Глава вторая

Местность «Зеленые Сады»

Богатый дом. Сад с качелями.

— Он за все ответит. Я обид не прощаю, ты же знаешь. — сказала миниатюрная светловолосая Джул своей верной подруге, поправляя роскошные волосы.

— Да уж. Этот Август просто гордец. Зазнался. Высокомерный. Идет, ни на кого не смотрит. Будто никого не существует, даже не здоровается, — заметила верная подруга Эни.

— Мерзкий слепец! — Сжала зубы Джул, накручивая прядь волос на палец.

— Да как он мог!? Ты же такая красавица и сама к нему пришла, можно сказать, сделала одолжение, нет бы ему принять подарок судьбы. Но нет! Нос ворот… — не успела договорить Эни, как Джул сжала ее предплечье ногтями.

— Он не воротил нос, как ты говоришь, — процедила сквозь зубы Джул, — он просто высокомерный гад, которого надо поставить на место.

— А как ты его поставишь? — растерялась Энни, — скажешь своему брату и его приятелям? Но Август ведь, такой высокий, сильный… красив…

— Вот видишь! Тебя он вообще не замечает! — Джул растянула хищную улыбку и сделала нарочито добрый взгляд, — и ты мне поможешь его за это наказать. Мы с тобой убьем сразу двух зайцев, — чмокнула ее в щечку.

— Второй «заяц» кто? Неужели … она? — удивилась Эни.

— Да. Она, — кокетливо улыбаясь произнесла Джул, Медленно пританцовывая, — ей тоже будет поделом. Нашлась тут. Святая наша скромница. Ханжа. Знаю я таких скромниц и «не от мира сего», внешняя благовидность, внешняя чистота, а внутри — мерзкая девка. Вот мы и вытащим наружу то, что у нее внутри. Пусть все увидят, какая она.

— Ой, Джул! Ты пятнами красными покрылась, — Эни протянула руку к подруге, чтобы тут же получить по ней.

— Это от жары! Душно здесь! — Прорычала Джул. — Вечером. Все добавишь вечером.

***.

Август

Милый дом. С яблоневым и вишневым садом. Я буду скучать. Но привязываться к чему-то неправильно. Ничто земное не должно меня обременять, перед вечностью.

Я прошел из дома в сад, который окружал его, пряча от мира, как и все дома в Зеленых Садах.

Я прошел мимо мастерской, где вырезал из дерева, лепил и писал картины. Знаю, что свое ремесло я не забуду. В обители я буду заниматься полезной работой, помимо служения.

Обитель… Она уже ждет. Данное Богу обещание, еще в семь лет, что «я посвящу свою жизнь Тебе, Бог, но пусть брат выживет».

Старший брат выжил, вырос. Он замечательный брат. Женился, имеет двух прекрасный детей и добрую жену. И я ничуть не жалею.

Я помню, как он существовал почти год в сильных муках. Судорги отпускали ненадолго, но возвращались с прежней силой. Бессонные ночи матери, ее слезы и боль. Я хотел, чтобы они больше не страдали. Я молился и решил, что отдам свое будущее счастье взамен жизни брата. Бог принял мою жертву, я верю. На следующий день брату стало заметно легче, а через неделю от болезни ни осталось ни следа. Мама была так счастлива, а я не жалел ни о чем… и не пожалею.

Конечно, со временем, взрослея, я осознал, что именно принес в жертву. И… Было тяжело.

Я видел, как на меня заглядываются девушки. Намекают на любовь, одаривая вниманием. Мне было грустно и внутри чувствовал горькую пустоту и одиночество, особенно глядя на брата и его невесту. Я знал, что могу полюбить и быть любимым. Но я твердо нес свое обещание, пусть мне и было… больно.

Мама подозревала, что что-то творится в моем внутреннем мире, осторожно узнавала… Я ей сказал, не тая, что хочу отправится в обитель. Она с тех пор была грустной. Но не отговаривала. Мама волновалась. Но видя, на сколько мои убеждения крепки, отпустила. Брат с женой забрали ее в город, а я вернулся в родовой дом. Искал уединения. Обитель принимала поселенцев только с двадцати пяти лет. Поэтому, здесь в зеленых садах я обосновался с восемнадцати лет и жил самостоятельно, зарабатывая на жизнь ремеслом. Мама вложила много времени и средств в мое образование, она называла меня талантливым, восхищалась моими работами, наверное, как и все любящие матери. Заказов на резную мебель, посуду, предметы быта и прочего сыпались один за другим, что позволило мне ничуть е нуждаться. Ремесло отвлекало от мира, успокаивало. Из собеседников во время работы был только Бог, которому мысленно я рассказал, что на душе, и спрашивал о том, что меня гложет… и ответы приходили, а сердце успокаивалось.

Так шли мои дни, почти в затворничестве. Я привык быть один, и забывал, что иногда надо смотреть на людей, хотя бы поздороваться.

В тот же год приезда, я случайно познакомился в лесу с Росибом. Он возник ниоткуда, попросил достать ему несколько вишенок с дерева. Слово за слово, так и подружились.

Он населял небольшую келью в лесу, молился и жил отшельником, хотя к нему не зарастала тропа из скорбящих и обремененных. Я получил от него много поддержки, наставлений и заботы, сколько не получил от отца.

От мыслей меня отвлекло чье-то присутствие.

Я обернулся к забору, ограждающему мой участок, и заметил мелькнувший силуэт. Кто-то шел мимо?

***