Тень ворона. Часть 1. Глава 1.

Тень ворона.

Часть 1. Фальшивый жемчуг.

Глава 1.

Ночные кошмары всегда являлись неотъемлемой частью нашей жизни. В малом возрасте они воспринимаются, как нечто естественное, но с годами отношение к ним меняется. Мы не делимся ими с другими, считаем проявлением слабости, поэтому просто прячем внутри себя, топим под грудой повседневных дел. Чаще всего это помогает. Но не всегда.

С самого раннего детства меня мучает один и тот же сон. Нет, это не притаившийся в темном углу страшный монстр, не жуткий незнакомец, преследующий меня с оружием. Это было бы объяснимо, а значит и справиться с этим было бы гораздо проще. Потом меня научили не видеть снов, и привычный кошмар отступил, притаился где-то внутри. Уже позже для немногих знающих обо мне людей я и сам стал воплощением страха. Но год назад все изменилось.

Пробуждение после кошмара всегда проходит тяжело. Разум, который еще несколько мгновений назад терзали неведомые силы, не сразу обретает привычную цельность. Некоторое время ты приходишь в себя, собираешь собственное “я” по частицам, словно разбитую вазу. Ползаешь на коленках по полу, торопливо подбираешь осколки, пытаешься воссоздать общую картину и от излишней спешки до крови режешь пальцы об острые края. Память возвращается неохотно, ей мешает страх того, что мучавшие тебя демоны не сдадутся так легко и вот-вот прорвутся в этот мир.

Так было и сейчас. Сердце готово вырваться из груди, в висках раздается настойчивый стук. Перед глазами все плывет, лоб покрылся испариной, руки слегка трясутся. Кошмар отступил, от него остались ускользающие, но уже знакомые образы. Туман, не дающий толком рассмотреть ничего вокруг; дорога, не имеющая ни начала, ни конца; голоса людей, кажущиеся во сне знакомыми. Они говорили со мной, пытались что-то объяснить…

— Это был сон, — твердил внутренний голос, уже в который раз стараясь убедить меня в этом. — Всего лишь сон… Снова этот чертов сон.

Я медленно приподнялся и постарался сесть на кровати. Хотя так ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Скорее это была наваленная куча тряпья на старом, провонявшем человеческим потом, ромом и мышиным дерьмом матрасе, брошенном на пол. Зараза, голова болела так, словно на ней станцевала орава пьяных матросов! Потянувшись к своему мешку, я нащупал полупустую фляжку с водой, открыл крышку и сделал пару быстрых глотков. Прохладная, живительная влага приятно растеклась внутри, хотя сейчас оказалось бы к месту и чего-нибудь покрепче. И почему кошмар всегда находит меня накануне важного дела? Так было и в Верхнем Приморье месяц назад, благо там удалось сработать быстро. Но, сдается мне, на этот раз отделаться малой кровью не удастся.

Постепенно успокаиваясь и приходя в себя, я обвел взглядом комнату, в которой проснулся. Уже привычное за пять дней просторное помещение с вечным запахом сырости и вонью немытого тела. И немудрено, каюта бывшего имперского корабля, ныне принадлежавшего торговой гильдии Верхнего Приморья, не могла быть другой. Когда-то такие корабли строились для нужд имперской армии и служили основным средством переброски по морю сухопутных войск. После Великой Войны и падения Империи, он, как и сотни других кораблей, в одночасье ставших ничейными, стал использоваться торговыми гильдиями для перевозки различных товаров и людей. Рядом валялось множество таких же грязных лежанок, но все они уже были пусты.

— Странно, — подумал я, пытаясь собрать мысли воедино. — Единственное, что могло заставить людей покинуть каюту и подняться на палубу — это прибытие в порт. Но тогда получается, что я спал чуть ли не целые сутки…

Размышления прервали приближающиеся шаги, и в каюту по небольшой лестнице спустился один из матросов. Его имя за время путешествия мне так и не удалось запомнить. Звали его, вроде, Крюк, а возможно и Кряк. Моряк этот был из той породы людей, которые считают, что раз уж им довелось служить в команде на корабле, значит, они просто обязаны всем своим видом и каждым сказанным словом показывать свою морскую удаль. При этом он подражал самому обычному образу пирата, со всеми присущими словечками и выходками. Причем, можно смело поспорить на добрую сотню империалов, что сам он пиратом никогда не был, и своим поведением подражал всевозможным людским байкам. Очередной глупец, наслушавшийся трепа в многочисленных портовых забегаловках. Этот парень за пять дней плавания успел надоесть практически всем своей непрекращающейся болтовней. Ко мне он подходил пару раз, старался завязать беседу, но я на эти попытки старался не реагировать. Видимо, сейчас он решил предпринять последнюю.

— Здорово, братец, — весело воскликнул он, дружески разводя руки. — Ну и хорош же ты дрыхнуть, якорь мне в задницу. Почти сутки прошли с тех пор, как ты последний раз соизволил оторвать жопу от лежанки. Клянусь морским дьяволом, за всю жизнь не видел большего лентяя и лежебоку, чем ты.

— Будь добр, избавь меня от своего нелепого трепа, на который ведутся лишь подпитые девки да портовые шлюхи, — сказал я, морщась от громкого голоса. Его крик только усилил головную боль, чем подпортил и без того скверное настроение. — А твое вечное желание засовывать все себе в задницу наводит на разные мысли.

Надо успокоиться и взять себя в руки. Не стоит выдавать себя излишней говорливостью. За все путешествие я не проронил ни слова, и стоило придерживаться этого образа до конца.

— Когда можно будет сойти на берег? — мой голос стал привычно спокойным и слегка отрешенным.

— Да братец, полон ты загадок, абордажный лом мне в …. ну да ты понял. Еще не скоро — приказ капитана. Сначала на берег спустят весь груз, пересчитают, проверят все, подпишут бумаги у портового начальника. А когда убедятся, что ничего из груза не пропало и контрабанду мы не везем, тогда и вас, сухопутных крыс, спустят на берег.

Я молча кивнул, давая ему понять, что удовлетворен ответом и продолжать беседу не намерен. Затем отвернулся, чтобы собрать свои вещи, коих было не так уж и много. Небольшой мешок, в котором лежала фляга с водой, пара сухарей, сушеное мясо, сменная рубаха и прочая дорожная ерунда.

— Да ладно тебе, братец! На берег сойдешь еще не скоро, не ближе чем через полчаса. Пока ленивые портовые дармоеды стаскают все на берег, пока этот портовый кровопийца все осмотрит и обязательно найдет что-нибудь запрещенное, а капитан начнет торговаться насчет штрафа. Поведай уж мне, за каким таким хреном, ты проперся в этот славный городишко? Какая такая у тебя тут нужда? А то за пять дней ходки ты не обмолвился ни словом. Все сидел себе в углу да лежал, сидел да лежал. Мы уж с парнями стали ставки делать, поднимешься ли ты хоть когда-нибудь, хотя б по нужде. Другие-то сидели, так сказать, общались. В беседе и дорога короче кажется. Даже имени твоего я не знаю. А вдруг, какая-нить мадам в недалеком светлом будущем осчастливит меня маленьким спиногрызом, и я осяду в городишке, ничем не лучше этого. И вдруг захочу рассказать своему маленькому сопливцу, что, мол, так вот и так, любимый сыночек, пересек твой папаша вдоль и поперек все моря и океаны доселе известные. С кем только не довелось ему ходить в плавание, а такого веселого и разговорчивого парня, как один господин он не видал, болтаться ему в петле, если врет. А я даже имени твоего не знаю, чтоб сыночку поведать.

— Не видишь что ли, крестьянин я. Приехал сюда подзаработать. Покоc уж не за горами, а рабочих рук, слышал, не хватает. Может и возьмут на какую-нибудь ферму. Крепкие руки везде нужны.

— Не больно-то они у тебя и крепкие, — почесал голову удивительно надоедливый матрос. — Да и не похож ты, братец, на крестьянина, разрази меня гром. Те, знаешь ли, все как на подбор здоровые, словно быки, и при ходьбе обо все потолки башкой стукаются. Да еще за версту от них навозом несет. А ты, чего то, не больно уж могуч собой. Да и эти словечки твои опять же. От крестьянина то окромя “покос” да “навоз” и не услышишь ничего путного.

— Крестьяне разные бывают, — буркнул я. Не терплю таких бесед, а больше них не люблю таких вот любопытных болтунов, вечно лезущих не в свое дело.

— Ну как знаешь, — обиженно произнес матрос, развернулся и направился к выходу, бормоча под нос тихие проклятия в мой адрес. Уже на лестнице он обернулся и сквозь зубы добавил:

— Добро пожаловать в славный Оббинг, чтоб его…