахом рассыпалось то, что походило на тело, осталась лишь бледная, почти светящаяся лысая голова, которая незамедлительно упала к ногам до смерти напуганной молодой леди, и уставилась на нее круглыми мертвыми глазами. Раздался оглушительный женский вопль, гримаса ужаса исказила аккуратное личико, заставив его побелеть. Карета уже, казалось, летела, и жутко тряслась, время от времени накреняясь то в одну сторону, то в другую, и чудилось, что сейчас на ладан дышащий транспорт попросту перевернется, и похоронит под своими обломками хрупкое юное тело несчастной.

— Остановитесь! Остановитесь, молю! — Орала Элиза и билась внутри кибитки, словно пташка в клетке.

Тут дверца, возле которой сидел когда-то жуткий попутчик, распахнулась. Преодолев ступор, сковавший тело, девушка ринулась к так вовремя открывшемуся выходу. Споткнувшись о жуткую голову, она ухватилась одно рукой за шторку, а второй за распахнувшуюся дверку, и силясь не выпасть из салона, она выглянула наружу. Все мелькало пред глазами, и это были не городские улицы с их одинаковыми домиками, а чудовищные уродливые деревья объятой густой ночной мглой лесной чащобы! Дорога, если ее можно было так назвать, оказалась усеяна выступающими мощными корнями, по которым неслась повозка, постоянно подскакивая. Девушка взглянула на извозчика да так и замерла от страха с открытым ртом: за поводьями сидела огромная и изменившаяся до неузнаваемости фигура, державшая в левой руке голову. Растрепанные волосы ее развевались, и напоминали мелких змей, готовых укусить. Мертвенно-бледная голова открыла глаза, налившиеся кровью, и расхохоталась, оголив желтые острые зубы. В этот самый миг что-то просвистело в воздухе, раздался хлесткий и оглушающе звонкий звук — над кучером взмыл длинный хлыст из костей, и снова тот же звук. Ворот мантии откинулся назад, и Элиза узрела совершенную пустоту над плечами.

Девушке едва хватало воздуха, глаза застила слезная пелена; она кричала до хрипоты, но уже сама себя не слышала. Ее уже никто не слышал, кроме кошмарного леса и ночи. Голова заходилась дьявольским гоготом, смешавшимся с непрерывном цокотом копыт, звуками удара хлыста и визгливым скрипом колес. Все смешалось, шло кругом, Элиза уже не чуяла собственных ног; кибитка дрогнула и девушка повалилась на холодный липкий пол, но встать уже смогла: ее обхватили чьи-то ледяные руки и припечатали к прохудившимся доскам.

Раздался последний душераздирающий девичий вопль, и экипаж, запряженный огромным черным конем, скрылся в зловещей темноте лесной глуши.