Завещание

Вот и пришли времена, когда человек считается чуть ли не властителем всей природы. Какой бы вызов нам не бросили, какое бы испытание не поставили, мы спокойно справимся с ним в своих уютных «особняках», располагая валом шаблонов для преодоления любой из трудностей. Никаких сложностей — просто бездумное использование уже всего нам преподнесённого. И, главное, как преподнесённого! На блюдечке, да с каёмочкой, отпалированной тысячами учёных светил. И толку от такой простоты, если сами мы продолжаем прозябать в невежестве? Чужие костыли до того срослись с нашим естеством, что подпорки уже перестали казаться чем-то отличным от нас. Эта сторонняя искусственность заменила собою конечности; благо, разум не так просто обменять: если нечто схожее постигло бы и его, то навряд ли бы эти строки увидели свет.

Оглянитесь люди! Магазины на каждом углу, аптеки и медицинские центры в пяти минутах ходьбы от дома, работа, способная быть столь безопасной и комфортной, что рабочее место скорее вгонит в дремоту, чем подтолкнёт к активности. До того ведь хорошо живётся! Но увы — нет тут никакой жизни. Разве матери рождают детей в расслабленном умиротворении? Разве наши предки, ради так называемой «жизни» барахтались в молочных реках и упивались кисельными морями? Нет: они в поте лица трудились, воевали и никогда не останавливались на достигнутом, а всё потому, что понимали. Понимали ту простую истину, которую сейчас не может уловить весь человеческий род. Жизнь — это что-то вечно незавершённое и никогда не способное стать по-настоящему обузданным. Всё ныне творящееся, весь мировой процесс — это игра в существование, суррогат жизни, жалкий аналог, пытающийся выдать слепость за зоркость. Жизнь ощутима там, где идёт борьба, принимается вызов, ведётся жестокая игра, но её правила не должны отыгрываться по уже известным шаблонам. Стоит чуть-чуть, но внести частицу себя, тут же всё окрасится яркими красками и чувством какой-то новизны. Среди всего этого и кроется ответ на злободневный вопрос: «Как же всё-таки жить, а не бессмысленно существовать?» А я отвечу: нужно всего-то прекратить идти исхоженными тропами и перестать пользоваться тем, что и так уже опробовано сотни раз. Если какая-то задача решается одним способом, это не исключает наличие какого-то ещё. Нужно только заставить себя отправиться на его поиски. Но в случае с современностью требуется скорее не «отправиться», а отчаяться, ибо до того страшно уйти от всякого комфорта, что ощущение жизни станет доступно лишь тем, кто поместит себя в условия, когда новое облачается в старое, при этом, где первое и второе — нашего собственного производства. Конечности будут оставаться конечностями, а не чужими протезами. Эти самые условия есть эксперимент. Прежде чем заявить об открытиях, гипотеза каждого научного откровения проходит испытание на прочность, а вне экспериментальных условий это невозможно. Так и в случае с жизнью; этот витальный артефакт нуждается в обновлении и вне экспериментальной постановки, человек настолько окостенеет в своём уютном убежище, что не прими он правильных мер, уже сейчас способен выродиться в аморфного вида растение. К этому ли мы шли?..

Если не идти новшествами, а уповать на старину, то ни о какой жизни можно даже не промышлять. Чем дольше служишь известному, тем меньше стараешься прилагать собственных усилий, а такое отношение чревато бессмысленностью. Человек на то и человек, что имеет право выбирать, какой смысл для него несёт та или иная вещь. Если перестать поддерживать в себе способность выбора, то мы превратимся в предметы: вещи без души и цели, а стремиться к чему-то покажется нам детской забавой. «Какой толк что-то искать, когда всё и так уже дано?» — спросите вы, а я отвечу: не было, нет и не будет чего-то равного вечности, кроме самой жизни.

Эту кратенькую историю стоит расценивать не как аннотацию к новой главе человеческой истории, а как мольбу о начинании привнесения в мир чего-то нового. Мы наследники — это так, — но наша эпоха показывает, насколько плохо мы справляемся со своей ролью приемников. До того разленился, до того безалаберным стал человек, что, кажется, совершенно утратил возможность мыслить самостоятельно. Поэтому-то я и призываю Вас не приникать к прошлому, не заливаться радостями от завещанных нам даров: обживая новые владения, мы сумасбродно, словно ониоманы[1], обустраиваем каждую комнатку, когда как для удобства нужна одна единственная.

Своим кратким назиданием я хочу побудить читателя к открытию новых горизонтов путём эксперимента и не абы над чем, а над своей персоной: лучший опыт, который удавалось выразить во всей ясности, всегда был только собственный и ничей другой. Все последующие мысли — это предостережения, опасности и проблемы, с которыми столкнулся повествующий на этих странницах экспериментатор. Он желает лишь одного: выразить той жертвенной частичкой себя предстоящие трудности для всякого, что изберёт такой же путь, как и он сам.

[1] Ониомания — непреодолимое желание что-либо покупать. Патологическая особенность этой зависимости в бесполезном накопительстве, якобы, нужных вещей.