Первый день в Новом Городе

Каменная громада воротной башни осталась позади, и Мотря, ни разу в жизни не бывавшая нигде дальше соседнего села, восхищенно ойкнула — Новгород открылся перед въезжающими во всем великолепии. Церкви, терема, лавки, все в несколько этажей и повсюду люди — целые толпы народа, так что с непривычки даже пошла кругом голова. Один проулок, другой и возница попридержал лошадку:

— Вон, третьи ворота, шорная лавка, как твой дед сказывал. А обратно любого спросишь как на Городец-то…

— Я запомнила дорогу, — девочка ловко соскочила с телеги, — спасибо.

— Беги, беги, — усмехнувшись и проводив взглядом шуструю пигалицу, он тронул кобылку, уже успевшую отхватить клок сена со встречного воза. — но, но, пошла.

На стук в ворота выглянул невысокий парнишка, чуть старше Мотри и с недоумением уставился на восьмилетнюю нарушительницу покоя:

— Чего тебе?

— Кондрат Силыч тута живет? Грамотка для него…

— Не Кондрат, а Кондратий! — важно поправил мальчишка, покосившись на бедную шубейку говорившей. — Передай мне, я вручу непременно.

— Мне сказано в самые руки отдать, — уперлась Мотря, — пускай давай.

— Нету хозяина, он на торг с утра ушел. Коли нужен, то стой у ворот, да жди, не боярыня, чать!

— Да я, может, у татарского царевича служу!

— Иди-ка лучше подобру-поздорову, пока собак не спустил!

Калитка перед носом посланницы захлопнулась и на дворе взаправду громыхнула раз, другой тяжелая цепь. Перепуганная Мотря припустила со всех ног по переулку, стремглав вылетела на оживленную улицу и чуть не угодила под копыта жеребца. Хорошо хоть всадник успел осадить коня сильной рукой. Потом вгляделся в виновницу переполоха и соскочил на дубовую мостовую:

— А ты как здесь?

— Ой, дядька Озгенович, — обрадовано затараторила малявка, узнав старшого охраны, — меня деда к шорнику послал, а того нет, а меня не пустили…

— Эй, Семен, — окликнул спрыгнувший одного из своих спутников, — нам ведь упряжь тоже нужна?

— И седла, что давеча взяли, тоже подправить не мешает.

— Ну, вот, и ладно! Веди давай!

Ощущая за спиной столь могучую поддержку, Мотря бегом вернулась к негостеприимным воротам и что есть силы заколотила по резным доскам.

— Мне взаправду что ли собак…— давешний парнишка, выскочивший было отогнать озорницу, замер с открытым ртом, уставившись на подходившего татарина в богатом праздничном охабне. Довольная Мотря не сдержалась и показала обидчику язык, на что, впрочем, тот не обратил внимания, разглядывая красавцев-жеребцов.

— Хозяин где твой?

— Кондратий Силыч в торг пошел, но я сейчас…— мальчишка стремглав скрылся и спустя несколько мгновений ворота распахнулись. Открывший — высокий худой мастер в кожаном переднике — сделал приглашающий жест: «Заходите, мол!» и не успели трое дружинников привязать коней, как из дома уже вынесли поднос с четырьмя кружками горячего сбитня.

— Михрютка, беги в лавку Ермила-кожемяки, одна нога здесь, другая там, — мастер забрал пустой поднос из рук парня, — а мы пока о деле поговорим, да наш товар посмотрим.

— А мне можно тоже сбегать? — Мотря махом допила горячий напиток и умоляюще уставилась на старшего дружинника. — Ну, пожалуйста…

— Поглядеть охота на город? — понятливо прищурился тот, знаком остановил собравшегося было бежать мальчишку и полез в калиту на поясе. — Как хозяина позовете, доведешь ее до самого Городца. Там, где наместник великокняжеский. Понял ли?

Сверкнула щербатая улыбка, парнишка ловко поймал кинутую денежку и протянул руку девчонке:

— Айда за мной!

— Слушай, а чего тебя михрюткой кличут? — пробежав пол-улицы, Мотря запыхалась и перешла на шаг, волей-неволей заставив спутника сделать то же самое.

— Да по-настоящему меня Михайлой звать, но когда только пришел учеником совсем неловким был, все из рук валилось, вот меня и прозвали… — неохотно пояснил тот и встрепенулся, показывая на небольшой переулок, — почти пришли, вон туда нам, где коробейник.

Чуть в стороне от кожевенной лавки шумела толпа. Молодец, торгующий в разнос, бойко зазывал прохожих:

— У нашего Якова

Товару всякого:

Шпильки, булавки,

Чирьи, бородавки,

Нитки, катушки,

Пустые кадушки,

Мелкие гвоздочки,

Красные платочки.

Для девиц есть гребешки

Покупайте, старички!

К нему подходили, перешучивались, кто покупая, а кто просто ради возможности перекинуться словцом.

— Приглядел что? — Мотря увидела, что Мишка загляделся на продавца, и тихонько толкнула его локтем. — Купляй!

— Да вишь, я матке денежку хотел…— покраснел парень, — трое нас у нее, а батя на Двину ушел. Я-то у хозяина, а ей тяжко…

Вышедший шугнуть коробейника — заслоняет вход в лавку, никакой торговли не дождешься! — приказчик прервал их разговор.

— А, Михрюта, чего здесь?

— Кондратий Силыч больно нужон. Богатый гость у нас, — в сознании своей важной миссии тот увлек Мотрю мимо посторонившегося приказчика и уже в лавке повторил все осанистому высокому мужику, что все никак не мог оторваться от вороха кож и прибавил, вытолкнув спутницу вперед, — Вот она про его лучше скажет.

— То ближник великокняжеский, с грамотой в Новгород послан, — горохом посыпались девчоночьи слова, — а нас с дедой от монастыря откупил, чтобы за конями глядеть. Да вот и грамотка дедова…

— И каков он нравом-то? — Кондратий принял бересту, но читать не стал, решив сначала порасспросить посланницу.

— Строгий. Служба превыше всего. И непременно чтоб по его было. Но если удоволишь, то внакладе нипочем не оставит, — Мотря смущенно потупилась, уж больно непривычно долгую речь пришлось ей держать перед незнакомыми взрослыми мужиками. Впрочем, слушали ее вполне серьезно и уважительно.

— Во, слыхал, Ермил? — шорник повернулся к хозяину лавки, — рази ж можно мне в грязь лицом ударить? Из самой Москвы! Какая о моей работе слава-то пойдет?!

Он в негодовании шмякнул ворох об пол:

— Квасят шкуры так, что вскорости кожа трескается. А позор да протори мне?! И больше ихний товар не показывай даже! Не кожевники это, а кошкодралы!

— Ну, будет, будет, тебе, Кондрат, — примирительно прогудел хозяин, поднимаясь во весь свой могучий рост. — Завтра сам тебе наипервейший товар привезу, не прогадаешь. Поспешай лучше, чтобы ближник князев не снедовольничал.

Махнув рукой на прощание, шорник с ребятишками вышел на улицу, понимающе выслушал сбивчивые михрюткины объяснения о поручении проводить и распрощался с девочкой как со взрослой:

— Проводит он тебя, не заблудишься. Деду от меня поклон передавай. Как подберу, что потребно, так и буду враз, не умедлю нисколько.

Обратно шли медленно и другим, кружным путем — Мотре хотелось получше рассмотреть церкви и терема, что красовались то тут, то там, а парнишка, видно, придерживался каких-то своих особых планов. Впрочем, эти планы быстро выяснились, когда они проходили мимо очередного переулочка. Показав на неказистый домишко, примостившийся в глубине, Мишка смущенно пробормотал:

— Давай, к нам домой забежим, ненадолго…

Едва они вошли на двор, как нос к носу столкнулись с девчонкой, мотриной ровесницей, тащившей большую охапку сена для коровы. От неожиданной радости та аж выронила свою ношу, но быстро подхватилась и метнулась к дому, крича во все горло:

— Мам, Мишаня пришел!

В избе парнишка начал было обстоятельно рассказывать про свои дела, но покосившись на спутницу и вспомнив, что хозяин может наказать за задержку, скороговоркой закончил про поручение. Затем, чуть смущаясь, положил на столешницу подаренную денежку и вытащил из-за пазухи завернутый в тряпицу кусок пирога.

— Откуда ж, сынок, — михрюткина мать от неожиданности едва не пролила топленое молоко, которым собиралась напоить гостью.

— Это мне сегодня татарин евонный подарил, — Мишка отмахнул головой на Мотрю, что с удовольствием пила из большой кружки.

— Ага, — подтвердила та, вытирая рукавом белые следы на губах, — он великому князю служит, а сюда приехал проверить все ли к встрече готово.

— Негоже совсем без отдарка-то, — на усталое лицо матери легла тень раздумий, собрав маленькие морщинки на лбу и вокруг глаз. Затем они разгладились и женщина быстро вышла. Хлопнула дверь в сенцах, раздался какой-то шорох и скрип, и вскоре перед Мотрей стоял объемистый туесок.

— Вот, дочка, передай своему набольшему от нас. Уж пусть не побрезгует, в степи он такой диковинки никогда не пробовал.

— А что там?

— Это наш батька в прошлый приезд с Двины привез, ягода северная — морошка. Там летом бескончайный день, оттого она и сладкая такая. И от любой хвори помогает, — она торопливо перекрестила собравшихся в дорогу детей, поправила на Мотре платок и расцеловала сына в обе щеки.

Выйдя на улицу девочка подивилась, как быстро летит время. Вроде только утром она поехала в Новгород, а уж короткий октябрьский день перешел на вторую половину. Скоро и вечер. Потому они, не сговариваясь, поспешили на Городец, небольшой укрепленный замок верстах в трех от города. Пока проходили, на землю уж опустились сизые сумерки.

Доведя спутницу до ворот, Мишка передал ей туесок и, махнув рукой на прощанье, поспешил обратно.

А Мотря, ответно махнув ему, подхватилась и спустя мгновения, пыхтя от усердия, уже втаскивала свою увесистую ношу в клеть, где поселилось их семейство.

— Явилась, не запылилась, — снедовольничал Пахом, мастерящий что-то в неровном свете лучины. — Тебя только за смертью посылать.

— Ой, деда, — туесок был взгроможден на столешню, и Мотря устало присела на лавку, откинувшись к стене, — я тебе такого расскажу…

— Да ты грамотку передала хоть? — старик, не дождавшись ответа, поднял глаза и усмехнулся.

Маленькая путешественница спала крепко-крепко, что-то приговаривая себе под нос и улыбаясь во сне…