Беспокойное утро

От подушки восхитительно пахло лимонником, под одеялом было тепло и уютно. Просыпаться не хотелось. Эмилия зевнула, потянулась и открыла глаза.

Скользнула взглядом по потолку, удивившись его высоте. Недоуменно уставилась на неплотно задернутые темные шторы во всю стену. Заметила старинный трельяж и рядом с ним пуф со спинкой. Вздохнула и перевернулась на другой бок, лицом к стене. Такое с ней уже бывало — просыпаешься во сне, а на самом деле продолжаешь спать.

Она провела ладонью по светло-голубым обоям в мелкий рубчик. Ткань, не бумага. Интересная спальня — словно из эпохи классицизма. Культурологию она изучала в институте. Наверняка, картинка из глубин подсознания, из тех времен, когда она была студенткой.

Веки потяжелели, мысли словно бы загустели, Эмилия скользила между сном и явью. Чтобы проснуться, она стала вспоминать вчерашний день.

Встреча с Мартином. Мм-м… Какой мужчина! Он ей понравился. Такой представительный, серьезный, внимательный. И цветы приятно удивили. Навряд ли он знал о ее вкусах — просто угадал, случайно. Но как удачно! А куда она дела цветы? Забыла в кафе? Нет, взяла с собой. А в вазу дома поставила? Или Милена? Дома… А добралась ли она до дома?

Эмилия резко села, отбросив одеяло. Спустила ноги, нащупала босыми пальчиками густой ворс ковра. Все та же комната, и тишина — обволакивающая и пугающая. На прикроватном столике обнаружился графин с водой и стакан. Она напилась и, возвращая стакан на место, окончательно признала очевидное — это не сон.

Но где она?!

Перехватило дыхание — как обычно, при приступе паники. Эмилия метнулась к окну, распахивая тяжелые шторы. Остро хотелось глотнуть свежего воздуха, и она рванула на себя раму французского окна. К счастью, та поддалась, и, повиснув на створке, Эмилия задышала, тяжело и глубоко, обжигая легкие холодным воздухом.

Глубокий вдох — и выдох. Вдох — и выдох. Отпускает. Сердце еще бьется, как сумасшедшее, но с глаз спала темная пелена, и руки перестали дрожать. Надо успокоиться и вспомнить. Встреча. Кафе. Договор. Прогулка. Парковка. И… все.

С того самого момента, как она села в машину — провал в памяти. Пустота. Вакуум.

Незнакомая комната на втором этаже. Внизу — парк. Ровные газоны, идеально подстриженные кусты, аккуратные деревья вдали. Холодно. Эмилия поежилась и закрыла окно. И только теперь заметила, что на ней из одежды только ночная сорочка: тонкая белоснежная ткань, кружева, рюшечки.

Вещи! Где ее вещи? И телефон! Нужно позвонить Милене, она волнуется. Эмилия заметалась по комнате. Искать-то толком негде. В ящиках комода — белье, переложенное мешочками с пахучими травами. Полынь и что-то еще, незнакомое.

Незнакомое…

Эмилия обессилено опустилась на пол, поджав озябшие ноги, и затравленно обвела комнату взглядом. Что бы ни случилось после того, как она села в машину к Мартину, здесь она не гость. С гостями так не поступают. У них не отбирают вещи! Исчезли даже часики с руки, сережки и цепочка с крестиком. А вот браслет, вчерашний подарок Мартина, на месте. Она осторожно поднялась и медленно подошла к двери, ведущей в соседнее помещение. От двух других эта дверь отличалась внушительными размерами и наличием замочной скважины. Так и есть, заперта!

Внутри снова заплескался страх напополам с обидой. Почему с ней так обошлись? Контракт подписан, но она не кукла и не вещь. У нее еще были дела, которые нужно уладить. Интересно, где она? В особняке на Рублевке? Бежать отсюда, пока не поздно! Пусть даже в ночной рубашке и босиком. Но как, если ее заперли?

Есть еще две двери, нужно проверить и их. За одной обнаружилась гардеробная — почти пустая, несколько чехлов на вешалке и коробки на полках. За другой — ванная, все в том же унылом безвкусном стиле, но с настоящим водопроводом и горячей водой. Тут Эмилия задержалась, а когда вернулась обратно в спальню, там уже вовсю хозяйничали незнакомые люди.

Служанки. Или… горничные? Все в одинаковых темно-синих платьях и белых передниках, со строгими прическами и белыми лентами в волосах. Одна взбивала перину и поправляла постель. Другая аккуратно складывала вещи, которые Эмилия выбросила из комода во время поисков. Третья раскладывала на банкетке чулки и какие-то кружевные тряпочки.

Эмилия нервно сглотнула, застыв на пороге.

— Доброе утро, миледи. Пора одеваться, — обратилась к ней одна из горничных.

Остальные на мгновение оставили свою работу и склонились перед «миледи» в реверансе.

Вот так? «Пора одеваться?»

— Где я? И что тут… происходит? — Эмилия старательно выговаривала слова, стараясь, чтобы ее голос не был похож на писк испуганной мышки.

— Простите, миледи, я не могу ответить на ваши вопросы.

— А кто может? — Эмилия поджала губы.

Не хватало еще расплакаться перед прислугой. Да, страшно. Да, обидно. Но навряд ли эти люди ей помогут или посочувствуют. Лучше делать вид, что все в порядке. Усыпить бдительность. Переиграть.

— Милорд Мартин, полагаю. Он ждет вас в гостиной.

— Это там? — Эмилия кивнула в сторону двери. — Проводите.

— Но вы не одеты! — воскликнула горничная в ужасе.

И что? Плевать на приличия. Ей нужно увидеть Мартина прямо сейчас, немедленно. Пусть объяснится! Почему она ничего не помнит? Куда он ее привез? Почему отобрал вещи и запер?

Да, она подписала договор, но он вступает в силу только с того момента, как она окажется во владениях…

Во владениях?!

От внезапной догадки подкосились ноги. Она пошатнулась и оперлась о дверь, возле которой стояла.

— Миледи, вам плохо? — горничная подхватила ее под руку, подвела к кровати и усадила. — Вы побледнели…

— Ничего страшного. — Эмилия потерла виски. — Одеваться, говорите? Давайте, и побыстрее.

«Ну, Мартин! Мы так не договаривались, — подумала она в отчаянии. И тут же резонно возразила: — А вы вообще никак не договаривались. Тебя обманули, глупая курица».

Нервничая, Эмилия начинала разговаривать сама с собой, так ей было легче справиться с волнением.

«Я же подписала договор. Зачем нужно это похищение? Отчего такая спешка?»

«Остались от козлика рожки да ножки…»

«А договор тогда кому нужен?!»

«Мила заявит в полицию о пропаже, а они им договор — вот, мол, сама, по собственному желанию. А потом пошла в лес на прогулку и утопла в болоте».

«Я влипла…»

«Влипла! А не надо было соглашаться. Милену правильно не пустила, и сама могла бы поумнеть с годами».

«Мне было нужно…»

«Приключений на задницу нужно? Их есть у тебя!»

Пожалуй, именно в этот момент Эмилия не могла объяснить даже самой себе, почему она с такой легкостью согласилась на предложение Мартина. Силой никто не заставлял. Деньги, конечно, нужны, но она прилично зарабатывает, и долгов нет. Убедить Милену отказаться от предложения… сложно. Но возможно. Так какого дьявола она сейчас стоит посреди комнаты, как новогодняя елка, которую обряжают игрушками?!

Пока Эмилия беседовала сама с собой, горничная шустро освободила ее от сорочки, помогла натянуть чулки и панталоны — длинные штанишки с кружавчиками, чудо позапрошлого века. А вот от короткого корсета Эмилия отказалась наотрез.

— Я его не надену.

— Но грудь, миледи…

— Все в порядке с моей грудью. Не надену — и точка.

— Мне нужно спросить, — горничная поджала губы и выскользнула из комнаты.

Эмилия едва удержалась, чтобы не побежать за ней следом. Здравый смысл подсказывал, помимо Мартина в гостиной могут быть еще люди, те же слуги, к примеру, но мужчины. Оконфузиться, представ перед ними в панталончиках, не хотелось.

Спустя минуту горничная вернулась. Не сказав ни слова, она унесла корсет в гардеробную.

— Платье для миледи готово? — донесся оттуда ее голос.

— Да, уже, — ответила ей другая девушка.

В спальню вплыла целая процессия: знакомая горничная торжественно несла платье-шмиз из муслина кремового цвета, с вышивкой по подолу, следом за ней шла еще одна — с простыми туфельками-балетками и шалью, перекинутой через руку. Эмилия подумала, они с Миленой ошиблись, называя Мартина викторианским лордом. Все же тут больше придерживаются моды эпохи классицизма. Сестренка вполне могла перепутать.

И хорошо, что не викторианство, особенно раннее. Там, пожалуй, от корсета она бы не отвертелась. Да и сами платья тяжелые, а еще парики и пудра. Шмиз с завышенной талией и открытыми плечами — это даже красиво.

— Присядьте, миледи, я займусь вашей прической.

— Только никаких щипцов и локонов, — строго предупредила Эмилия.

— Милорд так и сказал, вы не захотите портить волосы, — горничной не удалось спрятать ехидную улыбку.

«Смешно? Ладно-ладно… — подумала Эмилия. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

На удивление, она чувствовала себя комфортно в незнакомой обстановке. Ее никогда не одевали с тех пор, как она перестала быть беспомощным ребенком. И уж тем более она никогда не носила такую одежду. Она никогда не общалась с прислугой, скорее, сама была ею, выполняя заказы богатых клиентов. Не прислуга, но человек, на которого смотрят сверху вниз и искренне удивляются, когда он имеет наглость возражать.

Скорее всего, она легко включилась в игру, потому что была зла. Приступ паники прошел, а обида и страх сменились раздражением. В первую очередь она злилась на себя — вот уж, действительно, глупая курица, поверившая в сказку. И, конечно, на Мартина. Почему он обращается с ней, как с вещью? По контракту она должна быть послушной женой, не перечить мужу, особенно на людях, вести себя, как подобает леди… О, Эмилия прекрасно помнила список обязанностей! Но зачем так грубо начинать? Словно за шкирку взяли, встряхнули и заставили прыгать на задних лапках — давай, служи!

Горничная закончила делать прическу — волосы теперь подняты и перехвачены лентой в тон платью. Никаких локонов, но с обеих сторон прядки красиво обрамляют лицо. На плечи ей накинули шаль — красивую, практически невесомую. Эмилия отметила, что выглядит она превосходно.

— Спасибо. Как вас зовут?

— Меня должен представить милорд, миледи.

Ах, даже так? Она резко встала:

— Проводите меня к нему.

Эмилия следовала за горничной в смешанных чувствах. Все силы уходили на то, чтобы успокоиться. Нельзя показывать свой страх. Нельзя показывать характер. Как бы то ни было, если контракт будет разорван, Миленин друг об этом узнает, обман раскроется, сестра попадет в неловкое положение.

В другое время Миля с удовольствием обратила бы внимание на убранство комнат, на текстиль, светильники, барельефы, фрески, мозаику, скульптуры и картины. Только не сейчас. Комната, еще одна, коридор, лестница, снова коридор. Наконец, перед ней распахнули двери в гостиную, где ее ожидал милорд.

— Доброе утро, Эмилия.

Мартин ничуть не изменился: в панталонах, заправленных в мягкие сапоги, он смотрелся так же естественно, как в джинсах. Белоснежная накрахмаленная рубашка, светлый жилет и шейный платок, пожалуй, добавили ему строгости и возраста, но не более того.

Он встал ей навстречу и подал руку, желая усадить на стул. Кроме него в комнате находилось двое слуг — они стояли, вытянувшись по стойке смирно, и были одеты в одинаковые ливреи.

— Доброе, — ответила Эмилия, старательно улыбаясь.

Руки она не приняла и с места не сдвинулась. К чести Мартина, он понял, что к чему. Жестом отпустил слуг и плотно закрыл за ними дверь.

— В чем дело? — Он встал напротив и скрестил руки на груди.

Его спокойный тон вывел Эмилию из себя, и она сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони. Нельзя! Пусть он объяснится. Возможно, есть причина.

— Это я хотела спросить, в чем дело.

— Ты подписала контракт.

Ах, вот как! И с этого момента стала твоей рабыней?

— Это позволило тебе увезти меня из города тайком? Не помню такого пункта в договоре.

— Это было необходимо.

— Кому?

— Мне, конечно.

— Мартин, у тебя с головой все в порядке? — взвилась Эмилия, теряя контроль над собой. — Хотя кого я спрашиваю! Ты нарядился лордом и завел себе новую игрушку!

— Эмилия, прекрати, — в его голосе появились угрожающие нотки, а глаза опасно заблестели.

— Ты не дал мне попрощаться с сестрой! — выкрикнула Эмилия ему в лицо.

Мартин поморщился. Он предполагал, что девушке не понравится столь стремительное начало «игры», но скандалы не выносил.

— Где мои вещи? Я разрываю контракт и ухожу, — выдохнула Эмилия.

К черту последствия! Эта игра не для нее.

— Поговорим об этом позже. Тебе нужно успокоиться.

— Где мои вещи?!

— Поговорим об этом…

— Сейчас! — Эмилия схватила с ближайшего столика вазу и с размаху швырнула ее на пол.

Осколки брызнули в разные стороны.

— Что ты творишь!

На Мартина любо-дорого было посмотреть. В глазах плескалось изумление напополам с яростью. Эмилия усмехнулась и схватила статуэтку.

— Только попробуй! — прорычал Мартин, теряя остатки терпения.

Эмилия насмешливо изогнула бровь и швырнула статуэтку в стену. Статуэтка ударилась о картину, побила в ней дырку и, падая, зацепила стоящий на подставке кубок.

Мартин побледнел. Он шагнул к Эмилии с перекошенным от гнева лицом и сжатыми кулаками. Под каблуком сапога треснул осколок вазы.

До Эмилии дошло, что она натворила, и она перепугалась. Вместо того чтобы усыпить бдительность и сбежать при первом удобном случае, она сорвалась в истерику. Приступ ярости, после которого всегда стыдно за свое поведение, а тут еще сверху навис разгневанный лорд, у которого разве что дым из ушей не валит. Ей показалось, он хочет ударить, и она попятилась, путаясь в подоле непривычно длинного платья.

Оступилась и непременно упала бы, если бы Мартин ее не подхватил. Он неожиданно аккуратно и бережно взял ее на руки и отнес на диван, стоящий у стены в глубине комнаты. Эмилия закрыла лицо руками и расплакалась. И это тоже было неожиданно.

Страх и обида вымотали ее, выжали до капли, вытащив на свет ту маленькую девочку, которую Эмилия старательно прятала даже от самой себя. Ей было стыдно этих слез, но она рыдала, громко всхлипывая, и не могла остановиться.

Спустя какое-то время она обнаружила, что поливает слезами жилетку Мартина, уткнувшись носом в его грудь, а лорд молча гладит ее по спине, успокаивая.

— Прости… те… — Эмилия отстранилась, размазывая слезы по щекам.

— Возьми. — Мартин выудил из кармана чистый платок.

Она вытерла лицо и перевела дыхание. Стыдно до ужаса. Правильно ей говорили — горбатого могила исправит. И Милена не зря беспокоилась. Актерствовать, притворяясь кроткой леди, ей тяжело. Она не справится с этой ролью.

— Прости, пожалуйста, — пробормотала Эмилия, теребя в руках платок. — Я… я…

— Ты перенервничала, — пришел ей на помощь Мартин. — Ты меня прости, нужно было объяснить тебе все сразу, как только ты проснулась.

Эмилия кивнула, подтверждая, да, так было бы лучше.

— Я не сержусь и понимаю твое состояние, — продолжил Мартин, тщательно подбирая слова, — но больше так не делай. И дело даже не в стоимости вещей, которые ты испортила. Леди не должна так себя вести. Ты можешь высказывать претензии наедине, но спокойно и достойно. Два взрослых человека всегда смогут договориться, верно?

— Да, — согласилась Эмилия, поежившись от холода. Шаль она потеряла во время истерики, а в комнате было прохладно. — Сестра… она волнуется, я не вернулась домой.

— Даниэль предупредил ее, — Мартин отошел и поднял шаль. — Она не волнуется, и тебе не стоит.

— Даниэль?..

— Это мой брат, позже я вас познакомлю. — Он накинул шаль на плечи Эмилии и снова сел рядом.

— Объясни мне, пожалуйста, почему все началось так быстро?

— На то были причины, но… — Мартин замолчал и тяжело вздохнул.

— Но? — осторожно переспросила Эмилия.

— Послушай… — Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Я обещаю, что расскажу тебе все, но только не сейчас. И, пожалуйста, не спрашивай снова, почему. Успокойся, осмотрись. Ты уже здесь, и этот факт не изменить. Даю слово, я отвечу на твои вопросы.

— Когда? — Эмилия мягко отстранилась.

— Сейчас мы все же позавтракаем, потом я покажу тебе дом, познакомлю со всеми, кого ты должна знать. Потом мне придется покинуть поместье. Постараюсь вернуться завтра, в крайнем случае — послезавтра. И мы поговорим, обещаю.

Из-под полуопущенных ресниц Эмилия внимательно наблюдала за Мартином. Он уже успокоился и больше не пугал ее грозным видом. Кажется, не сердится за учиненный разгром и не обманывает. Да и какой в этом смысл? Она тут в полной его власти, захотел бы — и ударил, и избил, и в подвале сыром запер. Ох, как хочется ему верить. А еще — прижаться губами к его губам, снова ощутить на своем теле его ласковые руки.

Эмилия внезапно поняла, что ее тело отзывается желанием на прикосновения Мартина. Она облизнула пересохшие губы и плотнее закуталась в шаль.

— Хорошо, — произнесла она вслух. — Я буду ждать твоего возвращения.