Вторая глава

Я сидел в шикарном номере в центре Праги, ел жареную курицу прямо вот этими вот руками, сидя на роскошном диване и на удивление чувствовал себя живым. Дракон внутри меня радостно причмокивал. Бой на мосту самоубийц затихал, я «слышал» его отдаленные взрывы, но они уже не сотрясали целиком мою душу, теперь действительно казалось, что это происходит где то далеко. Хм. Может, наконец, поняли, что не стоит сравнивать Прагу с уровнем земли и перешли в параллельное измерение? Я, конечно, мог понять, почему выбрали именно Прагу — плеяда древних вампиров тут очень сильна. Они, как обычно, напали; мы, как обычно, защищались — вот и весь сказ. Почему я, обычный среднестатистический клерк, ни то ни се, ни рыба ни мясо, оказался вдруг в этой заварушке, между двух жерновов, меж двух огней, двух враждующих мощных сил, ведущих бой с начала создания Земли, а то и раньше? — у меня не было ответа на этот вопрос. Я сожрал еще немного жареной картошки, запихал в рот прямо из пачки и немедленно получил удовольствие. Удовольствие от еды — самое быстро и самое безопасное. Расскажите об этом 300-килограммовому человеку, за плечом которого сидит огромный бес чревоугодия и все накладывает и накладывает ему в тарелку. Последняя ложка может быть смертельной. Все хорошо в меру, на этой планете любой, пусть даже самый легкий интерес к греху приводит к тяжкой расплате. Я сегодня, кажется, не завтракал. И не обедал. Весь день на кофе. Я придушил голос совести, не полностью, но слегка, как она любит, и вышел к окнам номера. Не знаю зачем, не спрашивайте, но я почему-то посмотрел вниз. Я не собирался это делать, и лучше бы не сделал. Внизу клубилась тьма. Не выше первого этажа, но я отчетливо ее видел. Что им опять могло понадобиться? Остатки темных с Нусельского моста? Решили не доводить бой до финала, примчались сюда? Что им надо?! Я растерянно постоял с шматком жареной жирной курицы в одной руке и diet колой в другой, а потом резко задвинул эти дорогие отельные занавеси, и, кажется, испачкал их курицей, хотя всеми силами старался этого избежать. Ну и хрен с ним. Не жили по-буржуйски, нечего и начинать. «Давай, давай, дорогой Антуан, включай свой мозг», — сказал я сам себе. Я не был Антуаном, но такая забота была приятна. Я обхватил свою голову руками и постарался напрячь мозги. Я почти видел эти свои серые извилины, как на картинках и мысленно напрягал их, буквально видя, как мышцы вздуваются на них, как бугрятся, что становится ясно, что у меня самый мощный мозг из ныне живущих. Образ шефа мысленно покрутил над моим виском пальцем, я мгновенно очухался и понял, что занимаюсь полнейшей ерундой. Еще раз задумался, сосредоточился, мысленно обозрел площадь, отметил сгустки тьмы около первого этажа. А что у нас на первом этаже? По окнам двигались тени, силуэты людей. Я не стал напрягать мозг, тупо посмотрел в гугле. А чо? Я не человек, что ли? Имею право гуглить и гуглю. Когда мне вздумается. От так от. На первом этаже был ресторан, судя по сайту, пафосный и дорогой. Ну, где же еще тьме тусоваться, как не там? Одно «но»: тьмы там было столько, как будто все банкиры этой планеты взяли своих дорогих проституток этим вечером обмывать незаконное присвоение денег детских домов и приютов для животных. Ну или грохнули кого — нибудь в туалете просто. Мда. Неприятное местечко, нечего сказать. Я мысленно изучал клубящуюся тьму на первом этаже и, к своей растерянности, понял, что она увеличилась процентов на 20. То есть она постоянно росла, как будто в ресторане кого-то медленно и страшно пытали. Да что ж такое! Ну, то есть я выбрал себе гостиницу, молодец. На первом этаже расчленяют младенцев, видимо, судя по этой тьме, которая увеличивалась с каждой минутой дикими скачками. «Не ввязывайся ни во что там», — последние слова шефа на связи высветились передо мной. Разумеется, я слушался шефа. Но я был бы не я, если бы не попробовал. Попробовал спасти тех, кого там так долго мучили. Я надел на себя несколько уровней защиты. Поставил непробиваемую ауру. Сменил крылья на металлические. Ну, то есть они выглядели так, на самом деле, были примерно такими же мягкими и гибкими, как прорезиненная ртуть. Не знаю название металла на человеческом языке, но могу сказать, что они были достаточно дорогими, гораздо дороже золотых. Зато маневренные, менее пафосные, так сразу в глаза не бросаются. Можно взлететь из любого колодца диаметром размера моих плечей, реально. Им не нужно пространство, они сами вытягиваются в какое хочешь пространство. Застегнул несколько золотых светящихся портупей с патронами. Взял в руки тот самый меч. Посмотрел в зеркало. Кивнул сам себе. Телепортировался. Я мгновенно оказался в том самом ресторане на первом этаже. Музыка играла так, как будто я ее заказал специально, чтобы оглохнуть. Посетители, казалось, не замечали грохота музыки. Я спрятался за колонной, была еще у меня сфера невидимости, сложная в обращении. Решил оставить до поры, а пока обойтись человеческими примочками. «Рукопашкой, что ли?» — ехидно спросил голос надо мной. Блин, а своего ангела-помощника я так не поставил в спящий режим! Вот беспамятный! Что же теперь делать?! Будет опять комментировать всякую фигню! Я помню, у меня было важное свидание с новой межгалактической девушкой, так эта сволочь высмеяла цвет моих труселей! Пришлось спешно завершить это неудавшееся свидание, потом по квартире носился как угорелый, пытался убить Junior— ангела, не удалось, блин, эта программа установлена рядом со мной с рождения и пожизненно. Передает в Центр мои многочисленные косяки. Я тяжко вздохнул, упершись лбом в колонну, и поправил огнемет. Не спрашивайте, откуда он у такого интеллигентного мужчины, как я. По полу стелился туман. На сцене две девушки в красных сверкающих латексных боди пели о любви. Это было достаточно смешно слышать, потому что силиконовые блондинки могли привлечь к себе только одного рода мысли. По всему бару сидели лысые плотные «братки». Я такого количества бритых никогда раньше не видел. Что их тянет сюда постоянно, что привлекает? Гугл справка выдала тут же: «Коротко стриженый человек— человек, отказавшийся от своих желаний и мечт». Дааа, мечтателями этих людей было трудно назвать. Они выглядели как груда быковатого мяса. Мой палец подрагивал на спусковом крючке огнемета, но бритая башка — еще не повод обвинить человека во всех тяжких и выпустить в него очередь серебряных пуль. Я ждал этих «пожирателей младенцев», которые давали такой фон тьмы, разносящийся во всю округу. Я чувствовал себя на коне, ноздри мои трепетали, я бы готов ринуться в бой, пока не почувствовал тяжелую руку на моем правом плече: «Послушай». Экккк! Я развернулся чтобы всадить очередь из огнемета в того, кто это сделал, кто бы это не был, но почувствовал что не могу сделать и шага, я окаменел и только мог злобно вращать глазами. Передо мной развернули опознавательный документ и унылым скучным голосом тихо произнесли: «Пражский департамент Света. Какова цель Вашего визита сюда из Московского представительства?». Пражский офицер был стар, устал, умудрен опытом. Таких, как я, залетных огнеметчиков, он, чувствуется, депортировал гроздьями. Ему ничего не мешало сейчас предъявить мне по полной, ох, из меня бы сделали форшмак в московском офисе за самовольное вмешательство в смертельно опасную ситуацию с превышающими силами тьмы — а они точно превышали, ваше высокоблагородие, не извольте сомневаться. Я свирепо повращал глазами. «А», — равнодушно сказал офицер и разморозил мне голову, чтобы я хотя бы что-то мог сказать. «Я прибыл по заданию», — максимально, насколько мог, бодро сказал я, и в этот момент началась перестрелка, да такая, какую я не помню со времен моей практики, когда нам создавали возможные ситуации. Помнится, эта была уровня «А» — высшего уровня опасности, хотя к чему мне сейчас эта информация, мозг?! Офицер открыл рот, схватился за рацию, я крикнул на нашем языке, включающем все языки мира: «Разморозь меня, идиот!», он понял, что сейчас не до реверансов, быстро нажал кнопку на служебном жезле, он пискнул, я тут же почувствовал свои руки и ноги: как раз вовремя, был подходящий момент, чтобы лишиться и тех и других. Трассирные пули летели по залу, превращая в решето людей, столики, колонны, стены. Казалось, невозможно укрыться от этого дождя пуль. Я не был «Нео», но отлично владел искусством уворачивания от пуль. Я мог танцевать под пулями какой угодно танец, у меня всегда стояла твердая пятерка по этому предмету. Офицер молча смотрел, как я накинул на себя невидимку и вышел из-за колонны под проливной свинцовый дождь. «С тех пор как ты приехал сюда, парень, у нас одни неприятности!», — услышал я его упрек, брошенный мне в спину. «Я вам больше скажу, — отправил я ему сообщение по служебной связи, — с тех пор как я тут, я ни пожрать, ни поспать спокойно не могу! Ни пива выпить!». Я остановил летящие на меня пули, увернулся от тех, что летели с противоположной стороны, вышел в ту сторону, где было больше всего огня. За перевернутыми столиками стреляли «братки», даже на беглый взгляд было понятно, что это не люди и им не составит никакого труда стрелять тут всю ночь. Я просочился мимо них незамеченным, мой ангел вцепился мне в загривок, укрылся покрывалом— невидимкой и дрожал. Ангел — Junior, а опасность понимает. С годами мне стал чем-то вроде кошки. Разве что за ушком не чешу. «А надо бы!», — пискнул ангел в такт моим мыслям. Ну, вот разве что чтение моих мыслей раздражало. А, и то, что он постоянно мешал встречам с моими красотками. Орал, чтобы я выбрал, наконец, одну-единственную. Серьезной прошивки. Но я его любил. Я пробрался за спины темных нелюдей и проник на кухню. На кухне стояли замороженные повара с охреневшими глазами — кто-то хорошо поработал тут заклятием окаменения. Я проследил за полными страха взглядами и за странным движением одного из поваров, судя по поварскому колпаку, это был шеф повар. Одной рукой он держал опрокинутую в раковину кастрюлю, от которой еще шел легкий фиолетовый дымок, а вторую плотно прижимал к карману на фартуке, да так, как будто он положил туда чт-то очень важное. Я было задумался, что можно сделать с этим: рука была прижата сверх плотно, я не смог бы ее отодрать, а при применении заклинания на раскаменение, оживут все повара и сюда примчатся нелюди, а тогда мне точно не сдобровать, и мое несчастное покрывало-невидимка точно не спасет. Я почувствовал отбойную дрожь ангела. «Не боись!», — мысленно передал я сигнал ему и погладил его по спине. Тот замурлыкал. «Не, с кошачьей интеграцией пора заканчивать», — пробормотал я. Просканировал рукой карман повара — ноль. Карман был пуст! Обманка! Обманное движение прямо перед окаменением. Повар знал, что они будут пытаться распотрошить его карман. Что же он скрывал, даже ценой собственной жизни? И вдруг я вспомнил знаменитый мультфильм, и резко сдернул колпак с головы повара. Уррраааа! Я аккуратно взял маленькую бутылочку прямо с головы повара и запихнул ее к себе под покрывало-невидимку. Колпак аккуратно водрузил обратно. Бутылка была наполнена цветом той же жидкости, которая была вылита из кастрюли в мойке. Ну что ж, делать мне тут больше в окаменевшем царстве нечего, я развернулся к стене. Услышал яростное верещание ангела, ох, как же он ненавидит все эти проходки через стены, вот, сколько лет он у меня, столько лет я и слышу его противное ворчание. Я сгруппировался и зашел сразу из стены к себе в номер. Ангел что-то мне выговаривал и раздраженно улетел в ванную. Ну и фиг с ним, пусть посидит, подумает над своим поведением. Я поставил бутылочку на ночной столик. Передал короткое сообщение в Центр: «У меня все хорошо. Привыкаю к Праге». И заснул легким бестревожным сном командированного. Если бы я знал, что меня ждет утром, я бы не смог проспать ни минуты. Как хорошо, что Мироздание скрывает от нас завтрашний день. Мы можем насладиться ночью — этим временем отдохновения для всех страждущих, усталых и замученных людей. Отельное белье сияло белизной и вкусно пахло каким-то кондиционером, я погрузил свое лицо в прохладные объятия подушки, вдохнул запах кондиционера и подумал, что эти сутки по происходящему в них можно сравнить с целым годом. Как я, ничтожный клерк светлого департамента, удостоился таких американских горок и приключений? С этой мыслью я заснул. Я проснулся утром от внезапной звенящей тишины. Тишина собралась под потолком сиреневыми застывшими стрекозами, которые только делают вид, что извлекают стрекочущий звук из своих крыльев, на самом же деле они замерли, зависли в воздухе и не издают не единого звука. Я вскочил, сел, сон опадал мне на грудь медленно белой пеленой, я передернул плечами, сказал: «Бррр!» и понесся в ванную. Из зеркала в ванной на меня смотрело лицо измученного человека, офигевшего от расклада судьбы. Я, было, принялся чистить зубы (а что еще можно сделать в такой ситуации?), вдруг вспомнил, что я в гостинице и кофе само себя не сделает. Набрал ресторан, быстро пробормотал заказ, захлебываясь зубной пастой, бросил трубку. Надеюсь, меня поняли, мой английский был вызубрен на территории дорогой Родины, и, хотя я много лет практиковался, каждый раз боялся, что мой акцент выдаст меня. Впрочем, о чем я? Все разведчики боятся провала. Взять хотя бы ту историю, когда всех повели купаться, а наш разведчик поплыл вместо кроля — саженками. Мы эту историю заучили на зубок, я лично тренировался в бассейне по несколько часов кряду, пока синие мушки не начинали плясать перед глазами от усталости. Я дочистил зубы, в дверь постучали. Официант вкатил столик, накрытый на трех толстяков, и только кофе я там не увидел. Я спросил: «А хде кофе, собствно?», официант открыл салфеточку и показал мне чашечку, которыми русские девочки накрывают на стол для своих куколок. Я показал жестами разочарование и объем действительно русской чашки кофе. Официант вытаращил глаза, поцокал языком в ужасе и покивал головой, что «Now» и «quickly» russian size все же принесет. Во всех вопросах я терпелив и толерантен, кроме кофе. Могу вынести жару, холод, ветер, снег, град, стужу, ураган, но только не кофе в этой микроскопической чашечке — издевательство над русским человеком. Хотя, каюсь, я проглотил и ее. Было горько и невкусно, поискал, чем бы запить — выхлебал пол-литра апельсинового сока. Стало еще хуже: желудок сообщил, что это было надругательство над ним, голодным. Тогда я запихал вовнутрь тост с сыром и наконец, желудок замолчал и занялся своим прямым делом — перевариванием. В номер быстро постучали, и почти ворвался официант с тележкой, на которой дымился кувшин с кофе и стояло много маленьких чашек. Я сделал facepalm. Они решили, что мне нужно много кофе, потому что у меня будут гости. Я посмотрел в глаза официанту и сказал: «Russian size» и сделал обманное движение, как будто собираюсь пить из носика кувшина. Он испуганно пробормотал по-итальянски: “Mamma Mia!”, воздел руки к небу в немом укоре и унесся в неизвестном направлении. Я решил, что выпендрежа для этого утра предостаточно, смирился со своей участью и начал себе наливать кофе в эти маленькие чашечки и пить залпом, как шоты. Вымыл лицо холодной водой, связался с Центром. Как обычно, легкие, еле различимые сигналы, как будто вчера не было эпического сражения. Я поставил среднюю защиту на день, я очень надеялся, что день пройдет как обычно, что я на этот раз не окажусь в эпицентре сражения между силами добра и зла. Я надушился теми своими духами, которых больше всего любят женщины, оценил себя и свой вид: я был великолепен. Похвалил сам себя: «Ай да Ален Делон», сразу стало жарко щекам и приятно, хотя я им не был. Еще немного подумал, и повысил уровень защиты до сильнейшего. Это у вас там бомба в одну и ту же воронку дважды не падает, а у нас тут, на передовой — запросто. Выходя, столкнулся лицом к лицу с официантом, он тащил мне кувшин с молоком. Они решили, что я просил молока. Жестами показал, что я тороплюсь, выдворил официанта из проема дверей. Быстро побежал по коридору, у лифта оглянулся: сгорбленный официант все еще смотрел мне вслед, сжимая в руках злосчастный кувшин с молоком. Стало почему-то жалко его, умаялся, бедный, с нами вот с такими. Я поехал в лифте и задумался о том, что во время всей этой возни из-за кофе я толком не сосредоточился. Каждый агент должен знать, что за утренней суетой можно упустить самое главное — утреннее сосредоточение на том, что он должен сделать в течение всего дня. Я почувствовал легкую досаду, я, Акелла, опять промахнулся. Как часто мы сбиваемся из за какой-нибудь фигни. Огромные выверенные годами масштабные проекты рушатся из-за чьей-нибудь невнимательности. Секунда невнимательности одного человека стоит жизни сотням тысяч людей. Мы должны быть сосредоточены. Мы должны понимать, чего от нас ждут сегодня. Мы не должны позволять силам зла управлять нами с помощью дурацкой суеты. Я вдохнул, просчитал картинку, где ко мне заходил официант с трех разных точек, в 3D, размышляя, что же я все-таки упустил из виду утром. Все мое утро было посвящено беготне и суете. Я даже не пытался медитировать. Да, я вышел на связь с Центром, но этого было мало. Не было медитации, я не вошел в мое внутреннее состояние спокойствия, не выровнял все свои слои, не уцепился за ведущую нить своего Предназначения. Крайне раздосадованный самим собой, я вышел из лифта. «Good morning, Ivan Ivanov», — радостно сказали мне ресепшионистки — близняшки. «Good morning», — мрачно пробормотал я им в ответ, разумеется, Ивановым я тоже не был. Я вышел на крыльцо отеля, Прага бросила мне пригоршню моросящего дождя в лицо. «И тебе, дорогая, доброе утро», — ответил я ей. Город был сер, погружен в утренний туман и морось. Хороший хозяин не стал бы выводить в это утро собаку на улицу, а сделав это — заплакал бы и ушел бы домой пить глинтвейн и вспоминать о прошлом. Я поежился под своим плащом, но делать было нечего, я шел на встречу…Если бы я знал, с кем. В моем бежевом дипломате стояла бутылочка с фиолетовой жидкостью, и она жгла мне руки. Я махнул рукой, остановил такси и сказал с пражским акцентом: «В Ботанический сад в Трое, пожалуйста». Хоть бы кто мне сказал, зачем я туда еду, но я доверился голосу интуиции. Эх, чую, лишит меня шеф летнего отпуска за эту самодеятельность. Но русские не сдаются. Таксист высадил меня у здания дворца Троя, я пошел через виноградники Св. Клавы к оранжерее Фата Моргана. Уже со входа двери были оплетены лианами, повсюду было видно, что этот мир принадлежит растениям. Я был, однозначно, чуждым элементом здесь. Я купил билет, прошел через оранжерею под недоумевающие взгляды контролеров — так рано изучать жизнь растений к ним еще никто не заваливался. Терпко пахло гамамелисом, крокусами и ароматной калиной. Еще совсем чуть— чуть и в апреле расцветут красивейшие тюльпаны, нарциссы и различные луковичные цветы, но меня в Праге уже не будет. «То ли еще будет», — мрачно подумал я про себя, отмахиваясь от бабочек размером с грейпфрут. Я вышел в раздел парка, где были американские прерии с кактусами в человеческий рост, я прошел сквозь них и вышел в пустыню. Да, да, там специально был оставлен кусок пустыни. По периметру росли кактусы. Я начал идти по ней и увидел огромную лысую голову. «Воды. Воды…», — шептала голова. Я вытер рукой пот со лба: «Спокойно, спокойно, это не глюки». То ли человек был зарыт в песок по шею, то ли эта голова была вообще по отдельности. «Воды, воды», — сипела голова пересохшими губами. Я подумал, что она сейчас умрет или уже при смерти, но дернулся в поисках воды. «У тебя уже есть, — просипела голова, — Там». И пристально посмотрела на мой дипломат. Я похолодел. В дипломате была та самая фиолетовая жидкость, отвоеванная мной вчера. Холодный пот стекал у меня по лбу, я не понимал, где сон, где явь, я должен был немедленно принять решение. А потом голова посмотрела мне в глаза, и я почему-то начал медленно расстегивать дипломат и доставать эту роковую бутылку с фиолетовой жидкостью. Первое правило агента — нельзя смотреть в глаза незнакомых существ, с 99% вероятности способных оказаться темными. Понимал ли, что под взглядом головы я терял волю? Нет, мне казалось, что я сам хочу открыть дипломат и угостить эту чудесную огромную лысую голову неведомой хренью, которую я вчера отбил у тьмы. Внезапно меня укололо воспоминание о том, что я стою в лифте и сожалею, что из-за официанта не смог сосредоточиться. И мгновенная вспышка утреннего воспоминания с официантом, сгорбленным официантом, напряженно смотрящим мне вслед. Сгорбленный официант. Сгорбленный. Горбун! Это все было подстроено! Вся эта суета с размером чашки: лишь бы я не сосредоточился, не собрался, как следует, лишь бы я рассеянный поехал на встречу, чтобы проще загипнотизировать, чтобы легче управлять, чтобы я потерял волю. «Врагу не сдается наш гордый варяг»©, — заиграла песня внутри ангела ( «Проснулся, наконец, зараза»), и я резко отвел руку с бутылкой в паре миллиметров от иссушенных, потрескавшихся губ головы. Голова громко и отвратительно заорала. Я быстро сунул руку обратно в дипломат, в ужасе глядя на мгновенно покрасневшую голову, изрыгающую проклятья из своего иссушенного рта: «Догаааадаааался?!». Как горох, прыгающий по ступенькам, эхо разнеслось по всем дендрарию: «Догадался, догадался, догадался». Пол закачался под моими ногами, хищные лианы вдруг ожили и начали атаковать меня, хватая за руки и ноги, мешая бежать. Хищные огромные цветы клацали передо мной своими звериными челюстями, я почти задыхался от какого странного дурманящего аромата, немедленно разлитого в воздухе, сразу после моего отказа поить голову. Ангел надрывно кричал: «Вперед! За мной! Мы выберемся! Ни снижай темпа!», — его обычные подбадривания похожи на крики фитнес тренера и, как правило, бесят меня, но в ситуации апокалипсиса я не могу не отметить, что его вопли придавали мне бодрости, и я смог найти выход в бесконечном хаотическом танце сплетающихся лиан. Я вырвался в зал, сбрасывая на бегу остатки шевелящихся растений. Несколько билетеров и контролеров бросились мне наперерез, сверкая красными глазами: «Куда же вы, молодой человек? Вы же еще всю композицию не посмотрели!», ангел по— девчачьи заверещал: «Прыгай!» и разбил для меня витрину, потому что все выходы уже были забаррикадированы работниками дендрария, и я прыгнул. Я прыгнул (левитировал, как смог, судорожно вспомнив, что прогулял это занятие на 3-ем курсе) и оказался на тихой пражской улочке у входа в маленькое кафе. Сбросил пару уже мертвых клыкастых отростков лиан со своих плечей. Выдохнул. Погладил своего ангела (тот радостно замурлыкал). Неплохое утро неплохого дня. В моей голове раздался звонок, я уже было протянул руку, чтобы взять трубку, но меня опередили. Шеф шипел и брызгал слюной мне прямо в голову. (Если вам будут предлагать устанавливать в голову прямую связь с руководством — отказывайтесь. Если у вас будет выбор, ха-ха). Да, мне было не позавидовать, шеф орал, что за 2 дня в Праге я наворотил дел так, как будто решил там устроить личный Пражский апокалипсис, и что он уже не понимает, на кого я работаю, не переметнулся ли я под знамена тьмы? Когда мне удалось втиснуть словечко, я попытался его убедить, что нет, не переметнулся, и вообще это все вышло случайно. «Случайно?!, — вскричал шеф, — одна из финальных битв света и тьмы, вскрытие ресторанного лежбища темных, голова Смагула — случайно?!» «Просто кушать хотелось», — неожиданно даже для самого сказал я. Про нефильтрованное пиво не стал говорить. И так и я так, я окажусь полным идиотом, и так, и так мои действия из Центра можно трактовать как пораженческие, мои оправдания только усугубят все дело, ни один нормальный агент не будет ввязываться в очень странные события и к тому же в перестрелки каждую секунду своей командировки по заданию. Одна из основных задач агента — осмотреться на месте. Именно это шеф сейчас буром врезал мне в мозг: «Осмотреться на месте, а не лезть в драку». Я максимально простодушно покивал и пообещал действовать согласно инструкции. Привычка косить под дурочка перед начальством спасла столько раз мою карьеру и карьеры моих сослуживцев, участвовавших вместе со мной в операциях— не пересчитать. Шеф пронюхал тонкий запах лжи, идущий со дна моего сердца, как я его ни скрывал. «Что ты там задумал, ханурик», — вдруг спросил он. Хануриком я не был, но было неприятно. Шеф обладал таким весом в наших кругах, что спорить с ним было бессмысленно, а мысли он читал, зараза, хорошо. «За заразу минус 10 баллов», — холодно и беспристрастно сообщил рабочий рупор в моей голове и я заткнулся. Это было обидно — 10 баллов это достаточно много. Шеф раздраженно бросил трубку, я побрел по узенькой улочке. Сейчас, конечно, ни к чему проваливать задание. Мое положение шатко после того, что я устроил в Барнауле. А еще та поездка в Италию. Ээээххх. Шеф прав: как только я выхожу на след темных, я забываю про инструкцию. Первый пункт инструкции гласит — никогда не забывать про инструкцию. Мне хотелось себя пожалеть…Экзорцист — неудачник…Агент — самоучка… Мальчик для битья для шефа…Отвратительно противный смех раздался над моей головой. Мой ангел нагло ржал, показывая на меня пальцем. Я мгновенно кинул в него какой-то пластмассовой крышкой, лежащей на дороге. Он увернулся, продолжая хохотать и при этом молитвенно сложив руки на груди, начал приговаривать голосом Папанова: «Усё, усё, усё, мы еще с тобой повоюем». Я мгновенно потерял свое раздражение к нему, умеет, зараза, подбадривать. Я был агентом столько световых лет и до сих пор не научился не атаковать тьму, как только я ее вижу. Тьма забрала стольких моих коллег, друзей, близких и просто хороших знакомых, что я просто не в состоянии не проверять курок моего огнемета, как только я вижу ее, или ее представителей. Наверное, у меня ПТСР, с которым не пускают на войну, вот только война зашла так далеко, что воевать стало некому, и меня позвали. Согласно инструкции, мы не должны нападать первыми на тьму. Мы всегда только защищаемся или защищаем близких, или разгребаем последствия ударов во время войн, зализываем раны: мы всегда на шаг позади. На шаг позади. Все мои показатели и сигналы полыхают огнем, когда я вижу тьму. Как сдержаться? Как заставить себя не реагировать? Как заставить себя не лезть в конфликт, драку, бойню — ведь тьма только этого и хочет? Тьма ждет, жаждет, чтобы мы сорвались. Она караулит нас каждую секунду нашей жизни, чтобы захватить. Мы должны сохранять нейтралитет, чтобы остаться в живых. Ведь кто вступает с тьмой в борьбу, всегда немного ею запачкан. А мы, светлые, должны всегда оставаться светлыми. Без всяких там пятен. Эти мысли придали мне сил, и я бодро зашагал по улице, не зная, где она начиналась, и даже не гадая, чем она закончится. Я просто шел и шел. Шел и шел. По моему Пути. Я любил Его. И Путь отвечал мне взаимностью.

Я был в Праге вот уже двое суток и ни разу не попробовал нефильтрованного. Мужики в отделе бы не поняли. Помня, чем это обычно у меня заканчивается, на входе в паб я проверил все защиты и поставил еще парочку. Зашел, сжимая огнемет под одеждой, постоял у входа, озираясь, пытаясь прочувствовать, нет ли ловушки. На первый взгляд ничего не предвещало (но у меня всегда так, Армагеддон на ровном месте). Ко мне подскочила симпатичная чешка в национальном костюме, дающем волю фантазии в области груди, усадила меня за деревянный стол, такое ощущение, что чешские воины пили за ним пиво со времен короля Артура и заодно строгали его своими металлическими перчатками, судя по количеству царапин на нем. Я сел, все еще держа руку на пульсе, то есть на огнемёте. Осмотрелся. По залу были развешены древние гербы и старинные клинки и шпаги (предусмотрительно за стеклянными витринами). Девушка принесла пива и гренок и подмигнула. Я осторожно опустил губы в пенное и приготовился улететь в рай от потрясающего вкуса. И почти улетел, надо сказать, да…Если бы у меня были усы как термометр и я бы их опустил в это потрясающее пиво, я бы почувствовал, что в нем что то не так. Но я же был сосредоточен на райском наслаждении… «Отравление! Отравление! Отравление!», — внезапно вокруг меня заверещала оглушительная сирена, и вспыхнули разноцветные огни, как на дискотеке 90-х, я не успел даже ничего подумать, как по моим губам съездил двухметровый усатый дядька, громко крича: «Don’t swall!Don’t swall!» В такие минуты английский обычно выпадает у меня из головы. Мой ангел орал мне в ухо: «Не глотай, ты проглотил?!», — хотелось ответить что-то пошлое, но я смог лишь что то промычать, потому что усатый выплеснул мне в лицо пол графина воды, продолжая орать, чтобы я не глотал. Я не сопротивлялся внезапной экзекуции, потому что, когда моя голова отлетела от удара метрового по моим губам, я увидел позеленевшую чешку, которая бросилась наутек, и понял, что усатый-то как раз на моей стороне. По крайней мере, сейчас, в эту минуту. Мы, светлые, всегда уточняем, потому что вона как — никто не знает, как жизнь повернется. Белые становятся черными, черные — белыми (это реже, но тоже бывает). Вообще, любой светлый должен воспитывать в себе терпение. Вот, внезапно бьют тебя по губам. А ты смирись. Легко, конечно, сказать, не будем забывать, что мой палец был на спуске огнемета. Я был парень не промах (почаще надо себе это говорить, все время забываю), но такие тупые, такие простые и тупые вещи, как отравление каким то несчастным пивасиком в центре Праги — меня всегда такие тупые вещи приводят в некий ступор. Все равно, что микроскопом гвозди забивать. Пиво? Яд? Двадцать первый век на дворе, а они нас все еще пытаются отравить. Ха. Ничего нового, ничего интересного, никакого прогресса, старые методы. Все одно и тоже, уже несколько десятков веков подряд. Усатый обхватил мою голову и еще раз прополоскал мои губы ( ангел притащил какую то пустую салатницу, туда налили воды и заставили меня обмакнуть мои губы, да что губы, всю башку мою туда запихали, не церемонясь), спросил: «Better?». Я уже было начал злиться от несправедливости бытия (какой-то блин огромный усатый мужик мочит меня в центре Праги в салатнице), и только тут заметил легкое покалывание и жжение моих губ, молча кивнул, усатый удовлетворенно хмыкнул, забрал куртку и стремительно вышел на улицу. Как только он вышел, ангел активировал заклинание, тут же появилась та самая бутылочка с фиолетовой водой, и я даже не успел сказать, что ее нужно приберечь для действительно опасной ситуации, как ангел влил ее мне в рот всю, целиком. Я даже не успел вставить хотя бы одно слово. Мне сразу полегчало, следы отравления исчезли. Ангел сложил руки на груди, неодобрительно покачал головой в ответ на мои трепыхания. Мне даже показалось, что он вспотел, пока они вместе с усатым откачивали меня. Потеют ли ангелы?

«Мокрый, но зато живой», — подумал я, выходя все на ту же узенькую улочку. Как же я радовался в Москве командировке в Прагу, как же все мужики завидовали мне…Ага, ага, начиная с первого вечера Армагеддона до бесчисленных попыток просто сесть в баре и выпить заветное пиво, — уже сейчас можно сказать, что поездочка «удалась». Уехать бы живым, собственно говоря, единственное желание. Унести бы ноги. И хрен бы с этим городом, где ни один порядочный светлый не может выпить пива так, чтобы его в тот же момент не попытались убить. Жестокость пражского бытия, блин. Я усмехнулся, вытер носовым платком капли, падающие с волос. Просто головомойка какая то, товарищи.

Я поймал такси, плюхнулся на заднее сиденье. Водитель всю дорогу пялился на меня через зеркало заднего вида. «Смотри лучше на дорогу, чувак!», — так и хотелось мне ему заорать на чистейшем чешском языке, но я сдержался. Должно быть, водитель решил, что я пьян, ведь я пытался высушить волосы носовым платком (безуспешно, братцы). Или решил, что я пьян. Или…? Я аккуратно провел рукой под сиденьем водителя. Чист. Ну, может быть, по человеческим меркам слегка грешен: был вчера скандал с женой, та нашла длинный блондинистый волос на его свитере, он орал, что это клиентки такие волосатые, волосами, мол, своими в машине размахиваются, но мы то с ним знаем, что это волос молоденькой чешской студентки, которую он позавчера водил в кино и с которой они обжимались на заднем сиденье этого же такси. Фу! Но я не осуждаю, не осуждаю. Пусть высшие разбираются, не мое дело, не мое. Быстро снял с себя липкую серую паутину осуждения (не хватало еще по мелочи нахватать, я должен быть чист). В сражении важно все: каждый набранный миллиграмм греха может быть решающим, каждый миллиметр паутины прегрешений может потянуть вниз. Я зашел в холл отеля и не мог не подивиться какой-то энергетической активности: лиловые всполохи по углам заставили немного всполошиться мою нервную систему. Девушки ресепшионистки улыбнулись, как по-писаному: одновременно, во все два белых ряда зубов на трех челюстях. «Должно быть, целое состояние оставили стоматологу, если это не роботы, конечно». Нет, это были не роботы, мимо прошел широкоплечий накачанный бармен, подмигнул своим голубым глазом, и вот самая левая девчонка поплыла, и я увидел целый малиновый каскад в ее ауре. Влюблена в него как кошка. Я вызвал лифт, и только одна мысль неотступно крутилась в моей голове, пока я ехал: «Может ли одна влюбленная дуреха напустить такой фиолетовый туман в углах здания?». «Не может, — услышал я четкий голос шефа в голове, — будь начеку». Я начал, было, что то говорить, но услышал только короткие гудки. В моей голове. Короткие гудки. Он бросил трубку прямо в моей голове. Зараза. «Не ругайся», — услышал я голос Лидочки, нашей секретарши (наверное, она соединяла). «Да, свой этаж проехал прост», — почти не соврал я. Этаж я действительно проехал, но Лидочка только хмыкнула: наивно было предполагать, что у такого шефа, как мой, секретарша лыком шита. Расстроенный своей мини-ложью я ввалился в номер. Шеф просил быть настороже, но мое внимание ничего привлекло. Я снял ботинки, подошел прямо к бару. Пить, в общем-то, было нельзя, учитывая предупреждение шефа. Но я подумал, что от пары ложек коньяку в чай никому на этой планете плохо не станет. Да что ж за работа такая?! Пить нельзя, толком поесть нельзя, поспать нормально нельзя, и ко всему тебя еще постоянно пытаются убить! Я снял мокрую одежду, накинул белый махровый халат. Снял тапки, встал на теплый ковер с ворсом толщиной с ладонь. Если бы я был котом, я бы замурчал. Включил мини чайник, сделал себе чай, плеснул коньяку. Плюхнулся в кресло рядом с мини баром, хлебнул чайку, задумался. Жизнь была прекрасна, но какое то предчувствие грызло меня изнутри. «Итак, — сказал я сам себе, делая большой глоток моего чая, — Я не самый лучший сотрудник в нашем офисе. На премию точно не тяну. В рядах самых первых меня нет. Я не в топе, как ни крути. Зачем, зачем, заччеееееем самого хилого в магической сфере сотрудника отправляют в вожделенную многими командировку в Прагу?» Это еще шеф защиту мне поставил, а так бы нет-нет, где-нибудь, да прожгли завистью. (Зависть — такая штука противная, нет — нет, да и у светлых проскакивает). Это я к тому, что многие, многие сотрудники очень хотели в эту командировку. Прага, пятизвездочный отель, пиво, чешские девчонки в коротких юбках и какое-то совсем не пыльное задание по работе — лафа одним словом. Что же пошло не так? Где, в какой момент, блин, эта поездка превратилась в кровавую бойню? Почему я участвую во всей этой хрени, да не по разу, чудом избегая нелепейшей гибели. Одни мои попытки выпить чешского пивка чего стоят. Может, запереться в номере и никуда не показывать нос? А что? Просижу оставшиеся дни в номере, буду заказывать еду прямо в номер. Тут джакузи, многоканальный телек, две спальни и балкон — перебьюсь как-нибудь…А? Шеф сказал не расслабляться, значит, опасность где-то в отеле. Блин, вовремя он, конечно, позвонил, я-то как раз хотел расслабиться — а чем еще заниматься в отеле в центре Праги, сидя в махровом халате с чашкой чая и коньяком в руке?

Случилось непоправимое — чай с коньяком расслабил меня, махровый халат обнял меня и нежно убаюкал, я всего лишь прилег на диван, вовсе не собираясь спать, ведь я толком не поставил магические защиты на номер, но…Как вообще ловко они всегда бьют на чревоугодии…Мне тоже надо научиться жить впроголодь, как монахи и спать прямо на снегу, может тогда из меня выйдет толк… Я заснул, и ангелы сна предложили моему вниманию замки с высокими шпилями, чуть припорошенные снегом, я стоял на промерзлой земле, и что-то невыразимо грело меня изнутри, пекло и жгло огнем. Я приоткрыл свои железные доспехи и увидел красное пылающее огнем сердце у меня на груди. Оно почему-то было не внутри, как полагается быть всем сердцам, а снаружи. Я посмотрел на него очень удивленно и почувствовал, как что-то щекотит мой подбородок. Это была маленькая серая птичка с необычным желтым длинным хвостом. Им она и щекотала меня. Я поднял глаза и проследил за ее полетом, судя по всему, она этого и добивалась. Она залетела в окно одной и башен, откуда сразу же выглянула девушка неземной красоты. Если бы можно было описать лес и горы, долины, взгорья, моря и океаны, самые прекрасные цветы, самых невообразимых птиц, самых трепетных бабочек — при всем при этом невозможно было бы описать ее красоту. В этот момент я полностью понял значение словосочетания «неописуемая красота». Девушка была неописуемой, просто неописуемой красоты, все мои слова жалки, жалки, каждое из слов, каким бы я хотел описать ее, упадет к ее ногам как обычный серый камень, все слова меркнут перед ее красотой, все слова бесполезны и бессмысленны— я таких девушек никогда не видел ни во сне, ни наяву… Я сделал два шага по направлению к башне, не чувствуя ни себя, ни своих ног, как девушка улыбнулась мне, погрозила пальчиком и сказала: «Еще не время». Она сказала это максимально тихо, но я услышал так, как будто она сказал мне это на ухо, коснувшись своими нежными губами. Я открыл рот, чтобы выдавить из себя хоть что-нибудь, хоть какое то приветствие, хоть какие-то человеческие звуки, как она задернула занавеску в окне, а мое воспаленное сердце немедленно заболело. Надо мной почти сразу же раздался трубный звук и бесстрастный голос: «Так теперь будет всегда». Я покрутил головой в поисках существа, издающего этот звук, уже заранее зная, что я никого не найду. Ветер принес горький запах трав, и я почувствовал себя бесконечно одиноким в этих доспехах и с огромным воспаленным сердцем на груди. «Кому я нужен?», — горько подумал я и проснулся. И как раз вовремя.

Я открыл глаза и увидел, как к моему носу медленно ползет примерно полутораметровая змея. Мне повезло, что я не распахиваю сразу глаза после сна, как курица, а приоткрываю маленькую щелочку (привычка агента, мы все так делаем), и змея не заметила, что я проснулся. Я сжал левой рукой амулет, стилет — подарок Майора — о, как же мне повезло, что коньяк в чае не до конца выбил мне мозги и я заснул, сжимая стилет! Быстро, про себя произнес несложное заклинание, змея подпрыгнула вверх на метр и разрезалась на куски невидимым ножом. Все ее внутренности полетели на мое нежнейшее свежайшее отельное белье, я не подумал, что она лежала прямо на моей кровати и ее кишки неминуемо туда же и полетят, идиот. Я защитил лицо от падающей сверху слизи подушкой и в этот же момент услышал лязгание железа. Я посмотрел в ноги моей кровати и увидел эпическое сражение: маленькие рыцари (высотой не более 20 см) в железных доспехах бились не на жизнь, а на смерть. Они фактически ничем не различались, кроме того, что на шлемов некоторых из них были белые перья, а у других черные. «Забавная картина, не правда ли?», — а вот здесь я действительно вздрогнул. Слева от меня в кресле сидел мужчина в ниспадающем шелковом одеянии с капюшоном, закрывающим лицо, полностью весь в черном, и, скрестив руки, следил за битвой. Он даже не повернул голову в мою сторону, но от звука его голоса у меня пошел мороз по коже. Я бы должен был испугаться, вжаться в кровать, судорожно набирать номер шефа, жаловаться, что у меня в номере идет вековая битва и сидит один из высших. Темных высших. Но я всегда знал, что выше всех высших есть один Бог, а Он никогда не оставлял меня. Они могут пугать меня змеями в постели, они могут устраивать битвы, да хоть в моей ванной, они могут травить меня пивом и запугивать, но одного они у меня отнять никогда не смогут — со мной Бог, а значит, мы победим. Какая-то необузданная решительность пронеслась у меня в мозгах, я вспомнил заклинание наших первоклашек от тьмы, простое, как мяч, просто детский лепет, но рабочее. Я влил в это заклинание все силы, что у меня были. Силы взрослого опытного светлого. Внутренний дракон выпустил весь огонь, что у него был (и я ему дико благодарен). Черный человек стал чуть-чуть шипеть и подтаивать с краев, как таблетка от похмелья, которую вы опустили в воду и надеетесь, что выпив эту бурду, станете вновь веселым и активным, как будто не было этой безумной ночки. Я надеялся. Я надеялся. «Мы еще встретимся», — прошипел черный человек и растаял в тумане, сопровождаемый шипением и запахом серы. «Фу, навонял», — недовольно пробурчал я, откидывая одеяло, покрытое желтыми ошметками змеи. Бойня рыцарей прекратилась, черные исчезли с шипением, а белые мне сделали что-то вроде поклона, прижимая шпаги к груди. Какое то старинное приветствие. Я выжал из себя что мог, сделал реверанс. Ну а что я, культуре необученный. Рыцари перестали биться, а вот ковер…Отельный ковер молочного цвета был изрезан и покрыт пятнами крови. Мда…Без уборки не обойдешься. Я позвал моего ангела, хотел попросить его прибраться. Тот не отвечал. Я еще раз позвал, погромче прочитав заклинание — вызов ангела. Услышав сдавленный писк в ванной, побежал туда, намереваясь устроить взбучку моему лентяю за промедление в такие минуты. В такие минуты! Мой ангел лежал в ванной и истекал ангельской жидкостью цвета единорога, которая течет у всех ангелов вместо крови. Кто-то нехило порезал его, предусмотрительно запихав в синюю воду, которая, как знают даже маги-первоклашки, ускоряет все процессы. Он печально смотрел на меня и издавал коротенький звук: «Иииии», что означало «Я сражался, как мог. Я умираю». Я быстро вынул его из синей воды на полотенце, внешне я был спокоен, но внутри меня все дрожало. Да что там! Меня колотило, я трясся как отбойный молоток! Сукисукисуки, посмели его тронуть! Моего ангела! Сукисукисуки! Ну какие же суки!!! Вот почему этот черный кусок говна был так спокоен! Быстро прокрутил в голове все реанимационные заклинания, что я знал, прочитал первое — самое легкое, про сращение ран у ангелов, потом, чтобы все внутренности встали на место, потом на возвращение силы, потом на полное восстановление ауры ангела. Последнее читал с закрытыми глазами, я очень боялся, что он умрёт на моих глазах. Ангелы, конечно, не умирают, но они уходят туда, куда нам еще нельзя, а к такому исходу я был совсем не готов: я все-таки привязался к нему. У нас были отношения двух серьезных мужиков: агента и его помощника, по совместительству спасителю души и тела, никаких нежностей и сюсюканий, просто война, война каждый день. И привычка видеть друг друга. Я привязался к нему. Оказывается, я привязался к нему. Теперь этот кадр, где он лежит порезанный черным человеком в синей воде, будет сниться мне ночами в кошмарах. Я дочитывал последнее заклинание, как вдруг услышал какой-то свистящий шорох в ванной. Я автоматически открыл глаза и увидел моего друга, радостно рассекающего по ванной! Белый, светящийся, крылья как у здорового орла! Ни следа от порезов, ни от потери ангельской крови! Я радостно выдохнул, дочитал заклинание и умыл лицо водой. Отличное утро отличного дня. Когда я вернулся в комнату, ангел уже убрал следы от побоища. Я не хотел оставаться в номере — чувствовались следы присутствия темных, было не смертельно, но неприятно. Решил прогуляться. Надел свой любимый коричневый бадлон, клетчатые брюки и плащ как у комиссара Коломбо. Я сегодня чувствовал себя на все 100, так же, как этот помятый плащ. Я вышел во влажный воздух Праги, посмотрел ей в глаза с укором: «Что ж ты пытаешься меня убить, матушка?». Прага сделала вид, что не слышит меня. Как все женщины, ничего нового. Это у них в крови. Ангел пришел в себя и мурлыкал у меня за правым плечом, неторопливо занимаясь своими ангельскими делами: ауру мне поправить, вероятности проблем на утро просчитать, дурные мысли отогнать. Всего понемножку, но хлопот много. Я его не отвлекал, я вдруг понял, как привязался к нему за все время войны, и хотел, чтобы он нормально восстановился после пережитого. Хотел было приостановить его бурную деятельность, но, судя по его виду, он был рад чувствовать себя нужным, и я осекся. Пусть хлопочет, быстрее это все забудет. Нестерпимо хотелось кофе. Кофе всегда проводит с моим организмом чудесные реаниматорские действия: вот я вроде труп, а вот я уже похож на живого человека. Жаворонки, наверное, по утрам пьют чай. Или апельсиновый сок. Или вообще, водичку. Аххахахах! Гордятся перед нами, совами, что могут выглядеть как огурчик в 6 утра, что гипер-активны в 9, когда бедные совы не знают, как бы вообще не умереть на рабочем месте, но им даже в голову не приходят, что они спят неглубоко, буквально один слой, живут на первом слое, видят сны на первом слое, скукотища. Сны про то, как кто-то кого-то подсидел на работе, как сдулась шина на новой тачке, как купили некрасивое платье, как пролили молоко, как Ленкин муж изменил, как машина сломалась и шеф наорал за опоздание. Такие сны ничуть, ни капельки не отличаются от реальности. Ску-ко-та. Настоящие путешественники снов в первые минуты после пробуждения не соображают вообще, в какой реальности они проснулись, куда бежать и что делать, и кто он, смотрящий сны, вообще. Каждый раз после сна я мутная бочка со сновидениями. Все сновидения взболтаны и крутятся по кругу, и я не могу сообразить, кто я и зачем я. Кофе — тот ручник, который возвращает меня с небес на землю. Благодаря кофе я могу вообще хоть что-то соображать в 6,7,8,9 утра (с учетом того, что лег спать я в 4). Кофе— напиток Богов, оставленный для нас, грешных, чтобы мы тут совсем, ребята, кукушечкой-то не поехали. Я мог бы петь оды кофе вечно, но, однако ж, надо было искать кафе. Брусчатка под моими ногами плавно заворачивала на соседнюю улицу, и я доверился ей. Вывеска кафе в самом начале улицы гласила: «Выпей кофе и забудь, кто ты есть». «Хм, — сказал я сам себе, — или мой язык настолько плох, или дело тут нечисто». Ангел за моим правым плечом недовольно вздохнул: он понимал, что я ввязываюсь в очередные неприятности, и я его понимал — его раны только что затянулись, но Прага на меня действовала так, что мне было все равно уже на все, и я решительно рванул дверь на себя. Кафе было сделано в охотничьем стиле — всюду рога животных, шкуры, ружья. Хм, ружья. Нерабочие? Навстречу мне вышла чешка официантка в национальном костюме, который только подчеркнул ее сочную фигурку. «Эдак я совсем одичаю», — недовольно подумал я, — «еще пара сексуальных официанток, и я на них свихнусь», — и плюхнулся за первый попавшийся столик и нарочито сухо заказал себе вожделенное кофе. Я устал от войны, я не хотел больше воевать, я устал видеть «убитых» людей, я устал видеть раненых, я устал видеть тех, кого убивали на моих глазах. Вы говорите, убить можно только тело? Ах-ха-ха. Трижды «ха-ха». Я видел убитые души людей. Тех, кого уже сбили с пути, тех, кого сожрали, и на земле осталась лишь телесная оболочка. Сколько ходит таких «живых трупов» и никто ничего не замечает? Я видел мерзопакостных тварей, впившихся в шеи несчастных согрешивших, пьющих кровь за их грехи. Любой, даже самый маленький грех, разрешает этой твари (пусть изначально самой мелкой) сесть вам на плечо и пить кровь из вашей шеи. Нетрудно себе представить, сколько их сидит на плечах больших нераскаянных грешников. Каждый раз, когда я вижу это, меня тошнит и я жалуюсь и скулю: зачем, зачем, зачем мне дали эту способность видеть? Истинно, истинно, многознание клонит голову вниз. «Меньше знаешь, крепче спишь», попросту говоря. Мне принесли мой американо, черный, как восточная ночь, черный, как сон, в который мне хотелось провалиться и не возвращаться в реальность, черный, как мои мысли о тебе, моя дорогая. Я вспомнил, как я стоял с моим несчастным, воспаленным, набухшим, окровавленным сердцем под дверями замка и мне стало себя жалко. Мне было жаль себя, очень жаль. Моя личная война оставляла на мне свои шрамы. Хотя, впрочем, кто я такой, чтобы жаловаться на жизнь? Жизнь агента не подразумевает то, что в одно прекрасное утро он распустит нюни над своим американо, растает, как сливочное масло на солнце, рассуропится как розовая сопля от нахлынувших чувств. «Ну же, мужик, соберись», — сказал я сам себе и отхлебнул кофе. Вроде не отравлено, хотя откуда мне знать. Мой ангел завис над моим правым плечом и явно ожидал развития событий. «Мда, я буду умирать — этот парень попрыгает сверху», — почему то весело подумалось мне. Хотя было понятно, что мой ангел действовал по предписаниям Центра, и он вовсе не был жесток, он вел себя по правилам. У нас были мужские отношения: я травился, он смотрел. Я бился, он смотрел и подавал сигналы в Центр. Я спал, его порезали и запихали в синюю воду умирать. Ну как то так. Раздался звонок шефа. Звонила, конечно же, Лидочка. Соединить и заодно разнюхать атмосферу — на это ее способностей хватало. Я молча кивнул на кофе — вот, не бухаю, пью кофе, сосредоточен и готов на все. Лидочка хмыкнула, не нашлась что ответить: она не любила, когда ее тыкали носом в ее же каналы информации, предпочитала все разведывать тихо, исподтишка, как все женщины. Она поняла, что утром была заварушка, по свежим ранам ангела поняла, они хотя и срослись, но все еще просвечивали в синем свете, которым она торопливо залила меня, моего ангела, мою чашку кофе и вообще, по ходу дела, все кафе. Что-то искала. Не нашла, разочарованно вздохнула, соединила с шефом. Шеф был мрачен. Дал адрес, сказал гнать туда немедленно. Отключился. Я поджал губы. Утро — говно, так еще и кофе выпить спокойно не дают. Ангел понимающе развел крыльями. Я дохлебал быстро кофе, обжигаясь. Показалось, что кто-то смотрит на меня. Резко поднял глаза от чашки — официантка. Кожаный корсет впился в ее грудь, она покачивала бедрами в короткой пышной юбке. Я поперхнулся и закашлялся. Она смотрела на меня, кровожадно облизывая красные-красные губы, клянусь, мне показалось на какой-то миг, что я вижу ее клычки. «Показалось», — чрезмерно убедительно сказал я сам себе, бросил чаевые на стол и мы с ангелом направились к выходу. За моей спиной раздалось странное шипение, но я заставил себя не оборачиваться и мы вышли на улицу. Чтобы доехать туда, куда меня посылал шеф, можно было взять такси. Я подсчитал свои командировочные — деньги еще были. Я заказал обычное такси (клянусь вам!), а приехало авто, стилизованное под Bugatti Type 57SC Atlantic, тачку 30-х годов. За рулем сидел водитель в английском черном чопорном котелке. Это дало еще больше понимания сюрреалистичности происходящего. Я не понимал, куда мы едем и зачем. Шеф дал задание, рассчитывая на мою сообразительность, что он и не преминул подчеркнуть. Я же вообще не соображал ничего, ничегошеньки — мозг мой мирно спал. Знаете, есть такое понятие «мирный атом»? Так вот, я ехал вполне себе «мирным атомом» на эту встречу. Только шрамы на моем ангеле выдавали, что мы не простые ребята. Машина затормозила у кованых ворот, утопающих в зелени. Где-то далеко виднелись башни самого настоящего замка. Нет, не диснеевского розового замка для юных принцесс, а готического мрачного замка для серии ужасов на каком-нибудь захудалом канале для тех, кто не спит. Я задумался, и за это время водитель успел открыть мне дверцу и поклониться. Надо же, какие церемонии…Боятся, что я сбегу? Я вышел, гравий громко и торопливо захрустел о моем приходе, оповещая об этом живых и неживых. К слову, о неживых: вдоль дорожки от ворот по правую сторону тянулось небольшое кладбище. «Животных. Животных!», — пищал во мне маленький тоненький голосок страха, но нет — могилы были вполне человеческих размеров. Я заставлял себя не смотреть туда, но мой взгляд против моей воли выхватил пару фамилий: «Леди Локнор»… «Мистер Локнор»… «Мы будем вечно помнить нашу маленькую Лу»…Ангел морщился, ему явно здесь не нравилось. О! Как я его понимал. Я оглянулся — конечно же, наша машина давно умчалась, оставив клубы пыли, но меня удивило не это: промежутки в воротах автоматически закрывались на моих глазах, пока ворота не стали сплошной чугунной массой. Как, впрочем, и забор. То есть случись что, хоть обкричись, с улицы будет не видно, что происходит за забором. Хм. Ангел поежился и передернул плечами. Я его понимал. Мы уже подходили к крыльцу замка по желтой дороге, тщательно высыпанной песком, как на крыльцо вышел дворецкий. Все, что я видел в фильмах — ложь. Именно так и должен выглядеть настоящий дворецкий: чопорный, подтянутый, высокий, худой, бесстрастный. На его лице не отразилась ни одна эмоция. «Приветствую Вас, Мистер Смирнов. Вас давно ждут, — открыл дверь, — Проходите». Мне не понравилось ничего из этой фразы. Ни то, что он знал мое Пражское имя, разработанное для этой милой командировки (мое настоящее не знал никто, включая меня (шутка), ни то, что кто-то там ждал меня. Уж лучше б меня ждало неотравленное пиво на Вацлавской площади. Я прошел в темный мрачный холл и мои глаза не сразу привыкли к темноте. Дворецкий показал на дверь, взял старинный тусклый фонарь, кивнул, и я прошел вслед за ним по малоосвещенному красному коридору. От тусклого фонаря дворецкого по стенам качались мрачные тени, напоминая то одно чудовище, то другое. То тут, то там виднелась черная лепнина в форме летучих мышей. Или это была не лепнина? Наконец, после нескольких резких и странных поворотов коридора мы вышли в огромный старинный холл замка с длинным накрытым столом. За столом сидели пожилые дамы и кавалеры. Что-то в их осанке и посадке головы заставило меня понять, что передо мной представители древних графских родов, возможно, с примесью королевской крови. Слышно было, как позванивают бриллианты в ушах древних старух. Пахло старостью, богатством и бедой. «Кланяйтесь, — процедил дворецкий, — кланяйтесь немедля, если хотите остаться в живых». В живых? Это становится все интереснее. Я резко дернулся и поклонился: возможно, это вышло неуклюже, но, пардоньте, не каждый день судьба меня забрасывает в старинный замок с потомственными графьями, вельможами, членами королевской семьи и представителями княжеских родов. Дворецкий прошипел: «Следуйте за мной». В нависающей грозовой тучей тишине мы подошли к столу, и он отодвинул для меня стул, когда же я начал садиться, ловко подпихнул его под меня. Вековой опыт не пропьешь, однако. Он наполнил мне огромный кубок кроваво-красным вином и положил мне на тарелку нечто, похожее на устриц. «Я не люблю морепродук.., — начал было я, но он меня грубо прервал, — Тсс, вас никто не спрашивает». Я заткнулся, подумав о том, что, наверное, нужно уже строчить или звонить в Центр пока меня тут на хрен не убили и не подали к этому столу двадцать восьмым блюдом или вообще в виде канапе к аперолю. Дворецкий откланялся и исчез. Подавленный обстановкой ангел сидел на моем правом плече и так же, как я, офигевал от происходящего. «С нормальной музыкой меня похороните только. Если включите попсу, я воскресну, чтобы выключить», — шепнул я ему и он впервые за весь вечер еле слышно вынужденно хихикнул. Худосочный мужчина во главе стола постукал по своему кубку столовым ножом. Этот звук прозвучал как набат в повисшей тишине и не преминул откликнуться эхом со всех сторон огромного зала. Мужчина поджал губы и начал говорить: «Ну вот, наконец, вы и с нами. Как мы рады, что вы к нам приехали». «А я-то как рад, вы себе представить не можете», — мрачно подумал я, и, как оказалось, сказал это вслух. На меня посмотрели резко все эти люди, сидящие за столом, не ожидая такой дерзости. Да я, ребята, и сам не ожидал, реально, сам вот не ожидал! Ох, когда же я научусь держать язык за зубами?! «Язык у человека мал, но сколько жизней он сломал»..©После паузы худосочный человек продолжал: «Надеюсь, вы хорошо сюда добрались?» «Более чем, — с вызовом ответил я и хотел выпить вино из кубка, но мой ангел съездил мне по руке: «Не вздумай!». «А!, — резко отдернул руку и вскрикнул я, и, чтобы замаскировать мое странное восклицание, продолжил воодушевленно, — А! Чуть не забыл сделать комплимент вашим прекрасным бордовым розам в саду! Они поистине великолепны». Старушка, сидевшая от меня за три человека просканировала все мое тело пронзительными голубыми глазами и медленно произнесла: «Это сорт «невинная жертва». Я не нашелся, что ей ответить, что то мне подсказывало, что на моей могилке она бы собственноручно бы высадила такие розы, может, еще и попрыгала бы сверху. Ох уж эти викторианские старушки: не убивают, так едят, не едят, так убивают. Сквозь какие-то сумасшедшие преграды и помехи до меня дозвонилась Лидочка, голос ее был настолько встревоженным, что она вполне могла использовать его при Армагеддоне: «Кузепякин, Кузепякин, ни в коем случае не клади трубку, держись там Кузепякин, ни на что не соглашайся, слышишь, Кузепякин?!» Ее голосом моя последняя придуманная фамилия звучала так нежно, что я почти пожалел, что представился ей так, можно было и как-то посолиднее. Она быстро переключила меня на шефа, он говорил быстро, сжато, еще и бахнул мне в мозг сразу несколько файлов, хотя мы и не любили эти вбросы информации на расстоянии — от них так потом болела голова. Но шеф любил использовать мою голову вместо флешки, и я, к сожалению, не мог пойти против субординации и возразить ему. Все, что я различил сквозь помехи, было: «Столетние вампиры, в саду — их жертвы… Тебе нужен ключ. Находишь ключ и быстро, быстро тикаешь посредством…», — в этот животрепещущий момент вся связь на хрен отрубилась, я беспомощно посмотрел на ангела. Тот быстро начал набирать шефа. Короткие гудки, помехи. Мда… Сказал все, кроме самого главного — как отсюда смыться. Отлично. Спасибо, дорогой шеф, уж помог так помог. Чтобы подавить свое желание обматерить шефа, я яростно ковырял вилкой устрицы. По— моему, ошибся, и из 16ти приборов выбрал не ту. Ох уж это галантное общество! Не знаешь, как правильно съесть устрицу за 15 секунд до того, как съедят тебя самого. Грузный мужчина на другой стороне стола постучал ножом по кубку вина и мрачно сказал: «Надеюсь, вы понимаете, зачем вас сюда пригласили?». «Н-н-не совсем», — пробормотал я. Что это? От страха начал заикаться? «Это смешно, — сказала молодая женщина с красными губами, но что-то мне подсказывало, что ей лет триста, не меньше. Это смешно, — повторила она, и каждому было понятно, что ей ни фига не смешно, но она продолжала, — и ежу понятно, что вы знаете, что нам нужно от вас». «Нет, клянусь вам», — удивленно ответил я. «А чем клянетесь?», — встрепенулась старушка «орлиный глаз» за три стула от меня. Ох, я совсем забыл, что агент не должен ничем клясться. Клянутся темные, а мы светлые, и у нас, кроме веры, ничего нет и ничем мы клясться не должны, ни земным, ни небесным. Как, однако, у них ловко настроен радар: ведь и захочешь, а не сболтнешь всякую хрень — можно тут же быстро упокоиться во дворе под бордовыми розами. Наверное, для этих милых цветочков как раз не хватает питательных удобрений. Что может лучше человеческой крови случайно залетевшего сюда агента— балбеса? «Ничем не клянусь, — достаточно бодро сказал я, — просто уверен, что ничего не знаю». «Вы знаете только то, что ничего не знаете, ха-ха», — хихикнул тощий морщинистый старик за пару стульев слева от меня. «Тип того», — пробормотал я. «Ну что ж, давайте поиграем в эту игру, — продолжил первый худощавый мужчина. Давайте сделаем вид, что вы ничего не знаете и не понимаете. Мы вас пригласили, чтобы вы дали нам расстановки». «Расстановки?» — медленно переспросил я. «Вы имеете в виду…», — я бросил взгляд на ангела, растягивая время, как только я умел. Ангел судорожно набирал Центр. Безуспешно. Кто-то из этих тварей ставил заслоны для наших сигналов. «Расстановки светлых сил!», — почти крикнула молодая девица с припухлыми губами, испепеляя меня взглядом, и драгоценный кулон в форме черепа сверкнул на ее шее двумя красными глазами. Я откинулся на стул. Теперь-то все стало ясно, я опять и подсадная утка и разменная фигура одновременно в этой игре. И дурак, и идиот, и пушечное мясо, и еда, и счастливый обладатель нового местечка во дворе под розами. Под прекрасными бордовыми розами, впитавшими всю кровь жертв, невинно убиенных этими вампирами. Мда, от попал так попал. Центр хотел использовать меня как пробный шар: прокатит— не прокатит, эти просто хотели сожрать, предварительно сдоив информацию. Я тянул время так же профессионально, как второклассник у доски. «Ах, эти….Расстановки…. Разумеется… Разве ж я буду отказываться…. Что я могу ответить таким достопочтимым людям, кроме согласия… Конечно… А какие гарантии моей неприкосновенности после раскрытия расстановок вы мне дадите? Я смогу спокойно покинуть этот замок?», — я цедил слова, прислушиваясь к ангельским неудачным попыткам связаться с Центром. Девица прыснула в кулак, сухощавый сморщился еще больше, как будто съел лимон, бодренькая старушка за три стула от меня мелко задрожала от смеха, худосочный хихикал, мясистый ржал на весь холл. По лицу дворецкого пролетело что-то вроде серой тени — он так смеялся. Ангел в это время, наконец, открыл файлы, сброшенные шефом в моем мозгу. Досье на каждого из сидящих за этим столом — ребята были вампирами. Тысячи тысяч жертв, прекрасные замки, голубая кровь (пить они, однако, предпочитали обычную, красную), очень старое Пражское сообщество, насчитывающее несколько веков. Пражский филиал зла. Мне стало неловко — эти прекрасные тысячелетние вампиры планировали выпить мою кровь, а я тут чот выделывался. Я подумал, что, может быть, не стоит оттягивать бой, и раз уж тут должно состояться сражение, пусть оно состоится. «Тебя просто сожрут», — шепнул мне ангел. Ну что ж, спасибо за поддержку, бро. «Что же делать, что же делать?», — моя мысль лихорадочно скакала в голове, ударяясь о стенки мозга. «Дзынь!», — я услышал странный звук, раздавшийся со стороны голубоглазой старушки. Я очень не хотел поворачивать туда голову, очень не хотел, поверьте, всматриваться в причину звука. Но я посмотрел. Старушка сидела с одним маленьким белым клыком. «Дзынь!», — и я увидел, как автоматически вылез второй клык. Кажется, веселье начинается. «Дзынь! Дзынь! Дзынь!», — раздавалось со всех сторон: ребята хотели кушать. А королевским блюдом на этом столе был я. «Последний артефакт Майора!», — крикнул ангел. Я непонимающе уставился на него. «Яйцо!», — заорал ангел и поднял его в воздух из дипломата. Я схватил яйцо, нажал на него, и меня окутала защитная пуленепробиваемая аура, по форме напоминающая яйцо. Ангел довольно крякнул. «А ключ?! Ключ!», — мысленно кинул ему сигнал я, одновременно метнувшись к дверям. «Спасайся!, — крикнул ангел, — я ща посмотрю!». Мой ангел опять полез в схемы и файлы шефа, он хотел выполнить задание, найти ключ, но при этом сохранить мне жизнь. Что было делом маловероятным. Дворецкий ощетинился, с его лица медленно поползла кожа, оставляя после себя черный череп с красными глазами, но мне не было страшно. Обычное дело для нежити. Да, новички бы испугались, но не я, не я — тертый калач. Запомните — когда в вашей жизни происходит полная жопа, главное — вовремя сделать себе комплимент. Я так воодушевился своей матеростью, что, в общем-то, я был не новичок, тертый калач, да что там скромничать — матерый агент, что я пробил стрелой намерения стену из черных кирпичей, которую так старательно ваял перед дверями дворецкий, одновременно накинув заклинания неподвижности на всех ринувшихся за мной вампиров. Я нёсся по запутанным коридорам, в моей голове только стучало «Идиот, идиот, идиот», — под каждый шаг, под каждую ступеньку, как дробь, как горошек, падающий по лестнице. «Идиот, идиот, идиот», — понятно было и ежу, что это ловушка, а не то что матерому агенту, понятно было, что они просто хотели пожрать. Наше начальство просто бредит, какой ну какой еще, на фиг, ключ можно достать и найти в этой ситуации, когда ты просто пытаешься унести ноги?! Когда пытаешься спасти свою жизнь, которая у тебя, в отличии от этих вампиров в этом конкретном теле — не вечная!». «Зато душа не продана», — шепнул мне мой ангел за правым плечом. «Ну, чо, нарыл что-нибудь?», — кинул я ему мгновенный вопрос, но он не успел ничего ответить, потому что к тому времени я выбежал из замка и остановился буквально в трех метрах от ворот. По обеим сторонам от меня стояли кусты из бордовых роз, было совершенно понятно, что под ними были могилы жертв этой вековой вампирской секты, они даже не потрудились сравнять холмы с уровнем земли: какие то кусты росли ниже, какие то выше, было совершенно понятно, откуда эти неровности в посадке. Я остановился под пронзительным взглядом небесно — голубых глаз: старуха материализовалась прямо из воздуха. «Куда вы так торопитесь, молодой человек?», — медленно произнесла она. «Вы даже не попробовали десерт», — когда она говорила, ее тонкие морщинистые губы двигались как два узких червячка, танцуя при словах, изрыгаемых из ее рта какой-то особенный, знакомый только им, танец. «Да я дома чаю попью», — съюморил я вынужденно и натужно, как в капитанском конкурсе КВН. Она обнажила клыки. Да что там! Вся верхняя часть ее лица быстро сморщилась, собралась в гармошку и поднялась к верху, обнажив столетние желтые клыки. «Хм, ваши зубы были в превосходном состоянии, но надо бы снять налет, я могу дать адресок стоматолога», — в минуты опасности я нес невообразимую хрень и меня было не остановить! В этот момент небо как будто затянуло тучами, мрак пришел на землю, и я понял, что вот тут я попал, просто попандецки попал, да что тут говорить, конец моим смехотулечкам, капец мне, дорогие зрители. Я увидел, как из всех отверстий замка: парадного входа, многочисленных окон, балконов, черных ходов и прочего — вылезает тьма. Она кружилась, как черный дым и в клубах этого дыма были видны черные головы почтенного вампирского семейства: такое ощущение, что их старческая многовековая плоть растворилась в этом черном дыме, и все они составляли единое существо, многоликое, многорукое, клыкастое, имеющее перед собой единственную цель на поражение — меня. Я чуток попятился. Старушка ехидно произнесла: «Посмотрим, дружок, что ты теперь скажешь», но сразу после этих слов с тихим шипением ее мгновенно засосало во всю ту же ползущую на меня тьму, мне даже показалось, что она слегка удивилась скорости засасывания. «Что, ваш папочка требует расплаты за «вечную» жизнь за счет невинных жертв?», — вдруг зло подумал я, решив биться до последнего. Я был дохляк, вечный дохляк, вечный «младший» сын, на которого никто никогда не возлагал никаких надежд, вечный клерк, мальчик для битья моего шефа, вечный недолюбленный ребенок, вечно стоящий с окровавленным сердцем у подножья башни. Мое сердце было никогда внутри, а всегда снаружи: плачущее, истерзанное, окровавленное. Я был, в общем-то, никем. Но вот перед небом бесславно пасть было бы безнадежно стыдно. Оно всегда верило в меня. Я сжал кулаки и собрал какую-никакую энергию, попутно проверив пару амулетов Майора в карманах. Вдруг под ноги мне упал разноцветный шар диаметром сантиметров десять. Он не был ни синим, ни красным, ни зеленым, его цвета смешивались каждую секунду настоящего времени и перетекали из одного в другое.