Забвенная

Оззи подобрал с пола кусок лезвия и с горечью посмотрел на безнадежно сломанный кинжал.

— Двинем отсюда уже, Оззи, а? Вот ты и кинжал отца изломал. Где ты еще такой возьмешь? Ну ее, эту дверь, а? Раз до нас не открыли, думаешь, нам что-то светит? — Йон, старый друг и бессменный спутник Оззи во всяческих вылазках по древним руинам, предпринял очередную попытку воззвать к здравомыслию приятеля. На успех, впрочем, не надеясь: о воистину ослином упрямстве Оззи по деревне ходили байки. Злопыхатели даже пытались ему кличку нехорошую прилепить — Ослище, но как-то не прижилась. Во многом благодаря тому, что Оззи был парень крупный, и кулаки почесать о лица, ему не приглянувшиеся, никогда не стеснялся.

Йон, собираясь продемонстрировать Оззи всю безуспешность затеи, внимательно оглядел тяжелую каменную дверь, испещренную барельефами. Понажимал на искусно вырезанные на ней выпуклые фигурки животных и символы. Вцепился грязными ногтями в едва выступающий над стеной край двери, с силой подергал. Оззи с усмешкой наблюдал за Йоном: что с эдакой каменной махиной сможет поделать его худосочный приятель?

— Бесполезно! Пойдем домой, — пожал плечами Йон и с размаху стукнул по двери кулаком. И тут же, испуганно ойкнув, отскочил. Судя по звуку, а это был нарастающий скрип и дребезжание, пришел в действие какой-то старый механизм.

Звук стих, а дверь мелко задрожала и очень медленно, словно не хотела открывать незваным гостям свои тайны, отделилась от стены. Взору приятелей открылся проем, неширокий, но вполне достаточный, чтобы парнишки по одному могли протиснуться. Резко пахнуло тлением и чем-то специфическим, похожим на запах заморских пряностей. Из проема вырвалась и неспешно осела растревоженная многовековая пыль.

Пока Йон, ошеломленно открыв рот, таращился во все глаза, Оззи подхватил небрежно брошенную им на пол котомку, крепко сжал в кулаке факел и отважно сунул голову в проем. Затем вошел целиком.

— Оззи, стой! — жалобно воскликнул Йон, топчась в нерешительности у проема. Его охватило абсолютно четкое предчувствие, что случится что-то плохое. Будь воля Йона — убежал бы, сверкая пятками, куда глаза глядят.

Уныние и суеверный трепет — вот что испытывал Йон, приходя на руины храмов и в некрополи, эти беспощадно разрушаемые временем свидетельства того, что жили на этой земле когда-то иные, отличные от них люди. Но Оззи — а этот чертяка может подбить на свои авантюры и мертвого, не то что тихоню Йона — лазить по старым развалинам обожал. Он сам не мог понять, что сильнее влекло его к развалинам: маловероятный шанс найти нечто ценное или же возможность прикоснуться к чему-то ветхому. Старому настолько, что несколько сотен поколений таких вот оззи и йонов успели прожить свои жизни с того момента, как кто-то возводил эти величественные сооружения, любовно обтачивал бесформенные каменные глыбы в тончайшей работы статуи, скрупулезно объединял кусочки цветной слюды, рождая пленяющие своей красотой витражи.

Забвенные — так нарекли их люди. Как они называли себя сами, того не знает ныне никто. Говорят, они веровали в других богов. А то и вовсе — сами были богами, или близко к тому. Талантливейшие скульпторы и художники, чьи творения разве что не дышали — настолько они были живыми.

Одаренные архитекторы, замки и дворцы которых, чудесные, словно сказочный сон, простояли уже несколько веков, и простоят столько же. Создатели хитроумных механизмов. Маги, повергающие в бегство целые армии мановением руки. Целители.

Все они просто ушли, исчезли из мира, не оставив ни потомков и ни крупицы своих знаний. В пустующие замки вселились племена, ранее не смевшие ступать во владения Забвенных. Попытались возделывать оставленные ими диковинные растения, освоить механизмы, применить магические артефакты — все бестолку. Забвенные исчезли, и все свои тайны забрали с собой.

— Иди сюда! — донесся голос Оззи из тьмы, настолько осязаемо сгущающейся в проеме, что свет факела едва рассеивал ее. Йон подошел ближе и боязливо вытянул тощую шею, пытаясь что-то разглядеть. Потом повернул голову, и с тоской посмотрел через провал в стене на деревья, щедро облитые предзакатным светом.

— Оззи, этот факел у нас последний… Давай завтра вернемся?

— Не, мы сейчас быстро все обшарим и выйдем! Иди сюда, что-то интересное покажу!

Йон тяжело вздохнул, нервно пригладил непослушные рыжие вихры и, судорожно вцепившись в сумку, двинулся в проем. Интересным Оззи полагал некий странный механизм по типу рычага в стене и тщился разглядеть его при тусклом свете отчаянно искрящего факела. Йон заинтересованности Оззи не разделял и нервно оглядывался по сторонам, решительно ничего ценного в нише, которая оказалась за дверью, не обнаружив. Темный каменный пол, темные стены. Ни тебе рисунков, ни барельефов.

— Подержи-ка, — Оззи всучил Йону факел и двумя руками с силой дернул на себя рычаг. Снова пришел в действие некий механизм, пол содрогнулся. С жутким полувоем-полускрипом открылся узкий проход там, где ранее была глухая стена. Вместе с тем с противоположного конца коридора исчез единственный источник дневного света — закрылся вход. Йон бросил на пол факел, протяжно, по-девичьи заверещал и припустил к проему.

Скрип, дребезжание, и дверь открылась. Йон уставился на вновь открывшуюся дверь, не веря в свое счастье. И тут донесся хохот Оззи, откровенно потешающегося над малодушием приятеля:

— Йон, дружище… Тут рычаги! Два их, по обеим сторонам от прохода. Открываешь тут — закрываешь там. И наоборот. Ну не хочешь идти дальше со мной — подожди снаружи. Но прошу — не визжи больше, как девка, у меня аж уши заложило!

"Чтоб ты околел, Оззи, " — обиженно подумал Йон, но вслух сказать не решился, — "Не визжи, ага… А вот если б нас и впрямь замуровало! Сяду снаружи и буду ждать. Так спокойнее ".

Но едва он сделал шаг в сторону выхода, как Оззи громко крикнул:

— Ба!

И в этом "Ба!" было столько восторга, что даже нелюбопытный и изрядно перепуганный Йон припустил посмотреть, что же такого там нашел его неугомонный приятель.

А посмотреть было на что. Оззи сжимал в руке статуэтку, по виду из какого-то драгоценного металла, изображающую обнаженную женщину. Красавица по задумке скульптора представала в непринужденной, кокетливой позе. Слегка приподнявшись на цыпочки, она изящно изгибала в пояснице тело, нисколько не стесняясь своей наготы. Пальцы рук были запущены в длинные, ниспадающие до щиколоток волнистые волосы. Статуэтка была настолько тонкой работы, что, приблизив ее к глазам, Йон смог разглядеть зрачки в полуприкрытых глазах женщины, ямочки на щеках и едва заметную легкую улыбку на губах.

— Ты представляешь, сколько мы за нее сможем выручить?! Да любой богач такую прелестницу у нас с руками оторвет! — Оззи от переизбытка радости ощутимо хлопнул Йона по плечу и вручил ему увесистую статуэтку.

— А где ты ее взял?

— Да вот у этого мертвяка из рук вырвал. Вцепился в нее, собака жадная, своими костлявыми лапами, — Оззи осветил на полу останки такого же искателя древних сокровищ, как они сами, только много более неудачливого. Йон поежился и присмотрелся повнимательнее: одежда еще в неплохом состоянии, опоясан кожаным ремнем, из ножен торчала рукоятка меча. А вот сам сохранился плохо: съежился и почернел, что головешка из костра. Кожа ссохлась и плотно обтянула череп, обнажив кривые желтые зубы, зияющую пустоту носа и глазниц.

— Идем дальше, факела ненадолго хватит, а вдруг тут еще что ценное завалялось, нас с тобой ждет-дожидается.

— Интересно, Оззи, а от чего он умер? Почему не вышел, не ушел?

— Да может ему плохо стало. Раненый был, ну или больной. Откуда мне знать? Ты идешь или нет?

Оззи двинулся дальше по коридору, и Йон постарался не отставать. Помещение, открывшееся им за второй дверью, было коридором, очень просторным, с высокими потолками и громадными мраморными колоннами. Стены его были украшены причудливыми картинами и чудесными пестрыми каменными вазами в выдолбленных специально для них углублениях. Держались вазы намертво: Оззи попытался сдвинуть одну и не смог, как ни старался.

Неверный свет факела по мере того, как приятели продвигались по коридору, выхватывал части картин: на них изображалось житие знатной и невероятно красивой девы. По всему видно, Забвенная.

Вот она, в пышном платье и с замысловатой прической, вкушает изысканные яства с не менее знатными господами. Вот гуляет в саду с деревьями, плодоносящими чем-то вроде диких яблок, а на привязи у нее три странного вида собачки. И везде лицо такое горделивое, холодно-красивое, и волос светлых, почти белых копна. Йон никогда таких женщин не видел. А увидел бы — дар речи потерял и ниц упал.

Он прижал статуэтку покрепче к себе. Поначалу та казалась тяжелой и значительно осложнила его и без того нелегкий путь по таинственному коридору. Но чем дальше он шел, тем невесомей казалась фигурка. "Неужели это она? Ее изобразили?" — мелькали благоговейные мысли в голове Йона. Оззи, заметив, с каким трепетом друг сжимает статуэтку, сам того не замечая, большим пальцем поглаживая округлости грудей, усмехнулся, но дразнить его не стал.

— А вот и пришли! — с нотками торжества в голосе возвестил Оззи. Коридор заканчивался резной аркой из красного камня с прожилками черного цвета. Запах пряностей усилился.

Шагнув внутрь, Оззи и Йон оказались в пустом зале. Вопреки ожиданиям, их не ждали ни горы украшений, ни искусное оружие Забвенных, ни чудо-кольчуга. Даже камни драгоценные, и те не ждали. Оззи разочарованно свистнул, водя факелом по сторонам и быстро продвигаясь по залу из стороны в сторону.

— Ага! Тут что-то вроде сундука огромного! Сейчас посвечу.

Содержимое сундука, который оказался и не сундуком вовсе, ошарашило и лишило на короткое время дара речи обоих. На пьедестале из белого камня, в блестящем металлическом гробу, по виду напоминавшем лодку, возлежало тело женщины, давно уже мертвой. В отличие от останков, найденных ими раньше, тело было не съежившимся, а величаво вытянутым в гробу. Женщина казалась умасленной чем-то и не иссохлась полностью. С живой, конечно, не перепутаешь, но черты лица угадывались отчетливо, и пальцы выглядели как пальцы, а не как кости, обтянутые остатками кожи. Удивительной была сохранность цветов, которыми кто-то увил ее длинные белые волосы. Сухие лепестки-то и источали тот странный пряный аромат. Йон попытался коснуться одного из них, но тот рассыпался в прах.

— Это, значит, и есть Забвенная? А я слышал, что все пропали, как не было… Что никогда их ни мертвыми, ни живыми не находили, — задумчиво сказал Оззи.

Йон молчал. Он разглядел в изголовье гроба небольшую выемку, по размеру и форме как раз подходящую для основания статуэтки.

— Слушай, Оззи… Мертвяк-то, которого мы на входе нашли, вон откуда статуэтку стащил. Ей тут место. Давай вернем… — робко начал он.

Оззи сначала вытаращился на Йона, а потом быстро и вкрадчиво заговорил:

— Я тебе вот что скажу, дружище — мы отныне богатые люди. Дом купим, по коню хорошему купим. В большой город с семьями переедем! Вернем, говоришь… Что нам эта фигурка? Вот настоящую, мертвую Забвенную на свет белый вытащить — за это нам не просто хорошо заплатят. За это нас с ног до головы монетами осыплют! Мы первые, понимаешь? До нас их никто и никогда не видел! Мы сейчас вот что сделаем — метнемся в деревню к родителям. Позовем батек, моего брата и вытащим ее отсюда. Завернем бережно в холстинку и спрячем хорошо. А потом найдем того, кто больше заплатит.

Йон кивнул. Желание поставить статуэтку на место было импульсивным, странным, словно и не он своей головой это подумал. Дурак он, что ли, ценными находками разбрасываться?

Фигурка разом стала тяжелой, стоило ему ступить из зала с красной аркой. И словно тяжелела шаг от шага. Она быстро оттянула ему правую руку, и Йон переложил ее в правую.

— Устал прелестницу нашу тащить? Давай мне, дальше сам понесу! — протянул к нему руку Оззи. Йон с неожиданным даже для себя негодованием отверг предложение, виду, впрочем, не подав. "Он? Ее? Своими грязными ручищами?!" — прямо-таки кипел изнутри Йон, глядя на спину друга, размашисто шагающего по коридору.

Запах пряностей становился все более нестерпимым, к нему примешалась ощутимая вонь гнили. Начало пощипывать глаза. Как он этого смрада раньше не замечал? Воняет же, просто смердит тухлятиной.

— Подожди-ка, у мертвяка, который нашу статуэтку зацапал, был мечик хороший. Я возьму взамен кинжала. И ножны хорошие, кожаные, — Оззи сунул Йону в руку уже почти догоревший факел, и принялся возиться с перевязью меча, упорно не желающей поддаваться и отдавать в руки чужака меч.

Йон поднял факел над головой и осветил картины на стенах. И похолодел.

Не знатных господ Забвенная, мило улыбаясь, яствами потчевала, а пировала в окружении полусгнивших трупов. Выгуливала не собачек диковинных, а демонов страшных, пучеглазых, зубастых. А на деревьях в саду не плоды яблоневые щедро были развешаны, а отрубленные головы, окровавленные, с высунутыми сизыми языками. Как он этого раньше не разглядел?!

— Оззи, уйдем скорее! — взмолился Йон, не в силах ни сказать, ни объяснить тот животный страх, что завладевал сейчас его душой. Факел догорал, а Оззи все еще возился с упрямыми ножнами.

Гнилью воняло все сильнее, вонь буквально залепляла ноздри, рот, глаза. Йон расширенными от страха глазами наблюдал, как картины оживали, начинали двигаться.

Йон дрожащей рукой убрал факел от ожившей картины, осветив при этом другую стену: сцена на ней была изображена менее кровавая. Беловолосая Забвенная, уже не такая горделивая, а поникшая, раздавленная, воздевает руки к небу. В отдалении стоят еще несколько Забвенных, держась за руки. Нечеловечески красивые мужчины и женщины проводят какой-то странный ритуал: земля расчерчена сияющими символами и словно горит пламенем. И лица у них такие отрешенные, спокойные. Только один из них, черноволосый с горбатым носом, позволил себе какое-то проявление чувств — жесточайшее разочарование, боль видится Йону на его лице.

— Эх, не поддается, собака! А меч-то какой хороший, ну я его все равно выдерну! — кряхтел от усилий Оззи.

Мысль убить Оззи была внезапной. Это показалось Йону сейчас таким разумным, таким правильным. Убить, чтобы спасти. Он должен поступить только так — из любви.

Коротко вздохнув, Йон аккуратно положил факел на пол, крепко обхватил статуэтку за ноги и, от души размахнувшись, ударил Оззи по затылку. Оззи странно всхлипнул, все его тело расслабилось, и он мешком осел на пол. Из раны на голове хлынула кровь. Йон ударил еще. И еще. Он бил до тех пор, пока брызги крови не оросили стены, а голова Оззи не приняла странную кривую форму. Потом отполз в сторону и без сил опустился на пол, прижимая к груди статуэтку. Липкой жижей растекалась кровь. Смрад гнили пропал так же резко, как и появился. Пряности, пахло только пряностями — заморскими, какие он нюхал однажды на рынке, у иноземного торговца.

Факел доживал свои последние мгновения.

"Мне надо открыть дверь. Надо выйти," — мелькнула в голове Йона последняя ясная мысль. Он посмотрел на рычаг, на статуэтку. Потом снова на рычаг, открыть который одной рукой было невозможно. Прижал статуэтку покрепче. Нет, он решительно не может ее выпустить. Не может, и все.

Факел погас. Йон свернулся клубком на полу и зарыдал. Тихо, без слов, содрогаясь всем телом.