Часть первая. До резни и потопа

БИРИТ НАРИМ

Часть первая

До резни и потопа

Глава первая

Дети сердца

1.

Весной степь звучит голосами любви.

Цикады, ветер, шелест трав, крики птиц и едва слышная поступь зверей, — сплетаются в мелодию, знакомую, переполняющую сердце. И яснее всего она слышна на рассвете.

Волосы и кожа впитали запах трав, в поцелуях был вкус пыльцы, и тепло земли — в каждом прикосновении. Ночь уходила, птицы перекликались все громче, и Тирид приподнялась, взглянула в светлеющее небо.

— Нам надо идти, — сказал Шебу. — Мы слишком близко к кочевью.

Странно было вспоминать о кочевье — о шатрах, разбитых в привычном порядке, об овцах, белоснежных и крапчатых, об охотниках возвращающихся с добычей, и об отце, сказавшем, что никогда не отдаст Тирид в жены Шебу.

Кажется, будто много дней и лун прошло с этих пор, но ведь только вчера, на закате, она бежала с Шебу. Солнце не успело уйти за край неба, а они уже решили, — нужно покинуть родных, не медля ни мгновения.

Тирид отыскала рубаху среди смятой травы и, обернувшись к Шебу, спросила:

— Куда пойдем теперь?

Вчера знали только одно — нужно скрыться в степи, пусть их спрячет ночь. Только самые отважные охотники уходят от ночного костра в темноту, и Тирид знала — Шебу смелее всех, и рядом с ним становилась бесстрашной.

Но настало утро, пришла пора решать, где укрыться от гнева родных. Пересечь ли реку, отправиться в селения черноголовых? Но каждый слышал, что живущие там ненавидят чужаков, приносят в жертву своим богам или обращают в рабство. Отправиться в другое кочевье? Но кому нужны беглецы, у которых нет ни шатра, ни овец, лишь амулеты да охотничий лук?

Шебу обнял ее, прошептал:

— Куда бы мы не пошли, никто не обидит тебя.

От этих слов замирало сердце. Тирид смотрела на Шебу, и мысли сбивались, теряли ясность. Утренний сумрак наполнял его глаза, заострял черты лица. Тени текли, сплетались с родимым пятном над правой бровью, с лучами темной звезды. «Дурной знак», — так говорили все в роду.

Тирид протянула руку, прикоснулась к отметине.

— Если бы не этот знак, — сказал Шебу, — мы могли бы уйти в другое, дальнее кочевье…

Он продолжал говорить, винил себя в том, что она лишилась крова над головой, родных и привычной жизни. И тогда Тирид отстранилась, обеими руками сжала ладонь любимого, и слова вырвались сами, раньше мыслей:

 — Не смей говорить так! Нет там для меня счастья. Ни отец, ни весь род не указ нам! Даже если бы ты был моим братом, я стала бы женой только тебе, больше никому!

 В этот миг появился чужак. Не пришел, не подкрался, — возник внезапно на краю низины, и рассветное солнце окрасило алым его лицо и одежду. Таких высоких людей Тирид прежде не видела, и черные волосы незнакомца были длинными, будто он не стриг их никогда. Запястья охватывали браслеты, широкие, медные, покрытые непонятными знаками, а на шее висел колдовской амулет.

Но, лишь когда незнакомец встретился с ней взглядом, Тирид почувствовала страх. Глаза его были серыми, бездонными и завораживали без чар.

— Назови себя! — воскликнул Шебу. В правой руке он сжимал кинжал, готов был кинуться на чужака, сразиться.

 — Я — Намтар-Энзигаль, — отозвался тот. И улыбнулся, обнажив клыки, ослепительные, острые, как у дикого зверя.

— Ты демон! — выдохнул Шебу.

— Я — пьющий кровь, — ответил пришедший и, шагнув вниз, опустился на землю, сел напротив.

  Пьющий кровь. Тирид хотелось вцепиться в руку Шебу, спрятать лицо у него на плече, исчезнуть. Шебу — великий охотник и воин, но кто он против демона?

Намтар-Энзигаль внимательно смотрел на них, уже без улыбки, и словно бы ждал чего-то.

 — Ты пришел убить нас? — спросил Шебу тихо, но твердо.

 — Нет. — Демон качнул головой, помедлил мгновенье. — Я пришел сделать вас детьми своего сердца.

 Тирид невольно прижала руку к груди. Ее собственное сердце билось так, что казалось еще миг — и вырвется наружу.

— Вы станете пьющими кровь, подобно мне, — продолжал Намтар-Энзигаль. — Люди будут слабы перед вами и не посмеют противиться вашим желаниям. Станут бояться и почитать вас, просить о милосердии и приносить дары. Оживленные моей кровью, вы родитесь заново, и станете братом и сестрой. Но… — Он перевел взгляд с Тирид на Шебу и вновь улыбнулся. —… Но вы будете мужем и женой, никто не посмеет запретить вам. Ведь ни у кого не будет власти над вами. — И, прежде, чем они успели ответить, добавил: — Лишь у меня. Я буду вашим хозяином, вы станете служить мне. Но я не разлучу вас, а никому другому это не под силу. Хотите ли такой судьбы?

Тирид взглянула на Шебу и в глазах у него прочла ответ.

Пьющий кровь понял их без слов. Мгновение он сидел молча, глядя мимо них, на восток, а потом проговорил:

— Вы станете детьми моего сердца, я буду вашим защитником и хозяином. Вы будете связаны со мной. Когда уйду далеко, вами овладеет печаль и тоска, когда вернусь — будете счастливы.

— Мы согласны! — твердо сказал Шебу и сжал ладонь Тирид, крепко, почти до боли.

Намтар-Энзигаль, казалось, не услышал его.

— Но пройдет время, четырежды по шестьдесят лет или больше, и связь между нами ослабнет, вы перестанете нуждаться во мне. Станете сами себе хозяевами, и вот тогда… — Он вновь замолк, и Тирид с тревогой ждала его слов. Тогда? Что будет тогда? — Я хочу, чтобы вы, став свободными, выполнили то, что я скажу. В этом не будет вам горя, только радость и слава. И потому, если согласны, поклянитесь, что выполните мой приказ.

Тирид вновь переглянулась с любимым и кивнула. Тогда, не раздумывая, Шебу снял с себя амулеты, которые носил с детства. И Тирид сделала также, — сложила на землю охранные знаки, вырезанные из кости, деревянные бусины на кожаном шнуре и плетеный пояс, отгоняющий злых духов. А потом Шебу вновь взял ее за руку, и вместе они произнесли слова клятвы.

— Хорошо, — сказал Намтар-Энзигаль и поднялся с земли. — Солнце взошло. Пора.

Это не было похоже на обряд и все же, вспоминая то утро, Тирид не могла найти другого слова.  Не было ни родовых столбов, ни старейшин, ни костров, ни цветных лент, бьющихся на ветру, — но был шепот трав, земля, хранящая следы крови, и небо, опрокинувшееся на степь.

Никогда прежде Тирид не видела такой  прозрачной и близкой синевы, никогда солнце не было таким горячим на рассвете. Хотелось петь, но она могла лишь смеяться, кружиться, раскинув руки. Лепестки цветов разлетались под ее ладонями, сладкий запах заполнял каждый вдох.

Шебу поймал ее, целовал среди трав, и на губах у него был вкус крови, вкус солнечных лучей.

Солнце соединило нас.

Боль уходящей жизни и боль возвращающейся, и то, о чем говорил высокий демон, и даже имя его, — все отступило сейчас и забылось. Остались лишь травы, звенящие от любви, и стук сердец, оглушительный и жаркий.

Когда Энзигаль позвал их, солнце уже поднялось высоко над землей. И казалось, где-то за краем степи таится тень, а где-то в глубине земли — холодный ветер. Но радость была слишком полной, и легко было не думать об этом.

— Надо спешить, — сказал Энзигаль. — Вам нужна кровь.

Здесь, в степи, время скользило незаметно, утекало, как песок сквозь пальцы. Луна исчезла и народилась вновь, река разлилась, и жаркой чередой потянулись летние дни. Намтар учил обращенных, вместе с ними встречал и провожал солнце, вместе с ними приходил в людские кочевья. Жители степей трепетали перед демонами, а Шебу и Тирид ловили каждое слово хозяина, радовались каждому новому дню.

Но давно отцвели весенние цветы, степь выгорела под палящим солнцем, уже и Евфрат вернулся в свое русло. Несколько месяцев прошло с тех пор, как Намтар покинул страну черноголовых.

Мне нужно вернуться.

 Он откинул полог шатра и шагнул внутрь.

В каменной плошке бился огонек, — то затухал, то разгорался вновь. Тени плясали в полумраке шатра.

Дети его сердца еще не спали. Тирид расчесывала волосы, — черные, волнистые, густые. Должно быть, подруги и сестры завидовали ее красоте. Невысокая, но ловкая и быстрая, темноглазая. Всегда готовая колкостью ответить на обидные слова, но внимательная к добрым советам. Да, раньше завидовали, теперь — боятся.

   Тирид положила деревянный гребень, встала навстречу хозяину. Шебу поднял вопросительный взгляд, но вслух не проронил ни слова. Отсветы пламени отражались в его глазах, родимое пятно над правой бровью словно бы дрожало и меняло очертания.

   Отметина в форме звезды, дурной знак, — так считали люди народа марту. В родном кочевье Шебу был изгоем, никто не желал отдать свою дочь ему в жены, хоть в сражениях и на охоте он был одним из лучших. Намтар помнил, как, утолив жажду в первый раз, Шебу выпрямился, прижал ладони ко лбу и сказал: «Для человека это дурной знак, для демона — благой!» А Тирид засмеялась и воскликнула: «Я всегда знала, что благой это знак!»

Юные демоны, опьяненные солнцем и кровью. Счастливые, уверенные в себе.

Я должен оставить их.

Намтар кивком велел Тирид сесть, сам опустился на подушки, набитые овечьей шерстью.

Забрать их с собой в Ниппур? Нет, не могу. Лучше пока никому не знать про Шебу и Тирид.

   — Хозяин, — тихо позвала Тирид. В глазах у нее была тревога. — Что случилось? Ты...

   Намтар жестом остановил ее речь.

   — Я должен уйти, ненадолго.

   Шебу и Тирид переглянулись, беспокойство плеснулось меж ними, понятное без слов.

   — Ненадолго, — повторил Намтар. — Луна вырастет, состарится и исчезнет — тогда я вернусь.

   — Всего одна луна? — Тирид улыбнулась, успокоенная. — Мы сможем прожить без тебя одну луну.

   — Здесь много крови, много людей, — согласно кивнул Шебу. — Одна луна — недолгий срок.

   Они не понимают.

   Намтар провел рукой над плошкой. Огонь взвился, метнулись тени.

   — Недолгий срок, — сказал Намтар. — Но он покажется вам длиннее, чем годы вашей жизни.

   Тирид сжала руку Шебу, но не проронила ни слова. Оба они сидели неподвижно, молча.

   — Вам будет тяжело, — продолжал Намтар. — Но вас двое. Держитесь друг друга. Вы — как близнецы, рожденные в один день, но ни один брат не был так близок к своей сестре, и ни один муж не был так близок к своей жене. Помните: я обещал и я приду. Ничего не бойтесь.

   На мгновение тень тоски наполнила шатер — словно Намтар уже ушел далеко, и дети его сердца были здесь одни. Но затем все исчезло, без следа. Лишь потрескивал огонь да ветер шуршал в травах за пологом шатра.

   — Да, хозяин, — проговорил Шебу, и голос его звучал почти спокойно. — Мы поняли и будем ждать.

Луна светила ему в дороге — узкий серп, ледяная лодка севера.

Степь шелестела, колыхалась как море, ночные запахи текли среди трав, — в них вплеталась поступь хищников, вышедших на охоту, и голоса речных птиц. Евфрат был рядом, его влага и свежесть манили, плеск волн уже был различим сквозь шепот травы.

Дети его сердца, должно быть, еще спали, — чувства их, подернутые дымкой расстояния, были неясными и текучими, проходили сквозь его сознание, как свет сквозь воду. Но скоро Шебу и Тирид проснутся, ощутят, что в душу пробрался неведомый прежде сумрак, и ни кровь, ни солнечный свет не смогут им помочь.

Нельзя оставлять тех, кто обращен так недавно.

Нельзя оставить, и нельзя остаться.

Намтар замер на миг, глядя на лезвие луны.

Оно было таким же холодным и острым, как и прежде. Ледяная вьюга давно уже не режет воздух, мир пропитался теплом и солнцем, люди стали мягче, жизнь их изменилась. Ни следа не осталось от прежнего мира, даже в сказаниях и песнях.

Что удивляться этому? Ведь и он, родившийся в краю замерзших рек и лесов, звенящих от холода, не помнил даже своего первого имени.

Но он помнил луну, сиявшую над снежными горами, — и она была такой же как здесь, где не знают снега.

И таким же было чувство, раз за разом заставлявшее покидать знакомые места. Еще слабое, день за днем, год за годом оно становилось все ярче. Дорога пока не появилась, и не было смысла гадать, к чему она приведет: в незнакомые края, к новым встречам, к неведомым словам и заклятьям. Путь был сокрыт, но уже манил к себе.

 Но жизнь людей изменилась, а следом изменилась и жизнь пьющих кровь.

Все демоны Шумера склоняются перед Намтаром-Энзигалем и чтут его законы, соблюдают правила. Он создал то, что хотел, — в этой стране можно жить, позабыв о жажде, не беспокоясь, не ведая бед.

Но раз ты Энзигаль, все демоны Шумера смотрят на тебя как на защитника, считают тебя своей опорой.

Я хочу снять с себя это бремя. Я дал им законы  и дам им нового хранителя земли.

Он отвел взгляд от луны и вновь пустился в путь.

Впереди, за рекой, лежала страна урожая, страна полей и каналов. Там, в священном городе Ниппуре, Намтара ждал обращенный. Дитя его сердца, Эррензи, еще юный, и нельзя оставлять его надолго.

Но не он станет хранителем законов. И поэтому не узнает, что за рекой теперь живут его брат и сестра.

2.

Хозяин вернулся, как и обещал. И его слова сбылись: время разлуки было долгим и темным. Снова и снова Тирид снилось, будто они с Шебу — дети, застигнутые половодьем. Держась за руки, стоят на клочке земли, а кругом бушует вода. Они ждут рассвета, но солнце не восходит, лишь луна отражается в волнах, отмеряя течение дней.

Утро разгоняло сны. Степь раскалялась под полуденными лучами, но в душе оставалась тень. Стремясь убежать от тоски, Тирид и Шебу приходили в родное кочевье. Собаки заходились лаем, почуяв их, испугано блеяли овцы, а люди расступались, не поднимали взгляда. Выпитая кровь разгоралась в сердце, но не приносила покоя. Снова и снова на смену дню приходила долгая ночь, с каждым закатом все туманней становились мысли, и уже казалось — это не кончится.

Но хозяин вернулся.

И с тех пор он уходил и возвращался много раз. И с каждым разом все легче было дышать без него, все прозрачней становилась тень, закрывавшая душу.

Годы текли незаметно. Рождался, возрастал и умирал месяц, река разливалась и вновь возвращалась в свое русло. Равнина расцветала, высыхала под солнцем, опять зеленела весной. Рождались и умирали люди, новые имена звучали в кочевьях, новые песни пелись.

Но шатер пьющих кровь все также стоял в степи, невдалеке от людских селений. Цветные ленты бились на ветру, вечерами горел огонь у порога, и все также двое демонов были молоды и счастливы.

И давно потерялся счет годам, растворился в зное.

3.

Тирид спала. Беспокойные утренние грезы еще владели ее душой, но сквозь их образы и звуки проникло чувство из мира яви, и сон растаял. Словно солнечный луч упал в полумрак шатра, коснулся глубин сердца.

   Тирид открыла глаза и мгновение лежала, прислушиваясь. Теплое предчувствие разрасталось в груди, ошибиться нельзя. И тогда, не в силах больше ждать, она повернулась к тому, кто спал рядом.

   — Шебу, проснись!

   Тот лишь пробормотал что-то, попытался вновь укрыться одеялом.

   — Шебу, хозяин возвращается, проснись!

   Не дожидаясь ответа, Тирид выскользнула из постели, на миг застыла посреди шатра — нагая, с распущенными волосами — и кинулась искать одежду. Где новая рубаха, расшитая синей нитью? Где ожерелье из лазуритов? Намтар скоро придет, надо выйти, встретить его! Оделась поспешно и, видно, волновалась, забыла о своей силе: одно резкое движение — и бусы порвались, камешки рассыпались по шатру.

   Шебу засмеялся, и Тирид обернулась к нему.

   — Не бойся, — сказал он, улыбаясь, и натянул рубаху. Спутанные после сна волосы упали ему на лицо. — Хозяин не близко еще, за рекой.

   Тирид молча кивнула, наклонилась, собирая бусины.

   Еще не близко… Но если захочет, тотчас окажется здесь.

   Радость все не унималась — солнечное тепло в груди. А ведь давно уже свет перестал меркнуть, когда хозяина не было рядом, и тоска не касалась души. Тирид знала, пройдет совсем немного времени — год или два, — и она станет сама себе хозяйкой.

   Но лишь почувствовала приближение Энзигаля, и сердце заколотилось, как и прежде.

   Оттого ли, что мы так долго не видели его?

   Намтар привел с собой человека, — девочку, уже достигшую брачного возраста, но еще по-детски угловатую и неловкую. На ней была короткая рубашка, черные волосы давно не знали гребня, на коленях темнели ссадины. Смотрела она исподлобья, в глазах блестел привычный страх.

   Тирид расстелила покрывала перед входом в шатер, принесла молоко и пиво, сыр и хлеб. Человеческая еда не насыщает пьющих кровь, но приятна на вкус, так почему бы не предложить ее хозяину?

   Намтар сел напротив своих обращенных, жестом подозвал девочку.

   — Ешь, — сказал он на языке Шумера, и девочка, торопливо схватив лепешку, отбежала на пару шагов, словно ждала, что хлеб отнимут.

   Ветер дул с востока, шелестел в траве. Шебу рассказывал о том, что случилось в степи за этот год. Двенадцать лун они не видели хозяина, жизнь текла размеренно и ровно, но все же всегда есть, о чем поведать. О том, как два великих рода поспорили из-за пастбищ и сошлись в губительной схватке; о торговом караване, проходившем тут всего две луны назад; о знамениях, которые гадатели видели в ночном небе.

   Тирид смотрела на Намтара. Изменился ли он хоть в чем-то за эти месяцы? По-прежнему смотрит спокойно, серые, нездешние глаза затягивают, и взгляд не разгадать. Но все же...

   Намтар одним долгим глотком осушил чашу и внимательно посмотрел на Шебу, потом на Тирид. Они молчали, ждали его слов.

   — Сила ваша выросла, — проговорил он наконец. Медленно, словно взвешивая каждое слово. — Скоро я перестану быть вам опорой, вы станете свободными. Готовы ли вы исполнить то, что пообещали когда-то?

   Тирид взглянула на любимого, но тот не отводил глаз от хозяина. Обеими руками держал чашу, но не пил из нее, и солнце искрилось в золотистом напитке.

   — Расскажи, что мы должны сделать, — попросил Шебу.

   Казалось, Намтар ждал этих слов.

   — Сегодня, на исходе дня, — отозвался он, — вы должны зачать ребенка. А после — воспитать его так, как я скажу.

   Тирид тихонько рассмеялась. Намтар повернулся, и она потупилась, но не стала молчать.

   — Я стала Шебу женой уже так давно, что потеряла счет годам. И до сих пор у нас не было детей. Как могу я обещать, что именно в эту ночь...

   — Ты не должна обещать, — прервал ее Намтар-Энзигаль. — Я обещаю тебе. Если выполнишь то, что я велю, родишь ребенка, которому суждены могущество и слава. Согласна ли ты?

   Тирид не смотрела на Энзигаля, не смела поднять глаза. Он спрашивает меня. Значит… Шебу согласен. Как я могу отказаться? Хозяин говорил, что будет просить, но он не просит, он обещает бесценный дар.

   — Я согласна! — сказала она, и голос прозвучал неожиданно звонко. — Что я должна делать?

   — Дождаться заката, — ответил Намтар и улыбнулся.

   Должно быть, эта улыбка устрашила бы любого зверя, человека или пьющего кровь. Но не Шебу и Тирид, детей его сердца.

   Вопросы теснились в груди, готовы были сорваться с языка. Но Тирид сдержала себя и не тревожила хозяина понапрасну. Делала то, что он говорил: разожгла огонь, принесла воду. А потом села поодаль, у входа в шатер. Даже с Шебу она боялась заговорить. Вдруг неосторожные слова разобьют, разрушат колдовство?

   Намтар-Энзигаль вынул из котомки сушеные травы, растер в порошок, высыпал в чашу, залил горячей водой. И теперь просто сидел, закрыв глаза, и, казалось, не делал ничего. Но Тирид была уверена, что он творит колдовство, — птицы умолкли, ветер стих, и лишь солнце в небе говорило о течении времени.

   Иногда хозяин протягивал руку и закрывал чашу ладонью. Шептал что-то — слов не разобрать. Выглядел он сейчас совсем юным — моложе Шебу, — но сила его плыла над землей, словно свет, и затмевала все.

 Он рассказывал, что родился пьющим кровь, и хозяина не было у него. Мой ребенок будет таким же?

 Солнце клонилось к западу, и Тирид уже чувствовала, как подкрадывается жажда. Мягко касается изнутри, и боль — пока еще едва приметная, тихая — расходится волнами. Шебу сел рядом, взял Тирид за руку, их пальцы переплелись. Он тоже молчал, и это было хорошо.

   Девочка, пришедшая с Намтаром, не пыталась подойти или убежать, бродила неподалеку, плела венок из степных трав. Кровь ее искрами вспыхивала под кожей, манила.

   Когда запад окрасился алым и на землю легли длинные тени, Намтар открыл глаза и поднял чашу.

   — Подойди, — сказал он на языке черноголовых, и девочка выронила венок и покорно подбежала. — Пей.

   Девочка приняла чашу, сделала первый глоток. Скривилась — видно, горьким был отвар, но тут же испугано сжалась, словно ожидала удара, и допила все, до последней капли. Энзигаль коснулся ее, и девочка опустилась на землю. Чаша выпала из ее рук, взгляд остановился.

   — Подождите, — велел Намтар детям своего сердца. — Пусть снадобье войдет в ее кровь.

   — Ты привел ее для нас? — спросил Шебу.

   — Да, — кивнул Намтар. — Пиво не опьяняет нас, но кровь пьяного — опьяняет. Так и этот настой. Вы выпьете его вместе с кровью, и он поможет вам.

   Они ждали. Тревога билась в груди, и Тирид уже не могла отличить ее от предвкушения и страха. Наконец, хозяин подал знак, и они подошли к жертве.

   — Пейте, чтобы утолить жажду, — сказал Намтар. — Но не больше. Пусть она останется жива.

   Вкус был странным. Должно быть, таков вкус морского ветра в жаркий полдень. Тирид оторвалась от жертвы, и вслед за ней поднялся и Шебу.

   Девочка осталась сидеть на земле, глядя в никуда. На запястьях темнели раны от клыков.

   Намтар снял медные браслеты и надел один на правую руку Тирид, другой — на левую руку Шебу. Мгновение смотрел на них внимательно, словно пытался разглядеть что-то незримое, а потом сказал:

   — Теперь идите.

   И так, держась за руки, они вошли в шатер и опустили за собой полог.

Стемнело, и над головой одна за другой засияли звезды, огромные, близкие. Ночью, когда уходит солнце, обостряется иное зрение, и Намтар закрыл глаза, чтобы увидеть мерцающие пути, струящиеся под землей. Сетью, подобной каналам и рекам, текла внизу сила, и Намтар нашел место, где невидимые потоки свивались узлом и разбегались вновь, каждый своей дорогой.

   Он встал, подошел к узлу силы, бьющемуся подобно сердцу. На утоптанной земле начертил круг, колдовскими знаками обозначил стороны света. Оглянулся на жертву — та по-прежнему сидела, зачарованная, уронив руки на колени.

   Полог откинулся, Шебу и Тирид вышли из шатра и остановились, глядя на хозяина.

   Я не заставлю вас ждать.

   Намтар мимолетно взглянул на Шебу и повернулся к Тирид. Она все еще была во власти сладкого покоя, что приходит после страсти, но беспокойство трепетало в глубине ее глаз.

   Не бойся.

   Она кивнула, поняла без слов.

   Намтар прикоснулся к Тирид, медленно провел рукой от груди к животу. Даже сквозь льняную ткань он чувствовал, как пылает ее тело. Заклинание все еще жило в ней.

   И потому ему пришлось прислушаться внимательнее. Мерцающее колдовство в крови, стук сердца, дыхание. И сквозь все это Намтар различил биение новой жизни, слабое, но ясное. Сомнений нет.

   — Радуйся, — сказал Намтар, и Тирид улыбнулась в ответ. Он чувствовал, как тревога и страх исчезают из ее души. — Многие пьющие кровь мечтают об этом, но немногие обретают. У тебя будет ребенок.

   Шебу вздохнул рядом, с облегчением, а Намтар продолжил, взглянув на него:

   — Но этого мало. Я сделаю так, что он обретет могущество, несравнимое с другими.

   Намтар и Шебу закрыли колдовской круг покрывалом и усадили на него Тирид. Затем разобрали шатер и вновь поставили его, над местом силы. Натянули полотнища, скрыв Тирид, и Намтар очертил еще один круг, снаружи.

   Затем подошел к девочке, безмолвно ждущей своего часа. Одним движением поднял ее, зубами разорвал горло, подставил чашу, наполнил до краев. Обескровленная жертва упала в траву. Утекали последние мгновения ее жизни, но она, зачарованная, так и не шевельнулась, пустыми глазами смотрела в звездное небо.

   Намтар медленно обошел колдовской круг. Полил его кровью, а остатками окропил полотнища шатра и опоры. Потом сел у входа и запел.

   Он пел всю ночь, и слов той песни не понял бы никто в степи, никто в стране меж двух рек. Голос его то взлетал, то становился едва различим, и казалось, что ему вторит ветер. Одни звезды восходили, другие склонялись к горизонту, и сила земли и небес, покорная колдовству, текла в Тирид, вливалась в ребенка, зачатого на закате.

   На заре песня смолкла. Некоторое время Намтар сидел, подставив лицо рассветным лучам, ничего не говоря. Обряд завершен, остается лишь ждать. Горло пересохло, в глаза словно набился песок — лишь солнечный свет приносил облегчение, притупляя боль.

   Жажда. Два дня мне было до наступления жажды. Но она пришла теперь. Так много сил вложил я в колдовство?

   Не страшно. В степи немало людей и для троих легко найдется свежая кровь.

   Тирид вышла из шатра, и Шебу кинулся к ней, обнял. Мгновение они стояли, прильнув друг к другу, а потом обернулись к хозяину.

   — Сын или дочь родится у нас? — спросил Шебу. Говорил он тихо, словно воздух все еще полнился чарами, и страшно было нарушить незримые сплетения заклинаний.

   Намтар покачал головой и поднялся с земли.

   — Этого не знаю, — сказал он.

   Тирид запрокинула голову, смотрела на него снизу вверх.

   — Дай имя нашему ребенку, — попросила она.

   — Нет. — Намтар усмехнулся и вновь повернулся к восходящему солнцу. — Это ваш ребенок, не мой. Вы сами должны дать ему имя.

   Тирид помедлила, а потом заговорила, и Намтар услышал улыбку в ее голосе.

   — Тогда я назову его Лабарту. В этом имени есть сила, и зваться так может и мужчина, и женщина.

Глава вторая

Прощание

1.

Лабарту родился во время половодья, в самый знойный месяц, в полдень. Намтар помнил то лето — жаркое, дрожащее миражами. Лани сбегались на водопой, речные птицы кричали в камышах, шуршали выгоревшие травы.

   С тех пор прошло пять лет.

   Намтар без труда нашел Шебу и Тирид, хоть и отошли они к югу. Поселились неподалеку от большого кочевья, — возле живого моря овечьих стад, шатров, голосов, запахов людей и животных, манящего зова их крови. Люди не спешили бежать от демонов: пока те живут рядом, львы и пантеры не смеют приближаться, не нападают на стада. А если и нужно платить за это дань кровью, — что ж, такова цена.

   И вот теперь Энзигаль сидел под палящим солнцем и смотрел на детей своего сердца. Тирид улыбалась, и в глазах у Шебу была радость. Пять лет он не видел их. Краткий срок, но как изменились они за эти годы. Стали увереннее, спокойнее, и...

   Теперь они свободные, сами себе хозяева. Но не только в этом дело.

   Ребенок играл неподалеку, пересыпал мелкие камешки, раскладывал их на земле. Волосы его, волнистые и черные, свободно падали на плечи, а в темных глазах вспыхивали солнечные искры.

   — Ты уходил так надолго, — сказала Тирид. На миг опустила взгляд, но тут же улыбнулась вновь. — Мы скучали по тебе.

   — Но все было хорошо, — добавил Шебу, словно в оправдание. — Беда не приходила в степь.

   Намтар кивнул.

   — Я пришел, но скоро уйду вновь, и на этот раз вы и правда долго не увидите меня.

   Он замолк, ожидая вопросов.

 Все дети моего сердца сильны и упорны. Послушают ли меня Шебу и Тирид? Что ж, тогда...

   Но на их лицах не было ни тени беспокойства или страха, они молча ждали его слов.

   — И потому я расскажу вам, что следует делать дальше. О том, где будете жить вы и Лабарту.

   Ребенок встрепенулся, услышав свое имя, взглянул с любопытством, но тут же вновь вернулся к игре.

   — Я говорил вам, что вашему сыну суждено могущество, — продолжал Намтар. — Знайте же и не удивляйтесь: пройдет дюжина зим и еще три зимы, и его сила сравняется с вашей. Еще через триста лет он станет самым могущественным среди пьющих кровь, и только мне будет уступать в силе.

   Тирид улыбнулась. Казалось, хотела что-то сказать, но не смогла. Глаза ее сияли, а ресницы дрожали, словно она готова была расплакаться. Шебу обнял ее за плечи, привлек к себе, но смотрел на Намтара, серьезно и прямо.

   — Мы воспитаем его так, как скажет хозяин, — проговорил Шебу.

   Слышать это было приятно. Думал увидеть преграду, а встретил нежданную помощь.

   — Научите его всему, чему я научил вас, — велел Намтар. — Пусть за пятнадцать зим он узнает все, что нужно. И… — Намтар замолк, на миг закрыл глаза. Даже сквозь опущенные веки он видел свет солнца. Золотое марево, свет жизни. —  Вам пора покинуть степь.

   Тирид шевельнулась под рукой Шебу, взглянула на ребенка.

   — Мы..., — начала она, но Намтар жестом прервал ее слова.

   — На реке Тигр стоит город Лагаш, большой и богатый. До сих пор в нем не было пьющих кровь. Вы отправитесь туда и станете демонами этого города, как принято в Шумере.

   — Мы с радостью пойдем туда, — сказал Шебу. — Мы привыкли жить в степи, но дни здесь похожи один на другой, и мы давно уже хотели повидать иные земли.

   — И вы увидите их, — согласился Намтар. — Когда Лабарту исполнится двадцать лет, покиньте Лагаш. Но сына оставьте — пусть он будет хозяином города, вместо вас. Вы же сможете отправиться, куда пожелаете — на север или на юг, к горам или к морю.

   Шебу крепче обнял Тирид, но она не обернулась к нему, по-прежнему смотрела на ребенка. А тот продолжал играть, не обращая внимания на взрослых. Складывал камешки и напевал песенку, непонятную, без слов.

   — Оставить его, — повторила наконец Тирид и взглянула на хозяина почти с мольбой. — Надолго?

   — Надолго, — кивнул Намтар. — Но потом вернетесь, увидите его в могуществе и славе и будете рады.

   Тирид улыбнулсь, словно бы через силу, но когда заговорила, голос ее был уверенным и сильным.

   — Ты дал нам ребенка и обещаешь ему особую судьбу. Мы сделаем так, как ты скажешь.

   И я думал, что они, как Эррензи, станут перечить мне? Они с полуслова понимают меня!

   Порыв ветра донес блеянье овец и голоса людей, всколыхнул запахи реки и степных трав. Ребенок поднял голову, словно прислушиваясь.

   — Лабарту, — позвал Намтар.

   Тот медлил, но Тирид кивнула, улыбаясь, и ребенок тотчас подбежал и остановился рядом.

   Намтар коснулся его лба кончиками пальцев и прошептал заклинание. Лабарту зажмурился — так жмурятся люди от яркого света, — но тут же открыл глаза, и в его взгляде были лишь недоумение и любопытство, но не страх.

   Хорошо.

   — Вашему сыну дана особая память, — проговорил Намтар в ответ на немой вопрос обращенных. — Но до сих пор она дремала. Я пробудил ее. Когда вы доберетесь до Лагаша, она проснется в полной мере. Все, что будет происходить с этих пор, он запомнит ясно, и даже через тысячу лет будет помнить так, словно случилось это неделю назад.

   Шебу и Тирид переглянулись. И по лицам Намтар читал их мысли: не понимали, как возможно такое, но верили.

   … Каждому моему слову...

   Лабарту опустился на покрывало, теребил разноцветные амулеты, привязанные к нитям бахромы на поясе Намтара — осколки яшмы, лазурита и оникса. Намтар, прищурившись, следил за ним.

   — Красиво, — сказал Лабарту и поднял взгляд. Волосы падали ему на лицо, вьющиеся, как у матери. — Хочу такие!

   — Нет, — качнул головой Намтар. — Для тебя у меня другой подарок.

   Порывшись в поясном мешочке, он вытащил амулет — длинный заостренный кусочек лазурита, похожий на наконечник копья. Темно-синий, чистый, словно осколок вечернего неба.

   Намтар завязал кожаный шнурок на шее у Лабарту, и тот сжал камень в кулаке, крепко.

   — Красиво, — повторил он.

   — Это амулет для тебя, — сказал Намтар. — Носи его, не снимая, он будет тебе защитой.

   Ребенок засмеялся и отбежал, по-прежнему не выпуская из рук лазурит. Тогда Намтар повернулся к Шебу и Тирид.

   — Завтра утром мы вместе переправимся через Евфрат, — проговорил он. — А затем наши пути разойдутся. Вы отправитесь на север, к Лагашу, я же пойду вниз по течению реки.

   Он ждал вопроса, но они лишь молча кивнули и теперь сидели в тишине.

   Знают, что все, что я хочу им сказат, — скажу сам. Что ж...

   — Я покину Шумер на время. — Слова вырвались сами, но Намтар не жалел о них. — Отправлюсь на Дильмун. Но пусть никто не знает об этом, кроме вас и вашего сына. Кроме вас нет у меня детей сердца, и только вам доверяю я эту тайну. Если случится беда, ищите меня там.

   — Да, хозяин, — сказал Шебу. — Мы никому не расскажем об этом.

2.

Солнце пылало над головой. Люди попрятались от жары, если и выйдет кто из дома до вечера, то лишь по неотложному делу. Завеса скрыла вход в храм, опустели торговые ряды, — будто и не было все утро толчеи на базаре, будто не поднимались люди по ступеням к святилищу. Лишь возле дворца энзи остались воины, да храмовая стража у подножия лестницы, — но и те стремились укрыться под навесами, спрятаться в зыбкой тени.

   Тирид стояла на площади, одна. Но даже приди она сюда рано утром или перед закатом, когда город бурлит и кипит, — толпа расступилась бы, давая дорогу, не смея приблизиться.

   В этом городе она прожила пятнадцать зим. И странно, — Тирид успела привыкнуть к кирпичным стенам, к городскому шуму, толчее и храмовым процессиям. Стала носить здешние украшения и одежду и даже думала все чаще на языке черноголовых. Давно уже ничему тут не удивлялась, не тосковала по степи, и кровь людей Лагаша стала привычной и знакомой.

   Это потому что я сама себе хозяйка и со мной мой любимый. Потому что здесь вырос наш сын, и язык Шумера ему ближе, чем речь кочевников-марту. Потому что здесь мой дом.

   Но пятнадцать раз разливался Тигр — бурная, беспокойная река, так непохожая на воды Евфрата. Прошла дюжина лет и еще три года — отмеренный срок.

   Тирид прощалась с Лагашем. Это так легко — вобрать в себя ослепительное небо, стены домов, сонную тишину полуденного города. Но где найти силы, чтобы проститься с Лабарту?

   Я думала пятнадцать лет — долгий срок, но пролетели они как один миг.

   И сколько раз за эти годы Тирид сожалела, что сын ее растет так же быстро, как дети людей. Ведь пьющим кровь дарована бесконечная жизнь, зачем же ему так спешно взрослеть? Если бы он оставался ребенком еще хоть двенадцать, хоть шесть лет...

   Но Лабарту вырос, стал мужчиной, и родители его должны исполнить волю хозяина, покинуть Лагаш.

   Что толку тянуть с прощанием, ждать до вечера? Не лучше ли сказать все сейчас, когда кажется, что солнечный свет можно вдохнуть вместе с воздухом, а утренняя жертвенная кровь все еще пылает в жилах?

   Тирид вздохнула и покинула площадь.

   Жили они на окраине, ближе к берегу канала. Соседние дома давно пустовали — прежние обитатели покинули их, и с тех пор никто не осмеливался селиться рядом с демонами Лагаша.

   Тирид толкнула дверь, прошла сквозь полутемную комнату. Здесь витал запах городского жилища: запах нагретых на солнце стен, тростниковых циновок, аромат умащений и едва приметный след воскурений. Тирид вышла во внутренний двор и остановилась возле очага.

   Очажная яма была полна пепла, угли не тлели.

   Тирид не помнила, когда разжигала огонь в последний раз. Бывало, она пекла тут лепешки, варила похлебку и готовила мясо — хоть и не нужна ее семье человеческая еда, а все же приятна на вкус. Но в последние дни все было не до того, мысли витали вокруг другого. А кто теперь разожжет здесь огонь, кто станет печь хлеб?

   Слезы подступили к глазам, и Тирид на миг зажмурилась, сдержала их.

   Что толку плакать? Он вырос. Я не ослушаюсь хозяина.

   По лестнице спустился Шебу, подошел, молча взял ее за руки. Слова теснились в горле, просились наружу. Но Тирид не заговорила. И без слов она знала, что Шебу уже сказал Лабарту все, что должен был сказать.

   И теперь должна я.

   Спрашивать, где сын, ей не было нужды. Пьющие кровь чувствуют друг друга, даже издалека. А сила Лабарту пылала, словно солнечные блики на воде, — он был совсем рядом.

   Тирид подняла взгляд на любимого, улыбнулась и кивнула. Шебу разжал руки, и она отстранилась, помедлила мгновение, а потом поднялась на крышу.

   Лабарту сидел у самого края, смотрел вниз. Волосы его, не стриженные уже много лет, в беспорядке падали на плечи, — темные, как у нее самой.

   Мои волосы… Мой ребенок… Все говорят — похож на меня.

   Лишь когда она села рядом, Лабарту повернулся и улыбнулся, едва приметно, не обнажая клыков.

   — Шебу говорил со мной, — сказал он.

   Тирид попыталась уловить в его темных глазах хоть тень тревоги, но не увидела. Растерянность и печаль — да, быть может. Но не тревога. Он был спокоен.

   Как же иначе? Хозяин ведь говорил, что ребенок наш обретет невиданное могущество. Откуда же взяться смятению?

   Да и разве не настало для Лабарту время жить одному? Двадцать лет ему, человек в эти годы — уже зрелый воин, хозяин собственного дома, муж и отец. А для Тирид Лабарту все еще дитя. Разве верно это?

   Двадцать лет, но выглядел Лабарту едва ли старше тех, кто только-только перешагнул порог взрослой жизни. Как и Энзигаль. Должно быть, таковы все, кто рождаются демонами, все, кто вскормлен кровью.

   Все говорят, «он похож на мать», но взгляд у него иногда — точь-в-точь как у Шебу, словно видит он что-то, сокрытое от меня.

   Да, тревоги не было в глазах Лабарту, но было что-то непривычное в его облике. Вроде, и одет как обычно: темная льняная рубаха, вышитая по рукавам и вороту, разноцветный пояс, длинные железные серьги. Их принес в дар купец из Киша, сказав: «Такое украшение пристало носить энзи. Да что там, даже лугалю всего Шумера оно впору!»

   Да, все как обычно, вот только...

   — Где… амулет, что дал тебе Намтар-Энзигаль? — спросила Тирид, и сердце замерло в ожидании ответа.

   Лабарту поднял руку, словно хотел сжать амулет в кулаке, но тут же опустил ладонь. Лазурит, синий остроконечный камень всегда висел у него на шее. Но не сегодня.

   — Я потерял его, — отозвался Лабарту. Говорил чуть виновато, но не опускал глаз. — Должно быть, вчера, когда купался в канале, или… Но заметил сегодня утром — нет его.

   Страх задрожал в груди, но Тирид не выпустила его на волю, как прежде не выпустила на волю слезы.

   Должно быть, это знак. Ребенок мой вырос, стал сильным. Могуществом скоро превзойдет и меня, и Шебу. Защита нашего хозяина больше не нужна ему. Да, это знак.

   — Отец говорил с тобой.

   Лабарту кивнул.

   — Он сказал, сегодня вы покинете Лагаш. Я… — Лабарту замолк, и Тирид ждала. Он знал, что этим летом они уйдут из города. Все вопросы уже были заданы, ответы получены. — Я хотел проводить вас хотя бы до края полей, но Шебу думает, что лучше нам проститься у канала.

   Тирид опустила голову, не в силах смотреть на сына. Как оставить его здесь одного? Как уйти?

   — Наш хозяин, Намтар-Энзигаль, предрек тебе великое будущее, — заговорила она, и сама удивилась, как ровно звучит голос. — Помни его законы и правила, соблюдай их и храни. Ты будешь сильным, тебе покорятся многие. Помни то, чему мы тебя учили.

   — Я всегда буду помнить! — пообещал Лабарту, и слова его звонким эхом отозвались внизу, во дворе. — Тирид… — Он взял ее за руку, и ей пришлось поднять глаза. — Тирид, вы вернетесь?

   — Когда-нибудь, — тихо ответила она. — Когда те, кого ты оживишь своей кровью станут сами себе хозяевами. Или позже… Мы вернемся.

   — Я сохраню для вас Лагаш, — сказал Лабарту.

   — Нет. — Тирид улыбнулась и покачала головой. — Лагаш твой. Нас ждут другие земли.

   И только теперь поняла, что не смогла сдержать слез.

   Но разве можно не расплакаться, расставаясь с единственным ребенком?

   Когда полуденная жара миновала и город вновь начал оживать, втроем они вышли из города. У широкого канала Шебу и Тирид простились с сыном и дальше пошли одни. Снова и снова Тирид оборачивалась и видела, что Лабарту все еще стоит у края дороги, смотрит вслед.

   Как же он останется тут без меня? Он еще слишком молод и...

   Но Тирид глубоко вздохнула, отгоняя эти мысли. Солнце давно осушило слезы, но сердце тихонько ныло, и ветер в тростниках еле слышно шептал: «Останься!.. Останься!..»

   — Куда же мы пойдем? — спросил Шебу — К хозяину, на Дильмун?

   Тирид тряхнула головой, отбросила непослушные волосы.

   — Намтар-Энзигаль не звал нас туда, — сказала она.

   — Вернемся в степь?

   Шебу остановился. Он смотрел вопросительно, ждал ответа, но Тирид знала — если Шебу примет решение, ей не переубедить его.

   Ответить правдиво? Сказать: «Если уйдем в другой город, то надолго ли останемся там? Всего несколько дней пути до Лагаша, разве смогу я удержаться? Вернусь, повидать, проведать… А хозяин не велел. Значит, надо уйти на край земли, до самого дальнего моря».

   — Хозяин рассказывал про другие земли, — проговорила Тирид. —Я хочу увидеть их.

   Несколько мгновений Шебу молчал, внимательно глядя на нее, словно пытался проникнуть в мысли. Потом кивнул.

   И они вновь зашагали вперед, мимо зарослей тамариска, мимо финиковых пальм. Люди на полях прерывали работу и выпрямлялись, чтобы проводить взглядом двух демонов. Безоблачное небо над головой, горячая земля под ногами — разве не прекрасное начало пути? Дорога вела в Умму, в Киш и в Ниппур. А потом дальше, в неведомые земли.

3.

Они переправились через Евфрат и пересекли степь. Здесь звучал родной язык, здесь знали их, помнили и боялись. Так легко и привычно бродить в высокой траве, вдыхать аромат весенних цветов и засыпать в объятиях друг друга — в шатре или прямо на земле, под звездным небом.

   Но земля черноголовых слишком близко, слишком близко Лагаш.

   Вскоре они покинули знакомые места.

   Дальше путь лежал по пустынным землям, жажда там горела ярче пламени, и люди, попадавшиеся на пути, тщетно молили о милосердии. Эту дорогу хотелось забыть, как страшный сон.

   Но потом, словно в награду за пережитые испытания, судьба преподнесла им дар: впереди показались горы, и трудно было поверить, что подобные места существуют наяву, а не только в легендах и песнях. Драгоценные кедры, из которых черноголовые делали алтари, двери храмов и убранство царских покоев, — эти кедры росли здесь повсюду. Кроны их заслоняли небо, и солнечный свет сиял среди зелени, узором ложился на землю.

   В этих краях Шебу и Тирид задержались надолго, — запах хвои пленял, и крови было много. Но однажды Тирид приснился Лабарту. Он звал ее по имени, и в голосе его было столько боли и горя, что Тирид проснулась в ужасе и лежала, дрожа и не смея заговорить. Шебу обнимал ее, прижимал к себе, шептал что-то. Успокоенная его словами, она уснула. Утром сон забылся, но горы больше не казались достойным пристанищем, и демоны спустились в долину.

   Здесь не текли великие реки, не было и каналов. Но богатства этой земли поражали, — казалось, даже возделывать ее не надо, она сама даст урожай. И людей здесь было много. Одни жили деревнями, выращивали ячмень, как жители Шумера, другие кочевали со стадами овец, как народ марту. На холмах, возле жертвенников и в священных рощах поклонялись своим богам, непохожим на богов черноголовых.

   Шебу и Тирид блуждали по этой земле, вдоль берега моря, по горам и зеленым долинам и однажды вышли к городу.

   За пределами Шумера они не встречали городов, этот был первым. Каменные дома, улицы, святилище, дворец правителя. Да, много меньше, чем Лагаш, меньше, чем Ниппур, но все же настоящий город. И в этом городе жил пьющий кровь.

   Шебу и Тирид встретили его у колодца возле дороги. На вид демону было лет семнадцать, не более, но глаза хранили память многих столетий.

И все же был он много младше и слабее, чем Энзигаль.

   Едва увидев их, демон спросил:

   — Кто вы и чьей крови?

   Шебу поклонился и ответил:

   — Я Шебу, а это жена моя, Тирид. И она сестра мне, потому что хозяин у нас один — Намтар-Энзигаль.

   Услышав это имя, демон города простерся на земле перед ними и сказал:

   — Дети сердца Намтара-Энзигаля — всегда желанные гости в Йерихо. Я, Хадад, свято соблюдаю все его законы. Пейте здесь кровь и оставайтесь, сколько захотите.

   Город был щедр и красив и на долгие дни стал их пристанищем.

4.

Когда пришла пора расставаться, хозяин Йерихо вышел проводить своих гостей и простился с ними лишь у дальнего колодца.

   Здесь было шумно: блеяли овцы, лаяли собаки, пастухи переговаривались, черпая воду. От летнего солнца чуть кружилась голова, а горячая дорога под ногами торопила, звала в путь.

   Шебу поклонился хозяину города. Тирид, вслед за ним, прижала руки к груди и склонила голову.

   — Благодарим тебя, Хадад. — Шебу говорил нараспев, как принято в этих краях. Так легко перенимается чужая речь, и не заметишь, как забылись родные слова. — В твоем доме мы жили счастливо, и кровь, выпитая на твоей земле, была чистой и сладкой.

   — Мой дом будет ждать вас, — отозвался хозяин Йерихо и улыбнулся, открыто и легко.

   Шебу и Тирид провели на его земле не один год. Но раз уж отправились странствовать, так к чему сидеть на одном месте?

   — Идите по этой дороге, — продолжал Хадад. — Она выведет вас к другому морю. Но вряд ли вы останетесь там… Куда отправитесь потом?

   — Мы еще не знаем, — отозвалась Тирид.

   Хадад на миг задумался, опустил взгляд, словно изучал следы в пыли. Но потом тряхнул головой и улыбнулся вновь.

   — Какой бы пусть вы не выбрали — все будет верно, — сказал он. — Ведь вы — дети сердца Энзигаля, и никто не осмелится причинить вам зла.

   Обняв на прощание своих гостей, Хадад повернулся и зашагал обратно, в город пальм.

   Путь через горячую безлюдную землю остался позади. И вот теперь, стоя у кромки прибоя, и глядя как с тихим шуршанием набегают на песок волны, Тирид отчего-то не чувствовала радости. Это море совсем не походило на штормовые берега, где они бродили прежде. Безмятежная и спокойная гладь. Тирид вздохнула и сжала руку Шебу.

   — Скажи… — Голос ее был чуть громче шелеста волн. — Будут у нас еще дети?

   Шебу привлек ее к себе, поцеловал. Тирид молча прижалась щекой к его плечу.

   Зачем я спросила? Что он может сказать мне?

   И, словно в ответ, Шебу прошептал:

   — Такой дар дается ли дважды?

   Повинуясь внезапному порыву, Тирид отстранилась.

   — Пойдем на запад! — сказала она. Что там, на западе, они не знали, но стоять на

месте не было сил. — Я хочу увидеть, куда уходит солнце.