I

 -Эй, безотцовщина! — крикнул толстый сын лавочника, которому Элайджа только вчера начистил щекастую морду за плутовство в игре. — Там твоя мамаша в канаве валяется. Пьяная, небось...

— Врешь! — крикнул Элайджа, сжимая от злости кулаки и пропуская мимо ушей привычную кличку. — Моя мать не пьет! Она целыми днями на мельнице работает! Заболела, наверное! — Противный лавочников сынок еще кричал что-то вслед, кривляясь, а Элайджа уже летел по деревенской улице к мостку, через который каждый день возвращалась домой уставшая мать. Элеонор была не в канаве, как наврал этот глупый сын лавочника, но вид у неё был действительно ужасный. Несчастной только и хватило сил дойти до дома, у которого она рухнула в обморок. Платье, которое и без того уже давно потрепанное, теперь выглядело плачевно. Грязное, скомканное, а кое где даже порванное. Элайджа кинулся к женщине, и перекинув её руку через плечи, ухватил другой её талию и понёс в дом.  Уложив наконец Элеонор на кровать, он начал хлопать её по щекам, чтобы та очнулась. И когда её ресницы затрепетали, по перепачканным глазам сына потекли слёзы.  Сейчас хрупкая женщина приподнялась на руках и улыбнулась сыну. Улыбка получилась кривой, из-за ссадины прямо возле рта. Туда, видимо, пришёлся первый удар, чтобы оглушить несчастную.

— Мама, сейчас помогу…-испуганно произнёс перепуганный ребёнок, подбегая тазику с водой и попутно прихватив лоскут более-менее чистой ткани. Взяв всё это, мальчик вернулся к кровати и подал матери намоченную ткань, чтобы та могла вытереть запёкшуюся кровь.

— Прости, родной, не купим мы на этой неделе тебе тот деревянный меч, что ты так просил- лицо несчастной исказилось гримасой боли ещё сильнее, и она вынуждена была бессильно опуститься на подушки. Элай никогда не видел мать слабой. Она была сильной даже когда узнала, что отец ушёл от них, тогда Элу было шесть, но он ясно помнил тот день, словно всё было вчера. Тогда этот проклятый боров заявил, что устал от семьи, что ему нужна свобода и что он ещё не готов к такой ответственности. Он то! Обрюхатить молодую девушку он был готов, причём не единожды, как после узнал уже повзрослевший мальчик.  Сейчас ему двенадцать, но до сих пор мать не поддавалась трудностям и находила силы, чтобы как-то прокормить себя и сына. Каждый вечер Элеонор, возвращаясь с работы, готовила скудный ужин, а после него- читала сыну сказки на ночь. Даже сейчас, когда мальчик уже, казалось бы, почти дорос до первой девушки, он продолжал быть любознательным непоседой, которым был всегда. Благо мать была хорошей рассказчицей, поэтому историй он слышал более чем предостаточно. Но все эти истории никак не убаюкивали Эла, как других малышей, наоборот, они пробуждали в нем живейший интерес. На каждую строчку рассказа приходилась по меньшей мере дюжина вопросов, на которые бедная женщина просто не могла дать ответа, но нужно отдать ей должное, практически всегда ей удавалось либо перевести тему в другое русло, увлекая юнца новой историей, либо придумывая ответ самостоятельно.  Непоседу интересовало все — где же находится гномья гора, много ли там сокровищ и хороша ли охрана, не скучно ли эльфам жить вечно и где они прячутся, живы ли до сих пор русалки, столь загадочные и опасные, что люди предпочитали избегать их, даже несмотря на сказочную красоту. Как только заканчивались вопросы о сказках, Эл донимал маму расспросами о сражениях, преимуществах меча над копьем, насколько увлекательна жизнь солдатов и тугой ли у них кошелек, какие лошади быстрее, а какие выносливее.  Сказывалось отсутствие воспитания отца, но сам мальчик никогда бы не признался в подобной слабости.  Он никогда не жалел о том, что их семья состоит из двоих человек. Будучи развитым не по годам, он уже тогда понял, что лучше семья из двух человек, чем семья с двумя людьми и одной свиньёй на шее. Тяжелее всего было из них двоих конечно, Элеонор, ей все время приходилось менять работы, в поисках более выгодного заработка.  Но и Элай старался не сидеть на печи. То куриц соседке общипает за пару медяков, то двор подметёт кузнецу, а иной раз даже выпадало помочь ему с плавкой подков, что было самой любимой подработкой юнца. В такие моменты он представлял словно куёт не абы какую подкову для сивой кобылы, а самый настоящий меч! И что от этого меча будет зависеть судьба целёхонького королевства, а может даже и всех королевств! Ведь именно им будет побеждён злобный орк или, что ещё лучше, какой-нибудь древний проклятый дракон. Но, как правило, подзатыльник кузнеца, желавшего поторопить мальчугана, выводил его из подобных мечтаний довольно быстро.

      Поэтому сейчас, когда мать лежала вся такая измученная и избитая, мальчик даже не знал с какой стороны подойти, и как утешить, только злость сотрясала его тело так, что аж в ушах звенело. Слова тут не помогут, он это понимал, но и денег на врача у них не было. Он хотел найти негодяя и поколотить его самолично. Неважно, что Эл не обладал дюжиной силой, он нашёл бы способ отомстить за причиненный матери вред.  Собственно, как потом выяснил Элайджа, избили несчастную ради грошей, которые она так старательно зарабатывала на мельнице, чтобы купить сыну чёртов желанный деревянный меч, будь он проклят. Самого нападавшего найти не удалось, видать покинул городишко и поминай как звали.  Меч, который тогда так хотел Элай, а теперь ненавидел всем сердцем, сделал местный мастер по дереву, друг того самого мельника, на которого работала мать. Как-то раз Эл приходил забрать её после работы в поздний час. И мастер дарил мельниковому сыну такой меч, а на рукоятке ещё и вырезал инициалы паршивца. И так захотелось мальчику такой же, что мать пообещала взять пару дополнительных смен на неделе и уговорить мужчину сделать ещё один. Сидя у кровати Элеонор, когда та спала, Элай горько плакал, проклиная дурацкий меч и глупого хвастуна мельникового сына.  Не люби Элеонор так своего единственного сына, не захоти он, дурень такой, проклятую деревяшку, она бы не задержалась.

   Словно в аду прошли три дня, которые Элайджа провёл на два лагеря. На первом, он старался заработать чтобы вызвать матери врача, на втором- не отходил от женщины, что с каждым днём становилась всё бледнее. Сколько не умолял мальчик лекаря, тот и думать не стал в долг лечить. Сказал пока всю сумму не оплатит- в их дом не явится, знавал мол таких.

Но на четвёртые сутки, Элеонор совсем ослабела. Тогда женщина уже словно предвидя, что час настал, решила серьёзно поговорить с сыном.

— Ох, сынок, трудно тебе будет без меня, с твоим-то норовом… — рука матери, высохшая за время болезни, с трудом поднялась настолько, чтобы погладить Элайджу по голове. – У мельника-то не приживешься, он послушных…любит. Да и мал ты еще всерьез-то работать… Ох, сынок…- каждое слово давалось ей с силой, приходилось делать паузы, переводить дыхание и говорить вновь.  Некогда тёплый и ласковый голос женщины, теперь был едва слышным, скрипучим и сломленным. Это душило мальчика, создавая ком в горле, от которого не было спасения.

— Не плачь, мамочка, — отчаянно сказал Элайджа, сам с невероятным трудом удерживая слезы. В доме пахло смертью. Он чувствовал этот контраст, когда заходил с улицы в дом после очередной подвернувшейся работы. От того становилось ещё более стыдно сыну, что не мог проводить с мамой всё своё время. Ведь когда он уходил дышать свежим воздухом и жить, она оставалась в затхлой комнатишке, в полутьме и одиночестве. – Ты поправишься! Ты мне еще не все сказки рассказала…

— И то верно, родной, — с трудом растянула губы в храброй улыбке мать. – Ничего, еще одну расскажу…

— Не надо, молчи, тебе вредно!

— Мне уже лучше, милый. Сказку не вредно…

Тонкая, как плеть рука, снова погладила по голове Элайджу, уткнувшегося в постель лицом, чтоб скрыть предательские слезы. Тихий слабый голос принялся рассказывать сказку, пока не затих, и лишь тогда Элайджа поднял лицо, еще не понимая, а потом отказываясь верить… Лишь бесконечная преданность и забота сына помогали ей продержаться эти дни, а не умереть сразу. Последнее, что услышал мальчик были не слова любви или прощания, а сказка, которую она так и не успела дорассказать. Словно женщина не хотела прощаться, не хотела быть забытой ни за что на свете, и она вложила всю себя в этот последний рассказ.

После были похороны Эл заплатил смотрильщику кладбища все деньги, что успел заработать на лечение, которого Элеонор так и не получила, он хотел, чтобы её последний путь в этом мире был устроен как положено. Со службой в местной церквушке, с могилкой и добротным крестом на ней. Если бы и могила была такой же убогой, как была вся их с матерью жизнь, Эла бы тошнило от себя на весь остаток отведённого ему жизнью времени. Ну уж нет, лучше поголодает, чем не почтит память матушки.

     Мальчик понимал, что он не может находиться внутри дома. Там всё ещё стоял запах смерти.  Собравшись с духом, мальчик обратился за помощью к тому мельнику, где раньше горбатилась Элеонора. В силу своего непокорного характера и норова, окруженный напоминаниями об утрате Эл быстро усвоил для себя, что ему не место на старой мельнице. Но что дальше?  Слишком молод, чтобы пойти на серьёзную работу и слишком взрослый, чтобы его взяли как мальчика на побегушках у какого-нибудь богача. Эти жирные толстосумы предпочитали курчавых покорных семилеток, а не двенадцатилетних упрямых лбов, бредящих приключениями. О том, чтобы разыскать отца и просить помощи и речи быть не могло. По уклончивым ответам матери об отце, он понял, что добра от него ждать не стоило.

            Элайджа несомненно был смекалистым и хитрым, но ещё не настолько, чтобы бороться с коршунами, желающими купить их лачугу за бесценок. Только один человек оказался добрее остальных и предложил цену чуть ниже реальной стоимости, но и этого ему казалось достаточно, чтобы одному прокормить себя какое-то время.  В этом месте ему больше нечего делать, решил он, отправляясь путешествовать по ближайшим городам. Прошло несколько лет, менялись пейзажи вокруг, городишки сменились городами, постоялые дворы и корчмы сменяли друг друга, менялись компании и знакомые. Лишь постоянная алчность и жажда наживы оставались одинаковы и постоянны, преследовали Эла, куда бы он не подался. Парень возмужал, совершенно изменился внешне, хотя ему и было всего-то пятнадцать. Вряд ли теперь бы его узнал даже кто-то из тех немногочисленных друзей, что остались в Котле, селении, бывшим местом его рождения, но принесшим лишь трудности и разочарования. Он был уверен, что никогда не будет вспоминать о нём с теплотой в сердце. Он обожал мать почти что слепо, чувствуя всё ту заботу, что она вкладывала в него. Он будет вспоминать о ней, но никак не о городе, что отвернулся от несчастной в момент, когда она нуждалась в помощи. Единственный момент, когда он о чём-то просил. Умолял.

             Элай нашёл своё место в мире, как ему показалось, практически сразу. Когда вернулся в Котёл, чтобы наведать могилку матери. Воспитанный на историях о лихих солдатах удачи, не знающих ни жалости ни страха, ведомых азартом и звоном монет,  Эл искал встречи именно с ними. Но так ли легко было найти наёмников среди прочего люда? Увы, таблички по такому случаю на груди им не полагалось. Конечно, осведомлённые, влиятельные и богатые люди знают, кто они, где их найти, боятся их и уважают. Богатенькие крысы чуют, что сулят им взаимовыгодные контракты, и не гнушаются заключать их. Чуют и тревожатся, что другие крысы так же умны, богаты и уведомлены об этих ребятах, что не преминут воспользоваться их услугами для своих целей. Для солдат же удачи все проще – адреналин, девки, золото, так ему казалось. Это добро они всегда найдут, а до интриг и разборок заказчиков им нет дела, лишь бы платили исправно и называли свое настоящее имя. Именно так гласит Догма. Именно за этим тщательно следят Командиры, принимая каждый заказ. А в историях матери Элайджи наемники всегда были загадочными, в плащах и сливающимися с толпой, почти что демоны ночи. В жизни всё оказалось не так.  Они не прятались и не скрывались, скорее сливались, внешне особо не отличаяась от обычных людей, особенно солдат регулярного полка, и лишь немногие могли найти их и обратиться с заказом.

Элайджа специально устраивался на работу в разных тавернах, надеясь услышать там новость о прибытии в город подозрительных людей, но безуспешно. И лишь однажды ему повезло, когда он лично увидел ночью мужчину, выбиравшегося из окна постоялого двора. Эл (черт бы побрал его несносность и бессонницу!) сразу же увязался за ним. Несколько лет скитаний, различные передряги, из которых он благополучно выбирался, утвердили уверенность парня в себе и собственных навыках — ему казалось, что он совершенно бесшумно преследует ночного гостя.

Но слежку за самим собой он не почувствовал, и платой за это стал, ни много ни мало, кинжал у его сонной артерии. То ли сонливость все же одолевала Эла, и он не заметил и не услышал незнакомца, то ли интуиция совершенно отключилась, то ли он слишком увлекся преследованием, что позабыл о своей же безопасности. Сам же парень готов был поклясться, что нож у его шеи, как и его обладатель, появились из ниоткуда, так определённо легче было усыпить по детски обиженное эго, он-то думал, что уже бывалый следопыт. Эла схватили и привели в лагерь для допроса, но до пыток не дошло, так как  ни шпионской сноровки, ни какого-то интереса к определённой информации, кроме детского восхищения не было, он пытался скрыть это деловым выражением лица, но тщетно. Выглядел он всё равно что пёс, что вроде бы послушно сидит на месте, да вот только хвост нетерпеливо бьёт из стороны в сторону, выдавая готовность сорваться с места или неподдельный восторг и желание внимания. Элайджа лишь вдоволь повеселил загадочных незнакомцев своей напускной наглостью, храбростью и бравадой, которую вмиг раскусили. Парню предложили остаться до утра, выделив циновку у костра, но весьма вежливо(да как же, прямым текстом сказано было) намекнули, что утром ему следует исчезнуть. Сами же вояки, как с ревностью заметил мальчик, предпочитали комфорт – разлеглись на мехах и шкурах. «Разве это дисциплинирует?» — удивился Эл. Хотя шут их наемников разберет.

            Всю ночь скиталец умолял  дозорного взять его с собой, какими только обещаниями не кормил. Даже остатки своих денег предлагал,  сумма  названная юнцом конечно не вызвала ничего, кроме усмешки. Утром проснулись остальные члены группы, и мальчик начал донимать и их. Немногочисленные женщины смиловались над миловидной блохой, как прозвал Эла дозорный, который оказался их Командиром, и его взяли потехи ради, чтобы воду подавал, и не пожалели о своем решении.

   Уже в скором времени паренек сгодился для дела. Все жители Котла  в основном были либо хилыми пьянчугами с заплывшими глазками и забродившей хмельной головушкой, либо толстопузыми владельцами таверн, которых в народе прозвали «мочегонщиками» за подаваемое ими гадкое пойло. Родной городок, слегка изменившийся за это время, вообще создавал впечатление одной сплошной таверны, потому и прозвали Котлом, всё кипело и бурлило там, но скорее больше от пузырьков эля, нежели от настоящей жизни. Привыкший к этому, переживший несколько лет странствий мальчик уже в пятнадцать значительно отличался своей крепостью и стойкостью от остальных сверстников. Он не жаловался во время пути, когда приходилось не спать ночами и не есть, не жаловался и когда в награду получал лишь скудные объедки. Эл учился, много учился. Лихие люди не могли научить его риторике и геральдике, искусствоведению и прочей бесполезной дуристике зато обучили чтению, письму, открыли для парня географию, искусство шифровки посланий и поработали над его умениями конспирации. Приняв за своего, буквально пичкали жадного до знаний мальчика алхимическими рецептами бомб, ядов и лекарств; техническими чертежами – теперь смастерить необходимый инструмент было лишь делом часа, глубинам понимания человеческой природы – всем известно, что обмануть солдат удачи является непростым делом. Лучший оружейник отряда, Брол, взял его под свое крыло, открыл секреты плавки металлов, заточки и баланса оружия, подгонки и починки доспехов. Детские мечты начали сбываться – теперь юноша с легкостью отличил бы пику от протазана, шпагу от рапиры, овладел техникой метания ножей и скоростной зарядки самострела, научился обращаться со всем колющим и режущим, что нашлись в трофеях отряда. Особенно заинтересовала Эла экзотика – глефа, пара коротких изящных эспадронов, украшенных неизвестными никому символами, и болас. Не привлекали его лишь молоты, палицы, булавы и прочая «дробильня», как отзывался о ней сам Эл, что, впрочем, не помешало ему освоить даже такое сложное оружие как цепной моргенштерн.

   За эти годы парень узнал все о походной кулинарии и врачевании, ориентировании и выживании. Познал восторг верховой езды на быстром жеребце и страх перехода через пропасть по тоненькому канату. Научился пить, не пьянея, и ругаться, не краснея. Однажды, на спор, сбил метким плевком шишку с дерева, сорвав шквал аплодисментов у грубоватых вояк.

Однако не только лишь этому учился молодой Элайджа. Среди учителей были и женщины, которые не раз пытались соблазнить тогда ещё не опытного юнца, желая таким образом доказать себе, что они ещё не утратили своего обаяния. Но всерьез привлечь юношу им не удавалось. Нет, он не был святым монахом, давшим обет безбрачия, но его первая девушка была у него всё же позже, чем у остальных — в шестнадцать. Наёмники тогда остановились в столице королевства Эннеор, где опытные девицы были куда хитрее и искуснее грубых и привыкших к доминированию наёмниц, вот они-то и соблазнили нашего героя. С тех пор прошло уже целых десять лет, и девиц перевидал Элай несчётное множество. Собственно, девиц в арсенале нашего малого было так же много, как и оружия: от пухленьких до худощавых, блондинки, брюнетки, рыжие, аристократки и официантки таверн, милашки-простушки и развратные дамы полусвета, дорогие куртизанки и портовые шлюхи. Предпочтения? Их не было.  Главное, чтобы вовремя уходила, да от работы не отвлекала.  Он ненавидел себя каждый раз, поддаваясь искушению плоти, ведь думал о несчастной матери, растившей его одной и о том, что, возможно, именно так его отец и относился к той прекрасной женщине, что подарила ему жизнь. Но девушки заставляли его отвлекаться от внутренних демонов, а воспоминания о не сладком детстве толкали его не терять контроль даже в порывах похоти. Он всегда успевал избежать оплодотворения партнёрши, чем те были крайне недовольны. Несмотря на то, что каждый четвёртый мужчина того времени либо попросту обрюхачивал дам и шёл дальше, либо женился, но оставался похотливым кобелём среди таких же похотливых сук, женщины всегда продолжали верить в сказки. Видя чужие страдания, страдая сами, женщины всё равно в глубине души верили и будут верить в лучшее, пожалуй, даже самые испорченные из них… Они будут верить, что именно им судьба предназначила идеального мужчину, ну или прозаичного верного и любящего мужа, зато такого, который будет для неё самым прекрасным и лучшим. Для некоторых такие мужья даже находились, но, как известно, на всех принцев не хватает.

            Вот и Элайджа никого старался не обманывать, всегда честно говорил, что по профессии не положено ему иметь семью да домик в деревне, нужно идти в бой и лучше, когда не трясёшься за свою жизнь, зная, что дома ждут голодные рты. Но каждая женщина всё равно продолжала верить, что она та самая единственная, которая сможет заставить его забыть о шальной битве и адреналине от победы, от звонкого мешочка монет после. Они верили, что домашний уют и перспектива умереть фермером всё-таки привлекут златовласого наёмника. Вот только влюблялось большинство из них в звонкую монету, которыми он не скупился награждать девиц, а подумать о том, что он их растратит, будучи фермером да станет таким же вечно недовольным брюзгой, они думать не желали. О да, к слову, внешность Элу досталась просто-таки непростительная для выходца из народа. Он был чрезмерно высок и широкоплеч, но статен, как говорится в таких случаях, и хорош лицом, словно принц, как бы сопливо это не звучало. Это сыграло его отряду хорошую службу. Наемникам поручают разную работу, не только лишь резать да колоть. Иногда им нужно было просто добыть информацию, заполучить документы или прочее, что приходило в голову богатым заказчикам. Тогда-то внешность парня играла огромную роль, ведь в сердцах дам он вызывал трепет, а у мужчин попросту не будил подозрений – они  игнорировали мальца, «хлюпика», на тот момент, который для женщин оказывался гораздо желаннее, чем они. Со временем черты Элайджи стали более твёрдыми и мужественными. Мужчина во всём. Притягательность его язык бы не повернулся назвать женственной, лишь истинная мужественность, которая была для сердец куда опаснее, чем та невинная детская смазливость. Тёмно-зелёные глаза с золотыми пятнышками, прямой островатый нос, высокие скулы и твёрдый волевой подбородок. Просто мечта любой изнеженно-романтичной особы.   

        Одиннадцать лет был он вместе со своими товарищами по оружию, своей семьёй, опасных и вместе с тем прекрасных лет. Увы, всему приходит свой конец. В этот раз горе настигло уже не мальчика, а мужа как раз тогда, когда Элайджа был отправлен в город закупать припасы в путь. Парень всегда старался избежать своей очереди – ему были гораздо милее суровые наемники, чем ушлые городские торгаши и порой уж слишком доставучие шлюхи. Но в этот раз будто сама судьба подсказала ему не спорить и ехать в город. По возвращению в их импровизированный лагерь, он увидел лишь трупы. Трупы его семьи, его людей. Столь опытные люди, видавшие столько стычек, знавшие так много о мире и его таинствах… Пали по ошибке. Никто не идеален, все мы люди, и сегодня они просто хотели выпить и отдохнуть. В этом городе всегда всё было спокойно до одури, и вот тебе на, получите распишитесь.

             Обезумев от потери, он скитался по всем близлежащим селениям, угрожая каждому, пытаясь узнать, кто повинен в смерти товарищей. И он узнал, узнал, что это совершил их бывший заказчик, некто из знати, что само по себе не ахти какая зацепка, ведь их услуги себе оплатить могли лишь толстосумы. А для обычных работяг наёмники – это такая же сказка, как истории о злых упырях. Пугать детей, да и только. Пришлось перетрусить множество зевак и местных воротил. Вспороть пару брюшных полостей, чтобы в итоге получить одно лишь имя: Стефан. Благо Догма существовала не просто из дани традиции, и согласно ей, капитан отряда записывал настоящие имена и фамилии всех заказчиков.   Теперь Эдайджа понимал, что это не просто список побед, не просто связи в верхах – это нить, которую можно тянуть с обеих сторон. Всего три Стефана за этот год, что ж, хорошо. Назови ему тот мусор имя Карла, вот тут бы возникла проблема в колличестве десяти штук. Элай пришел к выводу, что ему нужно составить карту своего пути так, чтобы не бесцельно кататься туда-сюда, а идти строго по траектории.

            Однажды осиротевший и теперь переживший это вновь бедняга, сжигаемый жаждой отмщения, вот он кто. Убийце нужно было пересчитать убитых, прежде чем вздыхать с облегчением и жить дальше своей праздной жизнью. Но путь к землям даже первого Стефана был долог, и, в надежде сократить его, последний из группы некогда бравых наёмников решился на переход через Золотой лес.

            Деревья в этом лесу словно застыли в вечной осени, их листья никогда не становились зелёными или сухими, всегда отсвечивая золотыми бликами на свету. Именно тут, по легендам, когда-то жили прекрасные эльфы. Но, вступив на земли леса, Элайджа с мрачной иронией заметил, что никаких ушастых существ не видит, вспомнил наивную мать, которая говорила, что их ещё можно изредка встретить в этих лесах, и стал ещё мрачнее. Видать тот, кто рассказывал эти истории, напился тут до белого урюка и смог увидать не только эльфов. Именно в таком не благоприятном настроении он отправился вглубь. Неделя тянулась словно три, лес не зря обходили стороной. Для неподготовленного путника всё казалось одинаковым, и не раз заблудшие бедолаги сворачивали с верного пути, терялись и умирали в конечном итоге в этих лесах. Опытный наёмник тоже потерялся, но не так безнадёжно, как все остальные. Элай старался придерживаться нужного курса, а предусмотрительно сделанные запасы не дали ему погибнуть в первые же три дня. Каких-либо живых существ на своём пути мужчина не встретил, возможно, они прятались, наблюдая из кустов за неизвестным, а возможно, их тут попросту не водилось, как и ушастых вечножителей. Вода давно кончилась ещё на четвёртый день, как и вся пища, теперь ему приходилось питаться ягодами и кореньями, но одно из растений, по-видимому, было токсичным и задурманило разум путника так, что он ступил так далеко, как не ступали до него иные. Блуждая бесцельно по лесу, Элайджа мог думать связно лишь о том, как его мучает жажда. Когда ему почудилось, что вдалеке он видит озеро, ноги сами понесли его к цели. Не добравшись всё-таки до воды, герой пал прямо перед спасительным источником, измученный обезвоживанием и добитый злосчастным растением. Печальная была бы картина, если бы Элай не упал к озеру, которое было тайным убежищем групки прекрасных дев, в существование которых смертные давно утратили веру, но до сих пор продолжали бояться. Нет, это были не эльфы, хотя те действительно обитали когда-то в Золотом лесу. Русалки.

     Самая старшая из них, Алана, вовремя услышавшая приближение незнакомца, успела предупредить сестёр, чтобы те скрылись и не попались ему на глаза. Девушки были уверены, что неожиданное нечто просто наберёт воды и уйдёт, но, к их удивлению, это неопознанное тело рухнуло прямо у озера, что вызвало смех юных девушек, это было последнее, что услышал Элайджа перед тем, как потерял сознание. Ему правда показалось, что это была предсмертная издёвка богов.

            Такая ироничная смерть, подумали девушки. Да уж, русалки не отличались особыми сантиментами по отношению к людям. Следующая по старшинству Аланы, Лорелия, почувствовала себя в безопасности, после отключки бедолаги, и подплыла поближе к незнакомцу и стала заинтересовано его рассматривать, к ней вскоре присоединились Рея, Эгерия и Фелирия.

— Его нельзя оставлять в живых, он всё ещё дышит. Очнётся и приведёт сюда своих тупоголовых дружков! – совершенно обыденным тоном сказала Эгерия, несмотря на относительно юный возраст, девушка уже не раз успела познать вероломную человеческую натуру. Люди часто заплывали в её владения, и пытались поймать, принимая её мелькающий в воде хвост за дельфиний, что несомненно оскорбляло русалку.

— Фи, ты такая жестокая, всё не можешь забыть того красавчика охотника? Ты же уже давным-давно его съела и переварила, пора бы успокоиться. — отозвалась Рея, которая была младше Эгерии на считанные минуты.

— Простите мои манеры, кажется я позабыла о том, как много хорошего принесли нам люди! А нет, не позабыла, не было такого. -  Примерно на словах «ты его съела» и очнулся наш герой. Но он продолжал лежать с закрытыми глазами, стараясь не привлекать внимания, чтобы собраться с мыслями и бежать. Они его не догонят, кем бы ни были. Но герой совершенно позабыл про тот самый корень, под чьим дурманом он забрёл в эти чащи, и когда пришёл удачный момент, как ему показалось, он неуверенно рванул в сторону леса. Не ожидал Элайа и того, что произошло в следующую секунду. Он не услышал погони за собой, нет, но он услышал песню. Пел прекрасный хор девушек, сливаясь в единый поток чистой энергии, захватывающий контроль над его телом, пока песня продолжалась, мужчина бессознательно шёл обратно к русалкам, чертыхаясь про себя и мысленно сравнивая себя с паршивой коровой, которую вот-вот заколют. Одна из них, Фелирия, поднялась из воды, сев на край и подождала, пока вода с её хвоста стечёт, словно пелена исчезнет и хвост. Такого в сказках матери Элайа не слышал, но сейчас он этого и не видел, взгляд был затуманен, а тело послушно пению. Девушка подождала ещё пару минут, вытягивая из озера своеобразные путы. Это были сплетённые водоросли, но такие не водились нигде больше, кроме этой местности, эти водоросли  в таком виде не мог бы разрезать никакой меч, а уж выпутаться из них простому смертному и вовсе не стоило питать надежды. Вслед за Фелирией, на сушу выбралась Рея а Эгерия, Лорелия и Алана продолжали петь. Сёстры подошли к наёмнику, который уселся под деревом, чтобы его приковали и послушно ждал, пока девушки не закончили свою работу, в то мгновение пение оборвалось и глаза Элайи прояснились. Мужчина дёрнулся со всей силы, но водоросли не поддались.

— Я вообще не понимаю, зачем стоило останавливать этого глупца, бежал бы себе куда глаза глядят, через пару дней всё равно помер бы, не дойдя до следующего озера, — возмутилась Рея

-Нет уж, а вдруг он живучий? Коли до этого озера дошел, стоит убить его сейчас же, – напомнила Эгерия. Тут наконец-то из воды решила показаться и Алана с Лорелией, девушкам было уж слишком интересно поглядеть на диковину, забрёдшую в их укрытие. Глаза мужчины удивлённо расширились, когда он наблюдал за тем, как вместе с водой, стекает что-то, похожее на тонкое, словно шёлковая ткань жидкое серебро у Аланы и золото Лирелии. И вместо хвостов, у дев появились две пары длинных и стройных ножек. На первый взгляд все девушки были одинаково прекрасны. Красотой, недоступной смертным, но если присмотреться, то одинаково прекрасны они были потому, что все шестеро обладали глазами матери, тёмно-синими, синее и насыщеннее самой глубины океана.

— Не всех вас ещё переловили на рыбью похлёбку, а мы-то надеялись,- прошипел мужчина, презрительно сплёвывая на землю. В историях матери русалки были коварными, жестокими девушками, пожирающими мужчин ради забавы. Они не ведали сострадания, чувств к своим детям и их внешняя красота была равна внутренней кровожадности.

— О, милый бестолковый пленник, мы не только существуем, но и плодимся, множимся и лакомимся человечной, — ответила Эгерия, голос её был наполненный ядом и ненавистью. Она не стала уточнять про все особенности их рациона и про то, что часть русалок вообще никогда не пробовала человеческого мяса.

— Сестра! — возмутилась Алана- манеры. Теперь он думает, что мы твари, какими они нас и описывают.

— Я и есть та самая тварь, и напомню, что отчасти выбора мне не давали, — голос был по-прежнему жестоким, но в глазах затаилась боль внутренней обиды, ей всегда казалось, что до конца понять её может только Рея.

— Ты знаешь что я имела ввиду, мы знаем, что ты не выбирала это.

— Если я лишний в вашей драме, то может отпустите меня, да я пойду себе дальше? У бедного путника всё же были планы, — на этот раз ему ответила Лорелия.

— Досадно, но ты забрался туда, куда не следовало и сможешь привести сюда своих друзей, а мы очень уж любим это озеро.

— Я думал, вы живёте в морях и океанах, на что вам мелкое озеро, или вы вроде как «в семье не без урода»? — на кой чёрт он сам играл с огнём и подначивал девушек, вместо того, чтобы попытаться настроить их на помилование, он не знал. Видимо где-то внутри осознавал, что эти дамы не чета тем из таверн, что велись на его глазки да приторно-сладкую улыбку. Не прельстить их и золотом.

— Может вам ещё и карту нужно было подарить с подробными пометками мест нашего обитания и методами отлова?

            Мать говорила Элайдже, что раньше русалки любили реки и озёра, там они могли чаще встретить лёгкую добычу, да и вода там была теплее. Всяких там безопасных рыбок, да и речные растения были гораздо более мягкими. Он не успел ничего ответить или спросить, так как Алана затянула тихую убаюкивающую песню про рыцаря, который полюбил прекрасную девушку, а она утянула его на дно морское, но рыцарь не умер, а стал жить с морскими обитателями и со своей девой долго и счастливо.  Песня усыпила наёмника и дала девушкам время на пересуды и споры. Было решено оставить его в живых, но в роли временного пленника. Фелирия упрашивала остальных более настойчиво, ей сразу же приглянулся смертный, а Рея поддерживала Эгерию, впрочем как и всегда, ведь они полноценные сёстры, от одного отца, с одной болью на двоих. В действительности, женщины-русалки были, в основном, полигамны, редко встречались среди них верные одному мужчине, чаще всего, это были те русалки, что влюблялись в бессмертных существ вроде эльфов или таких же русалов, но это случалось редко. Странная особенность вида, они практически никогда не сходились между собой, куда больше их привлекали люди, как партнёры для продолжения рода, и эльфы, как объекты обожания и безответной любви. Будет ли русалка кровожадной, желающей крови, зависело от того, кем был её отец. Ещё одна особенность, глупая, но неизменная. Если у отца было тёмное сердце и помыслы- ребёнок рождался склонным к более… живому рациону. Если же отец оказывался человеком чести, ну или хотя бы не злобным, жаждущим причинять вред намеренно, ребёнок мог обходиться и водорослями, рыбой и прочими морскими обитателями. Для матерей-русалок рацион их чада был неважен, они любили каждого.  Мать девочек, Давина, тем не менее всегда старалась тщательно выбирать партнёра для своей недолговременной любви, узнавая их получше, чтобы убедиться в чистоте их разума и сердца. Так было до того момента, пока один маркиз не увидел красотку на улицах города и не возжелал её любой ценой. Он изнасиловал Давину и держал в заперти, продолжая брать её силой. Маркиз считал, что русалка способна поделиться с ним своим бессмертием. Он так поверил в эту несусветицу, что даже немного обезумел. Жена маркиза, прознав о «источнике жизни» мужа, посчитала его теорию абсурдной, и с позором прогнала девушку, к счастью последней. Но к несчастью, русалки не могут долго обходиться без воды, и когда Давина добралась до ближайшей реки, она была совершенно обессилена и измучена. Рея и Эгерия родились там же. Их мать нашла в себе силы, чтобы исполнить песню, призывающую к помощи, но не смогла дожить до момента, когда она прибыла. Местные русалки узнали Давину и отнесли малюток к их родне, к их сёстрам, которые их и воспитали. Таким образом, у Давины было лишь две дочери, склонные к жестокости, но она бы любила и их, будь у неё такая возможность.  Сёстрам пришлось нелегко, они пытались воспитать в девушках гуманность, привить им изначально симпатию к водорослям да морским существам, и хотя долгое время у них получалось это сделать, всё-таки природа взяла своё, когда на Эгерию напал моряк, жаждущий наживы.  Девушка хотела лишь взглянуть на человека, но тот принял её за добычу, за что и расплатился жизнью. 

   Когда Элайджа проснулся, он чувствовал себя намного лучше, чем ранее, девушки смогли напоить его спящего, ну или завороженного песней, уж этого он не знал, да и знать не хотел.

— Ты будешь жить. — тихо сказала сидящая рядом русалка, это была Лорелия, но имени её он тогда ещё не знал. Сёстры уплыли на охоту и доверили охрану ей. Она была второй по старшинству и не успела заинтересоваться им как Фелирия, так что её объективность не подвергалось сомнению. А Рею и Эгерию не рассматривали в качестве дозора, ради его же безопасности. Он подумал, что это прекрасный выбор. Элай попытался повнимательнее присмотреться к существу, которое для него раньше было не более чем сказкой. — Не стоит так пристально рассматривать девушек, они могут превратно истолковать такой интерес, путник, — на лице была улыбка, правда какая-то отстранённая, словно и не ему она улыбалась. Элайджа не понимал почему она так безмятежно разлеглась на его коленях, ведь были связаны лишь его руки, он мог бы произвести захват и переломить её тонкую шейку, может она и не знала о таком? Ног-то у них самих не было для захватов. Она наверняка догадывалась, но равно оставалась спокойной.

— Почему тогда меня не развязали?

— Ты будешь жить тут. Пока мы не найдём Калиопу. Она знает песнь забвения, тогда ты забудешь о нас и продолжишь в путь, как понимаешь, довериться твоему слову мы не можем.

— Я думал, что вы все эти шаманские песенки знаете от рождения. И долго ли искать эту Калиопу, у вас что нет какой-то… рыбной почты? — Лорелия тихонько рассмеялась, не отвечая на вопрос о «шаманских песенках» и уж тем более не комментируя «почту», ведь она понятие не имела о чём речь. Вечность.  В распоряжение русалок была вечная жизнь, и они не беспокоились о времени. Поиски Калиопы могли затянуться на десятки лет, ведь бессмертным было некуда спешить.

— Она сейчас у дальних родственников, кто знает, когда вернётся.

— На сколько дальних и в каких временных рамках может быть твоё «кто знает когда»? Мне нужно продолжить свой путь, – в душе наёмника снова закипала злость, он должен был отомстить за свою семью и за причинённое им зло, а не валяться тут аки аристократ какой изнеженный с дамой на коленях.

— Смертные. Время слишком важно для вас, не правда ли? Почему бы вам не сделать его своей валютой? Хотя из того, что я слышала, вы итак им расплачиваетесь, только ради какого-то там золота. Оно так ценно для вас, что вы готовы платить за него коротким мигом своей жизни? — они говорили долго. Элай понял, что девушка довольно любознательна и несведуща о мире смертных. От матери ему достался дар рассказчика, и он впервые примерял на себя эту роль в полной мере. Сейчас он видел в русалке себя в молодые годы, хотя она и была определённо старше, а её вопросы касались его быта. Словно объясняешь младенцу основы основ. Во время разговора, он продолжал изучать её, и то, что он видел несомненно радовало глаз. Она была прекрасна. Таких девушек невозможно было найти ни в одном городе их королевства, как и в любом другом соседнем, он был в этом уверен. Да, бывали и среди людей писанные красавицы, но разве ж обладали они такими манящими глазами, которые так и притягивали? Разве их голос так ласкал слух? Обычно они не заставляли его ерзать так, чтобы поправить ставшие тесными штаны. Элай злился на себя, за такое откровенное раболепие пред ней, но ничего не мог поделать. Внутренне он пытался оправдать себя тем, что так и было задумано. Их задумали такими прекрасными, чтобы сводить с ума, обманывать, убивать. Лорелия была одета так, что можно сказать почти не одета и вовсе по меркам смертных. На ней была лишь легкая облегающая ткань, перетягивающая большую и упругую грудь и лишь немного прикрывающая голые бедра. Скреплялся этот «наряд» брошью в виде ракушки, служащей так же единственным украшением. Лорелия не шутила насчёт времени для бессмертных, он думал, что сёстры вернуться с охоты в тот же день, но прошла неделя, прежде чем они снова появились на озере.