Начало

Все персонажи принадлежат сами себе,

Все сущности — Городу.

Автору не принадлежит ничего, кроме его собственной памяти.

Так что всё по-честному.

Они шли по бетонным шпалам, друг за другом, пока Ник не остановился, бросив нервный взгляд через плечо. Шагавшая следом Ляля ткнулась ему в спину.

— А у вас нет такого чувства, что сзади грохочет трамвай?

— Рельсы ржавые, — Ляля потрясла низкую ограду моста. — Когда тут последний раз трамваи ходили, я третий класс заканчивала.

Брошенными пути вовсе не выглядели. Осколки бутылочного стекла сверкали на солнце, как драгоценные камни. На ограде, в том месте, где она была попрочнее, спиной к ним сидел рыбак. Влюблённая парочка устроилась у покосившейся остановки.

Ляля разочарованно вздохнула.

— Ты обещала показать место катастрофы, а привела нас на какую-то развалюху.

Надя пропустила её выпад мимо ушей.

— Не сходи с пути. — Она схватила Ника за руку, прежде чем он переступил рельсу. — Этот путь туда, а другой — обратно. Если перепутаешь, ничего не выйдет.

Между разошедшихся бетонных плит была видна река — спокойная тёмно-серая вода облизывала монументальные опоры моста. Кое-где шпалы пропадали, и тогда приходилось идти, утопая ногами в шуршащем гравии. Между камнями разрослась пастушья сумка.

— Как всё сложно, — буркнула Ляля, разглядывая матерное слово, выведенное маркером на ограде. — На правый берег можно попасть по пешеходной дамбе. Там красиво, деревья, цветочки всякие.

— На правый берег можно, — согласилась Надя. — Туда, куда мы идём, нельзя. Туда ведёт только этот трамвайный путь, и всё.

Дорога тянулась и тянулась. Далеко позади остались оживлённый проспект, и рыбак, и влюблённая парочка. Всё реже попадались битые бутылки и сплющенные пластиковые стаканчики. Ник поднял камешек и бросил в воду. Всплеска они не услышали. Ляля, щурясь и прикладывая руку ко лбу, пыталась разглядеть правый берег.

— Это самый старый район, — сказала Надя, чтобы хоть как-то скрасить напряжённую тишину. — Когда город ещё был закрытым, там произошла катастрофа. Не знаю точно, говорят, вроде бы неудачно испытывали новое оружие. Наверное, с тех самых пор всё и началось. Что-то сдвинулось в энергетическом балансе. Тогда в наш город и полезла всякая пакость.

Она замерла у места, где рельсы разорвало и искорёжило. Постояла, ожидая, когда её догонят Ляля и Ник. Буднично произнесла:

— Ну вот, это место разлома. Теперь мы пойдём по старому городу. Только не сходите с пути, ладно?

— А когда стемнеет, за нами приедет трамвай-призрак? — хмыкнула Ляля, но её голос потонул в густой тишине.

Дальше шли молча. Когда из туманного марева проступил берег, Надя указала на набережную. Часть её рухнула, словно наступили гигантским ботинком — под воду ушли бетонные плиты, там же валялись фонарные столбы, переломанные, как спички. Развороченные металлические конструкции тянулись вдоль реки, насколько хватало глаз. Волны меланхолично накатывали на пустынный берег.

— Что там дальше? Ты уже была там? — Ник вытянул шею, разглядывая очертания старого города, проступающие из тумана.

До них донеслись ритмичные удары металла об металл. Загудела сирена — глухо, на самом пределе слышимости. Показалось, что мост мелко-мелко дрожит. Всё стихло разом, и мир снова погрузился в вязкую тишину. Ляля собиралась что-то сказать, но передумала, и втянула голову в плечи.

— Только на набережной. Дальше не смогла, — вздохнула Надя. — Боялась, что дорогу назад не найду.

На реку медленно наползал вечер. Между шпалами больше не попадались битые бутылки и мятые обёртки, пропали даже метёлки пастушьей сумки. Остались только ржавые рельсы и голый гравий.

— Чёрт, — пробормотала Надя, останавливаясь.

Навстречу им из тумана двигались три фигуры.

— Кто это? — настороженно спросил Ник, почти щекоча дыханием ей затылок.

— Не знаю. Я называю их — путевые обходчики. Пару раз они меня останавливали. Кажется, сегодня мы на тот берег не попадём.

Они приблизились — три парня в неприметной одежде, лиц не рассмотреть в подступающих сумерках — и замерли, перегородив трамвайный путь. Если бы не нашивки на рубашках, их можно было бы принять за праздных гуляк.

— Ребят, шли вы бы домой, — сказал один. — Комендантский час скоро. Темнеет.

Коротко взвыла сирена. В тумане мелькнул луч прожектора — мазнул по мёртвой набережной и исчез. Из темноты выросли здания — тёмные громады камня, металла и стекла.

— Идёмте, — тихо сказала Надя, схватив Ника за руку. — Дальше нельзя.

Они перебрались на другой путь и двинулись прочь от старого города. Миновали разрыв — искорёженные рельсы выгибались, как в приступе дикой боли. Гнетущая тишина отпустила только у покосившейся остановки. Совсем близко гудел проспект, и городские фонари подсвечивали низкое небо. Мир снова сделался нормальным. Теперь мрачные высотки старого города казались выдумкой, игрой воображения.

Ник устало опустился на высокий бордюр.

— Комендантский час сто лет назад отменили.

— Угу. — Ляля присела рядом с ним. Она похлопала себя по верхнему карману форменной рубашки. — И нашивок таких больше нет. Это старая форма. А что там будет, если идти не по путям? Или вообще между?

Надя молчала и щурилась — рыжие пятна фонарей расплывались кляксами.

— Да ничего не будет, — отозвалась она после долгой паузы. — Развалюхи и пустыри, битые стёкла, маргинально настроенные подростки и бродячие собаки. Ничего особенного не будет.

Ник повёл плечами. С реки дул холодный ветер.

— Ты только одна туда не ходи больше. Пообещай.