Ритуал

У тебя такая обаятельная улыбка. Чуть неровные зубы, но и это ее не портит. Ты легко, будто бы нерешительно сжимаешь мою ладонь, и говоришь: "Сегодня особенный день. Мне нужно сделать кое-что важное. И чтоб ты знала: мне непросто было решиться".

Я улыбаюсь в ответ, обещающе и чуточку покровительственно. Откидываюсь на спинку кресла в такси, что везет нас по извилистым улочкам города к тебе домой. Внешне я спокойна, но в душе моей вопит и беснуется маленькая восторженная девочка.

Ты подаешь мне руку, когда я, неловко путаясь в подоле длинного платья, пытаюсь выкарабкаться из такси. Я хихикаю, как дурочка, беру тебя за лацканы черного пальто, притягиваю к себе и целую. Ну что сегодня за день! Чудесный вечер, чудесный ужин в ресторане и возможность разделить все это с тобой.

В твоей квартире странный запах. Ты не то спалил что-то, не то спалишь прямо сейчас. Заметно нервничаешь, мечешься по квартире, не пустив меня дальше порога. Я трепещу от осознания важности момента, что сейчас свершится. Ох, а на какую руку надевают обручальное кольцо?

Разуваюсь, снимаю куртку и рассматриваю себя в зеркало. Одобрительно подмигиваю своему зеркальному отражению — чертовски хорошо выглядишь, дорогая. Легкий макияж, нарочитая небрежность в прическе и обольстительное черное платье, на которое я спустила вчера почти все сбережения.

А вот и ты. До смешного серьезен, галантным жестом руки приглашаешь меня первой пройти в гостиную. Задвинуты шторы, пол чем-то украшен, но чем? Пытаюсь вглядеться.

Резкая боль в затылке. Стук сердца в ушах. Темнота.

Слух возвращается первым. Монотонное бормотание, чтение нараспев, что за бред ты несешь? Где я? Где ты?

Потом возвращается зрение. Я в центре чего-то, меня обступают черные толстые свечи, они искрят, дымят и истекают воском.

Мне так страшно, мне так страшно больно. Ты пришпилил мои руки, как крылья диковинной бабочки, что со мной будет?

Я кричу, умоляю, угрожаю. Ты глух, твоя ссутуленная спина — все, что я вижу.

Ты, словно школьник-заучка, твердишь и твердишь странные, вгоняющие меня в дрожь слова. Словно тревожный набат, они все громче и громче отдаются в каждом уголке квартиры, проходят вибрацией по моему телу. Словно кто-то вторит тебе, один, другой голос, и вот уже целый хор вгрызается в мою голову. Я хочу закрыть уши руками, хочу забить их ватой, проткнуть барабанные перепонки, лишь бы умолкли голоса.

Судорожно дергаю руками, расшатываю один из ножей. Меня трясет, хочется смеяться до икоты — это же мои чертовы кухонные ножи, я сама дарила их тебе на годовщину. Скрупулезно, тщательно подбирала цвет рукояток и качество лезвий. Как смешно! Как страшно...

Один нож ты воткнул в паркет неглубоко, моя кровь размягчила дерево, и я освобождаю левую руку. Лезвие пропахало в ладони широкую колею и проткнуло насквозь. Как же больно! Я еле управляю пальцами.

Я освободилась. Стою за твоей спиной. Ты продолжаешь бормотать, раскачиваясь из стороны в сторону, словно в религиозном экстазе. В комнате воняет. Ох, как же тут воняет! Какой-то сладкой тухлятиной, не первый день гниющей плотью, меня сейчас стошнит.

"Беги!" — кричу я себе, но как же я тебя ненавижу. Я смотрю на твой затылок, твои каштановые непослушные волосы, твою сутулую спину. Крепко, насколько могу искалеченной рукой, сжимаю рукоятку ножа. Я так сильно ненавижу тебя, за свою боль и свой страх, что странно, что ты не сдох прямо сейчас. Не упал и не сдох, дергаясь в конвульсиях, так я сильно ненавижу тебя.

Ты оглядываешься и роняешь книгу, какой-то увесистый том, он черный и плюхается на пол, поднимая облако пыли.

Я сжимаю рукоятку ножа. В комнате воняет так сильно, что у меня режет глаза. Они слезятся от этой вони, или я просто плачу. Как ты мог?!

— Милая… — ты словно проснулся, твои глаза широко открыты в изумлении, руки разведены в стороны.

В комнате темнеет, тут теперь непроглядная тьма, и лишь свечи, уже почти растекшиеся блестящими лужицами по полу, дают слабое подобие света. Становится тяжело дышать, так тяжело, словно я втягиваю ноздрями не воздух, а тягучую патоку.

— Мы должны остановить ритуал, милая… Я не принес жертву, Он будет разгневан, Он поглотит всех, до кого дотянется...

Как же я тебя ненавижу. Мне есть разница? Мне нет разницы. Я молчу. Сдохнем вместе.

— Милая...

Я сажусь на колени, кладу нож рядом.

Придвигаю к себе книгу. Провожу пальцами по рельефной обложке.

Почти все свечи погасли.

Под полом начинает яростно скрестись что-то большое.

Мой голос звучит глухо и тихо, словно из могилы: "Что нам надо делать?".