По Петрограду гнали лошадей...

По Петрограду гнали лошадей.

Кого на фронт, кого на мыло,

Одна усталая кобыла

Остановилась твёрдо у дверей

Большого дома с мезонином,

Поглядывая на оконный крест

И оглашая пустоту окрест

Печальным ржанием призывным…

Её петлёй тащили, плетью жгли -

Не сдвинули на конский волос.

За дверью шёпот ног и женский голос:

«Не выходи — убьют!»

Его: «Прости!»

Он вышел. Заиграли эполеты

На солнце золотом, поцеловал свой крест

И, ловко вспрыгнув на гнедую,

Понёсся прочь. А в спину: «Белых бей!»

Ударило клинком печали.

За что? Он просто офицер.

И, шпорами гнедую подгоняя,

Слёз ненависти не скрывая,

Скакал он, обгоняя ветр.

Стояло утро, и ночной туман

Ещё не отпустил дома.

Он плакал. Слёзы падали на гриву.

Гнедая ржаньем тихо говорила:

«Мы оторвались, дорогой, мы живы,

Мы оторвались, дорогой, мы живы,

Живые мы, а ты хотел бежать!"

Два выстрела вмиг оборвали крылья -

Убили лошадь и его убили.

Осталось у него два сына

Там, за окном, прильнувши, стынут

Сердца их в пытке за него.

Ещё одно томится сердце

За мезониновой стеной.

Мария, Машенька, Маруся,

Россия плачет надо мной…

По Петрограду гнали лошадей…

Она скользила сквозь года,

Моя истерзанная нежность.

Санкт-Петербург, Ключ-Град и Бёрн.

Мария, Машенька фон Штрессе…

Она любила пошутить в дыму гаванской сигареты,

О том, что сгнили эполеты, что на погонах две звезды

Остались горевать о прошлом.

О порохе, девичьих снах,

Молитвах матерей безгрешных,

Фанерных, лёгоньких гробах…

Ей снился по ночам бездомным -

Квартиры съёмные — не дом -

Печальный шпиль Адмиралтейства,

Пронзающий звездой проём

В оконном небе.

Ещё, сквозь стон швейцарских ветров

В печной трубе ей мнился стон,

Когда, нагайкой рассеченный,

Солдат хватался за живот…

Она не воевала, не дралась,

Ни полмгновения не провела на фронте,

И всё же слышала тугой удар,

Солдата стон и шелест крови

По непроезженной росе, ещё не стоптанной подковой…

Один из сыновей слёг на войне.

Братоубийственной, бессонной.

Другой из-под крыла её

Писал памфлеты и пасквили

О том, как тяжко жить России

Под офицерским сапогом…

Чем ближе подбиралась старость

Спокойной поступью скитальца,

Тем больше было разговоров

О том, что надо возвращаться,

Что город вежливых домов,

Улыбок с толикой презренья,

Благотворительных балов

Ей надоел до помраченья

Рассудка. Ей невмоготу

Среди кирпичных стен. Ей снится воля.

И надо б навестить могилку Коли,

И вспомнить Петроград, весну,

Что холодом обдавши лица

Его от шага удержать стремится,

Что неизбежно оборвёт струну…

«Ах маменька, зачем вам Петроград?

Давайте лучше на неделю в Альпы.

Там воздух свеж, луга, поляны

Небесной красоты, а водопады…

И снег зеркальной чистоты.

Ах, маменька!

Зачем вам Петроград?"

«Зачем мне Альпы?

Видела не раз их

Я на открытках. В Ботаническом саду

Их продавали.

Альпы. Гималаи.

И Анды с Кордильерами.

За рубль.

Ещё водил в синематограф

Меня отец ваш, милый сын…

Там нам показывали поезд,

Что ехал в первые ряды..."

«Но там же до сих пор Советы!

Они там  строят коммунизм!

Кухарки правят государством,

Готовят, видимо, цари.

Вы до сих пор хотите ехать?

А в Базеле, меж делом, бал.

Там будут Гончаровы, братья Шервуд,

Мадмуазель де ля Фонтань".

«Вы знаете об Изабелле мненье.

Езжайте, впрочем, на ваш бал.

Скажите, что графиня Браун-Штрессе

Занемогла..."

«Но маменька!

Уже который месяц

Вы обижаете пренебреженьем нас!"

«Ах Поль, где капли от мигрени?»

«В серванте, маменька.

Прошу простить меня..."

Поль Штрессе — опытный делец

От поэтического цеха -

С улыбочкой натужно-смелой

Тащился по проспекту вверх.

Седой извозчик грязью серой

Испортил вид дельца. Делец

Воззвал к диаволу и Богу

И повернул на бледный свет

Родного дома…

Так неприятно Поля удивила

Распахнутая дверь квартиры,

И темнота заворожила -

Заставила не делать шаг…

Остановился Штрессе на пороге,

Стекала грязь на трепетные дроги,

Буравил взгляд беды чертоги

И в сердце зарождался страх…

Страх нелогичный, липкий сонный,

Прорезался тишайший голос:

«Вы дома, мама?

Ма, вы дома?"

И тишина.

                 И тишина…

Он свет включил.

Прошёл в квартиру,

Прикрывши за собою дверь.

Нашёл её возле серванта

С пустой улыбкой на лице…

Она вернулась в Петроград,

Наш Петроград дождя и сплина,

В пустынный домик с мезонином.

Она вернулась в Петроград…