Квартирантка

Будет пышно цвести моя могила,

Будет алый цветок расти из сердца,

Ярко будет блистать на лепесточках:

Аделаида!

Ф. фон Маттиссон

Ада тоскливо оглядела крохотную кухоньку с ободранными стенами. Заглянула в эмалированную раковину, когда-то белую, а теперь жёлтую, словно зубы заядлого курильщика. Приличия ради провела пальцем по пошарпанной столешнице — и повернулась к риэлторше.

— Нет, пожалуй, это мне тоже не подходит, — она старалась говорить как можно вежливее.

— Жаль, — откликнулась риэлторша, холёная подтянутая брюнетка в строгом брючном костюме; она казалась не слишком разочарованной. — Учтите, что за двадцать тысяч, да к тому же в пешей доступности от метро вы вряд ли найдёте что-то лучше.

— Неужели только… такое? — Ада удручённо обвела рукой убогую комнатушку. — Можно подальше от метро, но чтобы… хоть кого-то позвать было не стыдно.

Риэлторша глядела на неё с тщательно скрываемым сочувствием. Интересно, сколько таких девочек она уже повидала? Вчерашних студенточек, приехавших в большой город из своих Задрищенсков в поисках приличной работы и светлого будущего? И денег в обрез, но жить-то хочется в приличном месте: пусть в спальном районе, но чтобы метро в пешей доступности, а не пилить до него на автобусе, или — ещё лучше — на электричке из пригорода. А когда на горизонте появится молодой человек при деньгах и собственной столичной жилплощади (а он обязательно появится, нужно только подождать!), не хотелось бы перед его визитом к тебе домой распугивать тараканов, лезущих из всех щелей…

По правде сказать, Ада к такому типу не относилась. Но разубеждать в этом риэлторшу, явно записавшую новую клиентку в разряд «девочек с севера», она не собиралась.

— О, — изрекла вдруг риэлторша, поправляя очки. — А знаете, я вспомнила… есть одна квартирка. Неподалёку отсюда. Третий этаж, до метро — пять минут пешком, и состояние отличное. Старый фонд, но ремонт очень хороший. Хотите посмотреть?

— Хочу, — кивнула Ада. — Когда?

— Да хоть сейчас. Владелец в другом городе живёт, ключи оставил другу, тот копию мне передал.

— Давайте.

От невзрачной «хрущёвки» до приличной кирпичной пятиэтажки добрались минут за десять. Дверь в подъезд приветливо пискнула домофоном, и по чистенькой лестнице поднялись на третий этаж. Покопавшись в сумочке, риэлторша уверенно отперла оба замка — и новенькая, «под дерево» отделанная металлическая дверь гостеприимно распахнулась.

Ада вошла внутрь. Оглядела просторный коридор, отделанный фигурной штукатуркой цвета нежного персика. Полюбовалась своим отражением в огромном зеркале встроенного шкафа-гардероба. Не разуваясь, процокала каблучками по светлой плитке по направлению к кухне: уютная дубовая мебель в стиле «кантри», микроволновка, посудомойка и электрическая плита. Заглянула в совместный санузел, скользнула взглядом по отделке в приятных кофейных тонах, большой ванной и изящным шкафчикам, соседствовавшим со стиральной машиной. Распахнула дверь в спальню: сиренево-лавандовые оттенки, двуспальная кровать с кованой спинкой, туалетный столик, секретер и большое окно с видом на двор, раскрашенный золотом ранней осени.

Риэлторша неслышной тенью шла следом, не слишком далеко, но и не слишком близко.

— Как здорово! — Ада обернулась, и восторг в её голосе будто бы отражался в глазах, делая их блекло-сизый оттенок ярче обычного. — Говорите, до метро всего пять минут?

— Можете проверить, но да, — улыбнулась риэлторша. — Ремонт сделан два года назад. Трубы, батареи в порядке. На окнах тройные стеклопакеты, дуть не будет. Кондиционера только нет…

— Но почему всего двадцать тысяч?

— Уже два месяца эту красоту сдать не можем. Не берут, и всё. Один клиент мне сказал, что ему тут жутко делается, как будто рядом призрак шастает. Не знаю, может, он и прав, — риэлторша издала короткий смешок: смешок человека, который прекрасно знает, что только что сказал очевидную и нелепую глупость. — Здесь никто из жильцов подолгу не задерживался. Самое большее через пару месяцев звонили и говорили, что съезжают. Причин не объясняли, но уезжали всегда в спешке.

— Я не боюсь призраков, — фыркнула Ада, тряхнув бледно-пепельными кудряшками. — Беру.

Если вы не хотите оказаться героем неприятной истории про несчастную жертву мёртвой девочки, то запомните одно простое правило: прежде чем снять замечательную квартиру, по какой-то причине сдающуюся по непомерно низкой цене, трижды подумайте. Особенно если все предыдущие жильцы по неведомым причинам сбегали из неё через пару месяцев.

Впрочем, Аделаиды по некоторым причинам это правило не касалось.

Договор заключали в этой же квартире, следующим вечером. Вместо законного хозяина квартиры присутствовал его друг, приятный пожилой мужчина кавказской национальности, представившийся Виктором Зурабовичем. Нежно пожал ручку Аде, изъявил безумную радость от знакомства и вручил риэлторше ксерокопию паспорта владельца жилья. Та шустро заполнила документы, Виктор ничтоже сумняшеся подмахнул договор вместо друга — и Ада передала в цепкие лапки риэлторши сорок тысяч: плата за месяц вперёд плюс депозит.

— В следующий раз, Аделаида Петровна, оплату на карточку перечислите. Вот сюда, — Виктор церемонно вручил Аде бумажку с реквизитами. — Мой телефон тут же написан. Если возникнут какие вопросы, обращайтесь.

— Всенепременно, — заверила его Ада. Риэлторша вручила ей ключи, пожелала удачи — и все трое распрощались, крайне довольные друг другом.

Первые дни выдались не особо примечательными на события. Ада распаковывала немногочисленные вещи, с энтузиазмом оттирала все поверхности в своём новом доме, успевшие покрыться приличным слоем пыли, и бродила по округе, к своему удовольствию обнаружив продуктовый магазин в минуте ходьбы, хозяйственный — в двух и аптеку — в трёх.

Тревожный звоночек раздался в понедельник. Через неделю после подписания договора.

В тот вечер Ада валялась на постели с ноутбуком и просматривала приглашения на собеседования — не так-то легко найти хорошую работу на короткий срок — когда откуда-то с кухни донеслись подозрительные звуки. Журчащие.

Ада вскинула голову, прислушиваясь. Потом нехотя отложила ноутбук, вдела ноги в пушистые махровые тапочки и пошаркала по направлению к источнику шума.

Источником оказался кран в ванной. Ручка смесителя была до отказа повёрнута в сторону горячей воды: прозрачная струя весело шумела, пенясь в белоснежной раковине, и горячий пар поднимался к натяжному потолку, замутняя зеркало на дверце шкафчика, в котором Ада хранила зубную пасту и шампуни.

Какое-то время Ада просто смотрела на смеситель, который она совершенно точно не открывала. Затем решительно закрыла воду:

— Забыла, наверное…

Над головой мигнула лампочка. Чьё-то дыхание коснулось макушки. Вокруг повис кислый запах гниения, запирая воздух в груди, обволакивая со всех сторон. Разве можно ощущать запах кожей?..

…сзади кто-то был.

Ада, не мигая, смотрела в запотевшее стекло.

Ей хотелось оглянуться — но ощущение чьего-то присутствия было настолько отчётливым, что трудно было списать его на игру воображения. Что-то затаилось, выжидало, только и хотело, чтобы она…

Ада резко вскинула руку и тремя быстрыми движениями ладони протёрла зеркало. Уставилась на своё отражение, на пустое пространство за плечом, на всякий случай обернулась — но, конечно, сзади никого не было; только отзвук заливистого смеха маленькой девочки послышался где-то вдалеке.

— Хорошая здесь слышимость, однако, — Ада подняла глаза к потолку. Покачав головой, вышла из ванной, решительно прикрыла дверь и щёлкнула выключателем: её ждали вакансии и потенциальные работодатели.

Но это было только началом её войны с новым жилищем.

Или с чем-то, что в нём обитало.

Ада пробовала менять лампочки, звать сантехников и жаловаться Виктору Зурабовичу, да только без особого толку: кран в ванной включался сам по себе с завидным постоянством, да и к миганию люстр, сопровождённому сладковатым душкам гниющего мяса, ей пришлось привыкнуть довольно скоро. Как и к гнусному детскому хихиканью, звучащему будто за соседней стеной.

Спустя месяц Ада частенько думала, что, наверное, ей впору уже возненавидеть эту треклятую квартиру и съехать — но она не сдавалась. И, возвращаясь вечерами с работы (кассир в интернет-магазине; не слишком-то престижно, зато платят нормально), садилась за ноут и надевала наушники, врубая музыку погромче — чтобы не слышать ни детского смеха, ни шума воды, снова впустую бегущей в ванной, покрывавшей зеркало ровной плёнкой серебристого пара. Воду она выключала утром: утром её никогда не мучали ни смех, ни запах, ни ощущение чужого взгляда на твоей спине. И старалась не думать, сколько в конце концов составит квартплата.

Иногда Ада пыталась представить, что на её месте делали предыдущие владельцы. Наверное, любой другой бы на её месте давно уже съехал… или нет? Как много людей объясняли все эти странности вполне разумными вещами? Или с другими то, что включало краны, не торопилось веселиться уже через неделю после заселения?..

Тем холодным октябрьским утром — бабье лето пришло и ушло ещё в начале сентября — она проснулась и побрела в ванную, навстречу уже привычному пенистому шуму. Подошла к раковине, повернула кран, подняла голову — и застыла: печатные буквы были выведены неуверенно и местами успели потечь водяными каплями, но на серебристом стекле всё ещё читалось одно короткое слово.

«Уходи».

Пулей вылетев из ванной, Ада быстро оделась и выскочила из дома.

В конце концов, умыться можно и на работе.

Вечером она долго простояла в подъезде, у входной двери, медля вставить ключ в замочную скважину.

Оно прячется там, внутри. Не решается показать себя. Ждёт, пока она уйдёт, снова оставив квартиру пустой…

— А, так вы теперь квартиру Архипкиных снимаете?

Ада обернулась: сверху степенно спускалась доброжелательная старушка в модном драповом пальто, не слишком-то сочетавшемся с головным платочком в горошек.

— Что-то часто здесь жильцы меняются, — посетовала старушка, зыркая любопытными глазками из-под седых буклей. — Несчастливое место, видать… после того-то, что случилось, немудрено…

— А что здесь случилось? — спросила Ада, смутно догадываясь о том, каким будет ответ.

— Ох, а тебе и не рассказали? — старушка неторопливо преодолела последнюю ступеньку, оказавшись на одной лестничной площадке с Адой; та машинально отметила, как свойски милая бабушка перешла на «ты». — Тут раньше Архипкины жили, Нелька и дочка её. Нелька сиротой рано осталась, а в восемнадцать годков уже сама… в общем, нагуляла себя дочку. Да только не особо-то она её хотела, дочку. Бедная Леночка! Каждый божий день из квартиры крики слышала. Нелька её когда не била, то костерила на чём свет стоит — мол, лучшие годы свои на спиногрыза тратит…

— Леночка — это её дочь?

— Она самая, — охотно подтвердила старушка. — Несчастный ребёнок… Я Нельку с пелёнок знала, мы с матерью её большими подругами были. Кто бы мог подумать, что она такое вытворит! Хорошо хоть, родители её, царство небесное, уже этого не увидели…

— Что с ними случилось?

— Утопила она её, Леночку. Нелька, мать родная. Пьяная была, совсем ум за разум заехал. Набрала ванную, вроде как чтоб Леночку искупать, а потом… — старушка, кряхтя, размашисто перекрестилась. — Восемь лет девчушке было. Нельку сначала в милицию загребли, а оттуда в психушку. До сих пор там сидит. Квартира к Нелькиному двоюродному брату перешла, Борьке, а он-то сам в Питере живёт, она ему и не нужна. Ну он ремонт тут сделал и сдавать начал. Да только никто здесь долго жить не может, вроде как не по себе всем… Тебе-то как хоромы? Нравятся?

— Очень, — сглотнув, заверила старушку Ада.

— Ясно, — с явным разочарованием откликнулась та. — Я из тридцать восьмой, если что понадобится, заходи…

Ада проводила взглядом новую знакомую, продолжившую степенный спуск по лестнице. Потом снова повернулась к двери в квартиру, где мать когда-то убила своего ребёнка — и, глубоко вдохнув, вставила ключ в замочную скважину.

Что ж, теперь она хотя бы знала, с чем имеет дело.

Хотя сути дела это не особо меняло.

Это началось, когда Ада спала, свернувшись калачиком рядом с ноутом, который она просто отставила на другую половину кровати.

В какой-то момент она дёрнулась, распахнула глаза, судорожно оглядываясь. Её била дрожь — в том же ритме, в каком вдруг замерцало бра над кроватью. Лампочка потускнела, горя приглушённым, неровным светом, и тьма подползла к кровати из углов комнаты. Будто явилась из того сна, который заставил Аду проснуться: сна, где не было чудовищ, но властвовал чудовищный, всепоглощающий мрак.

Старый, как мир, страх темноты…

Ада села на кровати. Прислушалась. Окно, приоткрытое на щёлочку, выходило во двор, и шум шоссе не долетал досюда. Тишина звенящим гулом витала где-то под потолком, знакомый гнилостный запах резанул по ноздрям, зыбким облаком подбираясь ближе, кружа голову, заставляя терять чувство реальности.

…за спиной кто-то был.

Ада сидела лицом к окну, чувствуя, как что-то движется во тьме. Кто-то затаился во тьме, следил за ней, ждал, пока она обернётся. Запах сырой земли заставлял задыхаться, сердца колотилось сдавленно, будто кто-то сжимал его ледяными когтями, темнота обволакивала, как туман.

Ада сидела, закрыв глаза, стараясь не дышать.

Оно там. Уже совсем рядом. Заставляет мерзкий холод ползти вниз от плеч по спине, пропитывает футболку ледяным потом, искушает обернуться, чтобы развеять все подозрения — ты ведь не веришь в призраков, значит, там не может ничего быть, значит, стоит только обернуться, и наваждение пропадёт…

Ада ощутила, как тьма тянется к её шее. Резко открыла глаза.

И обернулась.

— И всё-таки… может, ещё подумаете, прежде чем съезжать? — Виктор Зурабович огорчённо смотрел, как Ада запирает дверь. — Если вас эти краны доконали, я могу ещё раз…

— Нет-нет, с кранами всё в порядке. Просто мне пора двигаться дальше, — Ада торопливо улыбнулась, обнажив мелкие, как у ласки, зубки, и вложила ключ в широкую мужскую ладонь. — Другие города, другие страны… весь мир ждёт меня.

— Хоть бы срок по договору дожили, — Виктор Зурабович смотрел на неё с жалостью. — Так-то депозит у меня остаётся, а деньги-то лишними не бывают.

— Деньги — дело житейское. Желаю удачи со следующими жильцами. Надеюсь, у них не будет моих проблем. — Ада поудобнее перехватила ручку большого чемодана на колёсиках. — Да, и помогать не надо.

Виктор Зурабович смотрел, как Ада медленно спускает по ступенькам чемодан, который казался больше неё самой. Бедовая самоуверенная девчонка! Мир её, видишь ли, ждёт… Или всё-таки дело в кранах, только признаваться не хочет?

Виктора, если честно, и самого всякий раз дрожь пробирала, когда он в эту проклятую квартиру заходил. То ли от простого понимания, кто здесь когда-то убили ребёнка, то ли ещё от чего. Это Борьке хорошо — сидит в своём Питере и только деньги от квартирантов получает.

Хотя…

— Что, опять кто-то от вас сбежал? — участливо спросила милая бабушка из тридцать восьмой, степенно ступая по лестнице с четвёртого этажа. — Эх, не задерживаются у вашего дружка жильцы, Виктор Зурабович, не задерживаются! А я Борьке говорила, что нехорошая квартира, продать бы лучше…

Виктор, натянуто улыбнувшись, вставил ключ в замочную скважину. Открыл дверь и медленно переступил порог квартиры, за которой уже два года присматривал по просьбе друга со школьной скамьи.

Странно, но только сейчас он вдруг понял то, что ощутил ещё раньше. Когда приехал после звонка Аделаиды, сказавшей, что хочет съехать, и осматривал квартиру. Ощущение… спокойствия, возможность дышать полной грудью — того, что Виктор никогда не чувствовал в этих стенах. Как будто то, что заставляло всех жильцов сбегать отсюда через пару месяцев, ушло отсюда вместе с бедовой девчонкой со странным именем.

Виктор подумал это — и рассмеялся глупости этой мысли. Придёт же в голову! Так и призраков вскоре поверишь. На всякий случай снова обошёл квартиру — вдруг Аделаида чего оставила — и в спальне заметил то, чего не замечал раньше: синий клочок ткани под кроватью.

— Носок, что ли, забыла… — Виктор, ворча, опустился на колени и потянулся за забытой вещью. Может, позвонить девчонке, пока недалеко ушла? Хотя нужен ей этот носок…

Разжал кулак, взглянув на то, что было под кроватью, и недоумённо сдвинул брови.

Это был кусок ветхого синего хлопка, на котором ещё можно было различить рисунок жёлтого плюшевого медвежонка. Будто клочок какой-то детской вещи, со странно изодранными краями — как если бы его оторвали чьи-то острые зубы.

Какое-то время Виктор смотрел на кусок ткани. Потом перевёл взгляд на кровать и бра над изголовьем, на окно с раздвинутыми шторами, заливавшее в комнату мирный солнечный свет одного из последних погожих деньков уходящей осени. И отчего-то — всего на один миг — его снова пробрала жуть, которую он всегда ощущал в этих стенах.

Что здесь произошло?

И почему всё-таки эта девчонка ушла?..

…Ада ощутила, как тьма тянется к её шее, резко открыла глаза и обернулась.

В следующий миг её пальцы сомкнулись на сгустке темноты, тянувшемся к её волосам, в котором угадывалось тонкое детском запястье — и мрак рассеялся. Ада внимательно оглядела девочку в синей пижаме, маленькую, темноволосую, сквозь которую просвечивал мрак, окружающий кровать; заглянула в бледное, так по-детски удивлённое лицо — и широко улыбнулась.

— Леночка, я так понимаю, — мягко произнесла Ада, и её блекло-сизые глаза вспыхнули изнутри яркой, фосфоресцирующей синевой. — Ну вот я тебя и поймала.

Темнота вновь обволокла призрак маленькой утопленницы — только теперь она сгустилась в подобие щупалец, сковывая девочку по рукам и ногам, обвивая её крепчайшими из верёвок. Та непонимающе дёрнулась, но добилась лишь того, что упала с кровати, так и не долетев до пола — скрючившись в воздухе, словно смятая тряпка, лёгкая, как пух; удивление так и не сошло с её лица.

— Ты… так не должно быть! — закричала девочка — капризным тоном именинницы, у которой из-под носа отобрали долгожданный подарок. — Это моя темнота, она подчиняется мне, почему она слушается тебя? А ты… ты должна…

— Визжать и бежать из квартиры, сломя голову? Как делали все, кого ты выживала отсюда до меня? — Ада неторопливо поднялась с постели. — Боюсь, в этот раз ты не на ту напала. В самом прямом смысле этих слов.

— Но… — девочка осеклась.

Ада медленно подходила ближе; тени легли под её скулы, под глаза, под губы, придавая лицу странные, острые, нехорошие очертания.

— Дай-ка угадаю — ты не хотела, чтобы кто-то жил в этой квартире? Ждала, пока сюда вернётся твоя мама? Зачем? Хотела снова жить с ней вдвоём? Или убить? Впрочем, какая разница. Факт в том, что больше ты никому не навредишь. — Ада замерла в одной шаге от призрака, пойманного изменившей ему темнотой. — Знала бы ты, скольких я повидала таких, как ты. За сотни лет ещё и не того навидаешься… Ты ещё ничего, со своими детскими шалостями. Если тебе так будет легче, то можешь считать, что ты виновата лишь тем, что хочется мне кушать.

Девочка смотрела на новую квартирантку снизу вверх, завороженно вглядываясь в её зрачки, сузившиеся в кошачьи щёлочки — и удивлённое негодование в лице призрака потихоньку уступало место чему-то другому.

— Ты не сможешь мне ничего сделать, — залепетала девочка, судорожно извиваясь в тёмных путах. — Ты вообще не должна меня видеть! Только когда я того хочу! Я привидение, ты человек, и…

— О, вот ты немного заблуждаешься. Я не совсем человек. Или совсем не человек, как посмотреть, — Ада тихо рассмеялась. — Я всегда чувствую существ твоей породы. Я ощутила твоё присутствие, едва впервые переступила порог этой квартиры. А чтобы увидеть вас, мне нужно лишь дождаться, пока вы хотя бы раз покажетесь мне на глаза. А для этого приходится частенько изображать жертву. Впрочем, так охотиться даже интереснее.

— Охотиться?..

— Когда-то люди, чтобы выжить, охотились на животных. Ты ведь не застала те времена? Я вот застала. Хорошее было время. Без всех этих паспортов и прочей бумажной возни… таким, как я, жилось куда легче, — Ада мечтательно возвела глаза к потолку. — А я, чтобы выжить, охочусь на вас. У таких, как ты, всегда есть возможность уйти за грань с миром и обрести покой, но вы по каким-то причинам ей не пользуетесь. Тут-то и появляемся мы, — она вновь опустила глаза. — Наверное, за этим и существуют такие, как мы — чтобы такие, как вы, не мешали людям жить. Больше местным квартирантам ничего не будет угрожать.

Ада улыбалась всё той же широкой улыбкой, оголявшей её мелкие зубки; и — хотя, может, то была лишь игра света от бра, который теперь сиял безмятежно-ярко — зубы эти казались странно… острыми.

Детское лицо исказил уже ничем не прикрытый страх.

— Я… я больше так не буду, тётенька, пожалуйста, — девочка захныкала, хлопая увлажнившимися ресницами. — Отпустите меня, я…

Ада опустилась на колени рядом с ней. Длинным пальцем с аккуратным маникюром коснулась детской макушки.

— Ничего личного, детка. Просто такие, как ты, для нас — лакомый кусочек, — Ада ласково погладила маленькую утопленницу по спутанным волосам. — Всем нужно что-то есть. И мне тоже.

Когда Ада наклонилась вперёд, девочка истошно закричала — но её крик никто не мог услышать.

Да и кричала она недолго.

…а сейчас Аделаида неторопливо шла по московским улицам, слыша, как колёса чемоданы жужжат по асфальту, и наслаждалась погожим осенним днём и ощущением мирной сытости.

Да, в старые времена таким, как она, было куда проще — но и сейчас всё не слишком сложно. Да и люди стали не такими подозрительными: они ведь ни во что не верят, «даже в чёрта назло всем». Что уж там говорить о призраках… или таких, как Ада.

А ведь таких, как она, много. Они могут быть кем угодно — вашим приятелем, няней, соседкой. Учительницей вашего ребёнка. Девчонкой, снимающей у вас квартиру. И раньше им приходилось быть крайне осторожными, ведь люди могли сложить мелкие странности в единую картинку, но сейчас… Сейчас люди даже очевидному постараются найти разумное, обыденное объяснение.

Люди даже не понимают, с чем имеют дело.

Ада улыбнулась.

Впрочем, её добыча — призраки. Людям нечего её бояться. По крайней мере, пока ей не понадобятся новые документы…

И пока она не слишком голодна.