"Мерзавка"

После встречи с Зинаидой Мирзаевной ко мне прилипла отвратительная привычка грызть ногти…

— Лопай, маленькая негодница, и не вздумай хныкать, — сказала она, как только перед носом моей любимой мамочки захлопнулась входная дверь, и я, пятилетняя девчонка, осталась наедине уже с шестой по счету нянькой. — Заруби себе на носу, плакса, — выпучив свои совиные глаза и, гипнотизируя меня, словно удав, продолжила она свои наставления, — твои уловки здесь не пройдут! — Мирзаевна пододвинула к моему носу тарелочку с зеленой каемочкой с вываленной в нее, еще дымящейся, манной кашей. И с тех пор я возненавидела эту белую и вязкую гадость.

Но в тот, самый первый момент, наверное, испугавшись старушки, я, подковырнув огромной столовой ложкой густую массу и разрывая свой маленький рот, втолкнула ее в себя. Каждое утро начиналось у меня с того, что я с отвращением гоняла кашу у себя во рту и давила ненавистные мне комочки языком, а Мирзаевна, словно надсмотрщик, стояла надо мной и пила свой любимый малиновый чай с рогаликами, которые, несмотря на то, что были, словно бетон, твердые и сухие, с хрупаньем крошились под мощью ее челюстей.

— Тфоим рогытелям некагано повело, — сказала она мне с набитым рогаликами ртом. И, прожевав, добавила: — Жизнь тебе преподнесла подарок. И подарок — это я! Да и вообще, ты должна благодарить судьбу, что я согласилась присматривать за тобой. Ты не представляешь, от скольких бед я уберегла тебя. Ясли, садики и школа — это сплошные рассадники инфекций. Ты бы уже тысячу раз заразилась скарлатиной, корью, коклюшем или хуже всего свинкой. Хотя последней, мне кажется, ты уже… ну да ладно… Понимаешь ты меня?..

С огромным трудом сдерживая рвотный рефлекс, я глотала манку и, словно маленькая лошадка, в знак согласия кивала головой и мысленно переваривала болезни, перечисленные Мирзаевной.

Ни одна из этих ужасных и, наверняка, заразных болячек не ошарашили меня так, как мрачная болезнь под зловещим названием свинка. В свои пять лет я знала, как выглядит поросенок, но заболеть им в мои детские планы ну никак уж не входило. Мне, казалось, что если я заражусь свинкой, то у меня непременно вырастит большой розовый пятачок, а на голове вместо косичек растопырятся большие ушки, и сзади, под юбочкой, будет свисать тонкий в редких волосинках закрученный поросячий хвостик. Пятачок и ушки я могла еще как-то перенести. Но хвостик!.. Он мне категорически не нравился! Поэтому я была готова жевать, что угодно — даже манку, если она спасет меня от свинки.

После изнурительного завтрака Мирзаевна отвела меня в соседнюю комнату и, поставив у моих ног огромный в серую полоску мешок, сказала:

— Играй, — а сама отправилась в зал смотреть телевизор и болтать по телефону с каким-то Батей.

Это были самые восхитительные минуты в первый и последующие дни у Мирзаевны. Чего только не было в мешке: куклы, кукольные кроватки, набор кукольных платьев, металлический чемоданчик с застежкой, розовый мячик, раскраски, скакалка и все-все-все, что так заворожило мое наивное сердце. Все игрушки были новые и как будто еще ни разу к ним не прикасались любопытные детские руки.

В обед я ненадолго отрывалась от своих игр, быстро съедала предназначенный для меня суп и снова возвращалась в сказку. Не буду скрывать, что в первый же день в мою голову пришли страшные и волнительные мысли о краже. Если бы мне удалось, каким-то чудом, незаметно утащить игрушки Мирзаевны, то не сомневайтесь — никогда и ни за какие коврижки не переступила бы я больше порог моей новой надсмотрщицы. Но игрушки Мирзаевны!.. Они манили меня, манили, словно мишку на мед. Только они были причиной моего молчаливого терпения и согласия принимать Мирзаевну в качестве няньки.

Позже я поняла, что кроме пыток с кашами, любила Мирзаевна проводить со мной и другие опыты. Например, непонятно от чего, будучи в приподнятом настроении, она усаживала меня напротив и учила уму разуму. Начиналось все с упреков:

— Разбаловали тебя родители, — говорила она мне, а я не сводила глаз с ее черных и редких усиков под носом, ну точь — в точь похожих на старую папину щетку для обуви. — Все тебе легко достается: новые кроссовки, одежда, конфеты, ролики, и я еще в придачу. Вот красота! Да?.. Мне бы так жить!.. — Ну, что ты на меня выпучила зенки?.. Я тебе не картина! Разве я не права?.. Ты даже свой зад не можешь вытереть самостоятельно… Чего молчишь?.. Онемела?.. Нечего сказать?..

— Я еще маленькая, — едва слышно попыталась возразить я. И это была моя ошибка.

— Чтооо?! — сквозь зубы процедила Мирзаевна. — Маленькая?.. Прекрати! Я в твои годы, если хочешь знать, пасла коров в деревне, а что такое конфеты — даже представить себе не могла. Вот еще выдумала — маленькая. Я тебя научу родину любить, если твоим родителям ума на это не хватило. Тебе уже пять лет и прекрати, мерзавка, грызть ногти, — она больно одернула мою руку.

Я едва сдерживала слезы, а у себя дома меня прорвало. Все я выдала мамочке по полной программе, а она внимательно выслушала меня и, обняв, сказала:

— Солнышко, не плачь. Я поговорю с тетей Зиной. Она не будет больше тебя ругать, но и ты должна мне пообещать, что не будешь больше грызть ногти. Жаль, что твои родные бабушки живут так далеко от нас, — мамочка вздохнула и прижала меня к своей груди.

На следующий день меня всю в слезах, словно к мачехе, повели к Мирзаевне. Мама на кухне о чем-то поговорила с нянькой и теперь к непонятному мне прозвищу «мерзавка» добавилось еще одно, еще более непонятное слово «предатель».

— Что, предатель?.. Пожаловалась?.. — сказала она и пристально взглянула на меня. — Таких, как ты — предателей, расстреливали в войну с автомата.

— Почему? — спросила я.

— Потому, что ты сначала предала меня, а потом РОДИНУ предашь!

Я ничего не поняла, но испугалась. Я почему-то не хотела предавать Родину.

— Пойдем, — сказала Мирзаевна и повела меня на кухню. — Ешь, предатель!

Я вздохнула и взяла ложку в руку, а Мирзаевна ушла в комнату, не выпив даже своего любимого чаю.

Через некоторое время нянька вернулась с тонкой и потрепанной книжечкой в руках.

— Вот, смотри, — сказала она и открыла страничку. — Видишь? — она ткнула своим волнистым и потрескавшимся пальцем в картинку.

И я увидела, как какие-то дядьки в шапочках на голове, стоят возле худой тетеньки, на груди у которой висела табличка с буквами.

— Ну, видишь?

— Угу, — ответила я.

— Знаешь, кто это?

— Нет, — жуя кашу, ответила я.

— Это Зоя Космодемьянская. Вот она не была предателем, как ты! За это ее и расстреляли немцы.

Кто такие немцы? И почему, если она не была предателем, ее расстреляли? Я не поняла. В моей голове все запуталось, и мне стало жаль эту худую, с мальчишеской стрижкой, девушку. Я опять, почему-то, захотела сгрызть хотя бы только один ноготок на маленьком мизинчике, но тут же я вспомнила, что не надо злить Мирзаевну и спрятала руки за спину.

— Тетя Зина, — обратилась я к Мирзаевне (бабушкой называть ее было категорически запрещено). — Я больше не хочу кашу.

— Доедай! — приказала она. — Ты, что хочешь, чтобы дети в Африке голодали?

— Нет, — ответила я машинально.

— Тогда — ешь!

С тех пор пошло — поехало. В пять лет я для себя четко уяснила, что нельзя ковырять в носу — можно сломать палец, нельзя грызть ногти — могут завестись черви, нельзя брать чужое — отсохнут руки, надо мыть руки с мылом, а то заведутся глисты, нельзя сидеть на полу — не будет детей, нельзя пить из-под крана — можна подхватить заразу, не делать людям зла — шарик круглый и т.д. и т.д.

Через два года я пошла в школу и надобность в няньке отпала. Но я так привыкла к Мирзаевне, что всегда проходя мимо ее балкона, здоровалась с ней и махала рукой, а Мирзаевна не упускала случая продолжить мое воспитание. И уже с балкона я могла узнать о себе многое: кем я могу стать и чем я могу заразиться:

— Мерзавка, не снимай шапку — простынешь! Сними ты эти ролики — голову расшибешь! Уйди ты с этим мячом отсюда — цветы сломаешь! Я не для тебя их сажала! Не ешь чипсы — жирной будешь! Семечки не грызи — желудок себе забьешь!..

Но вот однажды утром я не услышала писклявый голос Мирзаевны. И привычный ход событий, словно споткнулся и умолк. Во дворе все было как обычно, но чего-то не хватало. Не хватало Мирзаевны! Я посмотрела на балкон и не увидела свою надсмотрщицу.

" Может, что-то случилось?" — подумала я и сильно заволновалась.

Вечером я узнала страшную новость от своей мамы. Мою Мирзаевну разбил инсульт, и теперь она не может ни говорить, ни ухаживать за собой самостоятельно. И еще я узнала, что не Мирзаевна была она, а Мирзоевна, и что не с Батей она говорила по телефону, а с Батьей — подругой, старой еврейкой из нашего дома, и что детей у нее много, и все они взрослые и самостоятельные люди, и что беда не обошла стороной их семью. Не уберегла бабушка Зинаида дочь свою младшенькую. Убило малышку током еще в пятилетнем возрасте. Но больше всего расстроил нашу семью тот факт, что присматривать за бабой Зиной было не кому. Все дети разъехались, и рядом никого не осталось.

Выслушав все это от мамы, я все для себя твердо решила. Не откладывая и минуты, пошла я к Зинаиде Мирзоевне домой.

На пороге квартиры под номером сорок семь встретила меня женщина по имени Лида. В ее лице не трудно было разглядеть сходство с тетей Зиной. Это была ее старшая дочь.

— Кто ты, девочка? — спросила она и окинула меня взглядом. Перед нею стояла я, не заразившаяся болячками и не болевшая свинкой, не ломавшая себе шею и ноги — девятиклассница — самая красивая девушка в нашем районе.

— Я внучка бабушки Зины! — без тени сомнения ответила я и шагнула в дверь.

— Кто? — удивилась Лида, пропуская меня в квартиру. — Внучка?..

— Да, — ответила я и сняла обувь. Через секунду я стояла возле постели своей любимой и родной бабушки — и все сразу поняла. Меня ждали!

И теперь, как когда-то давно, мое утро начинается с моей "любимой" манной каши. А спустя год моя бабушка снова научилась говорить.