Эпилог

— Это был самый гуманный вариант в сложившейся ситуации. — Сказал Престон, опуская снайперскую винтовку.

Все подошли ближе к краю и увидели, как уже мёртвое тело юноши, утонувшее в пучине серой массы, становилось желанной добычей преследователей.

Хизер прикрыла глаза и отошла подальше в сторону, откуда открывался вид на выжженные холмы, который сейчас выглядели ещё более печальными.

Она знала Кевина. Когда-то они жили на одной улице. В то время Кевину было четырнадцать лет. Он был смышлёным и открытым ребёнком. Хизер часто видела Кевина идущим в школу, или играющим на детской площадке, нередко у них завязывался дружеский разговор. Она испытывала к нему почти родственные чувства, потому что часто представляла: если бы её младший братик дожил бы до такого же возраста, то несомненно, был бы таким же милым как Кевин. С тех пор они не виделись четыре года, и сейчас Кевину, наверное, исполнилось восемнадцать или девятнадцать лет. Как всё-таки быстро летит время. И конечно, он стал другим — не мог ни стать. Внутри прошлась волна печали: ей стало очень жалко Кевина. Жалко из-за того, что они не смогли его спасти, хотя печаль по этому поводу не была безнадёжной, поскольку он был жив и находился в здравии: да, но только в здравии внешнем; но больше всего огорчало, что находящийся в неведении Кевин живёт и продолжает жить в этом кошмаре, в этом затерянном лабиринте, который он только что видел собственными глазами. Хизер с жалостью вспомнила многих — почти всех, кого видела за последние четыре года, кто так и не смог достичь цели. Разумеется, шанс на ещё одну попытку или даже попытки сохранялся, однако зависел от многих факторов. Но даже после того, как Кевин узнает правду, сможет ли он вынести её? Горькую правду о том, что увиденный кошмар — это ни сон, ни чья-то шутка или розыгрыш, а это сделано собственноручно Кевином. Каждый фрагмент и деталь этого кошмара выстроена им самим. Он видит окружающий мир именно в таком жутком образе. Сможет ли он переосмыслить это? Наверное, сможет. Иначе не произошло бы «завихрения». Ведь у всего есть своя причина.

Хизер опустила руку в карман и извлекла потрёпанный, сложенный лист бумаги. Тот самый листок, лежащий на прикроватном столике, когда проснувшись в первый раз, она обнаружила себя в жуткой комнате. В отличие от Кевина она сразу же его прочитала, а чуть позже почти и все книги. Как же ей было тяжело заново переосмыслить свою жизнь, свои взгляды, но она всеми силами не хотела возвращаться туда, возвращаться обратно в кромешную бездну. Стены её комнаты были усеяны множеством отверстий, из которых вытекала кровь, растекающаяся по всему полу. Комната кровоточила словно живая. Как потом узнала Хизер: кровоточащие стены означали давний и сильный разрыв отношений с родителями. Причём пропитанный злобой и презрением. Каждая обида, упрёк или даже негативная мысль превращались в такой вот кровоизливающий канал боли. И действительно, после несчастного случая с младшим братом Хизер винила во всём мать, а та в свою очередь винила её. На этой почве испортились отношения и с отцом. И даже по прошествии многих лет отношения так и остались разорванными. Тюремный блок с камерами и другие прилегающие участки — это воплощение внутренней жизни человека. Как говорит Престон, — самый старший из группы: «Раньше этажей было куда больше, только в одном блоке по пять-шесть. Плюс блоки в соседних зданиях. И во все можно было заходить и узнать про самого себя много чего интересного. Сейчас же один-два коридора — всё остальное закрыто. Видимо, настолько ухудшилось внутреннее состояние людей».

Главный коридор, в который попадал проснувшийся — олицетворял семейную жизнь, различные взаимосвязи и отношения между членами семьи. Камеры — различные события или места, в которых происходили те или иные события, имеющие отношения к близким.

Хизер вспомнила, как вышла в первый раз в коридор — очень длинный (протяженностью около двухсот ярдов), в полу то и дело встречались дыры в восемь и больше дюймов: в них должен быть виден нижний этаж, хоть что-нибудь, но кроме непроглядной темноты не было ничего. Но самое странное заключалось в том, что коридор постепенно сужался, словно воронка, так, что ближе к выходу приходилось ползти на четвереньках, а сам проход был настолько маленький, что его можно было преодолеть, только ползя на животе. У Фрэнка — некогда страдавшего алкогольной зависимостью, — коридор поминутно вращался вокруг собственной оси, и постоянно уходил то вниз, то наверх.

Но, наверное, самым зловещим были местные обитатели — мертвяки. Они воплощали всех, с кем был знаком человек: родственники, близкие, друзья, соседи. Когда Хизер впервые спросила Престона, почему они так выглядят, тот сказал: «Эгоизм человека показывает их в таком образе», тогда ответ был ей не совсем понятен. Престон добавил: «Больше читай». И Хизер читала много и внимательно, попутно осваивая новый лексикон и множество терминов, чтобы понять непривычную логику и стилистику древних книг, описывающих сложные метафизические материи. Теперь она понимала слова Престона. Дело в том, что человек по своей сути является эгоистом. Он любит только то, что приносит ему личную выгоду — неважно полезную или вредную. А то, что не приносит выгоду, он считает бесполезным, пустым и даже вредным. В каждом человеке существуют тысячи различных сторон, у каждой стороны имеются тысячи граней, а в каждой грани огромное количество градаций, оттенков и проявлений. По причине того, что эгоистичный человек ослеплён своей корыстью, и не видит ничего другого, он смотрит только на одну сторону, видит только грань, которая приносит выгоду. Все остальные стороны и грани он опускает во мрак. Поскольку, из тысячи человек видит только одну часть, а скорее даже одну сотую этой части — остальные скрываются, становятся мёртвыми. И затем такие мертвецы желают только одно — вернуть украденное. Особенно это явно выражено у парней, которые любят поглазеть на девиц. Как-то раз, когда Хизер легкомысленно покинула безопасную зону, узнав, что проснувшийся — тринадцати летний ребёнок, она сама стала свидетелем этому, увидев «Храм похоти» собственными глазами. Господи Боже, невозможно было передать насколько это оказалось мерзким и одновременно жутким зрелищем.

Однажды Хизер спросила у Престона, как можно изменить такое положение. На что он просто ответил: «Выйти из мрака к свету». Но, как осуществить этот выход и что вообще подразумевается под словами «мрак» и «свет» вновь спросили она. Престон на секунду задумался и сказал: «У книги, которую ты держишь в руках есть свой автор, и только он знает все смыслы и тонкости, поскольку создал их он. Для человека, непонимающего смысл текста, или не умеющего читать, а то и вообще незнающего, что это — книга, все смыслы и замыслы сокрыты и неизвестны. Знание смыслов книги — свет; незнание — мрак. И таким же образом все замыслы и смыслы этой Вселенной знает только тот, кто её создал. Поэтому человек, либо будет пребывать в собственном миропонимании, и видеть мир закрытым и непонятным для себя, поскольку он даже не смог прийти к умозаключению, что эта Вселенная — книга, а тем более научиться её правильно читать; либо смотреть на мир через замыслы её автора, и видеть всё в истинном смысле». И затем снова добавил: «Читай больше».

— Хизер, всё в порядке? — Спросил Престон.

— Да, — коротко бросила она. — Просто в последнее время стало происходить слишком много проволочек.

— Они сами в этом виноваты, — махнул рукой Фрэнк. — Если бы этот умник прочитал письмо, то узнал бы, что можно выйти сюда на крышу, через другой проход, а не попёрся бы в эти дебри. И мы с ним нормально потолковали бы. Но, увы. Невнимательность.

— Да, на этом пути много препятствий и барьеров, — добавил Престон. — Но всё ни так плохо. Первый шаг сделан. После первого пробуждения, когда человек увидел свой мир, он начинает задумываться. Кому-то нужно больше, кому-то меньше времени, но поиск уже начат.

— Судя по приборам, этот парень сегодня точно больше не появится. Да и других вызовов на сегодня пока нет, — сказал Фрэнк, глядя на планшет. — Давайте возвращаться, жутковато здесь.

Престон кивнул головой.

— А ты уже не помнишь свой кошмарненький уголок? — Улыбнувшись, спросила Хизер.

— Да, не очень-то. Плохое быстро забывается.

Фрэнк провёл манипуляции с планшетом и в паре ярдов от них открылся яркий пульсирующий портал. Сначала вошёл Престон, затем Фрэнк, когда подошла Хизер она повернулась, ещё раз окинула взглядом окружающий ландшафт и произнесла:

— Ещё увидимся Кевин. Да поможет тебе Бог. — И вошла вслед за остальными в светлые пульсации портала.

***

Открыв глаза, Кевин моментально приподнялся на правой руке, а левой схватился за весок, который отдавал тупым отголоском боли, рассеивающимся внутри головы. Он посмотрел по сторонам: солнце заливало ярким приятным светом всю комнату — его комнату. Та самая обычная без всяких признаков тюремного интерьера уютная комната. Кевин облегчённо выдохнул, и предварительно окинув взглядом одеяло и подушку — чистые, приятно пахнущие кондиционером для белья с запахом лаванды, плюхнулся на постель — слава Богу, это был сон! Всего-навсего сон.

В дверь настойчиво постучали.

— Кевин! Хватит спать, вставай! Проспал всё на свете. — Произнесла его сестра.

Кевин встал, и с опаской открыв защёлку, отворил чистую и целую дверь, — как же всё-таки было здорово видеть нормальные, не изуродованные вещи.

Перед ним стояла Сьюзан, недовольно хмурясь на брата.

— Ты обещал меня отвезти в торговый центр, — настойчиво произнесла она. — Или мне опять жаловаться в тысячный раз маме?

Кевин обратил внимание, что Сьюзан обнимала своего плюшевого медведя, у которого вместо глаз чёрные пуговицы, а на правой лапе была розовая заплатка в виде сердечка, и заговорил совершенно о другом:

— Почему ты подобрала этого медведя?

Сьюзан выгнула брови: её брат никогда прежде не задавал подобных вопросов.

— Он был совершенно один и такой грустный. Мне стало его очень жалко. — Она ещё сильнее сжала мишку в объятиях и начала его покачивать.

Кевин присмотрелся к игрушке, у которой красовалась длинная, весёлая улыбка.

«Грустный? Этот медведь даже отдалённо не был грустным».

— Я так и буду тебя ждать весь день? — жалостливо выговорила Сьюзан. — Или мне опять нужно ждать три дня, чтобы ты выполнил своё обещание?

— Нет. Собирайся. Выходим прямо сейчас.

— Я уже целый час, как собрана, — сказала она и развернувшись направилась к лестнице. — Я буду ждать тебя на улице.

— Хорошо.

Взяв сумку и телефон, он вспомнил, что в два часа по полудню должен заехать за Томми — в сознании всплыл, увиденный во сне образ друга, — Кевин вздрогнул. Время было 13:36, — во время он точно не успеет. Да и дело, ради которого нужно ехать не выглядело очень уж перспективным.

Немного подумав, он сказал:

— А, чёрт с ним! Пусть обломится хотя бы разок.

Кевин осторожно подошёл к окну, боясь спугнуть окружающий мир, словно волшебную птицу. На улице был самый разгар летнего дня: яркая, сочная трава на газонах, нежные листочки деревьев колыхались на ветру, неспешно проезжали автомобили и прогуливались прохожие. Мир казался таким светлым, огромным и необъятным. В этот момент Кевину сжало грудь. И он почувствовал, буквально на мгновенье, что где-то там, глубоко внутри, за множеством преград, где-то среди океана пустоты плавает крошечная песчинка, на которой находится маленький клочок оторванного мира, населённый зловещими обитателями.

«Это всё остатки кошмарного сна», подумал Кевин, и взяв с полки ключи, вышел из комнаты.

В это время луч солнца достиг стены, на которой в своём постере беззаботно улыбался длинноволосый вокалист, и заиграл отблесками на глянцевой поверхности.