После боя

— Ринео! Ринео, куда ты?

Пухлый и суетливый, барон Миноко кинулся к молодому господину, который отделился от солдат и собирался улизнуть.

— Не беспокойтесь, дядюшка! — юноша обернулся и на ходу помахал взволнованному барону. На лице сияла самоуверенная улыбка. — Ничего со мной не случится!

— Непослушный мальчишка! Неужели не знает, что так нельзя говорить? Он только навлечет этим несчастье, — раздраженно пробормотал барон. Разряженный в походную одежду (даже она отличалась вычурной вышивкой и яркостью цветов), барон выглядел неуместно в городе, пережившим сначала захват чужим владетелем, а после — бой истинного хозяина с захватчиками. И, кажется, был единственным, кто этого не понимал.

Залитая лучами полуденного солнца, площадь сдержанно шумела. Иногда раздавались крики среди пленных, но они быстро смолкали. Раньше здесь теснились торговые палатки, но теперь от них остались одни обломки, которые победители смели в кучу. А освободившееся место заняли солдаты, постепенно отходящие от недавней битвы. Все ждали приказов виконта Осано Картильо, истинного владетеля этих земель, а до тех пор отдыхали, утоляли жажду и подсчитывали потери. Старой статуе в центре фонтана кто-то успел сбить голову, и теперь двое солдат тщетно искали ее по поручению командиров, страшащихся гнева виконта. В лучшие дни статуя основателя города стояла, гордо задрав подбородок, подбоченившись и выставив правую руку вперед так, будто говоря: "Вот это все создал я!". Сейчас же безголовая статуя явно вопрошала: "Только посмотрите, что вы наделали?".

— Эгей! Господин Ринео, а здорово мы их сегодня, а? — невысокий солдат в форме личной охраны дома Картильо залихватски подкрутил жгуче-черные усы.

— Еще как! — бодро отозвался юноша. Он шел через площадь, и не все, но многие приветствовали его. И сами гордо расправились плечи, а на лице заиграла гордая улыбка. Он был юн, но они признавали его. Это грело.

Крики пухлого барона давно смолкли, как и ободряющие оклики солдат, а Ринео шел все так же уверенно, с детства привыкший держать себя. Вот только улыбаться перестал и замедлил шаг. Да, это была славная победа, но "дядюшка" своим неусыпным контролем и хлопотами способен любое настроение испортить. Лучше побродить по Хоросу, известному своими ярмарками, и посмотреть на него с другой стороны. Не столь нарядной, как обычно. Торопиться некуда, отец теперь долго и со вкусом будет договариваться о перемирии, и — парень был готов поспорить — выжмет из соседа в два раза больше отступных, чем тот собирался отдать при худшем раскладе. Что-что, а торговыми способностями виконт Тариото не обладал.

Два года назад Клес, мечтавший о военной славе, стал главой дома Тариото. Ему тогда исполнилось всего восемнадцать, на год больше, чем Ринео сейчас. За два года он освоился и, видимо, решил попробовать свои силы. Участок пограничной с домом Картильо земли действительно выглядел соблазнительно и не особо защищено. Вот только зря Клес пренебрег слухами о том, что один из сыновей местного владетеля растет весьма талантливым в стратегии. Да и отец был не таким уж бездарем, просто думал шаблонно… Ну, пускай Клес хлебнет за свою самонадеянность. Сам Ринео о военной славе не мечтал. И сейчас, после битвы, в которой он был правой рукой отца, чувствовал удовлетворение от хорошо проделанной работы, но не более. Осано гордился способностями сына к стратегии, но сам Ринео мечтал совсем о другом...

Юноша шагал по пустынным улочкам, которые подобно змеям пытались протиснуться меж каменных домов. Высокие стены загораживали солнце, и в обычный день, сунувшись в темный переулок, можно было нарваться на любителей легкой наживы, которых в Хоросе, как в любом богатом городе, хватало. Теперь же отребье попряталось в норы, а законопослушные горожане только-только начали отворять забаррикадированные окна и двери. Лишь самые храбрые крутились у площади, выясняя подробности. Давно, давно никто не тревожил благополучный Хорос, и Ринео кольнуло неприятное чувство, что любимый в детстве город ярмарок осквернили, испоганили. В том числе и он сам. И сколько бы он не повторял себе, что все сделано правильно, что боя в городе было не избежать, что стены починят, а погибших крайне мало, пакостное чувство не покидало.

Бой шел не здесь, но скоро покажется стена, которая пострадала больше всего. Уже слышны голоса горожан и солдат, посланных на расчистку завалов. Ринео пошел еще медленнее, но следы разрушений показались уже за следующим поворотом. Здесь, на окраине города, у самой стены, жили бедняки, и жилища у них были… низкие. Под ногами хлюпало, помои тут выкидывали прямо на улицу, а дома были больше из глины, чем из камня. Останки одного такого дома преграждали дорогу. Камень из баллисты, перелетев через стену, разрушил его до основания, и теперь красные черепки вперемешку с булыжниками усеяли все вокруг. Они хрустели и скрежетали под ногами. Юноша обошел развалины, и с другой стороны увидел старика. Он лежал под завалом, и лишь руки и голова его были свободны; лицо скрывала седая грива, окрашенная бурыми пятнами.

— Не повезло старику, — задумчиво сказал Ринео. Рядом лежала дорожная сумка, из которой торчал край толстой книги. Заинтересованный, парень опустился на корточки и достал ее. Книга — дорогая вещь, откуда она у нищего? Новый кожаный переплет без надписей ничего не сказал, а внутри — желтые шероховатые страницы, исписанные убористым, но разборчивым почерком, так не похожим на аккуратный почерк профессиональных писцов. Кажется, это был дневник старика. Ринео открыл наугад.

<i>"Карл говорит, что идти еще два дня, но я ему не верю. Будь проклят тот день, когда я связался с этим бараном! В Эрине все говорили, что до Гадешпа 5 дней пути, мы тащимся уже шестой. Караванщик оправдывается, что на основном тракте засели разбойники. А охрана ему на что?"</i>

— А у тебя был тяжелый нрав, старик, — усмехнулся парень и полез за остальными вещами бродяги. Названия городов были незнакомы, значит погибший пришел издалека. И вряд ли в городе найдутся безутешные родственники, кому потрепанная сумка дорога как память о погибшем. А нищий, который мог бы подобрать бесхозное добро, как-нибудь перебьется.

В отличие от книги, сумка оказалась такой старой, что тут же порвалась, стоило чуть сильнее дернуть. Чертыхаясь и проклиная все на свете, Ринео разгреб ее и смотал в плотный сверток, чтобы в прореху ничего не выпало. Пришлось нести все в руках. Через десяток шагов показались люди. Солдаты узнавали и приветствовали молодого господина, горожане, заслышав, кто перед ним, тоже спешили поклониться. Найдя грузного усатого сержанта, который явно был здесь за главного, Ринео сказал:

— Дальше по улице найдете старика под развалинами. Проследите, чтоб его похоронили, как должно.

— Хорошо, господин, — сдержанно поклонился сержант.

Стены высились тяжелые, в трещинах. Целые куски обрушились и частью валялись здесь же. Чинить будут позже, а пока лишь стаскивали камни с дороги, освобождая проход для рабочих и телег.

От стены юноша свернул к центру, но не в кривые переулки, а на главную улицу. На двухскатных крышах добротных домов ветер лениво вращал узорчатые флюгера, тяжелые шторы в окнах скрывали достаток. Дома здесь не требовали починки, и если про них говорили "старые", то с одобрением. Дескать, построены надежно, старыми мастерами, и времени не подвластны. Но даже на их фоне один отличался размерами и красотой. Фамильный дом Картильо, в котором семья жила, когда случалось оказаться в Хоросе.

Ворота оказались закрыты. Ринео крикнул, громко стуча кованным кольцом:

— Эй, есть кто живой? Выходи, грабить буду!

Глухо заворчали собаки, послышался топот и стук запора. В открывшуюся щель выглянул долговязый слуга и, убедившись, что это правда молодой господин, счастливо разулыбался:

— Рад вас видеть, господин Ринео! — он открыл дверь шире, отпихивая ногами двух черных овчарок, которые тоже жаждали поздороваться. Стоило войти во двор, и влажные носы уткнулись в подставленные ладони, шумно обнюхивая.

— Привет, привет, разбойники, — юноша с удовольствием потрепал густые загривки и спросил у слуги: — Кто-нибудь еще приходил?

— Ваш отец недавно заходил, но быстро ушел, — мгновенно отозвался слуга. Они направились к парадному входу, и он на ходу продолжил, с удовольствием растягивая слова: — Вернулся с переговоров, был очень доволен. Наказал устроить праздник в честь победы. Вечером будут гуляния.

Дома Ринео заглянул в свою комнату, по-быстрому сунул сверток под кровать, и спустился на кухню. Время близилось к вечеру, а он из всей еды лишь в обед перехватил кусок мяса с сыром. Это надо было срочно исправить. Кухня встретила ароматом пряного мяса и прогорклого масла. В животе тут же требовательно заурчало. Кухарки засуетились, и спустя полминуты перед парнем оказалась дымящаяся миска и копченый окорок. Горячая каша обжигала, что не помешало с аппетитом ее умять. Ущипнув на прощание симпатичную служаночку, Ринео вновь вышел на улицы.

Город оживал. Зажглись ночные фонари, хотя сумерки еще полчаса не сменит темнота безлунной ночи. На улицу высыпались осмелевшие горожане, и чем ближе юноша подходил к центру, тем чаще видел радостные лица. Часть солдат помогала остаткам стражи следить за порядком, но их было куда меньше, чем раньше. С площади убрали раненных и пленных, на освободившемся месте спешно сооружали помост для высоких гостей, расставляли столы, и откуда-то ветер доносил запах запекаемого барашка. Вряд ли одного.

Посреди суеты высился виконт Картильо. Гнедая шевелюра жестких, как щетина, волос скрывала шею; крупное лицо, несмотря на грубые черты и массивную челюсть, выдавало породу, было властным лицом человека, привыкшего повелевать. Он оглянулся и заметил сына.

— Где ты бродишь? — голос был громогласен, под стать облику. — Вечно тебя искать приходится. Кто тебя нашел? Ладно, не важно! Сегодня мы ночуем в городе, основное войско уже встало под стенами, а раненных разобрали по домам. Завтра с утра выступим обратно в замок. Договор подписан, нечего нам тут больше делать, — он огляделся, и зацепил взглядом статую. — Паскудники, голову так и не вернули! Я успел разорить Тариото, а они статую починить не могут, сборище бездельников!

— До чего вы договорились?

— Он выкупил всех пленных, — отец был очень доволен сделкой и сердился не всерьез. — Я выбил из него сто тысяч тилье, убедил, что это дешевле, чем наше немедленное вторжение. Пусть даже недолгое, ха-ха! И еще должен будет 10 пар доспехов. Мал щенок на мне зубы пробовать! А ты хорош, хорош, славный полководец растет. Помяни мое слово, ты еще прославишь наш дом ратными подвигами!

Ринео криво усмехнулся, пытаясь вырваться из жесткого захвата отца. В такие моменты он всегда чувствовал себя неловко. Старые книги о дальних странах привлекали его куда больше звона мечей, только отцу об этом лучше не говорить...

А после был праздник. Градоначальник не посмел возражать, тем более на починку города денег отвели достаточно. На помост поставили укрытый скатертью стол для семьи владетеля, созвали музыкантов, выкатили бочки с вином, чуть в стороне исходили соком запеченные бараны.

Рядом с отцом сидел Риджин — старший брат Ринео. Ростом и статью он пошел в отца, а вот черты лица были тоньше, матери. Осано, Риджин и Ринео — трое мужей Картильо, руководившие атакой, трое спасителей, сидели на возвышении и с почетного места наблюдали за праздником. Площадь наполнилась народом, в центре освободили круг для танцующих. Когда заиграл очередной танец, две девушки подскочили к помосту и утащили братьев в круг. Отец пил вино, смеялся и смотрел на это очень благодушно: "Молодость, молодость".

Вихрь лиц, в котором чаще всего мелькает та симпатичная горожаночка, что вытащила его танцевать. Румяная, круглолицая, она смеется, то падая в объятия, то ускользая. И откуда она только взялась, такая пленительная и пьянящая? Или это он уже столько выпил, что все кажутся ему прелестницами? Все быстрее стучало сердце, подстраиваясь под ритм барабанов, жаром горели ладони, чувствуя тонкий стан под пальцами, кровь прилила к лицу. Но вот танец кончился, и Ринео с сожалением выпустил девушку из рук. Она исчезла в толпе, только мелькнули тяжелые косы, пахнущие весенними цветами.

Почти тут же рядом возник Риджин с двумя полными кружками вина. Одну он сунул брату, а из другой сделал хороший глоток.

— Что, понравилась? Не ищи, еще придет, — уверено сказал он. В этом году ему исполнилось девятнадцать лет. Всего на пару лет старше, обычно Риджин не был таким заносчивым, но, выпив, стал подражать отцу. — Ты пей-пей, это с нашего стола, а не та дрянь, что тут принято называть вином.

— И твоя убежала? — от огорчения Ринео тоже приложился к кружке. — Я даже не успел спросить, как ее зовут.

— И не вздумай! Нам же завтра уезжать, какие имена?

Он ушел, а Рин, поразмыслив над словами брата и заодно наполовину опустошив кружку, осчастливил ею первого попавшегося прохожего и вновь пошел танцевать. Это были не те танцы, которым учат дворяне своих детей, но тело само знало, что делать. Он кружился в хороводе и плясал с очередной красавицей, когда ее сменила прежняя горожаночка. Он рассмеялся и поцеловал ее. Она счастливо рассмеялась в ответ.

Когда музыка смолкла, девушка взяла его за руку и вывела из круга. Он последовал за ней, не обращая внимания куда именно идет. А потом был теплый и, на удивление, пустой дом, прерывистый шепот в темной комнате, жаркие поцелуи и смятые простыни.

Шум с площади долетал едва-едва, но там явно еще гудели. Ущербная луна заглянула в окно и осветила двоих, лежащих на постели. Юноша повернулся к девушке, улыбнулся и принялся вставать.

— Останься, — попросила она, и Ринео, уже слегка протрезвевший, вспомнил слова брата на счет имени. Имя он так и не спросил.

— Не могу. Ты чудесная, — он склонился над ней и вновь поцеловал.

— Тогда приходи еще. Сюда же, — в сумерках не было видно глаз, лишь контуры лица. И Ринео сказал со всей убедительностью, на которую был способен, зная, что врет:

— Обязательно.

Это была не первая девушка Ринео. Хотя такую настойчивость он встретил впервые. Обычно они лишь мелькали перед глазами, рассчитывая на милости, или что юный барон вовсе влюбится. Но влюбляться Ринео не собирался, а потому девушки легко появлялись и так же легко исчезали из его жизни.

Выйдя из незнакомого дома, Ринео отправился не к площади, а домой, где в комнате его ждала не разобранная сумка бродяги. Только подумать, записки путешественника! Он видел чужие страны, ходил по дальним дорогам — то, чем Ринео бредил с детства. Путешествовать, а не воевать, вот что он хотел. Лет в четырнадцать даже пытался удрать из дома, но его быстро вернули и показали всю глупость затеи. С тех пор больше не убегал, но планы вынашивал. Теперь уже такие, чтобы наверняка, чтобы не возвращаться.

Вещи лежали нетронутые. Юноша развернул сумку и высыпал содержимое на кровать. Кусок сыра и вяленого мяса в отдельном свертке, смена белья, пара пористых легких камня, две точеные палочки из красного дерева, и несколько странного вида фигурок. Зачем он носил с собой эти безделушки? Ринео повертел фигурки в руках и сложил их в свою сумку — посмотреть позже. Еда и тряпки вернулись в сумку старика, пусть служанка отдаст каким-нибудь нищим. Настала очередь книги. Он осмотрел ее еще раз. Из корешка шла металлическая цепочка, которая тонула среди страниц. Это оказался стержень чуть толще пера, сужающийся на конце. Закладка? А зачем такая длинная цепочка, что ее приходится складывать в несколько раз, чтобы стержень не болтался снаружи книги?

Ринео раскрыл книгу на первой странице. Вычурными крупными буквами там значилось:

"Повесть о путешествии по дальним странам, дивных народах и обычаях, там увиденных, и преданиях, там услышанных, достославным Амином из Кирстана тщательно записанная".

Сердце застучало чаще. Он был прав, старик пришел издалека! И, похоже, не просто пришел, а именно путешествовал. Ринео попытался найти последнюю запись, но это оказалось не так-то просто. Не исписанными остались всего десяток-другой желтых листов. Дух захватило от восторга, сколько же здесь историй? Шелест бумажных страниц заполнил комнату, юноша не спешил приступить к чтению, завороженно пролистывая книгу в обратном порядке. И скоро заметил, что почерк сильно меняется. Последние страницы были исписаны бегло и ровно, в середине — мелкими прыгающими буквами, которые, к тому же, часто сильно отличались по размеру, а начало — так же, как и заголовок — с любовно выведенными завитушками, размашисто и крупно. Да и страниц оказалось куда больше, чем Ринео принял на первый взгляд. Наверно, от того, что листы тоньше обычного, решил он. Такой тонкой выделки ему еще не попадалось.

Наконец, он вновь открыл первые страницы и принялся читать, что же хотел поведать миру Амин из Кирстана.