Пролог

Месяц Влюблённых,

12 день.

Потаённый сад

Тяжёлые ветви яблонь, нависавшие над тропинкой, закачались, роняя наземь холодные капли росы, и большой жёлтый лев, проходивший под ними, недовольно встряхнулся.

Утро едва начиналось, но день обещал быть погожим.

Но даже будь иначе, большой беды в непогоде Гвендор не видел. Да, его звериная суть не очень любила дождь и слякоть, но человеческая относилась ко всему неизменно спокойно и ровно. Да и как иначе, коли от тебя зависит благополучие и здоровье целого мира?

Гвендор ещё раз тряхнул роскошной гривой и блаженно потянулся, будто бы огромный кот. Хорошо-то как!

Он зажмурился и едва не замурлыкал, но тут сбоку из кустов вылетел здоровенный чёрный волкодав и молча атаковал льва, вознамерившись опрокинуть наземь.

Гвендор мягко отпрыгнул и развернулся, показывая немаленькие клыки.

Но пёс не желал останавливаться.

Оскалившись, он глухо рыкнул и бросился снова.

Однако лев не пожелал принимать удар и снова ушёл от атаки, а после стал кружить по лужайке меж розовыми кустами, словно дразня собаку.

Волкодав кидался то справа, то слева и, наконец, вынудил-таки Гвендора схватиться с ним.

Они покатились по песку и траве, приминая цветы и молодую поросль кустов.

Оба так рычали и громко пыхтели, что сторонний наблюдатель мог бы испугаться и решить, что тут и вправду происходит бой не на жизнь, а на смерть…

Наконец, клубок из двух тел распался и противники, хорошенько отряхнувшись от песка и травы, с озорством посмотрели друг на друга.

Боевой запал медленно иссякал, и бороться уже не хотелось, но каждый демонстрировал другому, что в случае чего готов продолжить.

Однако продолжения ни тому, ни другому было не нужно, и оба направились к протекавшему неподалёку ручью.

Утолив жажду, Гвендор вновь встряхнулся, принимая человеческое обличье. Рядом то же самое проделал чёрный волкодав, и в одно мгновение превратился в высокого молодого человека с красивым худощавым лицом и длинными чёрными волосами, — то есть в Кая Люциуса, родного брата Гвендора.

Усевшись рядом на берегу ручья, братья глянули друг на друга — и неожиданно расхохотались.

— Что, ловко я тебя подкараулил? — сказал Люциус, падая навзничь на траву. — Не всё же тебе первому подкрадываться!

— Ты подошёл против ветра, к тому же на меня как раз обрушилась роса с веток… — недовольно проворчал Гвендор, расправляя кружевные манжеты на рубашке. — Вот если бы не это…

— Ты просто не хочешь признать, что я быстрее тебя, — отозвался брат с почти нарочитым зевком. — И старше.

Он промолвил это с небрежной ленцой, и так сладко потянулся, что стало ясно: дразнит. Испытывает.

Но Гвендор не повёлся на провокацию и сперва промолчал, тоже ложась на траву и поудобнее устраиваясь.

— Не намного-то и старше, — наконец ответил он спокойно. — Я родился почти вслед за тобой, всего лишь на пять лет позже. Только ты в Кайеркане меня и не замечал. Да и вообще к родителям не приходил, насколько я помню…

Люциус помрачнел. Закинув руки за голову, он некоторое время смотрел на проплывающие в вышине облака.

— Я ревновал ужасно, — выдавил он в конце концов. — Когда открылось, что я не тёмный… и кто мои родные. И что ты мне брат. Вы были в плену, и я так горел вас освободить… Самому Кайеру бросил вызов. И победил, между прочим! А что получил в награду?!

Он перекатился на бок и глянул на Гвендора с болью и застарелой обидой в лице.

Такое сложно простить, — то, что ему довелось тогда пережить.

Предательство самых близких. Почти верная гибель от молнии Перитора. Осознание, что обречён на вечное одиночество…

Наверно, кто другой на месте Люциуса сломался бы. Возвратился к Кайеру, унизился быть вновь его учеником или слугой, встал бы окончательно на путь Тёмного…

Но брат слишком горд. И слишком упрям. Он нашёл в себе силы отмежеваться ото всех, стал сам по себе: гордый одиночка, жестоко страдавший, но не желавший примирения ни с матерью, ни с отцом. Ни того паче — с дедом.

Один Акерун, спасший ему жизнь, и мог как-то повлиять на гордеца…

— Один Акерун и может меня понять, словно подслушав мысли Гвендора, заговорил вновь Люциус. — Ну, ещё мой гиппарс… но он тоже не всегда понимает. Знаешь, каково это, быть Воителем?

— А знаешь, каково быть Целителем мира? — усмехнулся в ответ Гвендор. — Мы квиты с тобой, потому что нас обоих избрала Звезда. «Нам хранить и беречь…» Помнишь?

Люциус кивнул.

Слова древней клятвы звёзднокровых оба помнили хорошо, и два голоса сплелись, произнося нараспев:

— Нам хранить и беречь, защищать и любить,

Ни о чём не жалеть, но сплеча не рубить.

Звёздной крови поток — в наших жилах навек.

Кто ты, брат, может, бог?..

Нет, как ты, — человек.

После произнесённых слов долго не хотелось нарушать тишину, поэтому разговор возобновился не сразу.

Гвендор всё думал, как бы повернуть беседу в нужное русло.

— Все могут ошибаться, брат, и тем более, — смертные, — начал он издалека.

— Это ты к чему? — не сразу понял Люциус.

Брат расслабленно жевал травинку и думал о чём-то своём и, видимо, мысли его блуждали довольно далеко.

— К тому, что тебе следует простить эн Гарвела.

Гвендор перевернулся на живот и подпёр голову руками, внимательно глядя на собеседника.

— Эн Гарвела?.. А, того мальчишку-рыцаря? — вспомнил Люциус. — Гве-ен, — простонал он тут же, — может, всё-таки взять кого посерьёзнее? Например, его старшего родича с тем же именем? Он больше подходит для подвигов, не находишь?

— А кого ты поставишь на защиту Северного замка?.. Старый командор не справляется с угрозой, а под рукой у него нет никого с такой же несгибаемой волей.

— У командора есть старший сын… Правда, его тоже слушать не станут… Перуджианн сработал хорошо, чтоб его…

— Нам вмешиваться нельзя, ты же знаешь, — поспешно перебил Гвендор.

Он не любил, когда брат ругался.

Не то чтобы бранные слова что-то значили без вложения в них силы, но… Незачем, право, зря сотрясать воздух, уподобляясь в этом смертным. В конце концов, Звезда не для того дала своим детям мудрость и силу.

Люциус в раздумье пригладил ладонями волосы.

Он явно начинал нервничать. Вот-вот вскочит и начнёт ходить взад-вперёд по лужайке.

— Ты прав, я не могу вернуть того магистра с полпути, нам важно удержать Северный замок… Времени всё меньше… Может, всё-таки позвать кого-то из других Замков, а?

— Почему ты так настроен против эн Гарвела? — Гвендор подпустил в голос нотку обиды. — Только потому, что его предложил я?

— Потому что чую: нахлебаемся мы с ним! — в голосе брата всё-таки прорезалось раздражение. — Хорош посланничек, от всякой мелкой напасти уберегать надо!.. Едва до столицы доехал, а приключений нахватался… На троих хватит.

— Люк, ты сам понимаешь, ошибки бывают у всех.

— Да за такие ошибки… я бы его лично… разнёс, будь я его командор!

— Возможно, командор его ещё разнесёт… Если сам жив останется, — хмыкнул Гвендор. — Но признай: ты ведь не настолько сердишься на парня, чтобы не простить?.. Ведь вернёшь ему Зов?

— Ладно, верну… Но не сейчас, — вздохнул Люциус. — Один эн Гарвел со своей миссией не справится, это мы уже поняли. Слишком молод и неопытен… А те, кто рядом с ним сейчас, не годятся…

Он нахмурился и встал, сложив руки на груди, и некоторое время молчал, напряжённо размышляя.

Гвендор не мешал ему, только сел, задумчиво обхватив колени.

— Надо избрать ещё троих, а ещё лучше — четверых, чтобы в случае опасности они могли поддержать Гарвела, — медленно проговорил Люциус, словно сам ещё не был уверенн в собственном решении. — Как считаешь, Гвен, четверо смертных против одного перуджианна — не слишком много?.. Равновесие не будет нарушено?

— Я бы сказал, даже слишком мало, — отозвался Гвендор. — Сам знаешь: перуджианны — элитные воины, к тому же владеющие магией на достаточно высоком уровне. Четверо смертных для такого — пустячная разминка.

— Так вот, чтобы они стали чем-то посерьёзнее, нам и нужно время. Каждый из них по отдельности — ничто, пыль, но если они будут действовать вместе… Возможно, что и выйдет толк. Если только они подружатся…