Глава 4. Убийство

Неспешно позавтракав и собрав нехитрые пожитки, все четверо вышли из «Двух Королей» и направились в конюшню, где их уже поджидал Томас.

От центральной деревенской, или, как тут её называли, городской площади в разные стороны лучами расходились улицы и переулки. Разузнав у Пэдрига Гарвена ближайшую дорогу на Рудлан, молодые люди сели на лошадей и поехали гуськом. Западная часть Длинной Лошади была, судя по всему, самым зажиточным в этом селении кварталом, а дальше на восток каменные строения сменялись деревянными, а деревянные — бедняцкими глиняными мазанками, между которыми по пыльным проулкам во множестве бродили куры, гуси, свиньи и прочая деревенская живность.

Возле распахнутых настежь ворот они не заметили и следов стражи, зато всю дорогу щедро усыпали уже повядшие цветы, остатки венков и клочки ярких тканей.

Гуго с Томасом ехали чуть впереди, за ними Эдмунд, по правую и левую руку от которого, легко управляясь с поводьями, Алиенора с Бланкой. Лошади шли почти рядом, и Эдмунд то и дело ловил на себе влюблённые взгляды: с одной стороны — спокойный и радостный, с другой — с обожанием; молодой человек время от времени покачивал головой в такт собственным мыслям, пытаясь уразуметь удивительную метаморфозу, произошедшую с ним всего-то за несколько дней.

В полусотне шагов за воротами расстилался знаменитый Аонгусов луг, вид которого наводил на мысли о бурно протекшем празднестве. В центре его стоял довольно толстый, уже несколько покосившийся шест в три человеческих роста высотой, с закреплённым на верхушке огромным колесом, похожим на те, что обычно устанавливают на телеги, но на порядок большего размера. От колеса свешивались вниз многочисленные верёвки с узлами на концах, украшенные цветными ленточками. Вся земля вокруг была утоптана следами ног. Чуть поодаль виднелись остатки погасших костров; над некоторыми из них ещё продолжали виться дымки. Неподалёку стояли две телеги, точнее, двуколки без лошадей, одна — со сломанным колесом; кругом валялись обрывки ленточек, даже платьев и, наверное, с дюжину пустых кружек и кувшинов.

— Вот так разгром! — произнёс Эдмунд, оглядывая поляну.

Алиенора слегка пришпорила лошадь.

— Гуго… Томас! Что здесь такое было?

— Праздник, миледи, — довольным голосом сообщил Гуго, чуть придержав лошадь. — Ночь любви. Толпы музыкантов, парней с девчатами, игры и танцы, танцы, танцы…

— Что за игры?

— Думаю, миледи, — вмешался в разговор Томас, — что мастер Гарвен правильно вчера сказал насчёт того, что благородным девицам здесь не место. Очень, как бы это сказать, фривольные развлечения. Вроде того, что мне про прядильни рассказывали, только её пуще.

— Прядильни?

— Ну да. Об этом лучше у Гуго спросить. Я-то только понаслышке об этом знаю, а простолюдины в Хартворде, да и во всех деревнях, каждый вечер там время убивают.

— Ну, уж и каждый, — фыркнул Гуго. — Так, изредка, просто чтобы за девчонками поухаживать…

— Расскажи, расскажи… — в один голос потребовали обе девушки.

Гуго вздохнул.

— Ну, хорошо. Но вы уж имейте в виду, пожалуйста, что ничего такого в этом нет. И не только в Хартворде, а во всех селениях в общественных прядильнях такие порядки. Обычай, можно сказать.

— О-хо-хо, — протянул Томас.

— Именно. — Гуго с серьёзным видом кивнул. — Ну, девушки там по вечерам собираются. С веретенами и прялками. Когда прядёшь, остатки пеньки на колени сыплются, так парни должны эту пеньку постоянно отряхивать.

— А сами они не могут?

— Могут, конечно. Но, во-первых, это работу замедляет, а во-вторых, это ритуал, это часть ухаживания. За каждой девушкой обязательно должен какой-нибудь парень ухаживать, иначе её собственные товарки на смех её поднимут. Что, типа, кривая такая, или толстая, или вообще уродина что ли, что ни один на тебя не клюёт?

— Забавно, — протянула Алиенора. — Ну и что же в этом такого?

— Вот я и говорю, что ничего.

— Ох, леди Алиенора… — Томас подъехал к ним поближе. — Во-первых, парень сидит сзади девушки, а во-вторых, там частенько лучины гаснут. Так что отряхивать пеньку с женских коленок, сами понимаете, становится всё интереснее и интереснее. А сами девушки, как говорят, очень даже не против. Чем она зацелованнее после такого вечера, тем больше у неё, не знаю, как назвать, авторитета, что ли. В деревнях ведь, сами знаете, если девка до семнадцати лет замуж не вышла, и ни один парень на неё не позарился, то уж вся округа на неё косо смотрит и думает: может с ней не в порядке что? А в языке физов — это народ такой на севере, — даже поговорка есть про эти прядильни: «Das ist eine rechte Gurgelfuhr». «Gurgelfuhr» там вместо слова «Kunkelfeier» — веретено. Звучит очень похоже, только получается что-то вроде «это самая настоящая свалка» вместо «это чинные посиделки».

— Вот оно что… — улыбнулась Алиенора. — Пожалуй, я уж и не знаю, спрашивать ли дальше про вчерашний праздник…

— Да нет, тут оно всё поприличнее, только количество фривольностей всё равно не для леди. Здесь старейшины местные да бабки за порядком наблюдают, но так выходит, что они и есть главные сводники. Тем более что народу приезжего много, да все в масках, а это ещё больше веселья добавляет. Я так понимаю, главная цель таких праздников — познакомиться, пофлиртовать и, очень может быть, пожениться. Танцы настолько быстрые, и всё быстрее и быстрее, так что обязательно кто-нибудь падает и тогда образуется куча мала, из которой все такие раскрасневшиеся да расстёгнутые выбираются, что слов нет. А ещё много гаданий проводится, в основном на женихов, кто за кого да когда замуж выйдет. Видите двуколки сломанные? Так это в самом конце, ежели одна какая-то девица без жениха остаётся, она обязана, впрягшись в эту телегу, парней с их невестами за собой катать, и обязательно через пруд, чтобы самой в мокром платье остаться. И это самое платье все тут же хором начинают с неё стягивать, чтобы вроде как просушить. А иногда и все вместе туда шлёпаются. В целом всё таким образом. Но, вообще-то, очень весело. Никто никого ни к чему не принуждает, никто ни на кого не обижается и флиртуют все напропалую…

За разговорами вся компания уже давно миновала Аонгусов Луг, продолжив ехать по довольно широкой, хотя и дурно вымощенной дороге. Слева расстилались бескрайние холмистые поля, заросшие вереском и кустарником. По другую сторону виднелся большой лес, тянувшийся до горизонта; где-то за ним шёл, почти параллельно дороге, тот самый огромный овраг, двигаясь вдоль которого можно быстро добраться до Драмланрига. Кратко посовещавшись, молодые люди всё же выбрали дорогу на Рудлан, хотя и более длинную. По ней беспрепятственно, в отличие от лесной чащи, можно было ехать верхом, да и наличие обещанных деревень с постоялыми дворами больше грело душу, чем ночёвки на земле среди диких зверей. Голос Эдмунда, ратовавшего за лесную дорогу, остался в меньшинстве, да и забота об обеих девушках, не привыкших к отсутствию жизненных удобств, в конце концов заставила его согласиться с мнением остальных.

Как и говорил Гарвен, дорога вскоре начала плавно заворачивать на северо-восток, к Рудлану, находившемуся примерно на одинаковом расстоянии и от Лонхенбурга, и от резиденции герцога Ллевеллина. За Рудланом Восточный тракт, петляя по отрогам Нолтлэндских гор, делал резкий поворот на юг, прямиком к морскому побережью и замку Драмланриг.

Ровная местность давала лошадям возможность местами передвигаться даже скорой полевой рысью; к двум часам пополудни путники проехали, наверное, не меньше пяти лиг. Гуго с Эдмундом, не особенно привыкшие к верховой езде, уже на середине пути стали испытывать всяческие мелкие, а то и не очень, неприятности. Бесконечные холмы слева от дороги продолжались, но вдалеке на северо-востоке, окутанные синеватой дымкой, уже показались горные вершины. Изредка по обе стороны от дороги виднелись заброшенные селенья, а то и отдельные мазанки, оставленные жителями по неведомым причинам. По мнению Томаса, давала себя знать относительная близость Вала. Некогда эти места были обитаемы, но страх перед нападением тёмных сил, а ещё пуще того — пугающие слухи, добрую половину из которых Томас считал сказками, мало-помалу заставляли жителей покидать обжитые дома и скучиваться в больших деревнях, предоставлявших, конечно, лучшие возможности для обороны.

Вскоре решили сделать недолгую остановку: до селения Калдикот, первого на их пути, оставалось ещё около четверти пути, и даже с перерывом на обед и краткий отдых имелись все возможности достичь его до захода солнца. На Калдикоте знания Томаса о дальнейшей дороге заканчивались; даже до самой этой деревни сторожевые отряды из замка Хартворд никогда не добирались, но, впрочем, дорога обещала быть не такой уж и сложной. До этого места, где они остановились, основная дорога не имела заметных ответвлений, только пару-другую прибитых пылью тропинок, ведущих, по всей видимости, в другие деревни. Все они настолько явно отклонялись от выбранного на восток направления, что даже не возникало мысли о том, что можно заблудиться.

Сам Калдикот находился на востоке владений графа Клеймора; Алиенора слегка поёжилась, услышав об этом. Земли Рича Беркли верхней своей границей почти примыкали к королевским и представляли собой довольно узкую и длинную полосу земли, по размерам раз в пять меньше графства его старшего брата. Северная часть этой полосы, где и находился, собственно, сам замок Клеймор, терялась среди Нолтлэндских гор, среди, как говорили, обширных и неуютных болот, а юг почти достигал Гриммельна. Именно это обстоятельство и позволяло причислять графа Рича к числу могущественных и почти независимых пограничных баронов, все обязанности которых перед королевской властью ограничивались защитой рубежей перед Валом.

— Смотрите-ка! — Гуго выбросил руку вперёд.

Сразу за пригорком, на который они поднялись, всего в миле виднелись развалины древней крепости. Стены были полуразрушены, с большими зияющими провалами, заросшими плющом, а в центре, неведомым образом сохранившись, высился донжон — главная башня футов сорока высотой, без сгнившей крыши.

— Это замок Грэйнсторм, — сказал Томас, — здесь уже лет сто-сто пятьдесят как никто не живёт.

— А что случилось?

— Не знаю. — Томас пожал плечами. — И никто из наших не знает. Шепчутся только, что это вроде как проклятое место. Мы никогда досюда не доезжали, только как сейчас, издали видели. Эдмунд, наверное, знает: он ведь все книжки у Миртена облазил.

Головы повернулись в сторону последнего; Эдмунд с гримасой на лице — непривычка к верховой езде давала себя знать — только еще взбирался на вершину холма.

— Знаю, — поморщившись, произнёс он, — это ж самый близкий к Хартворду замок. Про него много чего понаписано. Это всё из-за Вала. С Грэйнстормом, — он взглянул на Бланку, — случилось примерно то же самое, что и с Харлехом. Только вроде здесь не было ни тумана, ни теней: говорят, что это просто нападение дхаргов, которые замок и разрушили. Хотя кто знает — может быть, в книгах и не всё написано.

— Я хочу посмотреть, — решительно заявила Бланка. — Там, кстати, можно будет и на отдых остановиться.

Согласно переглянувшись, вся компания начала спускаться с пригорка, взяв курс на развалины.

— У этой крепости, — продолжил Эдмунд, — дурная слава началась задолго до того, как тут дхарги появились. Множество историй рассказывается, в том числе и про последнего барона Грэйнсторма — звали его вроде как Раухинг.

— Ты, похоже, всё у меня знаешь, — улыбнулась Алиенора. — Расскажи…

— Да нет, не всё. Но историю дворянских родов более или менее хорошо себе представляю. Миртен меня заставлял чуть не наизусть всё это заучивать. Расскажу, дайте только с коня слезть, а то я себе уже мозоли натёр — не знаю, как оставшуюся дорогу выдержу.

Вблизи замок представлял собой величественное, но безжизненное зрелище. Заросли кустарников и плюща, огромные обвалившиеся куски крепостной стены, окружённые высохшим и уже совсем неглубоким рвом, который друзья преодолели по широкому мосту; из-под копыт лошадей вниз сыпались обломки камней. Крепость не отличалась большими размерами; у всех сохранившихся строений, за редким исключением, не было крыш и деревянных перекрытий; под ногами то и дело шуршали ящерки. Друзья слезли с лошадей и, привязав их к покосившейся каменной балке, принялись неспешно бродить по двору, глазея по сторонам.

— Скучища, — произнёс Гуго, — ничего интересного. Так чем прославился этот барон Раухинг?

— Своей нечеловеческой жестокостью, — сказал Эдмунд. На пару с Томасом помогая обеим девушкам, он пробирался через завалы к донжону. — Я читал, например, что он любил играть в карты…

— Действительно, изувер, — хмыкнул Гуго.

— Слушай… однажды, когда он сидел в подвальном помещении башни со своими собутыльниками, отчего-то погасли факелы, которые освещали залу — может, от порыва ветра, а скорее всего, от небрежности слуг. Так он приказал этих самых слуг приковать к колоннам, облить лампадным маслом и поджечь, а потом под дикие вопли несчастных продолжил игру… Сейчас мы, наверное, эту залу увидим, если её не засыпало.

— Бог ты мой… — пробормотал Томас. — Дикарь какой-то. Знаешь, не особо хочется то место искать.

Девушки согласно покачали головами.

— Так это ещё не всё. У него была дочь. Так вот: эта дочь полюбила простолюдина из соседней деревни. Они втайне от отца обвенчались, причём церемонию совершил местный старичок-священник, который почему-то счёл этого молодого человека весьма достойной парой для будущей баронессы. А когда Раухинг узнал об этом, он приказал казнить обоих, точнее, начать приготовления к казни. Священник прибежал к нему и то ли пристыдил, то ли пригрозил карой богов, и заставил Раухинга поклясться, что тот никогда не разлучит влюблённых, обручённых перед алтарём. Барон поклялся, а когда священник ушёл, он приказал их обоих привязать спина к спине, на цепи опустить в один засохший колодец, а отверстие замуровать. Священнику он после этого, посмеиваясь, заявил, что клятву свою не нарушил — он же их не разлучил. А, наверное, через год после этого замок подвергся нападению дхаргов и сам Раухинг погиб при штурме.

— И поделом ему, — нахмурившись, сказала Бланка.

— А другие дети у него были? — спросила Алиенора. — Или он так свою единственную дочку…

— Не помню, — произнёс Эдмунд, — но, знаешь ли, Леа, — слегка усмехнувшись, он искоса посмотрел на свою сестру, — у него брат родной был. А тот по материнской линии приходится нам каким-то там предком. Он — то ли родной, то ли двоюродный прадед нашей матушки, Фьоры Риэннон.

Алиенора поморщилась.

— Очень мило. Спасибо. А я-то думаю, отчего это я иногда сержусь на кого-то без причины. Вот оно что — наследственность.

Ворота донжона давно сгнили. По внутренней стене башни на самый верх шла винтовая каменная лестница; деревянные полы и потолки обрушились от старости и, подняв голову, можно было увидеть кусочек неба над головой.

— А давайте туда залезем, — предложил Гуго, — может, оттуда Вал видно. Говорят ведь, он по ту сторону оврага.

— Ну, уж нет, увольте, — в унисон заявили обе девушки.

— А я тоже, пожалуй, слазаю, — сказал Томас.

Оставив Алиенору с Бланкой на попечении Эдмунда, молодые люди довольно резво начали взбираться наверх. Сами девушки, усевшись рядышком на каменную скамью, о чём-то общались полушёпотом, а Эдмунд, подойдя к лошадям, принялся отвязывать седельные сумки, в которые они заблаговременно, ещё в «Двух королях», сложили остатки утреннего пиршества. Еды было так много, что кое-что, к великому сожалению Гуго, пришлось оставить в таверне на столе. Друзья, посмеиваясь, заявили ему, что и того, что они взяли, хватит с лихвой, учитывая то обстоятельство, что уже к вечеру они рассчитывали прибыть в другую деревню.

— Эд! Эд… скорее! — раздался крик Томаса.

Молодой человек обернулся. С встревоженным лицом из донжона выбежал Том, а за ним Гуго.

— Что случилось?!

— Эд… леди Алиенора, Бланка. На западе, милях в трёх-четырёх, прямо в нашу сторону отряд какой-то скачет, но не по тракту, по полям. Далеко, разглядеть не могу, но, судя по облаку пыли, человек десять, не меньше.

— Может, просто кто-то тоже за восток едет? — спросила Алиенора.

Томас замотал головой, пытаясь отдышаться.

— Нет… вы не понимаете. Я же сказал — по полям скачут. Нормальные люди едут по дороге. Так же удобнее. Это не крестьяне и не торговцы. Я не уверен, конечно, но вдруг?..

— Понятно, — глухо прошептал Эдмунд. — Рисковать не стоит. Быстрее, все по сёдлам.

— Кони очень уставшие…

— У нас нет выбора. Быстрее. Поскачем в сторону леса.

Вскочив на лошадей, друзья устремились в сторону ближайшего леска, плавно переходящего в дремучую чащу, росшую по берегам оврага. Они вовсю настёгивали и подбадривали животных, но, к сожалению, от деревьев их отделяло только чуть меньшее расстояние, чем от приближающегося неизвестного отряда.

Они едва успели остановить лошадей. После очередного невысокого холма дорогу им преградило небольшое озеро, скорее даже болото с берегами, заросшими камышом.

— В объезд! — одновременно крикнули Томас с Эдмундом, направив коней в северную сторону; южная оконечность озера терялась в топкой чёрной жиже, тянувшейся, похоже, до самого оврага. В сотне футов от берега виднелись развалины какой-то деревни; стены домов без крыш были глиняными, что, наверное, и позволило им выстоять в течение такого долгого времени, противостоя дождям, морозам и солнцу.

— О-о!!! — вдруг завопил Гуго, на скаку показывая рукой в сторону селения. Из проулка между мазанками выскочили человек шесть-семь всадников — другой отряд, вероятнее всего, двигавшийся им наперерез с севера. Все пропылённые, с уставшими от долгой скачки лицами и все — в чёрных камзолах с вышитыми на груди жёлтыми леопардами.

— Это клейморовцы… граф Рич… — задыхаясь от быстрой скачки, выдохнул Томас, — не успеваем…

Сильным толчком Эдмунда вышибло из седла. Резко придержав коня, Томас только успел заметить оперенье толстого арбалетного болта, торчавшего из левой лопатки своего товарища. Вслед за тем взбрыкнула и упала лошадь Гуго; в неё попали сразу несколько стрел, а сам он мешком свалился на землю. Немедленно вскочив, он бросился к Эдмунду, но было уже слишком поздно. Наёмники на ходу вытаскивали мечи и секиры; двое скакали наперерез лошадям девушек, а в полумиле сзади, со стороны Грэйнсторма, показался первый отряд.

Томас выхватил меч; Гуго с тесаком в руке встал над телом Эда, но их тут же смели и раздавили. Гуго получил страшный удар древком копья по голове и кубарем скатился в заросли камышей. Трое наёмников без особого труда обезоружили Томаса; сбив его с ног, они методично принялись избивать его ногами. Алиенору с Бланкой стащили с лошадей; с замершими в груди криками они увидели, как острие того же копья, которым ударили Гуго, с силой вонзилось в лежащего без сознания Эдмунда. И ещё раз. Его тело дёрнулось и затихло, а из развёрстой раны, булькая, потекла широкая струя крови.

* * *

Широко расставив ноги, граф Рич хмуро стоял напротив Алиеноры, краем глаза глядя на подбежавшего к нему наёмника.

— Ну?..

Солдат кивнул.

— Сдох, ваша светлость. Наверняка. Копьём насквозь.

— А знак?

— Есть. На спине пониже правой лопатки родимое пятно, как вы и говорили, вроде маленькой загогулины. Что с телом делать, милорд?

Граф пожал плечами.

— Ничего. Мёртвый он нужен мне ещё меньше, чем живой. Оставьте, где есть — ночью волки своё дело сделают.

— А с остальными что делать?

— Они меня не интересуют.

Алиенора стояла, опустив руки. Вдруг её начало трясти; дико завизжав, она набросилась на Рича Беркли, раздирая ногтями ему в кровь лицо и страшно рыча. Граф с силой обхватил её руками, с трудом удерживая извивающееся тело.

— Да держите её уже кто-нибудь… И свяжите, а то попортит она себя.

Солдаты набросились на Алиенору, с усилием оторвали её от Рича. Она брыкалась, колотила кулаками, пиналась. Они повалили её на землю; упав, она дёргалась, размахивая руками, ногами и, не переставая, безумно вопила.

— Да заткните ей кто-нибудь уже рот, — крикнул кто-то, — башка сейчас треснет от этого воя…

Один из наёмников ринулся к ней с комом грязной тряпки в руке; Рич, стремительно развернувшись, страшным ударом кулака сбил его с ног.

— Не сметь!.. — грозно рявкнул он, — хоть одна царапина на ней будет, всех колесую…

Наконец её связали. Извиваясь, как червяк, она каталась по земле.

— Окатите её водой, — сказал граф, хмуро глядя вниз. — И Сайруса позовите, пусть даст ей выпить что-нибудь. А то как бы головой не повредилась.

Алиенора продолжала дико кричать.

* * *

Бланка сидела на земле, привалившись спиной к колесу телеги. Её лицо, на котором застыли покрытые пылью тоненькие бороздки слёз, было каменным; расширившимися глазами, не моргая, она смотрела в пустоту.

— Бланка… — шёпотом произнёс Томас. Он появился откуда-то из-за телеги; в разорванной одежде, весь в синяках и кровоподтёках, он полз на четвереньках и поминутно оглядывался. Остановившись рядом с девушкой, он потряс её за плечо. — Бланка… очнись.

— Да что за чёрт… Бланка! — Он легонько пошлёпал её ладонью по щекам. — Ты меня слышишь?!

Как деревянная, она повернула голову в его сторону; она смотрела на Томаса, но как будто сквозь него.

— Мы можем сбежать, слышишь меня? — тихо и быстро зашептал юноша. — Они там все в хижине столпились, вместе с графом Клеймором. Алиенора у них. Ещё человек пять за пригорком, рядом с… Эдом, нас не видит никто. Мы им не нужны. О, боги… да очнись ты!

Томас торопливо отстегнул от пояса флягу и приложил её к губам Бланки; тоненькая струйка вина потекла по её подбородку. Девушка еле заметно качнула головой и рукой устало отвела от себя бутыль.

— Зачем? Куда?..

— А куда ты хочешь? Обратно в Хартворд?! Там отец твой, уже в тюрьме, наверное… Мне точно туда нельзя: если хоть кто-то из солдат меня запомнил, да там ещё опознает, то Рич шкуру с моего отца спустит за то, что я помог бежать Эдмунду с Алиенорой. А ты ей ничем помочь здесь не сможешь, понимаешь?

— Я должна остаться с ней…

— Зачем?! Да рассуди здраво: толку ей от тебя не будет. Тебя даже, скорее всего, вообще до неё не допустят. К ней сейчас такую охрану приставят, что муха не подлетит… И, опять же, сиру Равену только хуже сделаешь: граф точно решит, что он в этом побеге замешан. Мы должны бежать.

— Куда?

— Не знаю. Думаю, в Лонхенбург, к королю. То, что Рич делает с Алиенорой, которую ему доверили опекать, это против всяких правил. Все дворяне его осудят. Не говоря уже о том, что по его приказу убили законного сына и наследника графа Хартворда. Это вообще уже против обычаев. Казнить эорлинов без суда и следствия никому не позволено, даже королю. Слышишь?! Быстрее, пошли.

Бланка всхлипнула и закрыла лицо руками. Из глаз вновь бурными ручьями потекли слёзы; само лицо оставалось серым и безжизненным.

— Он… он… о, боги… Том, что делать-то…

— О, святые… — Томас придвинулся ближе и обнял её за плечи; голос его слегка задрожал. — Милая моя подружка… Мы ничего не можем сделать. Он умер. Пожалуйста, послушай меня.

— Я не могу…

— Хорошо. — Юноша, быстро оглядевшись, решительно поднялся на ноги. — Я помогу тебе. Я понесу тебя, а в том лесочке ты передохнёшь и придёшь в себя.

Бланка отстранила его протянутые ладони и тяжело поднялась.

— Не надо. Я смогу идти сама, — глухо произнесла она.

— Отлично, пойдём. — Том взял её за руку. — Я сумел увести одну лошадь, в лесу спрятал, и у меня есть два мешочка с серебром. Этого хватит на первое время.

Она еле заметно кивнула. Осматриваясь каждое мгновение и чуть пригнувшись, Томас быстрым шагом направился в сторону леса. Бланка тащилась за ним как сомнамбула. Нестерпимо жарило заходящее солнце, а из дома, на который она поминутно оглядывалась, как будто бы доносились чьи-то крики. Видно было, что ей тяжело уходить; Томас часто останавливался, нетерпеливо поджидая девушку.

— Не волнуйся, — сказал он, — ей ничего не грозит. Пока Рич не отказался от своей идеи выдать её замуж, они ей ничего не сделают. А у нас, может быть, получится ей помочь.

— А где Гуго? — Бланка внезапно остановилась.

— Не знаю. Когда солдаты на Эда набросились, он куда-то исчез, я не заметил, как это произошло. Мы дождёмся, когда граф уедет, и попробуем его найти. Он наверняка где-то поблизости прячется. Если жив…

— Нет. — Бланка покачала головой. Тем временем они добежали до кустов и в изнеможении опустились на зелёный травяной ковер. Хрипловатым голосом она продолжила: — Мы не можем ждать. А вдруг они и нас примутся искать? Гуго сам о себе позаботится. Он умный парень. И сообразительный. И, может быть, сумеет хоть чем-то помочь Алиеноре. Он же просто мальчишка из прислуги, так что ему намного проще, чем нам, вернуться в Хартворд. Я думаю, он догадается, что от него требуется. А мы должны спешить. Ты прав — мы должны ехать к королю. И как можно быстрее: мы не знаем, сколько времени у нас есть. Мы сделаем всё, что сможем. Пойдём.

Они поднялись и, взявшись за руки, скрылись в лесной чаще.