Пролог

«Этой жизни осталось меньше суток.»

Предчувствие пришло вместе с ветром. Мягко прикоснулось к лицу, взъерошило волосы и холодком пробежало по спине.

Марк вздрогнул и обернулся. Темный деревянный нос «Стремительного» глубоко врезался в прибрежный песок, а возле него в воде топтался Тан, осматривая борта. Голую бронзовую грудь он подставлял лучам солнца, а закатанные до колен штаны уже изрядно промокли по низу. Днем «Стремительный» несколько раз сильно чиркнул дном о подводные коряги и теперь Тан, рачительный капитан и хозяин, внимательно осматривал свой корабль. На взгляд Марка, ничего страшного там не случилось, да и не могло, по большому счету. Но Тану, плававшему по реке всю жизнь, было виднее.

«Меньше суток — и все непоправимо измениться,» — крутилось в голове. Мысль была внове, и Марк не понимал толком, что ее вызвало. Да, поутру он покинет «Стремительный» и сойдет на каменные мостовые Аэндора, но могут ли эти перемены значить так много?

Ответа не было. Впрочем, уходить не хотелось.

— Эй, красавчик! — окликнула его с берега немолодая жена Тана. — Хватит стоять, руки прохлаждать! Айда сюда, дело есть!

Яна была женщиной крупной. Стояла, уперев руки в бока и широко расставив крепкие ноги, глубоко вкопалась босыми ступнями в песок. Потертые штаны, равно как и рукава видавшей виды блузы, были закатаны. Волосы прятала под косынку, хотя непокорные пряди все равно выбивались наружу. Вся поза ее была вызовом.

Марк улыбнулся и послушно пошел к ней. Было любопытно, что Яна придумала.

— Вот что, — сказала она, ткнув ему в грудь пальцем, — дуй-ка вон в тот лесок, и найди мне вишневых дров.

— Яна, я не уверен, что здесь вообще растут вишни.

— Ццц! — прищелкнула она языком. — Я уверена! Шагом марш!

Марк вдруг понял, что вся немалая команда «Стремительного» сейчас внимательно наблюдает за ними. Общее любопытствующее ожидание читалось на лицах этих мужчин и женщин. И явно касалось его самого. Что ж...

— Хорошо, — кивнул Марк, — я пойду искать дрова. Что принести, если вишен здесь не окажется?

— Еще как окажется! — хохотнула Яна. — Ты главное смотри внимательно!

Марк усмехнулся, чуть качнул головой и направился в сторону леса.

— Погоди! — крикнула, резко вскочив, Рита. — Я с тобой!

Марк, подняв брови, выразительно посмотрел на Яну. Но та, к его немалому удивлению, только кивнула. И — нет, ему не почудилось! — подмигнула дочери.

Запыхавшаяся Рита, с налипшим на юбку песком, уже стояла рядом. Глядя в ее напряженные, ищущие глаза Марк грустно подумал: «Так ради этого все затевалось?» Впрочем, вряд ли. Слишком неправдоподобно. Должно быть что-то еще.

Ему не хотелось этой совместной прогулки. И разговора с Ритой особенно. Болезненно-горького, как последний вдох. Но… «Эта жизнь скоро закончатся. Так заверши ее достойно!» Мысль была навязчивой, странной, и немного пугала.

Но Марк улыбнулся девушке, протягивая руку:

— Пойдем?

Лицо ее засветилось радостью, но руки она спрятала за спиной и первой, вприпрыжку, побежала в сторону леса. Потом обернулась, замерла в ожидании. Марк неспешно двинулся следом, спиной ощущая взгляды собравшихся и запретив себе оборачиваться.

«И все же, что они задумали?»

У него было несколько вариантов ответа. Любопытно, какой окажется правдой.

— Здесь правда растут вишни? — спросил Марк, поравнявшись с Ритой.

— Правда, — улыбнулась девушка.

— Проведешь?

— Для этого я и пошла с тобой. А то сам еще бродил бы по окрестностям до рассвета!

Вся ее поза, выражение лица и глаз, даже тон голоса говорили о том, что причина эта отнюдь не единственная. Мысленно улыбнувшись, — «что ж, подождем», — Марк серьезно и обстоятельно поблагодарил девушку за заботу. В ответ она смущенно замолчала.

За их спинами сомкнулись ветви ив, и краем уха молодой человек уловил голоса, вспыхнувшие на берегу, словно пожар. Будь он один, остановился бы, а то и вернулся, чтобы послушать. В присутствии Риты это казалось неправильным. Тем более, что никакой угрозы в этом милом заговоре он не видел. Шелест их шагов и ветер не давали разобрать слов на ходу. Что ж, пожалуй, он был готов принять это ограничение.

— Мы пробудем в Аэндоре неделю, — заметила девушка, рассматривая окрестную растительность.

— Да, я знаю, — кивнул Марк, соглашаясь.

— Ты мог бы показать мне город.

— Не могу обещать. Там мое время уже не будет принадлежать мне одному.

— Ну, не закроют же тебя в доме! — недоверчиво фыркнула Рита. — И не отправят в дальний путь сразу же, ведь так?

— Кто знает, — пожал плечами Марк. — Все может быть.

— Это неправильно, — поджала губы девушка.

Он не ответил.

— Ты серьезно? — спросила Рита через несколько шагов.

— Да.

— Странно. Ты ведь уже не ребенок.

— И тем не менее.

— Не верится… Погоди, но если все действительно так сурово, зачем тебе возвращаться? Ты… ты мог бы остаться с нами!

Вот оно что. Марк ждал этих слов. Правда, не от нее. Думалось, вечером, после чаши вина, которое люди реки пьют изрядно сдобрив пряностями и основательно разбавив водой, Тан сядет рядом и заведет беседу о смысле жизни и о кораблях, о северных землях, в которые плывет «Стремительный» и о том, как хорошо все могло бы сложится у самого Марка, вздумай он остаться на борту. Он знал, что ответил бы в таком случае. Но Рита...

По лицу девушки было видно, что слова вырвались словно бы мимо воли и она жалеет о сказанном — но с другой стороны тревожно и жадно ждет ответа.

— Спасибо за доверие, — тихо сказал Марк. — Я знаю, не многие удостаиваются такого предложения.

— Оно не только мое, — заметила Рита. — Отец поддержит. Да и не только он.

Береговой заговор становился все более прозрачным. Только… почему они выбрали делегатом ее?

— Возможно, — согласился Марк. — Но я не могу изменить своего решения.

— Ну и глупо! — резко отозвалась девушка, отворачиваясь.

— Да, это тоже возможно, — грустно отметил Марк и неспешно пошел дальше.

— Стой, — крикнула ему в спину Рита. — Не туда!

Махнув рукой, она нырнула в кустарник по правой стороне. Молодой человек вернулся и пошел по ее следам. Это место не было похоже ни на проход, ни даже на лаз. Заросли дерна все плотнее смыкались вокруг, но где-то впереди слышался шелест легких шагов, и Марк упрямо шел на звук. Постепенно становилось светлее и наконец он вышел на белую поляну, заросшую невысокими цветущими вишнями. Сладкий аромат кружил в воздухе. Закатное солнце зажигало края лепестков и силуэты деревьев сверкающим оранжевым контуром. Маленький сад заканчивался на возвышении, резко обрывавшемся в воду.

Это было настолько красиво, что Марк замер, любуясь, вбирая хрупкое совершенство этого места. Вишни были ему по грудь, но в этом не чувствовалось руки садовника.

Он умел ценить красоту — и природную, и рукотворную. Но неприятная и неоконченная беседа не давала погрузится в созерцание.

Непривычно молчаливая Рита стояла у обрыва и смотрела на реку. Ветер развевал алую ленту, прикрепленную к ее завязанным в узел темным волосам. Солнечные лучи гладили нежное лицо, но не могли согнать хмурого напряжения.

Марк медленно шел к ней.

— Не правда ли, здесь красиво? — резко обернулась Рита.

— Восхитительно, — ответил он, ничуть не покривив душой.

Лицо девушки чуть смягчилось, но тут же новая мысль тенью накрыла его.

— Скажи, — хрипло выдохнула она дрогнувшим голосом, — зачем тебе возвращаться? Что ждет там, в этом городе? И кто ждет?

— Представь, — остановился Марк у крайнего дерева, за несколько шагов от нее, — что тебя, Риту, дочь Тана из людей реки, судьба забросила в дальние края. И прошло несколько лет. Ты не знаешь точно, что дома, хоть и надеешься на лучшее. Но разве не захочешь ты вернуться?

Они стояли и смотрели друг на друга. Рите было восемнадцать и пора замуж, но любящий отец не спешил расставаться с младшей из дочерей, да и сама она с этим не торопилась. Лицо ее было округлым, кожа — смуглой и обветренной, во всей фигуре чувствовалась грация молодого, сильного зверя. Она не была красавицей в классическом смысле этого слова, но в серых глазах обычно горело столько энергии, что окружающие волей-неволей подпадали под ее обаяние. «Очаровательнейшая девушка, — говорили все, кто видел ее. — Что да, то да».

Солнце нимбом очерчивало фигуру Риты, золотом высвечивало волосы и по контрасту глаза, прятавшиеся в тени, казались черными, как ночное небо. Сейчас она была непривычно серьезна.

— Не уходи, — выдохнула девушка сквозь пересохшие губы, потом шагнула вперед и взяла его за руку.

Марк замер, опасаясь даже дышать. Где-то внизу слышался плеск реки. Пели птицы в маленьком саду. В вечернем воздухе витал аромат цветов.

Ему нравилась эта девушка. В дороге он не раз любовался ее открытым, улыбчивым лицом, ее веселой неутомимостью, ее звонким смехом. Он наблюдал за ней, словно за диковинным зверьком. Он помогал ей ловить рыбу и штопать паруса, под ее строгим присмотром учился править кораблем, узнавать и обходить мели или шестом сталкивать с них корабль, если проморгал. Вечерами они рассказывали друг другу сказки, к которым привыкли с детства, а потом она пела длинные и тягучие песни речного народа. Это было радостное и теплое время, которое он хотел бы хранить в душе, как сияющее сокровище. Вот только что делать с этим хриплым, отчаянным: «не уходи»?

Марк поймал себя на том, что боится смотреть ей в глаза.

Впрочем, ответ мог быть только один.

— Зачем мы пришли сюда? — спросил Марк.

— Этому саду больше семи сотен лет, — улыбнулась Рита. Она отпустила его руку и отступила на шаг. — Говорят, его посадили для Любимой дочери реки.

Марк помнил, что это титул, который носят ясновидящие речного народа, но… что могла делать такая женщина столь далеко от основных поселений? Он никогда не видел и не слышал, чтобы кто-то из подобных ей покидал храмы. Видела ли она когда-нибудь это место?

— Тогда только закладывались первые камни Аэндора. И первому из Видящих нужно было разрешение Любимой дочери реки, чтобы поселится на этих берегах. Как ты знаешь, они договорились. И обменялись дарами. Так появился пруд лилий в центре Аэндора. А здесь, на острове Мены — вишневый сад.

— В таком случае требование принести вишневых дров можно считать святотатством? — поднял брови Марк.

— Не совсем, — ответила Рита. — Временами старые деревья высыхают или падают. Тогда их сжигают и выращивают на их месте новые. Да и в любом случае ты мог бы взять веточку. Для Яны. Или с собой.

— Нет, спасибо, — покачал головой Марк. — Я предпочту сохранить это место в памяти. Так оно надежнее будет. А Яна… сейчас я уже не думаю, что она просила меня всерьез.

— Воля твоя, — пожала плечами Рита и добавила: — Этот сад обновлялся уже много раз… Любимая дочь реки говорила, что договор живет столько, сколько его чтут. Мы ухаживаем за этим местом каждый год, каждая семья и каждый корабль, плывущий вверх или вниз по реке. И это то, что я на самом деле должна была тебе показать. Прости, что вначале заговорила о другом, — она опустила глаза и шагнула в сторону сада. — Сегодня я не вижу здесь сухостоя. Это добрый знак.

— Рита! — окликнул ее Марк. — Скажи, ты согласилась бы уйти жить на землю?

— Ты зовешь? — спросила девушка, чуть повернув голову.

— Прости. Сейчас я не имею на это права. Но я хочу знать! Ты могла бы? В принципе?

— Спроси меня еще раз, — тихо отозвалась она, — когда будешь уверен в своих словах.

Когда они вернулись на берег, закат догорал. Тонкий оранжевый контур еще высвечивал черные силуэты деревьев на берегу, но быстро погас. Только серые линии туч подсвечивало багрянцем. Впрочем, не похоже, что будет дождь.

Алые лепестки костра тянулись в небо, а вокруг них на циновках устроились мужчины. Женщины пекли рыбу и варили уху на значительно меньшем огне по соседству. Между ивами поставили шатер, хотя видно было, что большинство намеревалось спать под открытым небом.

— Ничего не принес? — требовательно оглядела Яна Марка и Риту.

Он пожал плечами и молча развел руки в стороны, показывая пустые ладони.

— Вот и хорошо, — улыбнулась женщина с явным облегчением. — Не то чтобы я всерьез опасалась, но мало ли...

Она отвлеклась, помешивая варево. Принюхавшись, Марк решил, что вино сегодня будут пить горячим. И с добавлением каких-то непривычных специй.

Рита тихой тенью отошла в сторону и села у ног матери. Может, ждала указаний или расспросов.

— А что было бы, — задумчиво спросил Марк, — если бы я принес те дрова, о которых ты просила?

— К чему сейчас спрашивать, — нахмурилась Яна.

— Интересно.

— Ничего хорошего, — хмыкнула женщина и отложила ложку. — Но ты не беспокойся. Обошлось ведь.

— Зачем тогда было просить?

— Так принято. И давай не будем больше об этом, хорошо?

— Как скажешь, — легко согласился Марк.

Главное он уже услышал. Место было непростым, и просьба была не простой. О том, что значит этот сад для людей реки, он услышал уже после того, как отказался ломать деревья. Правда, интересно, как все сложилось бы, найди они с Ритой упавшее дерево. Впрочем, отличить высохшую древесину от свежей никому труда не составило бы.

Марк вспомнил, сколь трепетно ухаживали за прудом лилий в Аэндоре и уже не сомневался, что люди реки наведываются туда так же часто, как и в это место. «Договор живет столько, сколько его чтут». Хорошая позиция. Пожалуй, она ему нравилась.

Смущало лишь то, что никогда прежде Марк не слышал о вишневом саде, расположенном столь близко к городу...

— Яна, мне ведь не стоит говорить о месте, увиденном сегодня?

— Правильно понимаешь, — улыбнулась женщина.

— Значит, буду молчать.

Не то чтобы Марк видел необходимость в этом подтверждении очевидного, но слишком уж зыбкой казалась ему почва этого разговора. Так и тянуло отмечать узелками его вехи, просто чтобы не пропустить чего-то значимого.

Яна молча кивнула, продолжая помешивать варево, хотя никакой надобности в этом не было. Но Марк понял намек и, склонив голову в легком поклоне, отошел к мужскому костру. Краем глаза он заметил выразительный взгляд, который бросила Яна дочери и решил для себя, что не хочет знать, о чем они будут говорить.

С его приближением разговор у костра затих. От этого стало неуютно.

— Позвольте присоединиться? — с улыбкой спросил Марк.

Тан, медленно окинув его взглядом, ответил:

— Садись, — и хлопнул ладонью справа от себя.

Человек, сидевший рядом с ним, тут же подвинулся в сторону.

— Благодарю, — ответил Марк, опускаясь на циновку. Он привычно подобрал под себя ноги и легко поклонился присутствующим.

Тан курил. Медленно, задумчиво он втягивал через тонкую трубку терпкий дым и выпускал его в небо, позволяя смешиваться с дымом костра. Три глубоких затяжки и выдоха. Потом бережно передал трубку Ливу, сидевшему от него со стороны сердца. Тот так же аккуратно ее принял. Курили волчанку, широколистную траву, растущую на берегах водоемов. Темно-синие, почти черные цветы ее, появлявшиеся к июню, напоминали волчьи пасти.

Этот обычай поначалу весьма раздражал Марка. Со временем он привык, хоть не сказать, что втянулся. Но научился с серьезным и торжественным выражением лица выпускать в небо струйки дыма, никак не проявляя внутреннее желание как можно быстрее избавится от этой гадости.

Люди реки верили, что дым волчанки очищает дух, и сам небесный волк доносит мысли и чувства смертных в заоблачную обитель Отца, поэтому любая серьезная беседа начиналась таким вот образом. Это было все равно что сказать: я чист перед богами и людьми, мои намерения прозрачны, как дым. Попытки улизнуть от курения при таком раскладе выглядели более чем подозрительно. Марк не разделял верований людей реки, но уважал их обычаи. Поэтому, когда в торжественном молчании трубка дошла до него, почтительно принял ее из рук вежливого соседа и глубоко вдохнул терпкий и горький чад. Сизый дымок, который он отпустит в небо, должен быть хорошо виден окружающим. Чтобы никто не подумал, будто ему есть что скрывать.

Он смог не закашляться, когда вдыхал второй раз и третий, и когда с улыбкой передавал трубку Тану, за что получил одобрительный кивок.

— Хорошо, — подвел итог Тан, высыпая тлеющие уголья из трубки в костер.

Это значило — круг замкнулся. Люди зашевелились.

Лив достал из-за спины цитру и начал подкручивать колки. Нестройное бренчание наполнило воздух, сменившись тягучей и плавной мелодией, так характерной для речных напевов. Вскоре в нее вплелся низкий и глубокий голос Лива.

Он пел о реке, что течет с севера на юг. О скалах, что огибает она на пути, и об опасных порогах в промоинах. Об островах он пел, на которых так хорошо жить, ведь река любит своих детей и заботится, чтобы им было что есть и чтобы никакие напасти не могли добраться до них через бурные воды. Он пел о младенце, которого однажды вода вынесла на берег, и о дивной его красоте. Это было начало длинного цикла песен о Лорианне, Любимой дочери реки. О том, как угадывала она беды, подстерегавшие тут и там, и как под ее руководством часть людей покинули свои дома и спустились вниз по течению, на острова, расположенные в дельте Ярры, где под руководством девушки построили Асмунд. Тысячи знамений и приключений сопровождали эту затею, увенчавшуюся славнейшим из речных городов.

Марк любил эту историю, хоть она и не была слишком частой гостьей в их вечерних беседах. Может быть оттого, что Лорианна казалась ему чем-то вроде Видящих истину его родного города. Любимая дочь реки… говорят, после нее осталось семеро дочерей, и старшая из них после смерти матери взяла себе ее имя и титул. Так с тех пор повелось. Различные формы, но единая суть...

«Интересно, как сейчас в Аэндоре?»

Он не часто позволял себе этот вопрос, хотя все эти годы трепетно собирал сведения о городе, какие только мог найти. Но сейчас — и ничего даже не хотелось с этим делать, — дым костра, в который точно добавили что-то необычное, и мелодия песни Лива увлекали за собой, создавая в сознании Марка образы, более яркие, чем силуэты сидящих рядом с ним людей. Вместе с искрами костра они отрывались от земли и взлетали в небо.

Ему чудилось, как из тьмы межзвездного пространства проступали острые шпили зданий. Россыпи звезд сияли, как огни в ночи. Мерцал под луной пруд. Махая крыльями, взлетали полусонные птицы, которых вспугнул громкий звук. Виделись очертания каменных мостовых и узких улочек, стены домов из красного кирпича и небольшие округлые балкончики, с которых тянулись к земле сплетенные лозы. Фасады зданий украшали обычно искусной резьбой, и Марк любил когда-то исследовать их вслепую, позволяя пальцам путешествовать по изразцам, и складывая в голове образ картины, на них запечатленной. Каменные мужчины и женщины встречали на перекрестках. Иногда они прятались в крохотных нишах, иногда их массивные статуи сурово озирали пространство, выступая из угла какого-нибудь дома. Город мастеров, город, где искусство ценилось превыше всего и поэтому все, из чего состоял он, было проработано до малейших деталей: на скульптурах можно было рассмотреть рисунок ткани одежды и морщинки в уголках глаз. Кварталы гильдий каменщиков и плотников, гончаров и красильщиков, стекольщиков и кузнецов — все они оставляли свои отпечатки на окрестных домах, создавая украшения из камня и дерева, стекла и метала, разукрашивая их яркими красками и эмалями. К старым орнаментам добавлялись новые. Аэндор умел ценить опыт чужих творений и крайне редко заменял их, предпочитая дополнять. Так стены и улицы превратились в настоящую выставку истории художеств, уходящую в глубь веков.

Город, не знавший пожаров и катаклизмов. Островок мерцающего света среди диких степей и лесов. Марк видел десятки поселений и врос в каждое. Это был его способ познавать. Каждый раз он словно менял кожу: привычки, манеру поведения, особенности говора. Он учился принимать неизвестное, восхищаться им и любить. Ведь без любви нет понимания, равно как и наоборот. Марк был глубоко убежден в этом. Он стремился слиться с этим новым, стать его частью и так проверить, все ли понял правильно. И был счастлив, когда оказывалось, что — да. Были места, из которых он уходил с радостью. Были места, оставлявшие в памяти тонкий шлейф сожаления, горький привкус несбывшегося или сладкий аромат тайны. Но ни одно не значило для него столько, как Аэндор.

Его манило сердце города, прятавшееся в холме.

«Что-то заканчивается, — говорил внутри настойчивый голос предчувствия, которому Марк не смел не верить. — Что-то начнется.»