Послание в бутылке.

— Чертова хреновина! — Марк Сольстрим наконец извернулся и схватил скользкую бутылку за горлышко. — Попалась!

Сунув добычу за пояс, он мощными гребками поплыл к берегу. Впереди маячил небольшой песчаный пляж, совершенно дикий и безлюдный.

Как, собственно, и весь остров.

Господи, сделай так, чтобы это был ром!

Уже выбравшись из волн и достав бутылку из-за пояса, Марк не решался на нее смотреть. Ясное дело, это не ром. Не виски, не портвейн, ничего из того, в чем он так нуждался. Просто белый листок, свернутый в трубочку. Крик о помощи, который так и не был услышан.

Мечты о спиртном внезапно исчезли. Их безжалостно вытеснило неясное, дикое чувство, смесь любопытства и страха.

Откупорив бутылку (пришлось пустить в ход и ногти, и зубы), Марк нетерпеливо вытряхнул содержимое — трубочку из плотной бумаги, из которой тут же посыпались скомканные белые шарики.

Нет, это не крик о помощи.

Каждый белый комочек — маленький листик тончайшей бумаги, вроде той, на которой печатают карманные библии. И каждый из них исписан мелким разборчивым почерком.

Это целая история, исповедь обреченного.

Марк, одну за другой, расправил двенадцать страничек. Черт, да они даже пронумерованы! Удивительная предусмотрительность для смертника.

Марк читал…

«…Не думаю, что нас спасут. Эти чертовы ублюдки даже делали ставки на то, кто из нас сдохнет последним, когда выкинули на этот остров. Отличное развлечение в перерывах между грабежами туристов, похищениями ради выкупа и чем еще они там занимаются.

Нас здесь трое: я, Святоша и Задира. Имен мы договорились не называть даже между собой, только прозвища. Муж, пропавший без вести, лучше, чем головорезы на пороге дома. Мы должны думать о наших семьях.

Выбросив нас на этот пляж, один из ублюдков оставил нам охотничий нож — видимо, чтобы ускорить развязку…

… Как ни странно, Святоша оказался очень полезным. Он каким-то чудом сохранил на своем носу очки и пару библий в карманах, в том числе что-то апокрифическое. За что и был прозван Святошей. В переплет одной из книжиц был вложен даже карандаш для пометок. Очки и чистые странички из библии (попытка вырвать что-то там из Марка вызвала у него истерику) обеспечили нас огнем, а карандаш — некоторое развлечение для меня. С Задирой все обстояло намного хуже. Он спорил по поводу и без, и только благодаря ему любое дело едва не доходило до потасовки. Может, он просто сломался.

…мы пытаемся как-то обустроиться, даже ввели режим — постоянно кто-то из нас остается следить за огнем. Сейчас моя очередь, и я выпросил у Святоши одну из его книжек — не лучшее чтиво, но выбирать не приходится.

…их нет уже довольно долго, и я начинаю беспокоиться. Нож был у Святоши, но этот парень простоват и без задней мысли мог доверить оружие Задире. Не дай Бог они повздорили.

…черт, черт, черт! Только что вернулся Задира, один. Сказал, что на них напали «зверюги» и сцапали Святошу… Отвечает несвязно, взгляд мутный, но с хитрецой… он спятил, окончательно спятил! Нож не отдал, говорит, что потерял, драпая оттуда. Постоянно куда-то отходит, нужно за ним проследить…»

Стемнело, буквы стали расплываться, но Марк уже не мог остановиться. Пошарив по карманам, он нашел зажигалку и стал читать в ее свете. Черт с ним, с газом.

«…я…я должен осознать все случившееся, осмыслить все или просто сойду с ума… мне кажется, что уже сошел. То, что я увидел и пережил просто не укладывается в голове… я должен отвлечься как-то, но не могу.

Вчера я проследил за Задирой. Он шел, часто оглядываясь, и что-то постоянно бубнил себе под нос. Спешил, словно что-то предвкушая, и у меня уже тогда было поганое чувство и словно ком подкатил к горлу. Задира вылез на небольшую полянку, заваленную ветками растений, и стал возиться возле пепелища рядом.

Я спрятался и наблюдал за тем, как он достает из тайника нож и очки Святоши, разжигает костер, роется в куче веток. Я привстал, пытаясь разглядеть, зачем он все это делает и… дальше все как в тумане. Только вспышки изображений, четкие кадры в полосе размытых: Задира, злобно оглянувшийся на меня с куском полусырого мяса в зубах, карманные библии, заляпанные кровью и труп Святоши… съеденный уже на треть. Я помню чьи-то крики, боль в левом плече и как что-то брызнуло мне в лицо…

Придя в себя, я увидел, что сжимаю в руке окровавленный булыжник, рядом — Задира с кошмарным месивом вместо головы… Кажется, меня стошнило.

Я не помню, как шел обратно, к нашему «лагерю». По крайней мере, нож и очки я взял с собой. Библии, как ни странно, тоже.

…теперь мне снятся кошмары, из ночи в ночь. Помоги мне Бог, в которого я не верю.

…я все еще здесь, один, совершенно один! Я прочитал все три библии по два раза, я цитирую их вслух, потому что мне не с кем говорить. Я начинаю видеть смысл во фразах, над которыми раньше смеялся.

Даже когда все оставили тебя — ты не один. С тобой Бог.

….кошмары не оставляют меня, но стали заметно слабее. Эти сны — от дьявола. Когда я молюсь о спасении моей души, они отступают. Я открываю в библии все новые и новые для себя истины. Как я мог их не видеть раньше? Почему я был так слеп?

… сегодня мне был знак! Вместо еженощных кошмаров, с которыми я смирился, мне явился Ангел! Кажется, я узнал его — это был Уриил! Неужели Бог послал его, чтобы спасти меня?

Тогда отвечал мне Уриил, один из святых ангелов, который был со мною, и сказал мне: «Эта проклятая долина для тех, которые прокляты до вечности…»*

И показал мне картины распятия грешников, и их мучения, и то, как души их освобождаются и возносятся в Рай.

Через три дня те люди, что оставили меня на этом острове, вернулись сюда на лодке. Может, ради забавы или чтобы добить выживших. Я был готов их встретить.

Когда они высадились, я незаметно подплыл и испортил мотор лодки. Нас снова было трое на этом острове, и снова ненадолго. У них было оружие, у меня — Бог.

Ночь — странное время суток, оно переворачивает все с ног на голову, заставляет играть по своим правилам...

…Утром оранжево-алые лучи рассвета осветили два грубо сработанных креста. Оба грешника на них были еще живы, хоть и без сознания. Целую ночь, которая показалась им вечностью, я готовил их к искуплению — на каждом богомерзком участке их кожи я вырезал цитаты из Писания и молился о спасении грешных душ.

Через неделю привезли еще двоих несчастных туристов, но они не опустятся до смертного греха, не станут тем, чем стал Задира. Я спас их раньше…»

Шорох!

Марк подскочил, уронив листки и зажигалку. Судорожно шаря пальцами по песку он нашел ее и зажег. Сердце выстукивало бешеный ритм. Совсем рядом, он слышал это совсем рядом… Нет, никого.

Успокойся. Скорее всего, этот псих давно мертв, да и бутылку могло принести с другого острова… Успокойся, возьми себя в руки и разожги костер. Кто-нибудь заметит дым и вытащит тебя отсюда…

Марк разжег костер, и, не решаясь дочитать послание, лег возле потрескивающего огня. На всякий случай — лицом к тропическим зарослям.

И уснул.

Позже, когда его, бессознательного, волоком тащили за ноги в сторону святого места — там, где погибли Святоша и Задира — его рука все еще сжимала последний недочитанный листок послания:

«С тех пор я спас многих. Я сомневался, что такое под силу простому человеку, но теперь я знаю правду. Тогда, в ту ночь, когда мне снился сон, в меня вселился ангел. Он дал мне право отпускать грехи.

Читающий это послание, знай, что в руках ты держишь новую Библию.

Я спасу и тебя, кто бы ты ни был. Когда будешь готов, дай мне знак Священным огнем.

Разожги костер и я спасу тебя.

Имя мне — Уриил».

*— Книга Еноха, 5:40