Мои руки

Осень в этом году радовала жителей Рочестера солнечной, тихой погодой. Парки, аллеи были украшены яркими листьями деревьев и поздними осененными цветами. Дом семьи Уоренов находился на берегу одного из самых красивейших озёр штата — Мейоувуд, жители сокращённо называли его — Мей. Жёлтыми и красными мазками в нём отражались клёны, растущие на берегу. Анна и Грег любили завтракать на террасе, глядя на безмятежную и хрустально-прозрачную воду Мей. Но сегодняшнее утро было пасмурным: моросил мелкий дождь, порывы ветра срывали листья и безжалостно бросали их в воду, отчего озеро становилось мутно-грязным. Настроение Анны в это утро было таким же пасмурным.

Она была так же печальна и молчалива, как и тоскливые, мокрые деревья за окном. За завтраком семейная пара сидела молча. Грег изредка поглядывал на Анну и видел пролегающую между её бровей морщинку. Жена так хмурилась, когда была чем-то озабочена или попросту сердита. За четырнадцать лет совместной жизни он уже выучил все её привычки и манеры. Он смотрел на неё и не мог наглядеться, Анна была красива и по-прежнему выглядела очень молодо в свои тридцать четыре года. Он до сих пор любовался нежными голубыми глазами и сходил с ума от запаха мёда и лаванды, исходившего от её каштановых волос.

Грег, видимо, слишком долго смотрел на неё, и она решилась сказать то, что её так беспокоило всё утро:

— Дорогой, ты сегодня ночью накручивал мои волосы на палец.

— Хм, а что в этом такого, — Грега удивило, что она из-за такой мелочи портит настроение и себе, и ему.

— Ты так никогда не делал.

— Наверное, мне что-то снилось, — ответил Грег.

Жена встала из-за стола и ушла в комнату, сославшись на головную боль от плохой погоды. Он не стал её останавливать и уж тем более продолжать странный разговор.

После завтрака Грег сидел в гостиной у телевизора и читал любимую газету "Ю-Эс-Эй — Тудей", но слова жены не выходили у него из головы. Что за ерунда, он ведь и правда никогда так не делал. Он взглянул на руки, пошевелил пальцами. Бледные шрамы еще виднелись на запястьях, словно граница, отделяющая руки от кистей. Воспоминания тут же нахлынули на него: нестерпимый жар, едкий дым, разрывающий глаза и ноздри. Грег горел в своей машине, заживо.

В тот день он поехал на работу как обычно через 52-е шоссе. Но утром там произошла авария: бензовоз занесло по скользкой от первого снега дороге, и он перевернулся. Бензин через брешь в цистерне начал вытекать на асфальт. Машину Грега также занесло, и она врезалась в металлическое ограждение метрах в тридцати от бензовоза. От сильного удара о металл и разлившегося до этого топлива, автомобиль Грега загорелся. Все, кто был рядом, кинулись спасать несчастного, но никто не смог открыть жестяную ловушку. Люди пытались потушить пожар, но пламя только росло. Вскоре все прекратили попытки победить огонь, так как боялись неизбежного взрыва. К счастью, уже подъезжали спасатели, которых вызвал ранее водитель бензовоза, именно им Грег обязан жизнью.

Когда тело Грега вынули из машины, он находился без сознания. В больнице Анне сообщили, что её муж серьёзно пострадал, сильные ожоги по всему телу, лицу, но больше всего пострадали руки. Он пытался выбраться, хвастаясь за раскалённые ручки дверей горящего автомобиля.

Грег провел в реанимации и отделении терапии больше года. Анна находилась всё это время рядом с ним, поддерживала и помогала ему: кормила, так как самому ему было крайне сложно есть, читала вслух его любимые книги, много разговаривали обо всём на свете. И только это давало ему силы жить. Грегу были сделаны тридцать операций, среди них многократная пересадка кожи и ампутация некоторых пальцев рук. Это было необходимо, с медицинской точки зрения, но Грегу это было тяжело перенести.

Вернувшись снова домой, Грег почувствовал себя никому ненужным инвалидом с изуродованными руками. Пожар оставил шрамы и на лице. Но пластические операции помогли вернуть почти прежний облик, только розовая кожа напоминала о них. Анна была рядом с ним, но он больше всего на свете боялся, что она отвернётся от такого урода. Он видел и чувствовал, что жене противно брать его руки, он видел выражение омерзения и отвращения на её лице, когда пытался погладить свою любимую и дорогую Анну. Грег мог её понять. Его руки превратились в клешни — кривые безобразные пальцы. На правой руке осталось три пальца, а на левой два. Он чувствовал себя монстром.

Однажды они наткнулись на телепередачу, перевернувшую всё. Они оба сразу решились на это — пересадка рук. Сложнейшая операция проходила очень долго, врачи работали в четыре бригады. Во время операции одна бригада должна была ампутировать кисть Грега, подготовив все нервы, сосуды, кости к пересадке. Вторая подготавливала таким же образом руку донора. И так пересаживались одновременно обе руки. Существовала достаточно большая вероятность, что донорские руки могут быть отторгнуты иммунной системой пациента. Также операция осложнялась ещё тем, что в донорские руки кровь должна была поступить уже через 5 часов, пока они не начали разлагаться. Хирурги соединяли тонкие ниточки нервов, кровеносных сосудов и мышц; кости руки Грега с костями кисти донора, неизвестного мужчины, умершего 15 часов назад.

По окончании операции у Грега были новые руки. Очнувшись от наркоза, он уже мог немного шевельнуть пальцами. Это говорило о невероятном успехе проведённой пересадки. После долгого восстановительного периода, он вернулся к практически полноценной жизни. И только тонкий белый шрам вокруг запястья, словно некая граница, напоминал ему, что это не его руки, хоть они и слушались его беспрекословно.

На операции семья Уоренов потратила все свои сбережения, пришлось продать автомобиль Анны, часть семейного антиквариата и украшений. У них остался только дом на берегу Мей, который они так любили. Когда Анна с Грегом поженились, они были так молоды, ей было всего двадцать лет, а Грег на четыре года старше. Они жили тогда в другом штате. Но Анна всегда хотела жить на берегу озера, и Грег исполнил ее мечту. И пять лет назад, накопив денег, они переехали в Минессоту — край тысячи озёр. А потом произошла жуткая авария, которая перечеркнула их счастливую жизнь.

После того завтрака, когда Анна пожаловалась мужу, что он трогает ее волосы во сне, она с каждым днем становилась всё более раздражительна. Грег никак не мог понять, в чем дело. Но жена сама рассказала, что её так беспокоило. Оказывается, с тех пор муж каждую ночь накручивал волосы на палец, отчего она просыпалась, и это её пугало:

— Ты раньше никогда так не делал, такое чувство, что они… эти твои руки живут своей жизнью!

— Ну что за бред ты несёшь! — Грег очень разозлился. Ведь когда после аварии его руки были обезображены, ей было противно к ним даже прикасаться, ради нее он пошел на операцию, а она опять недовольна.

— Вовсе не бред!

Анна выглядела напуганной, она словно хотела еще что-то сказать, но ее губы задрожали, и она выбежала в другую комнату с подступившими к глазам слезами.

После этого инцидента они опять какое-то время не возвращались к подобному разговору, но Анна теперь отклонялась от его ласк и прикосновений. Грега мучили кошмары, ему снилось, что он душит свою жену, снова и снова каждую ночь, просыпаясь в холодном поту, он смотрел на неё, мирно спящую рядом, и, успокаиваясь, засыпал.

Он боялся говорить об этом жене, но она хорошо его чувствовала и сама начала разговор, видя, как мужа что-то беспокоит:

— Дорогой, у тебя всё в порядке? Ты в последнее время какой-то отстранённый.

— Да, нет, тебе показалось, — Грег улыбнулся жене и погладил её по руке. — Просто хочу уже выйти на работу. Я так долго сижу дома, хорошо, что скоро смогу вернуться, — он нарочно заговорил совсем о другом, не хотел пугать Анну своими снами.

Ночью ему опять приснился сон, но на этот раз он отличался от предыдущих кошмаров. Теперь Грег душил себя, вернее его руки сжимали горло мертвой хваткой, а он ничего не мог поделать, только бессильно пытался хоть немного вздохнуть. Проснулся он от удушья, и никак не мог откашляться, перепуганная Анна принесла ему стакан воды. Грег с трудом выпил и почувствовал, что стало немного легче.

— Грег, что случилось? Тебе приснился кошмар?

— Да, что-то вроде… — он совершенно не хотел рассказывать, о приснившемся кошмаре.

Анна села рядом с Грегом и обняла его, так они просидели достаточно долго. Анна, нарушив тишину, спросила:

— Знаешь, только не обижайся, но когда ты меня трогаешь, такое ощущение, что это совершенно другой человек, чужой. И это не очень приятно, прости. Видимо мне нужно время, чтобы привыкнуть. — она легла на свою половину и отвернулась, делая вид, что засыпает.

Слова Анны острой бритвой резанули по сердцу Грега. Он ничего не ответил, но ему стало до слёз обидно. Всю жизнь он делает то, что хочет его жена, и во всём угождает. Когда они поженились, Анна сказала, что не хочет детей, что это испортит её фигуру, что нужно будет с ними нянчиться, а она этого терпеть не может. И он согласился, хотя мечтал, чтобы по его дому бегали малыши. Всё, что Анна хотела и просила, он делал для неё… В этот момент он понял, что был бесхребетным слизняком рядом с женой. Он сам, своею же любовью к ней, уничтожил себя. Ему стало противно, потом он возненавидел себя и… жену.

Он тоже лёг, но сон совсем не шёл. В голове крутился вопрос: "Почему это произошло со мной?" Но он не мог найти ответ, за что все эти испытания и разочарования. Как же дальше жить...

Грег не плакал, с тех пор как вырос. Даже когда хоронил родителей, ни слезинки не проронил, и не потому что не хотел — он не мог. Было больно, страшно, состояние безвыходности сдавливало, но слёз не было. А сейчас, сам не замечая того, плакал. Он уснул быстро, провалившись в темноту, со слезами, застывшими на ресницах.

На этот раз Грегу ничего не снилось, он просто спал. Разбудили его странные звуки, он никак не мог понять, что это. С трудом открыв глаза, он увидел, что сидит сверху на жене и душит её. В первый момент он подумал, что это снова чёртов сон, но нет, это было на самом деле. Грег пытался оторвать руки от горла жены, которая хрипела, толкала его руками, а из её вытаращенных глаз текли слёзы. Мужчина в ужасе пытался перестать её душить, но не мог, руки не слушались его. Когда ему показалось, что Анна уже перестала дышать, странное оцепенение прошло, и он смог разжать руки. Жена лежала под ним с дикими перепуганными глазами, пытаясь вздохнуть. У неё уже не было сил на борьбу или на то, чтобы уйти. Но Грег чувствовал насколько сильно она боялась его в тот момент. Когда она, придя в себя, вышла из комнаты, он сидел, глядя на руки, и рыдал.

Анна собрала вещи и переехала к подруге. Родственников у неё не осталось, на отель денег не было. Хорошо, что Сью жила одна и смогла без проблем приютить Анну.

После этого случая супруги не общались. Грег неоднократно пытался извиниться, но жена с ним совершенно не хотела разговаривать. А сам он каждый день ждал полицейских, был готов к аресту, но никто не приходил, по всей видимости, Анна не стала заявлять на мужа.

Прошёл месяц или даже два — Грег уже сбился со счёта — как Анна уехала, с тех пор он её не видел, не слышал. Он смирился с тем, что жизнь его раздавлена, что он до конца дней своих будет «существовать». Одно не укладывалось в голове — как это произошло? Он был зол на жену, но никогда бы ее не обидел! Грег посмотрел на руки и ладони. Ведь эти руки были когда-то у другого человека, и что он ими делал — неизвестно. Он стал вглядываться в сплетенья бороздочек на пальцах и тут его осенило: ну, конечно, по отпечаткам пальцев он сможет узнать, чьи это руки. Правда тут же эта идея перестала быть блестящей. Как он сможет это сделать? У него нет допуска в полицейский участок. Не придет же он с просьбой снять отпечатки и сказать, кому они принадлежали. Тогда остается вариант узнать в больнице, где делали операцию, должна же у них храниться информация о доноре.

Грег тут же вспомнил, что еще перед операцией, когда он общался с врачами, он спрашивал о доноре, и ему ясно дали понять, что эту информацию ему не предоставят. Выходит, спрашивать бесполезно, остается один вариант — выяснить всё самому.

Ночью Грег подъехал к больнице. Прошёл через черный вход, ему повезло — никто его не заметил. Впервые в жизни он совершал что-то настолько противозаконное. Сердце колотилось, как у перепуганного оленя. Грег сверился со схемой больницы и поднялся на этаж, где был архив. Сотрудника, работающего там, уже не было, оставлось только как-то открыть дверь. На это ушло много времени, так как администратор долго не уходила со своего места. Наконец когда её вызвали, Грег схватил ключ от архива. Этой ночью было мало больных, только это помогло ему остаться незамеченным.

Когда Грег, не без труда, нашел своё дело, тщательно перечитывал страницу за страницей. Но он видел только диагнозы, список лекарств, процедуру операции и множество деталей его лечения, и никакой информации о доноре. Решив, что всё это бесполезно, он уже закрывал папку, когда увидел, что в обложке в конце есть небольшой кармашек. Грег отогнул его, там лежал маленький листок — ксерокопия выписки:

"Заключенный Билл Стэйпфорд покончил жизнь самоубийством, причина смерти — асфиксия, в камере пожизненного заключения Мэнсфилдской тюрьмы штата Огайо. Неповрежденные органы переданы в Донорский центр, согласно договору номер 134 от 12.06.1956 года".

Придя домой, Грег сидел и никак не мог переварить всё то, что он узнал ночью в больничном архиве. Что же получается, тюрьма или даже тюрьмы работают с больницами по договору — передачи органов, частей тел для пересадки… И, конечно, больные не должны знать, от кого органы. Все, наверное, думают, что у доноров естественная смерть или несчастный случай. Никто же не станет думать, что эти органы от преступника. И как им удаётся обойти необходимое разрешение родственников умерших? Видимо, они делают всё в обход правилам...

Мысль о том, что частью тела Грега стали руки какого-то заключённого, не давала ему покоя. Но теперь у него проснулся нездоровый интерес — что же натворил этот Билл.

Недолго думая, Грег решил поискать информацию в интернете. Просмотрев десятки страниц, он наткнулся на сайт газеты штата Огайо. В одном из номеров, в самом конце, упоминалось, что Билл Стэйпфорд приговорен к пожизненному заключению за ряд жестоких преступлений. Грег читал и не верил своим глазам: у него были руки, которыми этот Билл задушил четырнадцать женщин, срезав после смерти их волосы… Грег с омерзением смотрел на ладони. К нему подкатила тошнота и он еле успел добежать до ванной комнаты. Просидев там на полу не один час, он понял, что так жить дальше не сможет, и принял тяжелое, но единственно верное для себя решение — ампутировать пришитые руки убийцы. Сейчас есть хорошие современные протезы, уж лучше с ними.

Грег позвонил жене и уговорил её встретиться. Удивительно, но она согласилась, впервые за последнее время. Сидя в кафе, он всё рассказал ей. Анна была совершенно потрясена и не могла вымолвить ни слова. Придя в себя, она согласилась с решением Грега об ампутации рук. Они договорились на следующий день с утра вместе пойти к врачу.

Вечером Анна долго обдумывала разговор с Грегом и для неё, наконец, всё встало на свои места… Она почувствовала, как соскучилась за это время по мужу. Она любила его, хоть и знала сама, что порой к нему чересчур требовательна… Анна подумала, о том, как тяжело было мужу, и решила теперь больше к нему прислушиваться, ведь он столько для неё сделал. Обдумав всё, она собрала вещи, попрощалась со Сью и вернулась в дом на берегу любимого озера Мей.

Уже наступила зима, но сильных заморозков ещё не было. Снег выпадал почти каждый день, но сразу таял. Анна так не любила это время года, вроде уже не осень, но еще не зима… Чтобы согреться, они сели с мужем у камина, завернулись в плед, да так и сидели, обнявшись, глядя на потрескивающие поленья. Уснули они в объятиях друг друга, радостные от того, что наконец помирились.

Утром, с первыми лучами солнца, Грег проснулся, сел рядом с женой. Она лежала под пледом, рядом, с уже остывшим камином. Он залюбовался ею, она была прекрасна, безмятежна… Ночью Грег задушил Анну и срезал её роскошные каштановые волосы кухонным ножом. А теперь сидел рядом с бездыханным телом некогда любимой женщины и накручивал на палец один из отрезанных локонов.

На лице мужчины блуждала ухмылка безумца — Грега, а может Билла? Но это неважно, руки уже делали своё привычное дело — выкапывали в сырой земле пятнадцатую яму.