Знакомство

Открыв дверь, я понял, что не достаточно выпил. Мысли лезли в голову, поднимая из глубины самые жуткие картины. Открыв дверь, я видел силуэт, но знал, что это в моей голове. Прохожу мимо висящего тела, пытаясь не задеть ногу плечом, вхожу в комнату, включаю свет с надеждой, что всё исчезнет. Стало хуже. Всё как в тумане. Пытаясь преодолеть страх, ползу к спасительной бутылке на кухне. Не сняв ботинки, открываю вино. Становится легче, забываюсь. Весь мир ходит кругом, уже ничего не страшно. Лишь бы уснуть. Закрыть дверь комнаты и всё забыть, утром легче...

9:27

Я где-то оставил бутылку. Помню, что не допил. Дверь открыта, вижу кухню. Так всегда, не удивлюсь если телевизор включён и стул опрокинут в коридоре. Так и есть.

Каждый день начинался с этого. Утром и днём нет ничего странного. Обычная квартира.

***

Я работал дизайнером, оформлял заказы для сайтов. Самое прибыльное — это фирмы, которые разрабатывают игры. Фантазия у меня ни к чёрту, но помогали одиночество и алкоголь. Одиночество играло в пользу работы. В тишине слышишь свои мысли ясней. Жертвуешь многим, но заработок возмещает. Работать приходилось дома, бывало и с заказчиками не виделся. Вся работа существовала в цифровом мире. Эскизы делались от руки, но остальная работа была в компьютере.

***

23:36

Вечер. Я опять проспал целый день. Не помню, что ложился на диван. Мне надо было сделать заказ. Эскиз был готов, но работа так и не окончена. Это всегда было поводом выпить. Предлог для алкоголика, я понимаю, но чувствуешь себя лучше. Модель "человек искусства" — наркотики, алкоголь и одиночество. Может он ничего значимого и не творит, но это делает его важным. Кто нам вбил это в голову. Даже с этими мыслями, я все равно одеваюсь. Свет оставлю...

00:15

В Баре всё те же люди. Безликие, бесформенные силуэты.

— Привет, мне как всегда.

Бармен, увидев меня, улыбнулся. Мы могли говорить с ним часами, при том слушал чаще его я. У него была тяжелая жизнь. Никогда ещё не встречал человека несчастнее его. Я ненавидел себя, пользуясь его прошлым. Впитывая всё как губка, выплёскивал это на бумагу.

— Ты немного позднее обычного, водка и пиво?

— Да, спасибо. — Я отказался от сдачи, располагая его к разговору.

— Как твоя работа?

— Да, как-то не идёт, мыслей куча, но всё мусор. Мне нужна твоя помощь. Ты, кажется, работал матросом?

— Рыбак. Я был рыбаком, работал на баркасе года два, а что?

— Да так, у меня заказ на тему моря, думал ты как-то поможешь, может рассказ какой навеет мысль. — Я стал немного перебарщивать с этим, но и для него это было в радость.

— Да были истории, как и у всех, но не думаю, что хоть какая-нибудь тебе поможет, хотя есть одна интересная… ща, секунду .

Он пошёл к другому концу стойки, там сидела компания молодых ребят. Странно, что они выбрали именно это место. Может из-за цен, или знают, что никто не спросит про возраст. Неважно, на них уже начала смотреть местная интеллигенция. Это не мои проблемы. Не успев подойти, он уже начал свой рассказ.

— В общем, шли мы ночью в порт, была весна. После работы я немного выпил, на баркасе было трудно, море забирает много сил, а вот времени остаётся больше, чем в рейсе. После физического труда рука так и тянется за бутылкой. Это было моим оправданием, раз я поработал, то имею право. Ну вот и уснул, где Бог даст. А Бог дал мне местечко на палубе возле леера.

— Извини, это что?

— Палуба?

— Нет, "леер".

— А… ну это… ограждение вокруг судна… — немного подумав — то что выше палубы. Так вот… ещё водки?

— Нет, спасибо, пока хватит.

— Уснул я, видно было только небо, больше ничего, только чистое небо. Проснулся с туманной головой, дул лёгкий ветерок, но чёто меня напугало. Я сразу не понял, в море много странных звуков к которым быстро привыкаешь и можешь отличить незнакомые. Так вот ТОТ был мне не знаком. Небо было всё в звездах, но слишком много света блекло на нём, ни как от городского, а я знал, что мы должны были уже быть возле берега. Но самое странное— это звук, он пугал— Ммммммм… Мммммм… Мммммм… — я не смотрю фильмы ужасов, у меня нет никаких припадков в темноте или в закрытом помещении, но это было что-то не… это, как его… кароче непонятное чёто.

— Сейчас начнёшь мне рассказывать про сирен, русалок и т. д. ?

— Нет, почему? Это были буддисты...

— Кто? — он начал смеяться, немного подумав я заулыбался.

— Буддисты, — он налил себе тоже.

— Буддисты? Нельзя так портить историю.

— Тебе не нравится это слово? — с улыбкой спросил Бармен.

— А ты не согласен со мной? Звучит….. тупо...

— Но это правда, и если ты представишь ситуацию, ты поменяешь точку зрения насчёт нелепости этого слова. — никогда не слышал от него таких слов — Буддисты или как их там, разожгли костры, место тихое, и начали медитировать. Их было так много, ветер немного сыграл им на руку, что слышал весь экипаж. Конечно они немного подпортили впечатления начали смеяться, повторяя — Мммммм… Мммммм… —, кривя лицом. Я не такой уж романтик, но картина цепляла.

— Где это было? Думаешь они ещё собираются?

— Бу… — он чуть не сказал

— Не надо, просто они.

— Думаю нет, это было лет пять назад, "там" уже не то, что раньше.

— Хотелось бы увидеть, — я уже допил пиво и думал чтобы взять ещё.

Разговор только начался, под колу с водкой думаю пойдёт хорошо. Молодые уже дрожали от страха на улице и пытались внятно отвечать на претензии уважаемых посетителей Бара. Мне стало их жалко и я захотел им помочь, но так и остался сидеть за стойкой. Бар был почти пуст, стало ещё лучше для разговора, да и Бармен уже устроился поудобнее. Для нас это был ритуал. Мы не разговаривали на пьяные темы, мы и не напивались. Вели беседы часами при том выпивая бокал пива за минут сорок.

— Нальешь колу с водкой?

—… да, конечно. — кажется я прервал его мысль.

— Сигарету?

— Нет, стараюсь поменьше курить, вот держи. На чём мы остановились?

Музей

Мрачновато тут. Архитектура была мне незнакома. Полумрак, из окон льётся лунный свет, как они такого добились? На стенах вместо плитки ржавые трубы, из швов проходит пар. Где-то усиленно работает паровая машина, слишком громко она дышит. Зал был небольшой, последний в музее, в конце него не было ни лестницы ни служебного входа. Вдоль него было два ряда витрин с древними реликвиями. Названия я так и не смог понять, они были подписаны иероглифами. Слева на стене были портреты известных людей: Паганини, Дзержинский, Екатерина II, Гоголь, Гитлер… известность варьировала от царей до писателей, тематики не было, но было нечто общее. Их головы были деформированы и наклонены влево, язык вываливался, а глаза были налиты кровью. Имея скудные познания в нынешней моде выражения мысли, я не удивился. Справа были красивые семейные снимки царской эпохи. Серьезные взгляды, красивые платья, строгие костюмы. Люди высокого слога с мышлением в клетке. Одна из них выделялась. Снимок близнецов, как мне казалось, что-то в нем было пугающее. Они были на качелях в обнимку. Подойдя ближе я понял, что это не качели. Металлический стержень начинался с перекладины и заходил в правую глазницу мальчика справа. Тоже самое наоборот было с мальчиком слева. Но это им не мешало радоваться. Они улыбались всё шире и шире. Кровь начала течь из глазниц и я уже начал слышать ржавое поскрипывание и детский смех.

— Каждый, кто заходил сюда, изучал этот снимок и уходил с приподнятым настроением. — Я не думал, что здесь кто-то есть.

— Вы меня напугали, — сохраняя вежливый тон, сказал я девочке в конце зала.

— Извините, думала вы меня сразу увидели, — она закашлялась и тяжело вздохнула.

— С тобой всё хорошо?

— Нет, по крайней мере, пока. — Она выдыхала кровью, наполовину густой красно-чёрной кровью, настолько густой, что она не лилась, а капала кусками. Глаза смотрели на меня, но не видели. Веки еле открыты, и всё та же улыбка, что и у всех в этой комнате. Руки подвязанные веревкой, давно вышли из суставов, а к ногам был привязан камень, — я не виновата, они были такими сладкими.

— Ты о чём? — мне казалась эта ситуация нормальной, простой разговор.

— Таблетки, мне сказали они помогут. — ещё немного крови.

— Я вижу, они пошли тебе на пользу? — ирония так и слетала с моих губ.

— Я не виновата… я… — она стала плакать, захлёбываясь кровью.

У меня пробежала дрожь по телу. Моргнув, я понял что лежу, а тело покрыто червяками.

***

Проснулся я в холодной от пота постели, с сухостью во рту и привкусом железа. Никак не мог сфокусировать свой взгляд на чем либо. До меня стал доноситься голос из тишины. Всё, как в бреду. В итоге я услышал голос соседа Стёпы, старого алкаша. Он был нормальным мужиком, бывало, когда я совершенно не хотел идти домой, оставался этажом ниже у него с бутылкой водки.

— Открывай чертову дверь, ты же топишь меня, сукин сын!

И тут я сообразил, что не выключил кран, который уже и забыл зачем открывал. Первым делом справился с очагом проблемы, ржавая зараза. Кинул пару тряпок на пол, вода была только на кухне, и пошел в коридор. Начал открывать бесконечные замки, снова почувствовал привкус железа. Отрываю — никого. Гробовая тишина. Я вышел, посмотрел вниз по лестнице, пусто. Решил не искать себе приключений и зашел обратно в свою обитель. Еле попадаю ключом в замочную скважину, как только прозвучал щелчок от последнего замка, услышал шепот позади из далека, знакомый. Резко обернувшись, ударился локтем о шкаф. Локоть болит, сердце колотится. Нервы на пределе. Ступор. Не могу пошевелиться, воображение заполняет пустую комнату. Медленными шагами иду в гостиную, никого. В спальне и кухне — тоже. Направившись в спальню подумал, что показалось, как вдруг, услышал смех, тот самый смех, который слышал во сне, прямо за спиной, резко обернувшись, поскользнулся на чем то липком. Это оказались те самые куски… Красно-черные.

Не в силах подняться, я пополз к входной двери. Спиной чувствую дверь, прерывистое дыхание чередуется со всхлипыванием. Нащупываю ключи.

— Успокойся!!! — меня пугает даже собственный голос. Первый щелчок, второй… ещё один, чтоб не дёргать ручку. Дверь открылась, я падаю, второпях закрываю двери, но бежать некуда. Я в том же зале. Нет ни картин, ни витрин, но он успокаивает. Нет никого, но я чувствую их. Я стал идти к лестнице, которая появилась в конце зала. Не один, держу кого-то за руку. Та же девочка, но теперь в чистом синем платье, куклой и грустными глазами.

— Я знала, что ты вернёшься, но так скоро… — она потёрла глаза и зевнула.

— Мне больше не хочется быть там. Тут спокойней, — отвернувшись я продолжил, — я хотел извиниться за своё поведение, сам был не свой.

— Так со всеми, кто первый раз. Тебя тут хорошо примут.

— Ты про кого?

— Скоро узнаешь...

Мы начали подниматься. Первая ступенька, вторая, третья… шестая не отпускала, я начал проваливаться.

— Мы обязательно увидимся, — она закашлялась и отпустила мою руку.

***

Сквозь сон я услышал стук.

— Неужели снова?

Как я обрадовался — это был дождь. Проснулся я в полном отчаяние. Поначалу меня ничего не тревожило. Но прокручивая бесконечно этот сон, мне становилось не по себе. Я чувствовал себя очень неуютно в моей уютной квартире. Сон будоражил разум. Картины так и лезли в голову. — Что это всё значит? Таких снов не бывает. Я всё чётко помню, все цвета такие яркие. Лица, обстановка, атмосфера. Я весь пропитан этим. — Надо выйти на балкон.

День был солнечным и тёплым, в такой сразу забываешь все проблемы. Закрыв глаза, я почувствовал, как лучи солнца пропитывают моё тело, глубоко вдохнув тёплый и свежий воздух, у меня появилась улыбка. Всё позади. Надо сделать кофе.

В квартире был мрак. Пыль виднелась в воздухе, обои были оборваны, вещи валялись на полу. Это уже не сон, всё реально. Стук в дверь. Шаги в коридоре. Я замер в проходе балкона, кровь подходит к вискам. Каждый стук сердца отчётливо слышен во всех углах квартиры. Это не сон. То, что я увидел в следующую секунду, дало мне понять на сколько я болен. Я увидел ту самую девочку. Она остановилась напротив меня в шагах пяти. Села на пол и стала играть со своей куклой.

— Не бойся. Может выпьем чай? Я очень любила пить чай со своей семьей. Все собирались вместе, папа рассказывал смешные истории. Ты любишь истории? Я очень, — она побежала вприпрыжку на кухню. Казалось она удивлялась всему и искренне радовалась этому. Мне стало плохо. Я попытался сделать шаг и чуть не упал. Сделав большой вдох, я закрыл глаза и тихо выдохнул.

— Помоги пожалуйста, никак не дотянусь до сахара, — она всё ещё тут. Я попытался успокоиться.

— Всё хорошо, я справилась, — опять смех. Она стояла на столе и тянулась к полке.

— Я только что проснулся, а во сне видел тебя, — это было адресовано в пустоту. Ничего из этого не укладывалось в моей голове. Я стал ходить по комнате.

— Ну да, я тоже тебя видела, — от её улыбки мне стало легче — и не во сне.

— А где тогда? — покой медленно просачивался в мою душу.

— Нигде, просто тут. Здесь нет ни сна ни настоящего, — она уже не была наивной девочкой, — Здесь нет ничего похожего на тот мир. И чем больше ты думаешь о прошлом, тем больше погружаешься в свои мысли, которые и видишь вокруг, не принимая нашего мира. Ты сделал выбор, теперь осознай это.

Страх ушёл. Вот она, смотрит на меня, улыбается. Вдруг я испытал такую любовь к ней, которую может испытывать только отец к дочери. Мне захотелось её обнять. Казалось я знал её уже не один год. Не успел я насладиться этим мгновением, как вдруг страх вернулся.

— Какой выбор?

— Ты должен сам всё вспомнить, а я буду только помогать. Главное помни, ты уже не в своей квартире, не в своём городе, ты не в том мире, каком был. Ты можешь вспоминать, видеть всё как наяву, главное помни, что это всё иллюзия. Не наслаждайся ими, воспоминания лишь причиняют боль и заставляют верить в реальность происходящего.

Я сел на стул, не было сил стоять, голова кружилась, было нечем дышать. Я не мог сконцентрироваться ни на одной мысли, не говоря уже о нашем диалоге. Заметив это, она подбежала ко мне, обняла и стала умолять не задумываться ни о чём.

— Потерпи, скоро всё пройдёт, мы все через это проходим. Главное не закрывай глаза, пожалуйста.

Было поздно. Моё тело ослабло. Я был в невесомости, вокруг темнота, но мне было спокойно. Я заметил, что не вижу своих рук и ног и тут понял, что у меня были закрыты глаза. Пытаясь их открыть, я чувствовал леденящий ужас, кровь пульсировала в висках, дышать не мог, был какой-то барьер в горле. На секунду удалось открыть глаза и я увидел свои ноги. Они были в сантиметрах тридцати от пола возле, по всей видимости, упавшего стула. Я висел. Попытался дотянуться ногами до стула, ничего не вышло. — Соберись ты у себя в коридоре. Справа дверь. — Руки пытались ослабить веревку на шее. Пальцы были почти между верёвкой и горлом. Получилось немного ослабить петлю, как же хорошо, что я не был матросом, дышать стало легче, петля впилась в подбородок. Мысли становились яснее, теперь я мог думать, как выбираться из этой ситуации. С большим трудом поднял правую ногу, достал до дверной ручки, и весь вес тела перенёс на неё. Я бился в агонии, хотелось кричать, но получались только всхлипывания и бесноватое мычания. Кашель лез наружу. Нервы не выдерживали, который раз я глотаю свою блевотину, верёвка крепко держит челюсть. С большим трудом мне удалось выбраться из петли, на которой остались небольшие куски кожи. Я свались на пол, ударился бедром о сидушку стула и забил локоть. Как свинья, в собственной блевотине, соплях и моче, я остался лежать на полу, жадно глотая воздух.

***

Да, я забыл представиться. Меня зовут Салуянов Михаил Александрович, уже второй раз я пытаюсь покончить жизнь самоубийством и всё напрасно. Первый раз… Хотя лучше рассказать о своей жизни.

Родился, вырос и живу в Одессе. Всю свою жизнь я мечтал быть хорошим человеком без каких либо отклонений. С детства увлекался рисованием. К четырнадцати годам у меня довольно таки не плохо получалось, но рисунки, по мнению родителей, были ужасны. Согласен, если ваш ребёнок рисует сцены убийств — это не нормально, но сколько в них было жизни, как бы это парадоксально не звучало. Каждая деталь была обдумана, брызги крови, свидетельства борьбы(разброшенные вещи, перевёрнутая мебель) и наконец жертва. Их я рисовал в последнюю очередь, для меня была важна атмосфера. Это был мой спектакль и на сцене не должно было быть ничего лишнего. Я нигде этому не учился, метод проб и ошибок подходил мне. Друзья у меня были, если это можно назвать дружбой, но как ни старался избегать общение с ними, понимал, что без них мне будет трудно адаптироваться в этом мире.

Первые мысли об убийстве меня посетили в восемнадцать лет. Я тогда работал на заводе(слесарь монтажник). Меня взяли без опыта работы, всему учили на заводе: чтение чертежей, сборка оборудования. Напротив был бар, где все сидели после работы. Пьяных драк не было, все мирно выпивали, разговаривали, играли в карты или слушали радио. Одним вечером, выходя из бара, я заметил своего соседа, он, как всегда, был пьян. Я знал, что сейчас он пойдёт домой, покричит на жену с ребёнком и ляжет спать. Трезвым он был хуже: избивал жену, а ребёнка выгонял из квартиры, хоть на это у него хватало ума. Иногда наша семья, иногда другие соседи брали её к себе, пока всё не закончится, но никто не мог ничего поделать. До этого были желания, злость, месть, но тогда было нечто другое. Я понял, что способен это сделать...

1997

— Нет, спасибо, мне хватит. Я пойду… и так завтра с утра в библиотеку, а потом на работу...

— Ну давай, смотри не простуди мозги, студент.

Это прозвище ухватилось за меня в первый же день работы. Мужики были простые, добрые и на их шутки не было причин обижаться. Я вышел из бара и захотел вернутся обратно, там было уютнее чем на улице. Ветер обжёг моё лицо. Пару раз поскользнувшись, я направился в сторону дома. Уже привыкнув к морозу, можно было идти свободнее. Впереди меня плёлся мужик от дерева к дереву с очень мрачной перспективой на трезвость. Через пару секунд он уже валялся и мне ничего не оставалось, кроме как помочь этому человеку, не зная будет ли от этого толк.

— А это ты, а ну-ка давай памагй, — это был мой сосед Женя, — ну шо ты как баба тянешь, двай реще. — Я поднял эту тушу с очень большим трудом и облокотил к дереву.

— Давайте я вас проведу, по пути всё таки.

— Ты хошь сазать я сам не спавлсь, а ну пшёл атседа идиот малый. И бате своему сажи, еси он хоть раз придёт ка ме с пе.. при.. тенезими, — он уже не мог дышать — я его с лесицы сущу.

Это было позавчера, когда на крики уже невозможно было не обращать внимания. Папа с ним побеседовал и тот успокоился до конца дня, не без оскорблений в папин адрес. Я тогда слышал это, но ничего не сделал. Сейчас же улица была пуста, а рабочий фонарь был в метрах 20 от нас. Я взял его за куртку и ударил о дерево, звук был не самый приятный, он упал и начал кричать. Не зная что делать дальше, я начал бить его ногами, намекая на неуместность громких звуков, крики стихли, как только я переключился на его голову. С ужасом я смотрел на него и не мог понять, что я натворил. Из носа шёл пар, значит всё не так плохо. Я огляделся и увидел во дворике лестницу в подвал. Решив, что так будет лучше, я потащил его туда. Подвал был закрыт, а лестница вся в мусоре. Кое-как я спустил его вниз, накидал картон, чтоб он не замёрз на снегу, и пошёл домой. Всю дорогу мысли не давали мне покоя. — Может вызвать скорую? — Вспомнив о том, какой это вообще человек, плавно перешёл к мысли, что жизнь без него будет лучше у многих. Некоторое время я отдышался у подъезда, успокоился и зашёл домой. Папа смотрел телевизор, а мама уже наливала борщ. Я снял куртку и обувь, умылся и пошёл ужинать. С родителями почти не разговаривал, все были заняты своими делами. Ужинать в своей комнате я предпочитал с тех пор, как она у меня появилась. Сегодня в парке можно будет поиграть в хоккей, ребята делали каток с утра, должно уже быть всё готово. Я взял клюшку и пошёл одеваться.

— Пап, сегодня в парке хоккей, я немного поиграю, вернусь не поздно.

— Хорошо, не забудь завтра отдать книжки и взять то, что я тебе написал. Работа работой, но институт закончить надо.

— Да, я помню. Всё, пока. Я пошёл.

— У тебя есть деньги?.

— Есть у него всё, не зря же он работает. Давай, не задерживайся там.

Вместе с клюшкой я захватил старый выкидной ножик, который ещё давно нашёл на балконе, среди всего ненужного хлама. Возле двора уже стояли знакомые.

— Тоже в парк?

— Да, давно не играл, есть коньки запасные?

— Не, будем меняться. Ну что, идём?

— Слушай, возьмёшь клюшку? Я кое-что на работе забыл надо сбегать, вы пока начинайте без меня.

— Давай подождём тебя, всё равно никуда не торопимся.

— Не, идите, я позже подойду.

— Ну, как знаешь.

Хорошо, уже много людей знают, что Миша пошёл в парк или собирается идти. С момента встречи с Женей прошло часа пол, не больше. На улице его не было, а домой он точно не заходил. Эта тварь так и лежала там, в той же позе, в том же состоянии. На улице по прежнему никого. Окна закрыты. Ещё раз убедился, что никто не следит. Так может развиться шизофрения. Голова начала раскалываться, я хотел бежать от этого места, но уже спустился и стоял возле него. Не было ни малейшего представления о дальнейших действиях. Лишить человека жизни просто. Или нет? — Сделай тонкую полоску у него на шее и иди куда шёл, не оборачивайся и не думай о последствиях— Я скинул весь хлам, который накинул на него, снял шарф и прижал лезвие к его горлу. А если нож не достаточно заточен, что если он откроет глаза и начнёт кричать? Кровь брызнет на меня или нет, я успею убрать руку или весь испачкаюсь? Я убрал лезвие, снял перчатки и обнаружил, что нож заточен только на острие. Ничего, сойдёт и так.

Крик женщины напомнил мне о натуре этого типа, это было у меня в голове, я вспомнил все его поступки, отношение к семье, я не просто перерезал ему шею, я начал жадно бить ножом прямо в его горло. Не думаю, что он понимал в каком он положении, он даже ничего не смог сделать, ему оставалось всего лишь хрипеть. Успокоился я только, когда обнаружил, что бью ножом по месиву, которое раньше было лицом. Лицо и нож пришлось чистить снегом, перчатки и шапку надо было выкинуть, но я их сжёг дома, когда никого не было. Наверное это был самый удачный день в моей жизни.

Уже возле парка мне стало не хорошо, за секунду я смог осознать, что жестоко убил человека, который плохо относился к семье, но приносил деньги. Жену с музыкальным образованием никуда не брали и она сидела дома, а девочке было лет 6. Можно было прежде подумать, предположить, что сами они не справятся. Так и было. Жена спилась и не могла воспитывать ребёнка. Судьба девочки была хуже. Она даже не дожила до совершеннолетия. Её забрали в дет. дом. Ходили слухи, что она погибла в лет 12 при передозировке таблетками.

***

Это было моё первое убийство, после него были и другие, но нет смысла рассказывать о всех. Я не рос в плохой семье, у меня не было трагического детства или травм, повлиявших на мою психику, я просто родился таким и не занимался этим в своё удовольствие. Я думал, и до сих пор верю, что поступил правильно, избрав такой путь. Если человек ведёт недостойный образ жизни — это его дело, если он употребляет наркотики и сверху догоняется алкоголем — это тоже только его проблема. Я старался избавлять мир от мрази, которая не даёт спокойно жить другим. Но со временем у меня появилось желание убивать, это стало моим наркотиком. Я боялся, что перестану себя контролировать и нанесу вред невинным людям, которые мне покажутся недостойными жизни. Теперь пришла и моя очередь. Надо было избавить мир от самого себя. Это было труднее сделать, чем казалось на первый взгляд. Когда ты чувствуешь, что жизнь уходит вместе с кровью, тебе становится страшно. При одной только мысли, что можно выжить, прыгнув с крыши, ты возвращаешься обратно в квартиру. Вариант с пистолетом отпал сразу, я жил в реальном мире, где достать его было крайне сложно и дорого. К таблеткам у меня было всегда отвращение и детская боязнь. И всё таки мой выбор пал на лезвие.

***

Три с половиной литра.

Такая кровопотеря для человека смертельна.

Терминальное состояние, коматозное состояние,

дыхание агонального типа, поверхностное, едва заметное.

Кожа сухая, холодная, характерная «мраморность» кожи,

исчезновение пульса, судороги, непроизвольное

выделение мочи и кала, расширение зрачков,

в дальнейшем развивается агония и смерть.

Не самая красивая смерть, надеюсь к этому времени я уже ничего не буду чувствовать. Бинт, вата, йод на стуле в ванной, если что-то пойдёт не так. Возьму три лезвия на всякий случай, хотя не думаю, что руки сразу ослабнут. Записку мне писать некому, да и никому это не нужно. Глубокий вдох, выдох, я уже здесь.

Вода была, как никогда, приятной. Чтоб сделать первую линию, я собирался с мыслями минут пятнадцать, может это была всего лишь минута, не знаю. Тогда мне вспомнился Женя, он точно был рядом, спасала мысль, что это всего лишь игры моего возбужденного разума, я всё таки пытался покончить жизнь самоубийством. Первая линия была сделана и пришла очередь левой руки, мне хватило всего лишь одного куска лезвия. Я опустил руки в воду и стал ждать. Не чувствуя ничего, подумал, что умираю, но потом посмотрел в воду и понял, что просто поцарапал себя. Видно сработал инстинкт самосохранения или то была трусость. Приступив второй раз к этому, меня кинуло в пот от ожога вдоль левой руки— это была тёплая жидкость, которая хлынула из руки, как только лезвие вскрыло кожу. С большим трудом я смог повторить это с правой рукой последним лезвием, исполосовав её до этого двумя предыдущими. Теперь я понимал весь кошмар реальности происходящего. Через пару десятков секунд меня начало тошнить, закружилась голова. Очень хотелось пить, мышцы стали произвольно сжиматься. Жалкое зрелище, ничего нет достойного в этом решении. С каждой волной слабости, приходилось держать себя в руках всё сильнее. Организм бы не выдержал такой нагрузки. Я надеялся, что не доберусь уже и до предпоследней стадии — отключусь и больше никогда не приду в сознание. Рядом с ванной возникло очертание, облако… Стало жутко, когда оттуда начали доноситься слова.

— Не вини себя… было… лучше...

Слова сливались в шум и я не смог ничего понять, но стало очень страшно, даже в моём состоянии. Пока кулаки могли выполнять свои функции, я взял бутылочку йода, заляпал им всё, но и на раны попал. Вата охотно прилипла к рукам и бинт покрыл мои руки тугой спиралью.

Я смог дозвониться в скорую, после чего меня спасли. Оказалось организм лишился не большого количества крови и спасти меня не составляло никакого труда. После этого меня никто не отпустил домой, я должен был пройти курс реабилитации: два раза в неделю общаться с психиатром и отмечаться у него, в противном случае меня забрали бы в психиатрическую лечебницу.

После этого случая идея Линча больше не будоражила моё больное мышление. Это облако не давало мне покоя. Оно говорило со мной и это не было галлюцинацией. Я знал, что заглянул в иной мир. Доли секунд я был там и смогу увидеть его полностью только после смерти. Я решил, что закончу жизнь своими усилиями, не хотелось откладывать этот момент, а если это всё игра воображения, хрен с ним, меня здесь всё равно ничего не держит...

***

И вот мы вернулись в начало моей истории. Эти видения продлились дольше, чем в первый раз, мой мозг даже успел создать собственную реальность, но мне снова не хватило смелости. Убирать свои выделения было мерзко и отвратительно. Если бы дело дошло до логичного конца, мне бы не пришлось сейчас со всем этим возиться. Я проверил каждый сантиметр пола-всё чисто. Убрал верёвку, поставил на место стул, прочистил шею, выключил везде свет и лёг спать. Это был тяжелый вечер и уснуть мне не составило никаких проблем.

Будильник, как всегда, сообщил о наступлении нового дня. По привычке я стал одеваться и чуть не пошёл на работу. Квартира оплачена на месяц вперёд, денег хватит на еду и отдых, никто не придёт ко мне в течении месяца, а этого хватит, чтоб подготовиться к третьей попытке.

Первым делом я позвонил начальству с желанием уволиться. Они не хотели отпускать «столь важного сотрудника, проработавшего почти пятнадцать лет на их заводе» и дали мне месяц отпуска, не спрашивая причин моего решения. Мне этого было достаточно, главное чтоб никто не тревожил. Первая неделя была посвящена книгам, фильмам и музыке. Компьютерные игры не поразили меня, может нужно было больше времени. Неделя пролетела и надо было всерьез задуматься о дальнейших действиях.

Впервые жизнь открылась мне с новой стороны, я понял, что никогда не жил в своё удовольствие, всегда надо было или работать или учиться… С такими мыслями было тяжело расстаться, но я вспомнил о главном, по крайней мере я так думал. Мне нужно было узнать, что же всё таки я видел, где был и кто Она?

Половина второй недели сопровождалась прогулками по любимому городу. Любой турист, побывавший в Одессе, видел "Потёмкинскую лестницу", памятник Екатерине, "Тёщин мост" и т.д… Но сердце "Жемчужины", как и любого другого города, не сосредоточено только в исторических достопримечательностях… Я нашёл подходящее здание далеко от центра, в нём было шестнадцать этажей, а вход на крышу был открыт. Выбор был очевиден.

***

— У вас есть скидочная карта? — спросила, уставшая от вечного потока покупателей, продавщица.

— Нет

— Пакет нужен?

— Не, спасибо...

— С вас восемьдесят три гривны.

— Держите, сдачи не надо. — Хоть как-то я смог вызвать у неё улыбку.

По дороге к зданию встречались лишь добрые, улыбающиеся мне людей, без грамма цинизма и лицемерия. В этот день небо позволило солнцу согреть меня в последний раз. Настроение напоминало чувство ностальгии — радость и улыбка сопровождались влажным взглядом. Вахтерша на входе даже не заметила меня. На свой страх и риск я поздоровался и угостил её плиткой шоколада. Лифт поднимал меня в объятия бесконечности. Шестнадцатый этаж, пора выходить. Дверь на крышу так и не была закрыта. Я устроился возле края, разбавил колу водкой, включил песню группы "The Doors" Soul Kitchen и растворился. Всю жизнь музыка обходила меня стороной, да и голова не выносила шумных звуков, но в последнее время я научился её слушать. Как же много в этой жизни было удовольствия, простых и приятных мелочей. Солнце грело мне в спину и не только. Я хорошо опьянел и не имел ни малейшего желания следовать плану. Потребовалось потратить минут пять на осознание уже обдуманного решения. Последний бокал пьянящего напитка и немного "Листа". Записка была написана. Всё готово.

Допивая последние капли, лезвие уже блестело в руках. Порезы были сделаны точно и быстро. Как только первые признаки дали о себе знать, я свесил ноги с крыши и стал держать себя в сознании. Дождавшись полного бессилия, тело резко наклонилось. Надеюсь меня правильно поймут...

Меня заставили смотреть спектакль,

открыли занавес и вместе с ним мои глаза.

На сцене были я и каждый зритель,

ругались и орали сгоряча.

Я вышел, не дождавшись завершения,

и шёл не сам, не одинок был я.

Я ждал не это выступление,

в театре боли и огня.