«Джерико»

— Ты не понимаешь…ты просто не понимаешь!!! — Кричал высокий ссутуленный человек с взъерошенными длинными волосами, в неопрятном фраке, суетящийся между бочёнками. — Ты — никто, что ты будешь без меня делать?! — Говорил он, смешивая порошки и заливая их густым маслом.

— Ты гребанный идиот, если считаешь, что сможешь существовать без меня, ха-ха, придурок! — Щелкнули зубы.

— Так, что нам надо?! 16? Нет, возьму 20-ку, нет, 30-ку! — крючковатые пальцы окунули кисть в красную кроваво-алую краску и швырнули ее о стену, багровые пятна по амплитуде разлетелись красочными брызгами по стене. — Нееет, не стоит торопиться!

Рука схватила толстый кусок заточенного грифеля и начала чиркать на холсте размашистыми движениями. Несколько махов, суетливое скрежетание возле них, поправки, затирания засаленным рукавом. Хрип, скрежет зубов, и появляется абсолютно ровная, серая, полупрозрачная полоса, разделившая холст пополам. Два изгиба век, человек закружился вокруг своей оси в безумном танце, пара «Па» — банки с водой полетели оземь, поскользнувшись на осколках и воде, он снова качнулся и, казалось, начал заваливаться набок, но в следующий момент, совершенно невероятным движением, вильнул в другую сторону и, как бы невзначай, манжетой зацепил иголку фонографа — «That Man» Caro Emerald полилась сладким, задорным воском из раструба. Приплясывая, фигура на цыпочках, всё так же танцуя, подкралась к планшету — мах, ещё — на холсте появились впалые щеки. Пригнувшись, он что-то пробормотал и, раскручиваясь по спирали верх, мазнув острием грифеля горизонтально полукругом, вывел «подбородок». И снова его шатнуло, он опрокинулся на стол. Со стола посыпались листы бумаги с набросками лиц, лошадей, гор, уродцев…Особенно много бумаги было изрисовано ассиметричными, некрасивыми уродцами. Покачнулся графин с виски, из бокала, стоявшего рядом, на полированную гладь стола плеснула янтарная жидкость, разъедая лак и оставляя белые пятна. Бокал накренился, расплескивая алкоголь, но ловкие и цепкие пальцы подхватили его, вознося вверх. Кадык судорожно двигался, задранный бокал пустел в доли секунды и струи неразбавленного виски стекали по ввалившимся щекам и острому, выпяченному подбородку.

Отправив бокал к пятнам «крови» на стене, он промолвил — Ну что ж, продолжим! — Танцуя вокруг картины, мужчина дополнял её всё новыми чертами. — Пузырики! Нам нужно как можно больше пузырьков, хе-хе. — Причитал он. — И это будет здоровоооо!!

Еще несколько штрихов, пара глотков из неведомо откуда появившегося чистенького бокала, и ещё несколько поправок. — Вот оно…дааа! — Бормотал он, — Ещё чуть-чуть! ААААА теперь финальный штрих! — В невероятном «Па» он крутанулся вокруг своей оси, поворачиваясь спиной к холсту и припадая на одно колено с грифелем в одной руке, бокалом в другой, осенил себя крестным знамением рукой с зажатым бокалом виски, вознес очи-горе и, в очередной раз, отбросив стакан с алкоголем, схватился за самую широкую кисть, торчавшую в бочёнке. С силой швырнув грифель вверх, не глядя, с развороту, совершил размашистое движение кисти и багровые брызги, такие же, как на стене, ляпнулись на картину.

— От такота! — Промолвил он, на ходу, по направлению к планшету, выдергивая другу кисть из бочёнка по пути, наполненного черной, масляной краской. — И на что только люди деньги тратят, ах-ха-аха!

Высунув кончик языка между сжатых губ, он приступил к поправкам и дополнениям в картине, в то время как поверх него самого осыпалась черная крошка и черная же пыль от подкинутого и разбитого о потолок грифеля.

— Искусство, — Бормотал он попутно. — Он мне что-то говорит об искусстве. Вот когда Нас пытались обвинить в домогательстве, а Мы им доказали, что они не правы, да так не правы, что Мы ещё и можем подать иск о преднамеренном задержании с целью вымогательства наших фунтиков.

— Вот Мы тогда, совершенно искусно, им объяснили почем фунт лиха, хе-хе. — Он кропотливо поправлял нюансы, работая то кистью с багровой краской, то с черной.

— Может это моё желание, может твоя фантазия, но я вроде бы помню, что в итоге Мы нагадили этим джентельменам в полицейские шлемы в знак примирения аха-ха-хааа…. Вот это я назвал бы искусством, а не эту мазню! — Промолвил он, растирая грифельную крошку между ладоней и сдувая на картину. — Ну чем тебе не Пикассо, а?! Хе-хе-хе-хеееее…

Грифельная пыль обволокла художника и полотно перед ним.