Понедельник

Понедельник

— Ты видела нашего нового соседа? — Девушка влетела в мою комнату без стука, принося с собой сладковатый запах духов. — Он — нечто!

Ах, да, моя родная старшая сестра. Как же ее имя… Никак не удавалось запомнить. Наташа? Настя? Анна?

Она посмотрела на меня, прищурив глаза, а ярко-розовые губы превратились в тонкую линию. Черт, только ее злости меня еще не хватало. Ну, сколько можно?

— Ты опять забыла мое имя? — вскипела девушка, встряхивая длинными черными кудрями. — Черт, Оль, ты меня бесишь! Я — Рита! Рита! Так сложно запомнить? Напиши на руке, да хоть на лбу!

— Господи, ну я же невиновата, что ничего не помню? — теперь уже не выдержала я, вскакивая с кровати. — Это — болезнь, а не моя прихоть. Ну как ты не поймешь?

— Да потому что это все из-за тебя. О, наша бедная девочка, ей нужна наша помощь, поддержка. Эта девочка бухая каталась по городу!

Это тоже стерто из моих воспоминаний, поэтому пришлось пристыженно замолчать. Странно, но этот человек знал меня лучше, чем я сама. Знал о моем прошлом, о настоящем, обо всех ошибках и проколах. Мне же оставалось только догадываться, и слушать до невозможности преувеличенные истории из моей жизни. Только чистый лист, пугающей своей бледной поверхностью. Куда, черт возьми, могли подеваться все мои воспоминания?

— Мама сказала, чтобы ты спускалась, вы опоздаете к врачу. — Рита хмыкнула и ушла, громко хлопнув напоследок дверью.

Мама… Женщина за сорок, выкрошенная перекисью в блондинку, с длинными наращенными ногтями. Глупо хихикающая и вечно называющая меня «доченькой». Я тяжело вздохнула, вновь падая на кровать и закрывая глаза. Все вернется, врач сказал, что это временно. Мне удастся все вспомнить.

Раздался стук в дверь, заставив вздрогнуть. Ну что еще?

— Да?

— Доченька, давай быстрее. Нас уже ждут. А нам еще до города сколько ехать. Поспеши.

Я медленно встала и поплелась к шкафу, натягивая первую попавшуюся вещь. К слову, все эти тряпки выглядели ужасно дешево и безвкусно, неужели это был мой осознанный выбор? Помедлив, я все же спустилась вниз, заметив у дверей «маму», быстро кидающую в сумочку ключи и косметику.

— Готова? Отлично. Вперед! — Рита саркастически помахала нам вслед и скрылась в гостиной.

В машине оказалось слишком тесно, особенно от того, что «мама» постоянно поглядывала на меня, словно боясь, что я открою дверцу и выпрыгну на полном ходу. Было странно находиться рядом с совершенно незнакомой женщиной, которой ты должен доверять априори. Мне хотелось извиниться за все произошедшее, за страхи, что ей пришлось пережить, но я молчу.

— Ты себя нормально чувствуешь? — нарушила тишину «мама», натянуто улыбаясь.

— Да, голова сегодня уже не кружится, и болей не было. Так что я в норме.

— Думаю, все скоро вернется в привычное русло. Нам нужно просто отдохнуть. Тишина и покой — вот лучшее средство. Знаешь, я даже рада, что мы отменили отпуск в Париже и приехали сюда, — она вдохнула полной грудью, хотя окна в машине и были закрыты. — Нет ничего лучше русской природы. Этот воздух, эти деревья. Просто чудо, ты только взгляни!

Я кивнула, бездумно уставившись в окно — серые от пыли кусты нельзя было назвать природой. Хотя, мне стоило сказать ей спасибо — сбыло лишком тяжело находиться среди незнакомцев. Вечно в толпе прохожих, которые буравили тебя мрачными взглядами, окликали, как старую знакомую. Но их лица ничего не зачали — однообразные маски, за которыми не скрывалось настоящих людей. Я до сих пор помнила тот день, когда вышла из больницы, и толпу, встречающую меня у здания — возможно друзья, а может просто зеваки, решившие посмотреть на девушку с амнезией.

С тех пор все прогулки были сведены к минимуму, а темные солнцезащитные очки прочно заняли свое место на моем лице. Люди все равно узнавали меня, подходили и рассматривали, словно заморскую диковину, задавая один и тот же вопрос: «А ты, правда, меня не помнишь?». Не уверена, что я бы вспомнила их всех, будь даже в здравом уме и твердой памяти. Наверное, они просто хотели повеселиться, ставя меня в неловкое положение.

Я возненавидела город, возненавидела людей, казалось, они только и ждали момента, чтобы пошептаться за моей спиной. Родители тоже относились к категории «незнакомцы». Ничто не давалось так тяжело, как называть их «мама» и «папа». Увидев эту пару раз в больнице в первый, я попросила медсестру выставить их за дверь и не пускать в палату. Да, в их глазах стояли слезы, да, они дежурили у моей кровати несколько ночей, но страх был сильнее. Только семейные фотографии, помогли мне немного успокоиться, и я научилась притворяться, делая вид, что все в порядке. Лишь бы не пугать их.

— Тебе понравился наш домик? — спросила «мама», в надежде разрушить неловкое молчание.

— Да, очень… уютный. — Мне действительно нравилась моя просторная комната, она располагалась под самым потолком, довольно далеко от остальных спален, и выходила в красивый сад, полный ярких распустившихся цветов.

— Мы обычно приезжали в него каждый год, но последние года два как-то не получалось. Рита всегда настаивала на отдыхе за границей, а ты была так погружена в учебу…

Учеба. Бухгалтерский учет и аудит. При этих словах мою кожу прошиб холодный пот — я ничего об этом не знала! Конечно, догадывалась, что это какая-то работа с цифрами и деньгами, но в остальном три года обучения стерлись из памяти напрочь! Мне не хотелось и думать о возвращении на этот факультет, но идея начать все с самого начала в таком возрасте тоже не радовала.

— Рита и сейчас злится, что вы отменили свою поездку. — Не стоило жаловаться, но слова вырвались сами собой.

— Ничего, перетерпит, — пожала плечами женщина. — Не обращай на нее внимания. Хоть она это и скрывает, но тоже ужасно испугалась, когда ты попала в аварию.

Авария… Машина на полной скорости протаранила ограждение и перевернулась, оказавшись к кювете. В этой истории было очень много неясных моментов. Полиции так и не удалось выяснить, кому принадлежал автомобиль, и как я оказалась внутри, и кое-что еще — на моем теле не осталось никаких ран. Врачи только разводили руками, шутя, что возможно, меня положили в салон перевернутой машины уже после аварии.

Люди в форме не отставали ни на секунду, задавая все больше и больше вопросов, словно это я была преступницей, не веря в мой диагноз. Ладно, пожалуй, многие в него не верили. Ни одного синяка, ушиба, ссадины — но факт оставался на лицо. Врачи уверяли, что это, скорее всего, психогенная амнезия, не имеющая никакого отношения к физическим травмам.

— Сестринские отношения — вещь непростая, — продолжила «мама». — Ничего, этот отдых поможет вам вновь сблизиться.

Мы петляли по незнакомым улицам, теряясь в нескончаемом потоке машин. Лето только вступало в свои права, хоть июнь уже медленно подходил к концу. Душная квартира в центре города в такое время, действительно, превращалась в тесную клетку. Я же хотела как можно скорее вернуться в наш дачный домик, чтобы не слышать этого гула и не моргать из-за густой пыли и дымки.

Мне не нравилось здание больницы. Более того, я его ненавидела. Белый, слишком идеальный фасад, однотипные коридоры, в которых можно заблудиться, люди в белых халатах, лишенные эмоций, словно роботы, но хуже всего — больные. Несчастные люди, порабощенные свей болезнью. Я отвернулась, когда мы встречаем нескольких пациентов в простых спортивных костюмах, возвращающихся в свое отделение.

Кабинет психолога был уже хорошо мне знаком, даже больше, чем родная мать. Я знала, что за спиной доктора висят дипломы и сертификаты — всего пять: два зеленых, один синий, и два бежевых. Справа располагался небольшой комод с различными безделушками, мне особенно понравилась фигурка медведя, окрашенная под серебро, слева — маленький зеленый уголок с тремя кадками, в которых едва помещались высокие пальмы. За столько времени я уже считала эту комнату родной, но разве могла сказать тоже о «маме»? Мой взгляд невольно обернулся к ней, но тут же отскочил и замер на статуэтках животных.

— Ольга, я рада, что ты приехала, — начала женщина, усаживаясь в свое глубокое красное кресло и положив на колени большой светлый блокнот. — Есть какие-то изменения с нашей последней встречи?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Хочется соврать, сказать, что память возвращается и мне уже не нужны сеансы психоанализа, а тем более визиты к невропатологу, но это не спасет ситуацию. Воспоминания могут вообще никогда не вернуться, и от этой мысли становится дурно. Прожить остаток жизни с незнакомцами, и не знать, куда подевались двадцать лет прежней жизни.

— Все отлично, — улыбнулась я, уходя от ответа. Что тут еще скажешь?

— Я слышала, вы решили временно уехать из города.

— Да, — вступила «мама» не дав мне ответить. — Вся эта шумиха вокруг нашей семьи просто невыносима. Мой дочурке нужен покой.

— Да, это верно. Но вы, я надеюсь, понимаете, что ее нельзя полностью огораживать от жизни, ей нужна знакомая обстановка, знакомая ситуация, знакомые лица. Только так возможно возвращение памяти.

— Да-да мы стараемся.

Моя комната была завалена альбомами с фотографиями — моими собственными, снимками Риты, «отца» и «матери». Я с трудом узнавала себя на этих клочках бумаги — улыбающиеся счастливое лицо, растрепанные светлые волосы, давно не бывавшие в руках парикмахера. Казалось, между прошлым и настоящим лежала целая пропасть. Мне не удавалось соотнести себя с этой простоватой девчушкой, корчащей рожицы перед камерой.

— Ну что ж, Ольга, ты хорошо спишь? Тебя не мучают кошмары?

— Нет, — ответила я слишком поспешно, тут же смутившись.

Ложь, ложь, ложь. Наглая ложь. Это вряд ли укрылось от психиатра, но женщина промолчала, что-то черканув в своем блокноте.

— И никаких вспышек, чувства дежа вю?

— Ну, не знаю, возможно, иногда. — Это прозвучало слишком неуверенно, так что мне пришлось прикусить губу, собираясь с мыслями. — Я пока не понимаю, что это значит. Просто какие-то… не знаю, как объяснить.

— Попытайся.

Я посмотрела на врача, а потом на «маму», мне не хотелось говорить при ней. Кажется, они обе поняли это по одному моему взгляду. Моя родительница поджала губы и поморщилась, словно ей стало противно от всего происходящего. Но в итоге кивнула, признавая свое поражение.

— Ладно, я подожду тебя снаружи.

Я не начала говорить, пока за ней не закрылась дверь.

— Не могу ничего сказать точно. Мне снятся кошмары.

— Какого рода кошмары?

— Мне не удается их запомнить. — Я закрыла глаза, чтобы воскресить эти образы в памяти. — Там темно, холодно, и очень шумно. Какие-то крики.

— А что ты чувствуешь в эти минуты?

— Страх.

— Что-то еще?

— Кто-то рядом, я чувствую его по правую сторону, он тянет меня куда-то?

— Это мужчина?

— Не знаю. — Темный высокий силуэт, но сейчас я ни в чем не уверена. — Наверное.

— Куда он тебя ведет? — Доктор вцепилась в меня как клещ, допытываясь, будто проводила допрос.

— Я не знаю. — Ни куда, а от кого. — Просто не знаю.

— Хорошо, хорошо. Пока оставим это на потом. Как у тебя идут дела с твоими родителями и сестрой?

Черт, она знала на какую мозоль надавить.

— Все прекрасно. — И больше ни слова. Ни одного.

— Никаких проблем? Совершенно?

— Ну… я испортила семейный отдых и они обменяли Париж на пригород.

— Это не твоя вина, — тут же уверила меня врач.

— Я и не считаю это своей виной, — холод в моем голосе ей не понравился. — Просто, от этого не легче.

— Терапия поможет.

— Поможет? Да вы хоть знаете, каково это жить с незнакомыми людьми, называть их мама и папа, но вообще не понимать почему? Вам легко об этом говорить. На вас не косятся прохожие, они не шепчутся у вас за спиной, вы помните свое прошлое. Вы помните кто вы!

Какое-то время психиатр молчала, а потом кивнула, снова что-то записывая.

— Твой гнев понятен…

— О, это прекрасно. Ну что, мы добились прогресса?

— Ольга, нужно время, и ты сама должна это понимать. Не стоит давить ни на себя, ни на свою семью. Ты пережила тяжелую эмоциональную травму, а я постараюсь сделать все, чтобы все исправить. Понимаешь?

— Да. — Раз она хотела услышать именно это. — Все понятно.

— Исцеление не произойдет в один момент. Ты можешь вспомнить то, что случалось на протяжении всей твоей жизни, начиная с самых ранних этапов, а потом, если повезет, мы дойдем и до того, что случилось в тот злополучный день, день аварии.

Я кивнула. Пусть так, эти мозгоправы могли только болтать.

— Как прошел сеанс? — выпытывала «мама» по дороге домой. — Есть прогресс?

— Нет, ничего нового, мы просто поговорили. Милая беседа. — Мне не хотелось обсуждать с ней терапию. — Врач сказал, что, возможно, стоит попробовать гипноз.

— Нет, мы справимся без этого, не хочу, чтобы кто-то копался в твоей голове.

Она и так это делает, подумала я, чувствуя, как пульсируют виски. Черт, эти сеансы сведут меня в могилу. Они или эти расспросы.

— Ты, наверное, устала? Ничего, скоро будем дома, там отдохнешь. Отец собирался устроить барбекю в честь твоего возвращения.

— Уже поздно, — ответила я, наблюдая, как огромный огненный шар медленно скатывается за горизонт. — Лучше завтра.

— Хорошо, — кивнула женщина, сворачивая с основной трассы, — как скажешь. Устроим завтра. Сегодня передохнем, распакуем оставшиеся вещи, а завтра уже устроим вечеринку.

Машина медленно въехала на подъездную дорожку и остановилась у гаража. За час, который мы провели в дороге, практически стемнело. Я с наслаждением втянула прохладный воздух, потягиваясь, и захлопывая дверь машины. Практически тут же в соседнем доме вспыхнул свет. Это заставило меня замереть, всматриваясь в черный мужской силуэт, мелькнувший у окна.

— Не знала, что в этом доме кто-то живет, — вступила «мама», обходя автомобиль и замирая рядом со мной.

— Рита что-то говорила о новом соседе. — Да, то, что он — нечто. — Наверное, сегодня въехал.

— Не видела никаких машин с вещами. — О, да, она была готова круглосуточно дежурить у окон с биноклем, чтобы выведать хоть одну грязную подробность из жизни соседей. Мы провели вместе всего неделю вне больницы, а женщина уже попалась трижды.

— Может, дом уже сдавался со всем необходимым.

— Ну, посмотрим. Занесу ему утром свой фирменный пирог.

Она направилась в дом, а я задержалась, зачарованная движениями нашего нового соседа. Почему только он решил раздеваться у не зашторенного окна. Тень оставалась четкой, ясно показывая рельефные мышцы на груди, широкие плечи…

— Оля…

Я неохотно поплелась в дом.