Глава 4. Уборка и обед

Если честно, кровать меня озадачила.

Как я и предполагала, Аллен столяр и делает мебель на заказ. Но про кровать я знать ничего не могу, потому что я тут новенькая. И даже не в доме, а в мире. Так что…

— Извините, пожалуйста, — сказала я женщине. — Я не в курсе. Мне Аллен ничего не сказал.

— Какая возмутительная халатность! — оскорбилась она. — А ну, немедленно позови его!

— Он уехал.

Я старалась сохранять спокойствие. Когда-то давно, до рождения Таши, я работала секретарём и имела дело вот с такими кликушами. Нужно быть просто слоном, чтобы не поддаться на провокацию и не начать спорить или орать в ответ. Вдох-выдох, любезная улыбка.

— Но, когда он вернётся, я обязательно передам ему, что вы приходили и выразили неудовольствие.

Тётка задохнулась от этого своего негодования и замолчала. А я развернулась к ней спиной и пошла к дому. К Чиби.

Да, ей же надо придумать имя!

— Таша, — тихо произнесла я и испугалась. Нет! Только не Таша. Не Наташа, не Наталья! Конечно, в моём случае суеверной быть уже нет резона, но всё же. я назову девочку по-другому. Как-нибудь красиво и со значением.

Потом.

Позже.

При мысли о Таше в груди снова заныло, но я постаралась загнать воспоминания далеко и глубоко в сердце, чтобы ковырять их потом. У меня много дел. Сварить обед, вычистить кухню и комнаты, потому что в таком сраче жить нельзя, и заняться наконец Чиби.

— Эй ты! — раздалось за спиной.

У себя в прошлой жизни я ни за что не обернулась бы — я не «эй ты». А тут… Каюсь, от неожиданности! Посмотрела через плечо и поняла, что зовёт меня уже другая тётка. И не с улицы, как первая, а из-за забора. Она была толстенькой и кругленькой, как моя соседка баба Валя, а ещё какой-то уютненькой даже с первого взгляда. Даже глаза у неё блестели от любопытства, как у бабы Вали. Тётка поманила меня рукой с таким заговорщицким видом, что я подошла тут же. Думала, скажет мне что-то интересное, но нет.

— Ты, что ль, новая служанка господина Аллена?

— Я, — призналась. — А что?

— Да ничё! Прям сочувствую тебе! Бедненькая… Худенькая какая! Нелегко тебе придётся — у него ж работы-ы-ы!

Она тянула это последнее слово и качала головой, будто знала, что я умру от истощения сегодня же вечером. Пожав плечами, ответила ей:

— Ничего, справлюсь. Спасибо за заботу.

Вот не люблю, когда меня так фальшиво жалеют…

А тётка кивнула на крыльцо, где смирно сидела Чиби:

— Девчоночка-то у господина Аллена ущербная получилась. Намучаешься с нею, ой намучаешься!

— Мне не тяжело, я люблю детей.

Запнулась на последнем слове. Да, я любила чужих детей — обычно издалека и на полчаса, не больше. Они казались мне глупее Таши, да и вообще… Таша была моим космосом.

Я оглянулась на крыльцо. Чиби смотрела на свои ручки, сложенные на коленях, обтянутых длинной юбкой платья. Ущербная? Никакая она не ущербная. Она просто маленькая девочка, которую никто не любит.

Кроме меня.

А как же Таша? Неужели я смогу просто так заменить мою родную дочь каким-то чужим ребёнком?

*

Девочка подняла на меня пронзительный взгляд тёмных глаз и протянула ручки. Мол, возьми меня, пожалуйста! И я растаяла мгновенно. Мои сомнения испарились, как будто их и не было вовсе. Да, я люблю эту малышку. Уже. Полюбила сразу, как только увидела.

И сейчас торопливо подошла, взяла её на руки и прижала к себе. Нежная щёчка прилипла к моей щеке — так доверчиво, что я чуть не разревелась. Милая моя Чиби, я назову тебя Любовь. Любушка, Люба. Чтобы ты всегда знала, что я тебя люблю.

— Хочешь, я буду звать тебя Любовь? — спросила у девочки. Та оторвалась от меня, заглянула в глаза. Вопросительно. Я пояснила: — Это потому, что я тебя люблю. И папа обязательно полюбит.

Она кивнула. Я попросила:

— Скажи: Любовь.

Чиби пошевелила губами, словно пыталась, но ничего не сказала, только молча прижалась ко мне, пряча лицо на плече. Эх, малыш, если бы я могла тебе помочь… Если бы тут были логопеды или психологи… Но тут нет даже электричества, только магическое ожерелье, которое помогло мне понимать здешних и быть ими понятой! Что уж говорить о врачах.

— Ладно, ничего страшного, — сказала я. — Пойдём-ка готовить обед. Знаешь что? Я думаю, мы возьмём все ингредиенты, котелок с кашей и займёмся готовкой в большом доме. Потому что там есть плита, а с очагом у меня совсем не сложилось.

Чиби, то есть, уже Люба, фыркнула мне в плечо, как будто ей стало очень смешно, и я обрадовалась. Она всё понимает, это уже хорошо. А то, что такой дичок — это пройдёт. Надо только время и терпение. И много-много любви и заботы.

Уж это я ей обеспечу.

Прихватив кусок мяса, лук и котелок с не получившейся кашей, я понесла всё это и Любу в большой дом. Хорошо, что Аллен даже не помыслил запереть дверь, иначе я поцеловала бы её и обрыбилась. А так прошла по уже знакомому коридору в зал, потом за стойку и в кухню. Слава богу, призраков там не было. Но и дров тоже. А где их искать? Снова идти в пристройку?

Но я решила всё же тщательнее осмотреть большой дом. Мои поиски увенчались полным и бесповоротным успехом: я нашла поленницу в одной из комнат, прилегающих к кухне. Дрова оказались вполне себе сухими, очень даже пригодными, и я смогла спокойно растопить плиту. У стены нашлись нормальные кастрюли и сковородки, я нашла щипцы, чтобы вынимать и вставлять кольца конфорок. Люба-Чиби пристроилась на одном из столов, я дала ей картофелины, чтобы поиграть, и девочка принялась ковырять картошкины глазки. Вот хозяйственная!

Ладно.

Надо будет ей сделать хоть какие-то игрушки.

А пока я обнаружила останки мутного растительного масла, которое не пахло прогорклым, плеснула его в сковородку и оставила разогреваться. Тем временем не очень острым ножом порезала мясо на мелкие бруски и бросила в сковородку. Мясо зашипело, скукоживаясь, а я принялась резать лук. Отложила его в сторону. Надо залить мясо водой и потушить, а бульоном разбавить кашу.

Обернулась к Любе. Она как раз пыталась привлечь моё внимание, махала рукой куда-то в сторону. Я посмотрела туда машинально и снова икнула.

— — — — --

Призрачная горничная в длинном платье, в таком же длинном белом переднике и в накрахмаленном чепце с лентами и кружевными оборками стояла у стены, сложив руки на животе. Она смотрела прямо на меня, словно ожидая указаний. А я смотрела на неё, невежливо раскрыв рот.

Люба рассмеялась, показывая на неё, и я очнулась. Что за парад призраков в этом доме? Даже интересно! Нет, уже почти не страшно. Самую малость ссыкотно где-то под ложечкой, а так норм. Никто же не бросается на меня, не угрожает. Вроде бы здешние призраки — добродушный народ. Но я не люблю, когда на меня так смотрят.

Поэтому махнула на горничную рукой и сказала громко и внятно:

— Иди, занимайся своей работой!

Добавила по приколу:

— Там в зале надо убраться, а то свинарник развели!

Горничная с достоинством присела в старомодном книксене и, развернувшись, удалилась прямо сквозь стену.

А я проворчала:

— Ходют тут, понимаешь, ходют…

И подкинулась: мясо! Оно чуть было не начало пригорать. Но я успела вовремя, слава богу, и потрясла тяжёлую сковородку. Кажется, время добавить лук, а потом и воду, а ведь ещё надо найти соль… Есть в этом мире соль? Специи должны быть, а вот соли я не видела.

Здесь надо всё хорошенько обыскать. Раз уж я нашла посуду, значит, и всякие приблуды для готовки быть должны. Просто обязаны!

Бросив лук в мясо, я налила немного воды, зачерпнув чаркой из бадьи, и спросила у Любы:

— Детка, может быть, ты знаешь, где тут соль и специи?

А потом вздохнула:

— О чём я спрашиваю… Ты, наверное, даже не в курсе, что такое специи.

Люба помотала головой и с деловитым видом сползла со стола на животе. Я удивлённо смотрела на девочку, а она прошествовала прямиком к старинному ржавому сундуку и попыталась приподнять тяжеленную крышку. Разумеется, крышка не поддалась. Я пришла ей на помощь, выслушала протестующий скрип несмазанных сундучных петель и озадаченно уставилась на сокровище, которое подкинула мне судьба.

Предыдущая повариха в этом заведении явно была женщиной аккуратной до педантичности. В сундуке, разделённые полочками и перегородками, стояли деревянные коробочки — все одинаковые, все подписанные выжжеными на крышечках надписями. Что подписанные — это просто великолепно! Что я нифига не понимаю в подписях — уже хуже. То есть, читать-то я могу, но что может означать «Арбека»? Или «Пириуль»?

Понятно, у меня на несколько часов есть увлекательнейшее занятие: пробовать специи на вкус!

Начала я сразу — ведь соль-то нужна, чтобы мясо тушить. Открыла первую коробочку с надписью «Арбека» и, осторожно макнув палец в тёмно-рыжий порошок, смело лизнула его.

Вкусно.

Но ёшкин кот! Остренько… Остро! Острюще! А-а-а-а, мама, спасите-помогите, мой язык превратился в пепел!

Судорожно замахала руками перед ртом, чтобы хоть немного охладить пожар слизистой, и схватилась за чарку, зачерпнула воды и жадно выпила, чувствуя неземную благодать. Но пожар не унялся, лишь слегка притух.

Зато Любаше было весело. Эта маленькая зараза смотрела на мои танцы и хохотала беззвучно, покатываясь и держась за живот. Я погрозила ей пальцем, зачерпнув ещё воды, прошепелявила:

— Шмейшя, шмейшя… Я тебе отомщу!

А потом снова подхватилась: ведь вода уже выкипела, надо огонь уменьшить, чтобы тушить, а не варить! Но обернувшись к плите, увидела, как толстуха в переднике, всё такая же прозрачная, как и раньше, с улыбкой помешивает длинной деревянной ложкой мой обед…

— — — ---

— Вы кто? — шёпотом спросила я у кухарки. Она только головой покачала, положила ложку и испарилась. Я потёрла ладонью лоб и шумно выдохнула. Божечки, что же здесь творится? Призраки разгуливают по дому да ещё и помогают! Хозяин только ругается на меня, а его дочь совсем не разговаривает! Угораздило меня попасть в этот мир… Не могли другой подобрать — получше, посимпатичнее, поприветливее и желательно без вот таких выкрутасов!

Вот приготовлю обед и пойду к колодцу — Эло вызывать и жаловаться на сию несправедливость.

Дальше порошочки из коробочек я пробовала очень осторожно. Но оказалось, что зря, потому что после острого перца я нашла нечто похожее на карри и паприку, а в остальных ёмкостях были долгожданная соль, сахар, сода и травы. Очень много разных трав. Я знала только базилик и орегано, но эксперименты всегда были мне по душе.

Когда мясо почти утушилось, я выколупала несколько ложек каменной каши и бросила их в сковородку, принялась мешать. Хм-хм, к такой вкуснятине отлично пойдёт та пряная травка с весёлым названием «Пришшкат». Сходив к сундуку, взяла коробочку и зависла с ней над сковородкой. Любаша тоже заинтересовалась, выглядывая у меня из-за локтя. А я сказала ей:

— Помолимся, дитя моё, чтобы не переперчить!

И добавила две щепотки — на глазок — прямо на мясо. Запахло летом, шашлыком, можжевельником, молодостью. Даже ностальгия прошибла, чуть ли не до слёз… Хорошее было время. Хоть я и злилась на походные условия, просто не понимала, что взрослая жизнь будет гораздо скучнее и тревожнее.

Любаша дёрнула меня за майку и глянула голодными глазами, облизнулась. Я кивнула, сказала ласково:

— Сейчас пойдём кушать, сейчас.

Подхватив сковродку в одну руку, я взяла девочку другой рукой за с готовностью подставленную ладошку и вышла из кухни в зал.

Там меня ждал ещё один сюрприз. Вот ей-богу, я скоро с ума сойду от всех этих сюрпризов! Куда ни повернись — там нежданчик. Ну кто мог бы предположить, что призрак горничной послушается моего приказа, да ещё и мобилизует других призраков — официанта и ключницу какую-то?!

А главное: как у них так получается-то воздействовать на предметы, которые вполне материальны? Я всегда думала, что призраки могут только загадочно молчать и греметь цепями, но не убирать в зале и не двигать мебель!

— Любаш, они же реальные, правда? — спросила я шёпотом у девочки, поставив тяжёлую сковороду на деревянную стойку. Моя малышка кивнула, а давешняя горничная, заметив горячую посудину, всплеснула руками, подлетела ко мне почти вплотную — я даже ощутила исходящий от неё неожиданный запах цветущей сирени — и замахала рукой, чтобы я убрала сковородку.

Вот тут я, если честно, перетрухнула так, что схватила в охапку Любашу, еду и бросилась прочь по коридору.

— — ----

Отдышались мы только во дворе. Я перевела дух, опустила Любашу на землю, а сковородку поставила на перила крыльца. И только тут дала выход взявшей меня злости. Крикнула в пространство:

— Куда вы меня забросили?! Зачем?! Какого чёрта тут призраки меня достают?! Ненавижу! Ненавижу вас всех! Я хотела умереть, а не попасть в другую жизнь!!! Слышите? Эло! Зачем ты меня сюда забросил?

Переполошила всех кур и уток на дворе, а ответа не дождалась. Зато вспомнила о Любаше. Обернулась. Девочка смотрела на меня огромными испуганными глазами, сжавшись возле опоры крыльца, и мне стало стыдно за своё поведение. Ведь ребёнок же! Я присела с ней рядом и крепко обняла, закачала:

— Миленький мой, девочка моя родная! Это не про тебя, солнышко, это я так… Мне просто страшно стало от призраков. А ты их не боишься, вот и я теперь не буду бояться, хорошо? Я больше не буду.

Ручки её обвили мою шею, и Любаша прижалась щёчкой к моей щеке, потёрлась. Нежная моя, робкая, запуганная… Я решительно встала, взяла сковородку и кивнула мелкой:

— Пошли, обедать будем. А потом уборка и купаться.

Малышка сразу повеселела, пошла за мной охотно. В доме я для начала умыла её, слила водой на руки и усадила за стол. Выложила немного каши с мясом в тарелку и дала Любаше ложку. Полюбовавшись, с каким аппетитом девочка ест, принялась за уборку.

Пол вымела.

Нашла тряпку, соорудила из подручных средств швабру, пол вымыла.

Принесла воды, повесила в котелок греть.

Все рушники и то, что было похоже на них, замочила в бадье.

Отмыла стёкла единственного окна.

Плюхнулась на скамью, обозревая результаты своих праведных трудов, и поняла, что устала так, как никогда в жизни ещё не уставала. А ведь ещё комнаты…

Любушка моя, поевши, тоже уморилась и уснула. Вода уже почти кипела, и я пошла в комнату Аллена. Нужна ведь чистая одежда для малышки.

В комнате за занавеской, кроме кроватей, стояли три сундука. Открыв каждый, я обнаружила одежду мужскую, одежду детскую и одежду женскую. Выбрав для Любаши рубашку и платье, надолго застыла над платьями, которые носила, вероятно, её мать. Они были почти новыми, без пятен, но видно, что бэушные. Одно из них я даже прикинула на себя. Простое, приталенное, с длинной юбкой и кружевными оборками на рукавах… Миленькое платьице. И как раз мой размер! Я бы такое надела с удовольствием, а то в трениках и майке как-то слишком выделяюсь из местных.

Но у Аллена просить не буду.

Вот заработаю немного денег и сама себе куплю такое же.

Я сложила платье аккуратно, как и было, захлопнула крышку женского сундука и взяла в руки детскую одежду. О, а может быть, там есть какие-нибудь колготки или чулки? На улице-то не жарко, а после купания Любашу надо хорошенько одеть. Снова открыла детский сундук.

На меня смотрели два глаза-бусины. Злые маленькие глазки…

— А-а-а-а! — завопила я во всё горло. Отбросила крышку, отскочила куда-то в сторону, как потом оказалось — на Алленову кровать. — Мы-ы-ышь!

Мышь подёргала носиком и противным голосом пропищала:

— Тьфу ты, чего так орать? Как будто никогда мышей не видела!

— Мать твою, мать! Твою мать, — только и смогла выговорить я. Говорящая мышь! Или у меня глюки? Нет, с чего бы? Ничего алкогольного я не пила, с ума вроде ещё не сошла… Ну, или сошла, но уже давно, ещё когда Аллен меня нашёл в лесу.

А может, он меня не нашёл? Может, нет никакого Аллена, нет Любаши, нет этого дома и говорящей мыши? А я умерла и теперь… А что теперь?

Нет, глупо. Я же чувствую холод босыми ногами. Руки у меня болят от мытья полов. Бусины ожерелья шею натирают. Значит, я живая, я в другом мире, и тут есть призраки и говорящие мыши. Точка.

— Изыди, — попросила я мышь. Спохватилась и добавила вежливо: — Пожалуйста.

— Вот ещё! — фыркнула она. — Разбежалась… Закрой сундук, детей простудишь!

— Детей? Так у тебя там ещё и гнездо?!

Мне на секунду стало дурно. Блин, не хватало мне выводка мышат! Они же тут всё сожрут, а если не сожрут, то попортят!

— Слушай, если не хочешь по-хорошему, придётся по-плохому, — пригрозила я зверьку. — Вот принесу кота, он от тебя мокрого места не оставит!

Мышь взоржала, как ретивый конь — ей-богу, натурально расхохоталась и сказала грубо:

— Сначала кота поймай, потом угрожай!

И юркнула в глубины сундука, шурша тканью платьев.

Ах так?

Ладно.

Кота я поймаю, мышь эту враждебную изведу — или я буду не я. А пока займусь Любашей.

— Малыш, ты не испугалась? — спросила с улыбкой, входя на кухню. Девочка сидела, вжавшись в стену и крепко держа в обеих ручках большой нож. В глазах её был страх, но кроме него — решимость дорого продать свою маленькую жизнь.

Я подняла ладонь, чтобы успокоить Любашу, показала ей одежду:

— Вот, сейчас будем купаться. Я просто увидела мышь, крохотную мышку! Я очень испугалась, но это было от неожиданности. Прости, малыш, не стоило так кричать…

Потихонечку подобравшись к Любаше, я аккуратно вынула нож из её кулачка и положила подальше на стол.

— Давай, солнышко, я сейчас налью тёплой водички вон в тот тазик и будем мыться!

Девочка кивнула, размазывая по лицу слёзы. Ох, Маринка, надо как-то держать себя в руках, чтобы не пугать ребёнка! То призраки, то говорящие мыши… Раз уж другого мира мне не дадут, надо обживаться в этом и прекращать так сильно эмоционировать.

Мыть ребёнка мне пришлось просто тёплой водой, потому что мыла я не нашла. С этим разберусь позже. Мыло мне жизненно необходимо, ибо в грязюке ни жить, ни девочку воспитывать я не собиралась. Зато я нашла на окне старый гребень с несколькими дырами между зубцов. Мы с Любашей расчесались с некоторыми ожидаемыми трудностями — волосы на затылке у неё были так спутаны, что пришлось мазать их маслом. Почти час я потратила на шевелюру девочки, но этот час был не напрасным. Волосы оказались светло-русыми, длинными, тонкими и такими густыми, что облачком взлетали над плечами каждый раз, когда Любаша поворачивала голову.

Я нарядила девочку в рубашку, поверх натянула платьице и усадила на кровать, укутав в одеяло. И тут, как по заказу, входная дверь отворилась, в дом вошёл Аллен — хмурый, как обычно, и даже сердитый.

Он бросил мне холщовую сумку и молча прошёл на кухню. Я проводила его взглядом, с опаской подумала: а вдруг на него моё новое знание языка не распространяется? Вдруг сейчас заговорит, а я не пойму?

— Парсын! — раздалось из кухни. Я вздохнула. Ну вот… А потом услышала: — Ты сколько ж дров израсходовала, кошачья дочь?!