Где вы прячете камеры?

— Сейчас покажу, погоди. Сто раз ведь видели, как он зависает у себя в палате, пялясь в стену, а потом будто привидений видит.

— О ком речь?

— Да о том бедняге. Агностике, что ли...

— Понял. Ну, и?

— В общем, вчера было продолжение. Рассказывать не буду, увидишь сам. Я решил пока никому не сообщать. Мало ли, такие вопросы решать не в моей компетенции...

— Тихо, давай сначала посмотрю, а то я не понимаю ни хера.

— Все, молчу. Кстати, он там встает как раз. Оставить половину экранов на трансляции?

— Да, все крайние. В середине врубай свою запись.

Я проснулся, услышав этот разговор, открывая глаза и одновременно пытаясь понять, о чем идет речь. Голоса замолчали, а никаких ответов у меня в голове так и не появилось. Но появился еще один вопрос, для которого я даже не мог оценить значимость. Иногда по утрам бывает сложно понять, проспал ты что-то или же сегодня выходной. Обычно ответ приходит за несколько секунд — достаточно вспомнить обстоятельства вчерашнего вечера. Но сейчас я начал рыться в памяти, а среди последних воспоминаний были лишь какие-то неопределенные обрывки. Второй голос снова заговорил.

— Сколько он так стоял? — судя по тембру, этот человек был старше, говорил он более уверенно и серьезно. Наверняка, его должность была выше, если они вообще занимали какие-то должности. Сначала мне казалось, что они заметили мое пробуждение, но в мою сторону никто так и не повернулся.

— Пару минут. Смотрел то вперед, то по сторонам. — ответил голос помоложе. Обладатель его сидел перед множеством экранов и панелью управления, которую я почти не видел из-за него и его стоящего рядом коллеги. — Потом вперед шагнул, говорил что-то. Как будто увидел кого-то перед собой. А дальше… Почему такие вещи происходят, когда я остаюсь один?..

— Что дальше?

Ответ прозвучал не сразу, так что я успел встать и осмотреться. Комната была довольно темной, с серыми холодными стенами и светом мерцающих ламп, от которых толку было меньше, чем от экранов. Подо мной была скамейка, на которую я умудрился влезть почти целиком, свесив до пола руки и левую ногу. За спиной была лишь голая стена. Вопросу о том, где здесь дверь, я поставил чуть меньший приоритет, чем сотне прочих, так что решил подойти к людям, прежде чем даже осмотрел себя. Я мог увидеть их лица в профиль, но меня они пока так и не заметили.

Сидящий парень, наконец, ответил.

— Обычно он после подобного продолжал стоять, тупил. Будто забыл, что делал. А вчера будто прозрел. Начал смотреть по сторонам, искал что-то. Сначала, я решил, что своих призраков. А потом услышал, как он орет, что за ним наблюдают. Да, многие такое говорят, я помню. Но для этого парня это было чем-то новеньким, вот я и обратил внимание. Тем более, что он стал звать Анатолия Евгеньевича. Сначала санитары его утихомирили...

— Где все это? Перемотай, если еще далеко. — снова перебил его второй мужчина, переводя взгляд с экрана на экран, и иногда посматривая на те, что были по бокам.

Теперь сделав пару шагов, я и сам смог разглядеть все, что на них происходило. А показывали они лишь одного человека посреди комнаты. Причем все. И боковые, и средние. Сами экраны были цветными, но со слабой цветопередачей. И выглядели очень старыми, с ЭЛТ. Все они показывали разные ракурсы и расстояние до человека — сверху, сбоку, прямо перед ним, за спиной и так далее. Все это выглядело очень странным. На каждой половине камер человек двигался синхронно, но на боковых это было словно чем-то усиленно. В целом все зрелище создавало ощущение, будто я вижу это ячеистыми глазами мухи. Не сразу я понял, что на средних экранах человек движется не совсем так, как на боковых, хотя это можно было понять из диалога — на средних была запись, а на боковых — трансляция. Но было что-то еще, чего я никак я не мог уловить.

— Хорошо, мотаю. — Парень что-то нажал на панели управления и видео на средних экранах ускорилось, заставляя “героя” быстрее шевелить головой и шагать по комнате. Точнее по палате. Она была белой, как и его одежда. Поначалу я решил, что он все время держит руки скрещенными на груди, но потом я понял, что белой одеждой была смирительная рубашка. Больше ничего в глаза не бросалось, кроме повязки на голове. Судя по всему, у парня была какая-то травма в правой части затылка.

После манипуляций сидящего работника видео перемоталось под неотрывными взглядами присутствующих. Все в комнате, где я находился, отошло на второй план. Мое внимание было приковано к происходящему на средних экранах. Вернее, к одному из них. Неосознанно я остановился на дисплее с самым удобным ракурсом и уже долго не сводил с него глаз. Столь же неосознанно я замечал периферическим зрением, что на крайних экранах все равно ничего интересного не происходило. И говорить люди в комнате тоже перестали.

Не знаю, где в этой комнате были динамики. И не понимая, откуда именно, я стал слышать, что происходило в палате. Звук был слабым по мощности, но отчетливым. К тому же, в самой комнате была тишина.

Пациент, до сего момента еле двигавшийся, вдруг насторожился. Несколько секунд он, остолбенев, смотрел куда-то в сторону. Создавалось противоречивое ощущение, что он то ли внезапно что-то понял, то ли наоборот перестал понимать все, что его окружало. Столь же неожиданно парень вышел из ступора и начал бешено озираться и что-то кричать. Лицо мне совершенно не казалось знакомым, а вот голос, я словно где-то уже слышал. Слова я разбирал с трудом, но кое-что, все же, было ясно. Он спрашивал, что здесь происходит, где он находится, кто эти люди и куда они делись, звал врача. Дверь в палату открылась. Я ожидал, что внутрь вбегут санитары и прибегнут к грубой силе. Но пациент почти никак не отреагировал на визит. Он не стал забиваться в угол, в готовности к тому, что его скрутят или наоборот готовиться дать отпор. Вошедшими действительно оказались двое санитаров. Они пытались словами успокоить парня, осторожно подходя с двух сторон. Уже почти подойдя вплотную, они взяли его за руки и аккуратно вывели из палаты. Но я видел, что у одного санитара наготове был шприц.

Камера переключилась, и я бегло осмотрел экраны. Все они теперь показывали коридор, по-прежнему, с разных ракурсов. На боковых же камерах не было ничего нового.

Прежде, чем я рассмотрел коридор, изображение снова сменилось.

Теперь мы были в кабинете у врача. Рядом со столом находилась лавка — на нее санитары и усадили взбесившегося пациента. Он все еще был не в себе, но ничему не сопротивлялся. Я снова осмотрел прочие камеры. На некоторых были четко видны лица и врача, и санитаров. Среди них я тоже никого не узнал. Но и их голоса я где-то уже слышал. Я мог в этом поклясться.

— Боря, что случилось? — Голос врача был неподдельно обеспокоенным. Теперь я хотя бы знал имя больного. — Ты что-то вспомнил? Меня ты помнишь?

Боря перестал бешено озираться и взглянул на врача. Кажется, он рылся у себя в памяти.

— Нет… Не знаю, — доктор, словно разочаровавшись, на мгновение опустил взгляд, — Но это ведь вы — Анатолий Евгеньевич? Я видел людей в палате… Потом они исчезли… У меня был провал. Я совсем ничего вспомнить не мог. А теперь… Вы ведь мне таблетки какие-то даете?! — Он то говорил тихо, то срывался. Врач чуть отодвинулся — наверное, временами Боря брызгал слюной. — Это и не психушка ведь вовсе? Зачем вы меня сюда засунули?! Что это за место?! Где вы камеры попрятали?.. — на этих словах у меня появилось легкое дежавю, а вместе с тем, в голове снова возник вопрос, который мучал меня несколько минут назад. Но я не успел об этом задуматься, потому что врач перебил Бориса.

— Боря, успокойся, пожалуйста. — Врач нахмурился и повернулся к санитарам. — С ним ведь такого не бывало прежде, я ничего не путаю?..

— Отвечайте мне! В палате у меня были какие-то чуваки, смотрели на экраны, следили за всем! Или это я был где-то еще, я ничего не понимаю… Откуда они все видят? Они и вас знают, вы за одно!.. — Казалось, Боря сейчас бросится на врача. И, видимо, не мне одному. Санитары напряглись, а врач снова заговорил.

— Ребята, придется его успокоить. — Он встал, а санитары быстро подошли, намереваясь сделать Борису укол. Но Боря успел толкнуть одного и начал метаться по кабинету.

— Здесь тоже попрятаны камеры! Я все видел! Где они? Где?!

Боря метался из угла в угол, глядя примерно туда, где и были расположены все эти камеры. Я невольно переводил взгляд с экрана на экран, ловя взгляд Бори. Напряжение словно передалось мне самому. И вопрос, наконец, сформировался. Достаточно было его повторить. Где камеры? Я подошел еще ближе, не боясь привлечь внимания смотрящих. Они меня и не замечали, хотя дыхание мое участилось и стало более шумным.

Я быстро осматривал один за другим экраны, которые были передо мной, пытаясь увидеть хоть какой-то намек на устройство слежения. Неужели они все настолько замаскированы? Я не мог себя в этом убедить. Еще один фактор говорил о том, что подобное невозможно — некоторые камеры смотрели прямо на лица людей. Например, одна из них неотрывно следила непосредственно за лицом доктора. Причем почти вплотную. Наверное, изображение просто приближено? Судя по ракурсу, она должна была находиться примерно на двери. Но между доктором и дверью не раз должны были промелькнуть то Боря, то санитары. Ничего подобного не случалось.

Бориса уже усмирили и повели обратно в палату. Люди в комнате продолжили обсуждать произошедшее, но я их не слушал. Все мое внимание заняли боковые экраны. Мой взгляд прыгал с одной на другую, снова заставляя ощутить полное непонимание происходящего. Ощущая, как по спине пробежали мурашки, а по левому боку скользнула холодная капля пота, я все больше убеждался, что стал третьим наблюдателем неспроста. Я увидел, как на экранах слева пациент разглядывает левый угол палаты перед собой. А справа он уже смотрел в правый угол. Слева — левый. Справа — правый. Левый. Правый. Левый… Я быстро мотал головой из стороны в сторону, надеясь опровергнуть свою догадку. Но было уже очевидно — экраны транслировали меня.

Вроде бы еще не было повода паниковать, однако, что-то неуловимое меня снова беспокоило. Мысли не могли выстроиться в очередь и я не мог полноценно сфокусироваться ни на одной из них. Но что-то заставило меня снова осмотреть комнату, в попытке увидеть все то, что я обнаружил в палате. Как будто не хватало различия в том, что в палате не было ни экранов, ни наблюдателей. Я снова посмотрел на один из дисплеев слева, попытался раздвинуть руки в стороны и только сейчас понял, что пошевелиться почти не могу — на мне тоже была смирительная рубашка.

— Что происходит?! — наконец я совладал со своей речью и смог сказать хоть что-то. Но мой голос звучал не из моих уст. Я слышал его отовсюду в комнате. А наблюдатели переключили внимание на боковые экраны.

— Снова началось! — молодой голос теперь почему-то звучал с другой стороны — от стоящего человека. Он стоял лицом к коллеге, но я не мог понять, поменялись они местами или нет.

У меня в глазах стало темнеть. Сделав несколько шагов назад, я уперся в скамейку и, испытывая головокружение, посмотрел в сторону. Оказывается, слева было окно. Я собрался уже подойти к нему, как вдруг увидел в нем человека. Еще одного незнакомого пациента. Секунда, две. Это был я. Нет, я не узнал себя. Я просто догадался.

— Что за хрень?! Кто я? Кто вы? Ответьте мне?

В ответ, по-прежнему, ни звука. Я быстро пошел к наблюдателям, которые переглядывались между собой. Я встал между ними, а молодой, еще раз взглянув на экран, обернулся, ожидая увидеть пациента на том же месте, на котором он стоял в палате. Но никто ничего не видел.

“Неужели я призрак? ” — промелькнуло у меня в голове. Я попытался пнуть стоящего. Невозможно было быть готовым к тому, что моя нога пройдет насквозь. От шока у меня еще сильнее потемнело в глазах и я упал на колени. Пол оказался мягким. Белым. Было светло.

Да, теперь я был в палате.

Я все вспомнил. Даже свой диагноз — прозопагнозия. Наверное, из-за него я никого не узнаю — даже себя в зеркале.

Я с облегчением лег на спину и засмеялся. Несмотря на мягкую обивку, я почувствовал боль в затылке при касании. Мне неслабо врезали битой. Повезло, что я выжил. Я ведь выжил?