Морская дичь и Марьиванна

Марьиванна, сорокалетняя жительница почти столичного города, чувствовала себя ужасно: по вискам, по шее на спину, по животу под пояс джинсов тек пот. Женщина то и дело трогала осторожненько короткую стрижку и ощущала под пальцами сухие, жесткие от щедро нанесенного мусса для укладки кончики волос, мяконькие, бессильно приникшие к черепу, влажные корни. Ощупав прическу, она прикладывала кончики пальцев к нижним векам — тоже влажным, размякшим. На кончиках пальцев, которые Марьиванна тут же осматривала, оставались следы — черные крупинки туши и зеленые пятнышки карандаша-подводки. Вытерев пальцы бумажным платочком, Марьиванна опускала взгляд на грудь и живот, для удобства чуть выпячивая нижнюю губу. Новенькая футболка, туго обтягивавшая бюст и живот, виду не подавала: она была мокрая от выреза до пояса, но светлая и яркая расцветка маскировала пятна. Марьиванна не могла проинспектировать спину, но точно знала — посредине расплылась мокрая полоса, а ниже пояса на джинсах красуется темное пятно пота.

Хуже всего было ногам, обутым в хорошенькие сандалеты. Новые, плохо испытанные, они впились ремешками в отекшие покрасневшие ступни. Ступням было неудобно. Марьиванне очень хотелось снять эти сандалеты и встать босыми ногами на прохладный металл самолетной стенки.

В этом самом самолете Марьиванна летела к Красному морю, в волшебную страну Египет, откуда все ее подружки привозили пестрые фотографии — много желтого песка, много синего моря, еще больше синего неба и пунцовые от солнечных ожогов животы и плечи подружек. Подружки, как одна, залихватски улыбались, демонстрируя фотографу стаканы с напитками, или огромные тарелки еды, или полотенечных лебедей на койках, обсыпанных красными лепестками египетских цветов. Марьиванне тоже хотелось. Главным образом — моря, в котором, если верить тем же фото, водилось много разных рыб. «Хочу купаться! Хочу ловить всяких рыб и улыбаться!» — язвительно прокомментировала марьиваннину мечту дочка — беленькая тощая любительница зимы, льда и коньков. Дочка наотрез отказалась лететь несколько часов через континент, над огромным морем ради египетского пекла и теплого моря. «Ты только там с закрытым ртом плавай и воду из крана не пей. А то умрешь от поноса», — вот такое напутствие получила Марьиванна от нее в аэропорту.

Кто ж знал, что лететь так страшно? Хорошо, что уже близко, вон в окошке показалась ярко-желтая полоса суши, соседи говорят, что Африка. Море, конечно, красивое: такое синее-синее, из самолета вода кажется матовой, а на желтый песок Африки накатывают длинные белые полоски пены. Марьиванна, забыв о подпорченной внешности, приникла к иллюминатору. Ей было страшно смотреть на какие-то серо-желтые сухие горы, над которыми они пролетали час или два назад. Те же просвещенные соседи подсказали: то была Турция. А теперь вот — Африка. Географию Марьиванне преподавали так себе, поэтому размеры пространств и расстояния мало впечатлили ее: как будто ехала по городу мимо привычных городских районов.

Африка заняла собой ровно половину заоконной картины: внизу желтая земля, немножко помятая, в складках и морщинках, наполненных то ли черной землей, то ли темной зеленью. А где Красное-то море?

Оно показалось внезапно — было с другой стороны самолета. И когда лайнер заложил крутой поворот, наклонив одно крыло к земле, Марьиванна увидела его. И сразу влюбилась: прозрачная голубизна у берега, бирюза всех оттенков подальше, лохматые пальмы на кромке воды — она словно узнала место, как будто в детстве здесь была. Ей рассказывали о нем и даже показывали на фото — а вот сама увидела и сразу узнала.

То ли кондиционеры в салоне наконец включили, то ли страхи застряли над Средиземным морем, но Марьиванна вдруг поняла, что перестала потеть, что взбодрилась и чувствует себя свежей и голодной. Кожа на лице и под волосами стала прохладной и подсохла, а влажная футболка приятно студила кожу. Объявили посадку. Засидевшиеся в тесных креслах пассажиры начали возиться, вставать, шуршать пакетами, переговариваться. Открылась дверь, по салону потек сладкий теплый воздух — земля.

Плоский, ленивый, тенистый зал аэропорта. Смуглые пухлые люди в форме. Быстрые и очень острые взгляды в лицо и на документы. Запах табака и пыли. И много-много света там, за окнами. Там, где начинается Египет.

==

Попав в свой номер, Марьиванна не стала медлить. Скинула пропотевшую дорожную одежду. Приплясывая и подгоняя саму себя, напялила купальник — душ решила принять потом. После Моря! Выдернула из дамской сумки очки и телефон, из чемодана — крем от загара и бутылочку коньяка. Кинула пляжное барахло на покрывало (лепестков на кровать еще не насыпали), нетерпеливо распечатала бутылку и прямо из горлышка выпила два огромных глотка. Вытерла губы, поставила бутылку на тумбочку, опять схватила причиндалы для пляжа, опять бросила — вспомнила, что надо положить ценное в сейф. Поковырялась тут и там — паспорт, кошелек, мешочек с украшениями, что еще?

Наконец выбралась — и почти побежала к морю. Оно сейчас пряталось за пальмами и какими-то цветущими кустами — до него еще надо дойти. Марьиванна торопилась, голова слегка кружилась, ноги плохо слушались (сто раз зарекалась не пить на голодный желудок!). Еще десяток шагов по чистой бетонной дорожке, и еще десяток. Пальмы и цветущие кусты расступились, закончился тротуар — под ногами был песок. Еще чуть-чуть. Надо только куда-то вещи сложить. Марьиванна покрутила головой, бросилась к ближайшему пустому лежаку под бамбуковым зонтом, стянула с себя халатик, сдернула с лица очки…

Вот оно — Красное море. Марьиванна стояла на самом его краю. Бледные ступни проваливались в песок, который оказался мельчайшими обломками ракушек и еще чего-то. Море неспешно подкатывалось к ее ногам — бледно-голубая, тихая, прозрачная вода. Море источало собственный запах. Говорило собственным голосом. И Марьиванна вошла в него. Оно не было тепленьким, Красное море. Даже прохладненьким оно было — видимо, так показалось после солнечного пекла. Марьиванна медленно заходила все глубже. Вот зашла по пояс, поводила вокруг руками — и легла на спину. Закрыла глаза и заулыбалась. Удивительно, но здесь все как будто было ей родным. Море слегка качало ее, гладило спину и бока. Оно как будто говорило: ну наконец, я соскучилось. И Марьиванна заплакала от радости. Слезы покатились сразу в море — вот же оно, прямо у лица.

Накупавшись и словно растеряв половину себя, Марьиванна медленно возвращалась в номер. Как быстро здесь, в Египте, наступает вечер — думала она. На тумбочке ее ждет коньячок. Потом душ. Потом — ужин в ресторане. А море — вот оно, рядом. А в море — разные рыбы. Сегодня она не добралась до рыб, хотя почти не вылезала из воды и проплыла туда и обратно вдоль всего длинного отельного пляжа. Завтра она достанет из чемодана ласты и маску и отправится искать этих рыб. Морскую дичь.

===

Sea game — отличная яхта. Отличная для тех, кому море — по колено. Кто выходит в море, чтобы быть в воде, а не на верхней палубе. Для таких на Sea game есть все: акваланги, ласты, маски, немножко виски (да, виски. В настоящей американской бутылке — вот и надпись, видите?), есть запас воды и кофе, есть много удочек, а в холодильнике — свежая наживка. По белым палубам яхты надо ходить босиком, чтобы чувствовать холодок металла и дрожь корпуса. Надо ходить на мягких коленках, чтобы ловить движения волны и не поддаваться качке. Тут надо улыбаться — особенно вон этим пухленьким женщинам. Какие у них светлые волосы. Какие слабые ручки и ножки. И какие упитанные эти дамы. Как они забавно пищат и кривляются, поднимаясь по трапу. А что — нормальный трап! Просто кому-то надо кушать поменьше, чтобы он не прогибался и не скрипел под ногами!

Черный, жилистый, пропекшийся насквозь на солнце молодой араб Фарук, прилепив к лицу «правильную» улыбку, встречал туристов из России, протягивая им руку с кормы яхты. Хорошо, что их много. Хорошо, что они всего боятся, особенно моря. Когда они такие испуганные, можно неплохо поживиться. Вон эту толстушку за ручку подержишь, полотенчик ей подашь — она точно доллара не пожалеет в конце дня.

Или вон идет — вся закуталась в тряпки, обожглась на солнце, наверное. Ей можно апельсин принести или стакан воды. А в сумочке у нее наверняка найдется зелененькая бумажка — в благодарность за чуткость и вежливость.

Фарук любит яхту и любит работу. Любит запах топлива и воды, любит мыть палубы. Любит выходить в море с настоящими людьми. Которые не пищат, не жеманятся перед фотоаппаратом, которые не бледнеют и не блюют во время качки. Которые договариваются пойти далеко, где море густо-синее, а под водой — скалы, рифы, опасные рыбы. С такими весело, даже мурашки порой по спине бегают — такие они настоящие. А эти… Кошельки на ногах. Зато почти выходной — как будто в театр или в кино сходил. Фарук всегда выбирал из толпы русских самых смешных и смотрел на них в оба глаза, а потом показывал их ужимки и глупости дома — отцу с матерью, братишкам и сестренкам. Они хохотали до колик и считали туристов с севера ошибкой природы — что они могут? Солнца боятся, моря боятся — неженки.

Нет, они не все такие. У Фарука немало знакомых русских, мужчин и женщин, которые даже остались жить под египетским солнцем. Очень много работают, кажется, даже во сне — и то работают. И они были даже круче арабов — злее, сильнее. Сегодня вот тут, на яхте, будет Ирина. Она отлично плавает под водой, наравне с мужчинами погружается, здорово стреляет из подводного ружья. Она худенькая, очень ловкая, загорелая. Муж у нее дельфинов дрессирует — много зарабатывают оба. И квартира у них есть, и дети. Ирина говорит, что не хочет к себе в Пермь — там много месяцев мороз, как в холодильнике. Долгая ночь и холод зимой. С Ириной лучше не спорить — глаза у нее голубые, холодные. Страшно в них смотреть — как будто видишь этот самый снег, которого в Перми так же много, как здесь песка.

Ожидая, пока все туристы поднимутся на яхту, Фарук слушает громкий голос Ирины. Женщины, мужчины, дети послушно толпятся на корме, снимают обувь, крутят головами. Вот лезут на верхнюю палубу. В руках у Ирины — баночка с таблетками от укачивания.

Наконец на причале никого не осталось — последняя мадам, блаженно улыбаясь, идет по трапу. Спрашивается, чего она так долго торчала на берегу? Рассматривала яхты? Чего их рассматривать?

Фарук протянул пассажирке руку, туристка вцепилась в нее неожиданно крепко. Перебралась на яхту, разулыбалась: «Спасибо! Спасибо!» — это слово в Фаруке вызывало злость. Русские, когда его говорят, не платят. А когда платят, забывают про свое «спасибо». Хотя эта дамочка и без денег интересная — не жирная, волос не видно под шарфом, намотанным в виде тюрбана. Одета в длинное просторное платье — видны только нос, щеки, рот и пальцы рук. Мусульманка, что ли? Где тогда муж, брат? Да какое дело Фаруку до этого? Главное — сумочка у дамочки с собой. А в сумочке что? Кошелек. Остальное интересовать не должно.

Фарук ловко поднял трап, отвязал швартовы. Поругался слегка с Ибрагимом — хоть он и капитан, а разрешает поспорить с ним. Так надо — это хорошая примета. Если поругаешься до выхода в море, все будет нормально.

Мотор зашумел громче и яхта осторожно двинулась в море. Сегодня ветер, есть небольшая волна. Хорошо, что тут у них сезон — круглый год. Хорошо, что русские, немцы, англичане так любят жаркое солнце Египта и соль их моря. Дед Фарука помнил времена, когда здесь не было отелей и яхт. Здесь просто ловили рыбу — много веков подряд ходили в море на лодках за рыбой. Дед до сих пор не ест «новую еду» — бабушка готовит ему рыбу, к которой добавляет немного лука и овощей. Так раньше тут питались. Зато теперь… Фарук улыбнулся, глядя, как отдаляется берег, набережная, пальмы — сегодня Sea game первая выбралась в море. Да, теперь все иначе. Конечно, они смешные и слабые — эти самые туристы. Зато у них есть кошельки. А в кошельках — деньги, от которых зависит будущее Фарука и его младших братьев и сестры. Фарук не просто так любезничает и старается понравиться туристам. Доллар к доллару, бумажка к бумажке — уже скоро он отправится в Каир и начнет учиться. И еще останется немного, чтобы мать и детишки ели и лечились, не приведи Аллах заболеть! Фарук гордился собой: у него уже и одежда с обувью прикуплены, и книги, и много чего для учебы. И книги он уже начал читать — правда, не каждый день. Но это только потому, что работы много. Еще немножко, еще несколько месяцев — и прощай, яхта, прощай, море. Фарук станет менеджером, будет работать в огромных отелях. Это его тот каирский парень научил. Умный парень — и в России учился, и в Каире, на нескольких языках говорит, столько всего знает. Научил, что надо работать, экономить, откладывать и мечтать. Вот Фарук и работает, экономит, откладывает и мечтает.

Яхта уходила в открытое море. Туристки пищали — Ибрагим поставил яхту боком к волне. Специально, чтобы покачало как следует. Пусть посмотрят, что такое Красное море. Ирина раздала уже почти все таблетки от укачивания. Скоро остров — там у Фарука много будет суеты. Обед приготовить, помочь фотографу растормошить туристов, чтобы все захотели сфотографироваться. Потом, после острова, будет рыбалка и плавание на рифе. Фарук запретил бы возить туристов на рифы. Сам он обожал эти подводные сады и рыб, так и жил бы в доме со стеклянным полом над рифом, чтобы каждый день любоваться ими. А эти приезжие вечно лезут куда не надо. Ирина придумала пугать туристов ядовитыми шипами кораллов. Чтобы руками не трогали, не ломали, не приближались к рифам. Хорошая придумка, помогает.

А вот и остров.

— —

Солнечный ветреный день приближался к обеду. Фарук сидел на корме, присматривая за гостями. Туристы, как дурачки, зарылись в песок. Это тоже Ирина придумала — такая фантазерка! — будто здесь песок целебный. Лечит кости, кожу. Потому что как будто остров прячется под водой во время новолуния, а потом снова появляется. И вроде как очищается и становится лечебным. Глупости, конечно. Но чем еще занять этих сытых мужчин, женщин и их капризных детей на этом острове, где даже кустика травы нет и солнце жарит, как печь? А так — роются в песке, закапывают друг друга. Купаться здесь не каждый решится: берег резко уходит под воду, надо хорошо плавать. А это не все умеют. Вон только эта мадам плещется и плещется, как рыба. Хорошая мадам. Без этого платья и тюрбана — даже стройная. И кожа у нее не обгорелая, как у других. Попросила у него ласты и маску. Фарук дал — не жалко. Теперь вот смотрит, чтоб с ней чего не случилось. Но, кажется, в воде у нее все в порядке. Зато на берегу разгорается скандал. Какой-то мужчина ругается с Саидом, фотографом. Фарук не так хорошо понимает по-русски. Саид тоже. К ним бежит Ирина. Скучно — так почти каждый день. Эти русские мужчины слишком толстые, ленивые и слишком много пьют виски. Солнце и виски — это плохо для них. В голове у этих мужчин что-то ломается, и они начинают скандалить. Фарук не любил скандалы. Можно чуть-чуть развлечься — пошуметь, придумать смешное ругательство. Можно сделать вид, что ругаешься. Но скандалить? Что ж ты за мужчина, если все обижают тебя или твою жену?

Фарук вспомнил о пловчихе, поискал ее глазами. Молодец — велел ей нырять в одном и том же месте, она оттуда и не уплывает. Все бы такими были. Даже странно, что у нее нет мужа.

Шум на берегу становился все сильнее. Саид сдернул с шеи камеру, отдал кому-то в руки и начал напирать на туриста. Тот не отступал. Остальные быстренько вылезли из песка, окружили скандалистов. Женщины взяли детей за руки. С верхней палубы кубарем скатился Ибрагим, что-то крича на бегу. Фарук тоже подхватился, из трюма вылезли двое матросов — все бросились смотреть на скандал.

Саид кричал, что этот дурак решил, будто он, Саид, трогает его жену за ягодицы. Еще кричал, что до этих ягодиц и в аду не дотронется — такие жирные и страшные. Ирина кричала, чтобы Саид замолчал. Ибрагим кричал Ирине, чтобы она увела этого пьяного дурака в трюм. Крик стоял жуткий. Ирина быстро сообразила, что надо сворачиваться, и стала загонять туристов на лодку, чтобы грузиться на яхту. Фарук побежал на свое место на корме и стал помогать напуганным гостям подниматься на борт. Скандал затих — вот и все «герои» вернулись на яхту. Ибрагим свесился и прокричал Фаруку, чтобы сосчитал всех. Фарук начал обход яхты, которая уже потихоньку набирала ход.

Обойдя два раза яхту, Фарук понял, что одного гостя на борту не хватает. И даже понял — кого именно. Не хватало той самой любительницы купания. Яхта ушла от острова, а женщина осталась там.

Фарук решил, что сначала еще раз всех посчитает. И Ирину позовет помочь. Они разделятся и всех пересчитают заново.

И они пошли считать. Туристы бродили между палубами, кто-то сидел в туалете, кто-то пил кофе в кают-компании. Кое-как удалось сделать перекличку. Той дамы не было на борту.

Фарук ужасно расстроился. Конечно, он получил нагоняй от сердитого Ибрагима. Конечно, и побледневшая Ирина его отругала — она была гидом и отвечала за своих бывших земляков. Но больше всего он ругал себя сам — ведь это ему было поручено следить за любительницей поплавать. А он забыл про нее!

Но по-настоящему расстроило Фарука другое. Яхта, конечно, вернется к острову. Программу придется свернуть. Все будут недовольны — туристы, что не посмотрели риф и не порыбачили. Та женщина — потому что ее бросили и она напугана. Ибрагим — потому что поездка сорвалась, туристы будут говорить, что Sea game и ее капитан Ибрагим отвратительны, не беспокоятся о безопасности. Все будут недовольны. И заплатит за все Фарук — и за зря потраченную солярку, и за забывчивость, и за сорванный отдых. Вот что самое плохое. Кажется, хуже этого дня в жизни Фарука и не было. Сколько придется отдать Ибрагиму за эти злоключения? Недельный заработок, а то и больше. И сегодня, как пить дать, ни одного доллара эти противные русские не дадут. Хотя виноват во всем именно турист, спьяну налетевший на Саида. Хорошо, что ушли не далеко от острова — минут 15 хода всего. Может, и туристка не заставит долго искать ее? Может, сидит тихо на берегу и ждет их? Тогда, Фарук посмотрел на часы, совсем немного от программы отстанут. Может, и успеют и на рифы, и на рыбалку.

На обратном пути к острову Ирина решила развлечь пассажиров. Заставила раньше накрыть обед. Туристы спустились в кают-компанию, там Ирина говорила без остановки, лишь бы гости смеялись, ели и не замечали тревоги команды. Пока они заняты обедом, может, удастся найти эту любительницу плавания и неприятное событие забудется, затрется.

— —

Марьиванна увидела, как яхта уходит от берега. Как раз решила отдохнуть. Опустила ноги на песок, развернулась лицом к морю, стянула маску — и увидела. Паниковать сразу не стала — не в ее это было характере: сначала надо разобраться, что к чему и что делать прямо сейчас — пойти на берег за вещами или плыть за яхтой и кричать, чтобы ее взяли с собой? Решила вернуться за платьем и сумкой, в которой и кошелек, и фляжечка с коньячком, и шоколадка, ну и ключ от номера.

Она вышла из воды, стащила с головы маску, а с ног — ласты. Посмотрела, как легко и изящно движется яхта — Sea game, Морская дичь — по голубой сверкающей воде. Нет, похоже, ее решили оставить здесь навсегда. Марьиванна не сильно испугалась — море вокруг островка не было пустынным. По крайней мере десяток яхт кружили неподалеку. До какой-нибудь да доплывет — вода теплая, на ногах ласты. Как не доплыть-то? И уж как-нибудь объяснится, попросит взять ее на борт — на русском и английском здесь все худо-бедно говорят. Она вернется в порт, а там уж должны будут ее дождаться, чтобы всех вернуть в отель. Скандал, думала Марьиванна, никому не нужен — репутация дорога всем.

Истинная дочь своей страны, Марьиванна не допускала и мысли, что кто-то должен заботиться о ней. Сама-сама-сама — это волшебное заклинание спасало ее, правда, приятнее жизнь не делало. Главное — принять решение. А потом — ни в чем не сомневаться. Недавно видела красивую картинку с многообещающей фразой: «Ты делаешь шаг, а Вселенная делает тысячу шагов тебе навстречу». Так что если сейчас она поплывет сама к этим яхтам, то вся эта катавасия закончится быстрее. Но горячиться не стоит, надо еще подумать хоть минуточку. Например, о вещах, которые пестрой кучкой лежали на песке. Там вещи, которые не бросишь. Но как их потащишь в море?

Марьиванна открыла сумку. Неужели не взяла с собой ни одного пакета? Как бы не так! Вот же, вот! Целых два новых и очень плотных пакета из дьюти-фри. Марьиванна тщательно запаковала в них сумку, завязла узлы. Надежность упаковки была сомнительной, поэтому уплотнить ее было решено парео. Вот так — туго-туго намотать тряпку и завязать. Зря только шоколадку не достала, сейчас было бы кстати.

А как держать сумку в воде? Да вот так — засунуть под купальник прямо на груди. Если не нырять и руками сильно не колотить, даже не мешает.

И Марьиванна пошла в море. Оно такое теплое и нежное — не даст пропасть. Теперь осталось только выбрать яхту — поближе к берегу. Вон до той — рукой подать. Яхты стояли неподвижно, на них были люди — это было главное. «Вперед!» — дала себе команду Марьиванна и поплыла.

— —

Совсем скоро ей ясно, что плескаться у берега и плыть в сторону открытого моря — это разные вещи. Море не очень-то ей помогало. Волны становились все мощнее и выше, они толкали ее обратно к берегу. Вода стала темно-темно-синей, непроницаемой и страшной. Яхт отсюда, с поверхности моря, почти не было видно. Лишь когда волна поднимала Марьиванну, можно было оглядеться и сориентироваться. Шли минута за минутой, а эти самые яхты, даже самая близкая, оставались все так же далеко.

Неужели они уходят от берега? Ничего услышать за шумом воды и ветра тоже не удавалось. Красное море — вот только что такое ласковое и приветливое — вдруг разозлилось на нее. Оно било в лицо едуче-солеными брызгами, толкало и не пускало. Оно плескало в уши и мешало прислушаться к шуму моторов и голосам людей, которые были где-то рядом.

Может, повернуть к берегу? Все же на земле не так страшно — земля привычнее, чем вода. А где берег? Где он? Марьиванна ощутила, как в горло вцепилась паника. Это было плохо. Очень плохо, что она одна, очень плохо, что она в воде, а не на земле. Красное море — вот ты какое, оказывается. Ты, оказывается, подлое. Недоброе.

Марьиванна гребла, молотила ногами и повторяла, повторяла, повторяла про себя: плыви, плыви, не реви!

Наверное, надо немножко передохнуть, а заодно помолиться — мало ли что, все под Богом ходим. Плаваем вот. Над Красным морем — огромное чистое небо. Ни облачка. Марьиванна перевернулась на спину — маска с трубкой сдвинута, как научили, на шею. Под тугой тканью купальника на груди — пестрый ком, внутри которого документы и деньги. На ногах — ярко-синие ласты с желтыми буквами. Море качает ее, подталкивает ближе к небу. Марьиванна молилась: благодарила Его и просила за дочь, укоряла и просила за себя, просила направить к ней людей на лодках или яхтах. Хотелось жить. Хотелось вернуться на землю.

Устала. Устала молотить руками и ногами, искать пути, надеяться, молиться. Везде одно и то же. Что на земле, что на воде — колотись, колотись, чтобы не помереть. Что в России, что в Египте — рассчитывай только на себя и всегда помни о дураках, которые могут на раз-два сломать тебе жизнь. Устала быть одна — за себя, за дочь, за стареньких родителей. Устала улыбаться вместо того, чтобы крушить и жечь тех, кто заступает ей дорогу и трамбует ее под плинтус.

Может, ну его? Может, тут и остаться? Сколько лет она ждала вот этой минуты — одна на целом свете, никому до нее нет дела, можно наконец перестать улыбаться и спину держать. Мечта сбылась? Ну не совсем, конечно. Все ж нехорошо — пропасть вот тут и даже никому не рассказать о приключении. Еще пару минут полежать — среди волн, в полном одиночестве. Интересно, Он ее видит сверху? А снизу, из-под воды, кто-нибудь за ней следит?..

Марьиванна лежала на спине. Под ней — синяя холодная глубина, разные рыбы, кораллы, песок. Над ней — синее холодное небо. Ни облачка, лишь солнце светит и светит равнодушно. Направо и налево — вода, вода, вода. Поплакать, что ли? Добавить Красному морю еще немножко русских, северных слез? Или уж обойдется?

Это было дурацкое решение — плыть за яхтами. Марьиванна вздохнула, взмахнула руками, чтобы скинуть оцепенение. Пошевелила ногами. Да, шоколадку надо было съесть. Сил было бы больше. Она, конечно, неплохая пловчиха и все такое, но море есть море. Если сейчас перестать двигаться, замерзнешь в два счета. Надо снова плыть.

Сколько времени прошло, как она решила вплавь спасать себя с острова? Не поймешь. Отдохнув и отдышавшись, Марьиванна натянула маску, спасающую от брызг, потрогала сверток на груди и снова двинулась вплавь. Пока лежала, сообразила, что можно двигаться по солнцу: заходя в воду, запомнила, что оно светило чуть сзади, с правой стороны. Вот значит и сейчас надо так держаться, если хочет добраться до яхт.

Что это? Что это?! Чей-то голос или?.. Марьиванна подняла лицо от воды и стала крутиться на месте, озираясь. Развернулась прямо к слепящему солнцу, капли на стекле маски пестрили, мешали увидеть все целиком. Ничего не разглядеть. И вдруг из этой массы воды и света появился черный силуэт — это был нос лодки, острый и длинный. А над этим носом — черные контуры человеческих фигур. Марьиванна потянула маску вниз — и разглядела. Это и вправду были люди, тянущие к ней руки. Вот рядом плюхнулся спасательный круг. Вот ее тянут, поднимают на лодку, больно вцепившись в руки и бока.

Не зря молилась. «Морское чудище» вернулось за ней.