Часть 2.

Ровенна чувствовала, что её догоняет рассвет, а значит, ужас Крепости на Волчьем пределе подходил к своему концу.

Чаровница перехватила скакуна за узды и тот недовольно заржал. Затем они сбавили ход и животное остановилось, начав злостно бить копытом и рыть им землю. Взмыленные от ночного бега, тяжело дыша, всадница и её скакун будто несколько часов убегали от самого дьявола.

С трудом, но Ровенна всё-таки вылезла из седла, чувствуя, как ноют ноги и бедра и как горят ладони. Она провела рукой по морде коня между его глаз и потянула того следом, ведя уже неспешно по еле заметной в темноте тропинке. Так они прошли ещё несколько минут, пока не оказались у незаметной землянки, дверь в которую была затянута мхом и травой.

Развернувшись, Ровенна отпустила уздечку и вытащила из сумки глиняный кувшин с вином. Чаровника аккуратно поставила сосуд прямо на тропинке и взглянула перед собой, будто здороваясь с кем-то, кто скрывался в темноте дремучего леса.

Она ещё раз провела ладонью по шее скакуна и направилась к землянке. Ровенна приблизилась к двери и надавила рукой на край. Дверца спружинила и приоткрылась, заставив чародейку едва не задохнуться от приторного цветочного запаха и душащего аромата смол, исходящего изнутри.

Не успела женщина перешагнуть через порог, как путь назад закрылся и друидка погрузилась во мрак. Затем, с каждым тяжелым вдохом, вокруг начали загораться небольшие лампадки, осветив комнату и человека в нём.

— Ну и ну… — протянул мужчина, оказавшийся в самом углу комнаты.

Он сидел лицом к Ровенне, раскинув на низком деревянном столике потёртые свитки и прямо на них держа медную кастрюльку, в которой бурлило что-то совершенно непонятное. При этом варимое зелье периодически проливалось за край кастрюльки, пачкая свитки. Воняло оно непередаваемо.

Мужчина — почти старик, если не заглянуть в его чёрные точки зрачков — имел тонкие седые волосы и очень резкие черты лица. Дедушка Ровенны ухмыльнулся, обнажив ряд узких и кривоватых зубов, и лицо его мгновенно изрезала сеточка морщин.

— Доброго времени, — начала было чаровница.

— Что тебе нужно? — выражение лица мужчины резко изменилось, и теперь оно выказывало нескрываемое отвращение, будто перед ним стояла не красивая женщина, а уродливое чудище.

— Поговорить, — Ровенна сделала пару шагов и опустилась напротив своего дедушки. — И не ври, что ты не рад хоть чьей-нибудь компании...

Мужчина махнул рукой.

— Лучше бы моя старшая внучка пришла ко мне за советом, — протянул он. — Для неё, я так понимаю, этот вопрос более личный.

И вновь Ровенна сдержала смешок. Не от обиды или разочарования, нет. Она давно привыкла к тому, насколько по-разному к ней и сестре относились окружающие их люди и члены их семьи. Чужим людям достаточно было увидеть чистую и невинную красоту голубоглазой чаровницы и никто бы слова дурного не сказал. Родные же… Род сестёр был не из самых нравственных, а каждый из членов семьи считал внешнюю чистоту ущербной. И эту ущербность с самого рождения чувствовала на себе и Ровенна. Будто среди выводка гадюк вылупился не ядовитый уж.

Таким вот ужиком в своём роду она и была.

— Удивительно складывается жизнь, — вздохнула чаровница, едва не погрузившись в давние воспоминания юности. — К нам тянутся не те, кого мы ждём, потому что именно им на нас плевать.

— Что-то интересное происходит в той крепости, — усмехнулся ее дед. — Я чувствовал, что просто так эти волнения при Дворе не происходят.

— При Дворе?.. — насторожилась Ровенна, но он только оскалился, изображая довольную улыбку. — Чей Двор сейчас взбудоражен?

— Оба, — лесной затворник карикатурно жестикулировал тонкими пальцами в воздухе. — Я удивлён, что ни ты, ни Бренна не почувствовали, что территория крепости и практически весь южный берег реки перешли во владения нашей белоглазой знакомой.

— Однако же… как сильна ещё твоя обида на Королеву Мэб, — едва не рассмеялась Ровенна. — Тебя изгнали отовсюду, сделав не просто символом этих лесов, но и показав каждому из альвов, что Мэб не считается ни с кем.

Тени плясали на исхудавшем мужском лице, и в который раз друидка заметила особенную внешнюю схожесть дедушки и Бренны.

— Какому Двору принадлежат эти земли? — повторила свой вопрос чаровница.

— Двору Мэб, — ровно ответил мужчина, склонив голову чуть на бок, что его белоснежные пряди упали на лицо. — Теперь ты понимаешь, чьих цепных псов вы с сестрой хотите спустить с поводка?

Его лицо исказилось ухмылкой.

— Значит, — выдохнула Ровенна. — Ты нам не поможешь?

— Ну почему же… — протянул друид, и варево в его медной кастрюльке громко булькнуло. — Помогу, но не в этом.

— Ты боишься Мэб?! — начала было злиться чаровница, понимая, что её дедушка чего-то не договаривает.

— Нет, — замотал головой тот. — Готовлю почву.

— Для чего?

И вновь мужчина улыбнулся.

— Увидишь.

Подобная пассивность была крайне характерна для её деда, и это каждый раз выводило Ровенну из себя. Значит, он не заинтересован, но ему нравилось, когда к нему приходили с просьбой.

— Я не для того проделала весь этот путь...

Чаровница не успела закончить свою гневную речь, когда невидимые путы сдавили ей глотку и женщина начала задыхаться. Друид же лениво усмехнулся, наблюдая за тем, как наливаются кровью глаза его внучки, как она стойко сдерживает руки, чтобы не дотянуться до невидимой удавки. Всего несколько мгновений дающих Ровенне понять, что этот разговор окончен.

Цокот копыт раздавался в ночной тишине, эхом распространяясь по лесу. Едва всадница скрылась во мраке, друид покинул своё насиженное место и ещё какое-то время смотрел вслед своей внучке.

— Ты мог бы ей помочь. Хотя бы для виду, — с наигранной жалостью в голосе произнесла невысокая рыжеволосая женщина с тёмной кожей, отливающей холодной, мёртвой синевой.

Взгляд её карих, почти янтарных глаз хитро рассматривал мужчину перед ней, в то время как ловкие паукообразные пальчики разбирались с бутылью, которая ещё совсем недавно покоилась на земле.

— Зачем мне помогать ей сейчас, когда я смогу предложить им обоим кое-что более ценное, — он улыбнулся крайне лениво, чуть выгнувшись в спине и взглянув на свою ночную гостью поверх плеча. — За весьма равноценный дар, естественно.

— Мэб не понравятся твои игры, Нуада, — тихо засмеялась фея.

— Скажи это моей отрезанной руке и засунь её в королевский зад, — шутливо огрызнулся друид, чуть приподняв то, что осталось от его левой руки — она была обрублена почти по локоть.

— Ты же знаешь, нам нельзя общаться с Благими! — надула губки рыжая фея. — И всё же, ты же сам предложил Алистеру своих внучек в помощь, а теперь… отказываешь?

— Я не отрекаюсь от своего обещания, моя дорогая, — мотнул головой Нуада. — Я просто делаю процесс более интересным.

Фея только фыркнула.

— Ну-ну, надеюсь ты не разочаруешь Двор Неблагих. Нельзя разочаровывать собственную семью.

С этими словами рыжеволосая фея будто рассыпалась в прах, исчезнув в темноте и оставив мужчину наедине с собственными размышлениями.

Солнце начало припекать, но заметно слабее. Оно жгло, заставляя отводить взгляд, но тепла от него становилось намного меньше. Листва стала заметно опадать, расстелившись пёстрым ковром вдоль всей долины, почти дойдя до берегов Рейна.

Прошло всего несколько дней после полнолуния, и всё это время сестры не показывались на глаза никому из римлян. Алистер бродил по пустым коридорам крепости, будто чумной пёс, пожираемый паразитами. Он стучался в двери проклинаемых им ведьм, но к нему выходила только Ровенна.

— Что? Опять? — процедил он утром, протянув женщине внушительный поднос с завтраком.

— Нет, — чувственные губы чаровницы растянулись в довольной улыбке. Она явно получала наслаждение от этой ситуации и того, как жадно смотрел на нее Алистер. — И… нет, ты ни в чём не провинился.

— Тогда какого дьявола она меня избегает? Вы обе избегаете нас всех! — в который раз возмутился римлянин.

Что-то упало по ту сторону дверей и звонко разбилось. Ровенна отклонилась назад и, оценив ущерб, вновь улыбнулась Алистеру.

— Принесёшь пару глиняных чаш?

— А кто мне мою женщину вернёт? — возвратив себе прежнее хладнокровие, совершенно невозмутимо поинтересовался рыжеволосый стервец. Услышав, как вновь что-то тяжелое упало на пол, мужчина улыбнулся. — Три чаши. И я буду пробиваться с боем.

— Нашел чем пугать, — Ровенна забрала поднос и, ловко развернувшись, закрыла дверь прямо перед носом Алистера, заставив того шумно фыркнуть в ответ.

Он быстро спустился во внутренний двор, где который день кипела работа. В полнолуние оборотни вырвались из подвала за рекордно короткое время, и даже Никлаус не успел остановить большую часть Стаи. Последствия пусть и были не слишком разрушительными, но всё же наличествовали. Легионеры ещё какое-то время наводили порядок и перестраивали загоны. К счастью, все лошади были переведены во внешнюю конюшню ещё до заката, где и оставались до того времени, пока ущерб не был устранен.

Никлаус шпынял всех. Сейчас он щеголял по двору в плотном жилете, повязав волосы на затылке, и больше походил на какого-то кельта. Хотя ему не впервой. Теперь под началом Фурия было несколько «остепенившихся» волков, которым мужчина не давал спуску и, кажется, получал от этого особое, садистское удовольствие.

Он заметил Алистера практически сразу, будто рефлекторно акцентируя своё внимание на Альфе. Удивительно, но «остепенившиеся» тоже обернулись на рыжеволосого мужчину, чуть склонив головы, когда тот прошел мимо них.

— Всё по прежнему? — поинтересовался Николаус.

— Они что-то готовят, — вздохнул Алистер. — Видимо, их сильно заботит эта проблема...

— Феи? — усмехнулся Фурий.

— Я сам видел одного, — уже более серьёзным тоном произнёс мужчина.

Фурий смотрел на своего друга и Вожака, не смея оспаривать его слова. Да и не было смысла. Ухмылки, язвительные тона — всё было лишь попыткой раскрутить ситуацию и заставить смотреть на мир проще. Несмотря на свой возраст и положение, Никлаус всегда готов был посмеяться, даже если бы перед ним стоял сам Дис Патер.* (*один из римских аналогов бога смерти Аида)

— Не ты один их видел, — произнёс черноглазый Фурий достаточно тихо, будто не желая огласки. — Несколько караульных клялись всеми богами, что вокруг крепости шастают какие-то тени. Юлиус, дежуривший на рассвете у ворот, также доложил, что видел кого-то во внутреннем дворе. Но хочу сказать, что паренька знатно приложил макушкой обратившийся Дорос. А это уже о многом говорит.

— Может это был кто-то из наших? — решил уточнить Алистер. — Я за эти дни не чувствовал присутствия чужаков.

Никлаус только развёл руками.

— Врать они не будут. Тем более я им ничего не говорил про подозрения сестёр.

— Это к лучшему, — согласился Алистер.

Больше они этой темы не касались, и каждый занялся своей работой.

Вскоре был сформирован небольшой отряд, который каждые полмесяца отправлялся в кельтскую деревню за припасами. Надо было признать, найти среди здешних жителей хотя бы сколько-нибудь благосклонно настроенных к чужакам людей — была та ещё задача.

Старожилы из нескольких галльских племен помнили печальный случай союза их праотцов с римским наёмником Ариовистом и впоследствии его же предательства. Поэтому было нисколько не удивительно, что беглые легионеры большого доверия у галлов не вызывали. Стало легче, когда к этому вопросу подключился Алистер, который больше походил на кельта, нежели на воина Рима. К нему тянулись. Ему доверяли. Возможно, это было незаслуженно, но некоторые считали, что причина этого в его близости с женщинами острова Мэн, коих считали ведьмами и фаворитками самой Мэб.

И всё-таки, меньше чем за неделю после прибытия Алистера в чертоги Волчьего предела, торговец был найден и отношения с одним из селений наладились. Теперь небольшой обоз с товарами регулярно ждал легионеров в назначенное время в назначенном месте.

Сероглазый оборотень пожелал товарищам удачи и проводил отряд долгим взглядом.

Спустя какое-то время на его плечо опустилась ладонь Никлауса. Алистер обернулся и увидел, как из крепости довольно бодрой походкой вышли сёстры, и мужчины тут же направились к ним навстречу.

— У нас неплохие новости, — буквально пропела Ровенна. — Мы тут немножко поколдовали....

На смешок Николауса Алистер только неодобрительно фыркнул. Когда чаровница протянула мужчине небольшой глиняный сосуд, прикрытый крышкой и обмотанный тёплым льняным полотенцем, римлянин только жестом попросил оставить посудину при себе.

— Это не лекарство, чтобы ты не надеялся… — вздохнула Ровенна.

— Я и не думал, — ответил Алистер и взгляд его метнулся в сторону старшей сестры. — Не буду вдаваться в подробные расспросы, но хотелось бы знать, как вы расцениваете данное… средство?

— Оно должно успокоить и притупить все чувства оборотня, — подала голос Бренна.

— Это даст небольшую отсрочку? — поинтересовался Никлаус.

— На несколько часов, — кивнула Ровенна. — Да, воины будут менее агрессивными. Более слабые будут спать или валиться с ног...

Мужчины задумались, и сомнение явно прослеживалось во всём их виде.

— Мы можем испробовать его на крупном хищнике, — предложила Бренна, поведя плечами, но встретив хмурый взгляд сестры, только усмехнулась: — Зато мы проверим насколько он может быть ядовит.

— Ядовит?! — опешил Никлаус.

— Не стоит реагировать так бурно… — надула губки Ровенна, покосившись на озабоченно смотрящего на неё Фурия. — Я добавила всего несколько допустимых капель из отвара вороньего глаза. Я разбираюсь в растениях!

Николаус только поджал губы, и в его взгляде, направленном на чаровницу, ясно прослеживался весь его скептицизм по данному поводу. А пока римлянин и младшая друидка сверлили друг друга глазами, Алистер приблизился к Бренне, успев поймать ту за руку, пока женщина не осознала его внезапную близость.

— Всё нормально? — спросил от очень тихо.

— А разве что-то должно быть не нормально? — выдавила она из себя ухмылку.

— Бренна… — протянул он требовательно и почувствовал, как ладонь ведуньи накрывает его собственную — ту, которой он сжимал тонкое запястье старшей сестры.

— Просто мне нужно было сосредоточиться, — пролепетала она.

— И?

— И ты бы мне мешал… — Она весьма красноречиво окинула римлянина взглядом, вновь улыбнувшись ему.

Прошло несколько дней с того момента, как сестры оставили своё уединение в их спальне. Кануло чуть больше недели после полнолуния, и жизнь в крепости вошла в обыденное русло. Римляне охотились, выходя в лес небольшими группками, и иногда к ним присоединялась Ровенна, чья компания в буквальном смысле украшала успевших познать одиночество мужчин. Поначалу чаровница даже не сомневалась, что найдутся те, кто захочет её, пусть даже силой, но нужда этих людей оказалось сильнее плотских желаний.

Конечно, Алистеру ни раз приходилось остужать пыл нерадивых кавалеров грубой силой и даже прибегать к влиянию Вожака, что не доставляло ему никакого удовольствия. И всё-таки осознание того, что от кельтских друидок зависели их судьбы, заставляло беглых легионеров соблюдать возможную дистанцию и даже проявлять какое-никакое, но уважение. Это поистине дорогого стоило.

К Бренне у остальных было несколько иное отношение. Она принадлежала Алистеру и не просто на словах.

Первую совместную ночь они провели уже после того, как вся «стая» одобрила успокаивающее средство для оборотней. Ровенна даже не удивилась тому, что стоило солнцу закатиться за горизонт — ведуньи и след простыл. Волнение, конечно, не покидало чаровницу, но все посторонние мысли и беспокойства тут же улетучивались, когда Бренна возвращалась в их с сестрой спальню.

Счастливая, насытившаяся. Ровенна никогда не видела сестру такой.

Вот и сейчас, чаровница невольно высвободилась из объятий сновидений, когда в спальню проскользнула её старшая сестрица. Босоногая, в одном нижнем платье и с распущенными по плечам волосами, ведунья скинула с себя меховую накидку и забралась в кровать к Ровенне. Затем крепко обняла, отчего женщина едва дёрнулась.

— Ты холодная, — сонно проговорила та.

Бренна только хитро улыбнулась, едва сдерживая смех. Она прижалась к сестре, всем телом, уткнувшись лицом в плавный изгиб её шеи, что заставило полной грудью Ровенну вдохнуть запахи, привнесённые очередной бурной ночью с Алистером.

— Ты счастлива… — протянула чаровница.

— Это вопрос? — Бренна взглянула на сестру и улыбнулась ей. — Конечно, душа моя, я счастлива.

— Значит, Алистер возьмёт тебя в жены? — спросила Ровенна то, что действительно мучило её все эти дни. — Даже наши родители были обвенчаны… Пусть не законом наших предков, но...

Бренна немного отстранилась, изучая младшую внимательным взглядом своих изумрудных глаз.

— Это единственное, что тебя волнует? — осторожно полюбопытствовала она.

— А тебя нет?

Женщины взглянули друг на друга, причём Бренна с каким-то давно притаившимся и только сейчас подавшим голос подозрением. Ведунья всегда с сомнением смотрела на окружающих её людей, пытаясь выискать в них лишь тёмное, низшее — то, что может навредить ей самой. И было бы наглой ложью утверждать, что друидка никогда так не смотрела на сестру.

— Бренна. — Женщина поймала ладонь сестры и ласково сжала в своих бледных изящных ладошках. — Сестрёнка, я же вижу… Я помню его самый первый взгляд, когда мы только прибыли в крепость.

— Тогда почему ты не веришь? — отозвалась ведунья.

— Просто...

Ровенна запнулась, чуть склонив голову так, что её светлые волосы упали на лицо, будто по желанию хозяйки, отгораживая ту от пронзительного взгляда.

— Говори, — голос Бренны едва дрожал, но она постаралась придать ему более мягкий тон. — Ты же знаешь, что я всегда прислушаюсь, если тебя будет что-то волновать.

— Я просто волнуюсь, — тихо проговорила Ровенна и подняла взгляд на сестру. — Оборотни… Феи...

— Тебя гложет недосказанность нашего старика? — поняла ведунья и, когда женщина едва пожала плечами, постаралась ее успокоить: — Всё будет хорошо, родная. Поверь мне.

Последнюю фразу Бренна произнесла столь сокровенно и трепетно, что чаровнице просто пришлось запрятать накопившееся волнение в самые дальние уголки своего разума. Ровенне меньше всего хотелось расстраивать сестру, поэтому она крепко прижалась к тёплому, податливому телу, со смехом утянув ведунью обратно в кровать.

Одно из устьев Рейна было чрезвычайно холодным, и в селениях поговаривали, что это всё из-за живущей там русалки, страдающей от потерянной любви к некому безымянному утопленнику. Сердце водной девы оледенело от одиночества и боли, и вместе с ней спокойные речные воды непереносимо жгли холодом каждого путника, рискнувшего утолить свою жажду.

— К тому камню тоже существует какая-то байка? — полюбопытствовал Никлаус, которого придерживала за руку Ровенна.

— Ещё слово, и я буду считать тебя мужланом! — картинно задрала та свой носик. — Я делюсь с тобой такой печальной историей....

— Которые придумали мужчины, подобные мне, чтобы обводить вокруг пальца простушек из деревень, — протянул в ответ римлянин.

Ровенна только фыркнула и устремила взгляд на бегающего где-то неподалёку Маркуса, который по своему игривому поведению сегодня неуловимо напоминал щенка. Обернувшись, юноша лучезарно улыбнулся следующей позади него паре.

Он явно был неравнодушен к чаровнице, да и не только он. Однако, к удивлению самой друидки, тело женщины юного оборотня не интересовало. Маркус действительно был щенком — сторожевым и ластившимся псом. Едва ли его можно было приравнять к волкодавам Бренны, но юноша шел весьма верной дорогой. Жаль, не лаял.

— Никлаус, — обратилась женщина к оборотню, когда они оказались у самого берега реки, — ты даже не спросил, зачем я позвала тебя и Маркуса с собой.

— Отсутствие моего интереса должно было ответить за меня, — его чётко очерченные губы ещё сильнее изогнулись в улыбке. — Хотя, надо признать, я давно планировал выбраться за пределы крепости.

Ровенна, успевшая отойти от своего спутника на некоторое расстояние, обернулась, вопросительно глядя на Николауса.

— Ты знаешь, о чём я… — ответил тот, и чаровница едва сдержала смешок.

Надо было признать, Николаус проявлял некоторую ревность в отношении Алистера. Они были почти братьями и несмотря на весь авторитет и уважение легионеров к Фурию, тот был негласно предан и верен человеку с острова Мэн. Теперь же, у Алистера была Бренна, которая буквально околдовала оборотня, и в Николаусе прорезалось некоторое волнение.

— Он возьмёт её в жены? — спросила неожиданно Ровенна.

— Тебя именно это волнует? — вопросом на вопрос ответил Никлаус. — Или то, что Алистер заберёт твою сестру на свою родину?

Ровенна поджала губы, отведя беспокойный взгляд в сторону, и на какое-то время задумалась, напряженно подбирая в голове слова. Затем она вскинула голову, устремив решительно свои голубые глаза в сторону римлянина, но тот, казалось, едва сдерживал собственное беспокойство.

— Где Маркус? — хрипло выдавил из себя Никлаус и, не успев дать Ровенне ответить, рванул куда-то в сторону.

Оборотень быстро сориентировался по запаху, спустившись по берегу реки в сторону редкого леса, скрывающего за собой небольшую и слабо освещенную поляну из поломанных деревьев.

Здесь практически не было мошкары, как у воды, но воздух оказался непривычно приторным, будто надушенным. Эта сладкая вонь забилась в нос Николауса, и мужчина едва не зашелся кашлем. Он остановился на краю леса и обвёл поляну взглядом. Вместе с подоспевшей Ровенной они осторожно направились к центру произвольной опушки.

— О божини...

Чаровница кинулась в лежащему без сознания Маркусу. Юноша спал, беспробудно, будто надышавшись сонного порошка, пока трепетные ладони женщины исследовали юное тело на предмет повреждений. Будь Маркус в сознании, то потерял бы его тут же, от неприхотливых «ласк».

— Жив, цел… — проговорила Ровенна, обернувшись к застывшему позади Николаусу. — Чувствуешь что-то?

— Вонь.

Разлетевшийся тотчас по поляне раскатистый смех заставил чаровницу и оборотня едва не пригнуться к земле. Когда же рядом с ними оказалась женщина, столь прекрасная, что рядом стоящая Ровенна казалась лишьо блеклой молью в сравнении с ней. И даже Никлаус в первое мгновение едва не подался к незнакомке, буквально манившей к себе взглядом.

— Как… Как некрасиво. Я ведь только успокоила одного оборотня, как пришли ещё.

Женщина развела руками и расплавила длинные рукава своего полупрозрачного платья, открывающего взору все прелести соблазнительного тела.

— Фея, — на выдохе проговорила Ровенна и тут же в ответ раздалось утробное рычание Никлауса.

— Он неё воняет склизкой тварью! — вырвалось у оборотня, за что прекрасная дева резко вскинулась на Никлауса, зашипев не хуже ядовитой змеи.

Тут же кожа феи частично покрылась чешуёй, столь же красивой, сколь и отвращающей. Ровенна вскочила с колен и оказалась между мужчиной и разгневанной лорелеей.

— Мелюзина, прошу! — позвала чаровница.

Женщина резко сменила гнев на милость, будто оскорбление Никлауса стёрлось из её сознания и памяти. Фея чуть улыбнулась, начав перебирать в пальцах свою косу цвета спелой пшеницы, подобной волосам Ровенны. Прозрачные глаза с хитринкой всматривались в застывшую перед ней друидку.

— Так ты меня узнала? — кокетливо спросила фея.

Болезненность. Инфантильность, граничащая с безудержным безумием. Истинное дитя Благого Двора.

— Стыдно не признать, — натянуто улыбнулась чаровница, заслоняя собой притихшего Николауса. — Давно ли прекрасная лорелея вернулась к родным берегам Рейна?

— Ах, полно, милочка! Сантименты! — отмахнулась Мелюзина и перевела взгляд на заснувшего Маркуса. — Милый мальчик...

Внимание феи, будто вода сквозь пальцы — утекало, переходя в противоположное русло.

— Госпожа, — Ровенна постаралась вновь завладеть вниманием девы, — подобные западни редко устраиваются Благими.

— Западни? — искренне удивилась Мелюзина, но шальной блеск в глазах красавицы лишь убедил Ровенну в собственной правоте. — Ах, и правда… Я же по делу, а мы своими лишними восклицаниями, право же, всполошили весь лес!

Говорила она громко, звонкой капелью и раскатистым биением воды о камни. Взгляд, да и все её жесты становились всё более беспокойными.

— Иди, подойди ближе, — Мелюзина протянула к Ровенне руки и отвела её на пару шагов от оборотня, будто считая, что тот не услышит их.

Никлаус сдержанно усмехнулся и демонстративно развернулся к женщинам спиной.

— Ты, возможно, будешь не рада тому, что я тебе скажу, — начала фея. — Весь волчий предел принадлежит Благим. И лес… и крепость. И оборотни.

Николаус едва не зарычал от подобного нахальства. Его плечи и руки напряглись, но мужчина продолжал молчаливо слушать разговор, происходящий за его спиной.

— Оборотни издавна были частью Благого двора, — согласно кивнула Ровенна. — Но они существовали испокон веков как отдельное племя.

— Но не эти.

Мелюзина протянула руку и обвела указательным пальцем спящего Маркуса и напряженно застывшего Фурия. Затем, её ладонь устремилась в сторону, где находилась крепость.

— И те тоже… Мэб их породила. По её воле...

— Хватит! — Никлаус зло посмотрел на Мелюзину.

— Но это правда! — возмутилась лорелея и вновь обратилась к Ровенне: — И твоя сестра мешает Мэб.

— Чем же? — тут уже насторожилась чаровница.

— Она отвлекает рыжего волка с острова Мэн… И готовит зелье.

— Мы обе его готовим, — нахмурилась Ровенна. — Почему же Мэб ревнует?

Фея молчала, и её тяжелый, беспокойный взгляд внимательно изучал Николауса. Мужчина отвечал ей тем же. Он сделал шаг, затем другой и уже вплотную приблизился к Мелюзине, которая по сравнению с оборотнем, казалась хрупким и ранимым существом.

— Не так важно, почему Королева Благих ревнует, — тихим, удивительно вкрадчивым голосом заговорил Никлаус. — Я слышал о Мэб и не удивлюсь, если именно по её причуде наши люди стали чудовищами. Вопрос в том, что грозит Бренне.

Фея продолжала молчать, теперь уже смотря на чаровницу, однако та требовательно смотрела в ответ. Скрещенные на груди руки Ровенны обнимали плечи, сжимая тонкими пальцами меховую накидку. Женщина хотела и боялась очевидного ответа Мелюзины.

— Твоя сестра испытывает чувства к рыжему волку, — заговорила, наконец фея. — Рыжий волк отвечает взаимностью. Он цепляется за человечность, и вся Стая ему вторит, как Вожаку… Слабые, слабые оборотни с человечностью не соответствуют запросам Мэб.

— И что планирует сделать Королева Благих? — задала свой вопрос Ровенна.

— Известно что… — усмехнулся Фурий и Мелюзина, не желая озвучивать очевидное, нервно закивала. — Благие… Лишь лицемерная маска.

— Зачем ты нас предупреждаешь? — раздался сдавленный вопрос чаровницы, и было видно, что фея не в состоянии объяснить свой собственный поступок или (что вероятнее) не хочет говорить об этом.

Возможно, она была лишь посланницей самой Королевы. Предупреждением, больше похожим на одолжение со стороны Двора.

— Это всё какая-то игра, — зашептала Ровенна.

— Да-да! — воскликнула неожиданно Мелюзина. — Игра! Двор любит игры!

Никлаус и друидка переглянулись в немом диалоге. Затем, Фурий неодобрительно мотнул головой и направился к спящему Маркусу. Подхватив мальчишку, оборотень молча зашагал прочь с поляны, оставляя Ровенну наедине с феей.

— Будет достаточно, если твоя сестра покинет замок, — излишне назидательно произнесла Мелюзина.

— А что насчёт меня? — спросила чаровница, и ответ девы заставил её сдавленно сглотнуть.

— Ты нам нравишься. Ты можешь остаться с волками.

Воздух постепенно переставал отдавать осенней сыростью и приобрёл освежающий аромат уже притаившейся на пороге зимы. Бренне пришлось взобраться на самую высокую сторожевую башню, застывшую на краю берега, там, где стена обрывалась и уходила вниз, к ледяным водам реки.

Один из воронов каркнул и поймал смоляной локон волос ведуньи. Женщина улыбнулась, умиротворённо, расслабленно. Внутри все было заполнено теплотой и удушающей радостью. Сковывало, заставляя смеяться и издавать тихое урчание, подобно звукам сытой кошки.

Ладонь Бренны прошлась по чёрному оперению хищной птицы, и та ответила ещё одним «кар-р».

— Славный, славный… — шептала она вкрадчиво, вкладывая в слова как можно больше тепла и ласки.

Затем она обернулась, устремив взгляд на внутренний двор, за стенами крепости. Мальчишки, коими и являлись ещё совсем молоденькие оборотни, наслаждались отсутствием Николауса и гонялись друг за другом, будто свора щенков. Один из них заприметил застывшую на башне ведунью с вороном на предплечье и помахал ей рукой. Ответила им, однако ж, чёрная птица, шумно захлопав крыльями и звонко отозвавшись на приветствие.

Бренна тихо засмеялась. Какими тёплыми стали эти дни. Но толика вины горчила у горла. За сестру. За то, что её единственная отрада в лице Ровенны меркла от одного нежного взгляда в серых глазах рыжеволосого мужчины с далекого острова Мэн. Горчила и притупляла безудержную радость, наполняющую женщину каждую ночь, проведённую с Алистером.

Поэтому днём друидка себя занимала делами, книгами и своими любимцами, если сестры не было рядом. Только воспоминания застилали глаза, расцветая миллиардом эмоций и чувств, заставляя теряться, исходить сердце в бешеном ритме и прятать глупую улыбку счастливой и влюблённой женщины.

Хотя почему же влюблённой? Любящей и любимой. От осознания этого Бренна потеряла ход времени, и ворон, рассудив, что ведунье сейчас вовсе не до него, оттолкнулся от ее руки, едва не вспоров плотную ткань рукава, и чёрной стрелой устремился ввысь.

Бренна проводила птицу взглядом и плотнее укуталась в накидку, зарываясь носом в мех. Сегодня она хотела дождаться сестру и посвятить пару дней зелью для Стаи. Посвятить пару дней Ровенне. И хотя тело тянуло в сторону спальни Алистера, женщина постаралась на время отодвинуть эти желания за границу разума и чувств.

Обойдя донжон, друидка заметила сонного Маркуса, сидящего на ступеньках главного входа.

— Вы уже вернулись? — она улыбнулась юноше.

— Да, госпожа, — тот ответил улыбкой и протяжно зевнул. — Представляете, я заснул на поляне...

— Неужели? — тихо засмеялась Бренна. — Это Николаус так тебя загонял? Кстати, где моя сестра?

— А… Их встретил Алистер, и они ушли с ним.

— Далеко? — заинтересовалась друидка.

— Видимо, куда-то… — Маркус вновь зазевался и махнул рукой в сторону входа.

Ведунья ласково потрепала мальчишку по волосам и направилась в донжон, прямо по коридорам, в ближайшую из комнат, где могли находиться сестра и Алистер.

Она бесшумно пробежала по коридору и почти добралась до той двери, которую могла отыскать даже с закрытыми глазами. Та оказалась едва приоткрыта, и из-за неё раздавались приглушенные голоса.

Бренна застыла на месте, когда прозвучал голос Ровенны.

— И когда же ты предъявишь своё право на меня?

Глаза ведуньи расширились. Она не понимала смысл этих слов.

— Если потребуется, то сегодня же, — это уже говорил Алистер. Сдержанно, твёрдо.

— А когда ты скажешь всё… — Голос чаровницы едва дрогнул, и последовала короткая пауза.

— Сама скажешь, — отчеканил, наконец, мужчина. — Мне только женских истерик не хватает. Ты станешь хозяйкой Волчьего предела ещё до того, как упадет первый снег. Естественно, мы закрепим этот союз… как велит волчья традиция.

Раздался смешок, заставивший Бренну опереться рукой о каменную стену в качестве опоры. Ноги подогнулись, и друидка едва удержалась от того, чтобы не упасть.

— Сестра… — сорвалось с её губ.

— Я знала, что мы поймём друг друга, — произнесла Ровенна весьма томным голосом.

Чаровница оглянулась на едва приоткрытую дверь. У прилегающей стены, прислонившись спиной к каменной кладке, стоял Никлаус. Будто автор развернувшегося здесь представления, Фурий наблюдал за диалогом оборотня и друидки. Мужчина медленно поднял взгляд своих тёмных глаз и обвёл застывших рядом Алистера и Ровенну.

— Она всё слышала.

Алистер перевел взгляд на вмиг побледневшую друидку и в попытке как-то успокоить ее осторожно опустил ладонь ей на плечо. Женщина с трудом подавила рвущийся наружу всхлип. Землю как будто бы выбило у нее из-под ног, она словно потеряла зрение и слух одновременно. Ей не хватало воздуха, и все мысли мгновенно выдуло из головы, оставив лишь одну: она только что предала собственную сестру. И через некоторое время ей придётся это сделать повторно, но уже глядя той в глаза.

— Бренна должна покинуть крепость, — веско и категорично произнёс рыжий римлянин.

— Покинет, — женщина зло взглянула на оборотня. — И не говори мне то, что я и так знаю!

— Ровенна, — попытался остудить её пыл Алистер, но та лишь сбросила его руку с себя. — Ровенна, мы всё потом исправим...

— Мы могли просто ей рассказать.

— И она бы ушла? — Его взгляд приковывал к себе, но сейчас чаровнице от вида этих серых глаз становилось тошно. — Она бы не ушла и тебя бы не оставила.

— А Стае нужно ваше зелье, — подал голос Николаус. — И не говорите, что я не прав.

Ровенна окинула обоих мужчин пылающим взглядом и кинулась прочь из комнаты. На середине коридора, приближаясь к лестнице, ведущей на верхние этажи, чаровница замедлила шаг. Осторожно ступая, будто прощупывая почву под ногами, друидка продумывала те слова, которые нужно будет сказать сестре.

Николаус ещё какое-то время смотрел на закрывшуюся за чаровницей дверь, а затем, помедлив, взглянул на друга.

— Алистер...

— Не сейчас, — мужчина провёл ладонью по лицу, стараясь скрыть мечущийся взгляд.

Николаус сразу всё понял. Он кивнул и молча вышел за дверь. В который раз Фурий убедился, что с появлением женщин жизнь становится куда сложнее и непонятнее. За своими размышлениями он даже не заметил, как звуки позади него стихли, и не было ни шагов в комнате за спиной, ни сердцебиения Алистера, которое оборотень мог слышать и чувствовать… ничего. Но Николаус не обратил на это внимания.

Она застыла у двери. Будто и не уходила прочь. На самом деле, Бренна уже почти добежала до их с сестрой спальни, когда что-то остановило её. Пришлось прибегать к давней хитрости и наложить на себя отворачивающие взгляды, чтобы никто даже запаха её присутствия не почуял.

Алистер же заметил женщину раньше, чем почувствовал её присутствие. Странное ощущение. Он смотрел на тонкий, изящный силуэт, на пронизывающий его взгляд зеленых глаз, на плотно сжатые губы. Только спустя несколько мгновений его начинало накрывать всеми чувствами, волна за волной.

Бренна не была зла. Пока не была.

— Ты что-то хотела, милая? — произнёс Алистер абсолютно безучастным тоном.

— Зачем тебе моя сестра? — Ее голос звенел, но было неясно, звон ли это разбитого на мелкие кусочки стекла или же готовой ударить стали.

Мужчина постарался выглядеть спокойным и даже расслабленным. Звериное чутьё не могло его подвести или обмануть — он прекрасно знал, что Бренна не могла слышать второй половины их разговора с Ровенной и именно поэтому все еще пребывала в заблуждении относительно всего происходящего.

— Я сейчас немного занят, — негромко проговорил Алистер и коротко взглянул на женщину, чей аромат с недавнего времени накрепко впитался в простыни на его кровати.

Он ждал, когда она кинется на него и её острые ногти вопьются в его шею, желая разорвать и насытить свою ярость его горячей кровью. Он был так уверен, что это произойдет, что как-то оправдываться или отрицать очевидное у него не было ни сил, ни желания.

Но Бренна не двигалась и продолжала просто смотреть на рыжеволосого. Напряженно, сдерживая рвущиеся наружу проклятья. Ведунья знала, что, когда они слетят с языка, сказанное ею будет уже не обратить. Поэтому она терпеливо ждала, буравя мужчину взглядом и испытывая его терпение своим бездействием. Наконец он сдался:

— Бренна, — начал Алистер, отчеканив её имя, как будто прочувствовав и пропустив сквозь себя каждый его звук. — Я же сказал, что занят. Тебе лучше уйти. Если ты мне понадобишься, я позову тебя...

— Если? — её изумрудные глаза вспыхнули пламенем, а тонкие губы исказились в болезненной гримасе. — Ты меня позовёшь?

— Ты видимо перестала понимать человеческую речь, друидка. Или это я заговорил на другом языке? — усилием воли он заставил себя саркастически усмехнуться. Тяжелый молот болезненно ухал у него в груди, и, хотя мужчина прекрасно держался, где-то в глубине его души жило убеждение, что она не может не видеть, не может не чувствовать, как неуклюже и недостойно он пытается обмануть ее.

— Значит, я твоя шлюха? — её крик зазвенел в ушах, и сильные пальцы будто онемели, когда Алистер схватился рукой за край стола. — Девочка, которую ты вызываешь к себе, когда тебе становится скучно или одиноко? Это ты имел в виду, полукровка с острова Мэн?!

— Только если ты предпочитаешь определенность. — ее ярость на мгновение отразилась и в его глазах, но быстро угасла, уступив место другим чувствам — темным, холодным и обреченным, как вкус воды на дне старого колодца.

Воздуха резко стало не хватать. Будто его вовсе не оказалось в комнате, а пространство между двумя любовниками наполнилось затхлостью, как в заколоченном гробу.

— Любое твоё необдуманное действие, Бренна, отразится на твоей сестре. — Алистер через силу заставлял себя говорить. — Каждый зверь здесь почтёт за честь...

— Не говори мне о чести, римлянин. Скажи мне то, чего я не слышала ещё некоторое время назад, — отрывисто произнесла она, выплевывая слова, будто яд.

Ему это стоило двух тяжелых удара сердца.

— Ты не нужна мне. — слова, как камни, сорвались с его губ, и лишь титаническим усилием воли он сдержался от того, чтобы немедля не начать все отрицать. Чтобы не рассказать правду, поставив под удар все, на что они пошли и ради чего боролись, лишь бы ее глаза не были такими холодными, лицо — бескровным и изрезанным болезненными судорогами, а взгляд — опустошенным и как будто наполовину безумным. Но, к его удивлению, именно эти его слова помогли ей прийти в себя, словно бы очнуться от какого-то лихорадочного дурмана.

Когда-то он разубедил ведунью в том, что она бесполезна — придал её жизни в крепости некий смысл. Теперь же он буквально разорвал на куски то, за что держалась зеленоглазая друидка.

Взор Бренны прояснился. Она будто бы отпустила себя, разжав стиснутые до кровавых полумесяцев на ладонях кулаки. Сорвалась с места, она дернулась к рыжеволосому и застыла всего в одном касании, остановленная вымученным и облитым кровью недовольством и отвращением в прозрачных глазах.

— Терпеть не могу женские истерики. — черпая силы из собственного океана боли, обжигающе-ледяного и заполонившего все внутри, Алистер говорил с издевкой и насмешкой, но любая другая, оказавшаяся сейчас на месте Бренны, мгновенно бы поняла, что эти издевка и насмешка направлены на него самого. Но рядом больше никого не было.

Мужчина моргнул, и видение рассыпалось в воздухе, оставляя горьковатый аромат вороньих крыльев. Ему вдруг захотелось его запомнить, будто он терял его источник навсегда.

Почему-то Ровенна не находила себе места. После разговора с Алистером чаровница кинулась в их с Бренной спальню в надежде, что та будет первой, с кем поговорит друидка. Она отсчитывала мгновения, мечась из одного угла спальни в другой, а затем внутри женщины будто исчез весь воздух. Пустота сдавила, словно когтистыми пальцами выкрутила всё изнутри.

Ровенна всегда чувствовала, когда зашкалившие эмоции становились причиной всплеска магии, но это случалось с сёстрами настолько редко, что подобное захватившее златокудрую друидку чувство едва не лишило её сознания.

Так же быстро, как и возникла, волна стихла, и наступила настораживающая тишина.

— Бренна? — чаровница почувствовала сестру буквально за мгновение до её появления в спальне.

Пустой взгляд зеленых глаз заставил лишь шумно выдохнуть. Ведунья была в курсе.

— Я могу тебя поздравить? — тихо проговорила Бренна и вымученно улыбнулась.

За пару шагов Ровенна преодолела расстояние, разделяющее её с сестрой, и впилась изящными бледными пальцами в ее плечи.

— Послушай меня, — тихий шепот насторожил, а взволнованный, полный звериного страха взгляд голубых глаз едва не заставил Бренну отшатнуться. — Сестра… Ты же мне доверяешь? Сестра?

— Ты всё ещё чиста в моих глазах, — ответила ведунья.

— Тогда уходи.

Бренна вновь выдавила из себя улыбку, кривую и какую-то надрывную.

— Со мной всё будет хорошо.

— Нет, — чаровница сжала женские плечи ещё настойчивее, то заглядывая друидке в глаза, то отводя взгляд. — Ты здесь без надобности. Я...

— Без надобности?.. — Бренна настойчиво отвела руки Ровенны, стараясь сдержать растущий изнутри гнев. — Почему ты повторяешь ЕГО слова?

— Сестра...

— Почему?!

Злоба жгла изнутри, но Бренна находила в себе причины ни в чём не винить сестру. Это слишком мелко — предать ради мужчины, ведь Ровенна была не настолько глупой и отчаявшейся, чтобы предать ту, которая всю жизнь разделяла с ней силу волшебных Дворов.

Ведунья спешно обошла Ровенну и направилась к своему сундуку. Откинув тяжелую крышку, она начала рыться в вещах и склянках, для сохранности аккуратно укутанных множеством тряпочек.

— Я буду недалеко… ты же знаешь?.. — Бренна резко обернулась, желая ещё раз взглянуть в озабоченное лицо сестры.

— Я пришлю тебе ворона, — кивнула Ровенна, которая казалась сейчас ещё бледнее, нежели обычно.

Румянец спал с щек, и друидка казалась даже немного больной. Она наблюдала за сборами Бренны, пытаясь понять, почему та даже не обругала её. Позже, когда женщина осталась наедине с собой, злая, скользкая догадка начала обволакивать её сознание, но Ровенна гнала такие домыслы прочь. Тёмное наследие их рода не могло настолько тесно преследовать тех, кто выбрал для себя смертную жизнь. Чаровница искренне надеялась, что предчувствие будет обманчивым и всё это — лишь её страхи.

Когда рассветное солнце сменило луну, Бренна уже седлала своего коня. Её никто не провожал, никто не смотрел из окон или со стен на уезжающую друидку.

Губы и щеки холодило и едва пощипывало, в нос проникал запах изморози. Ведунья натянула поводья, дав знак своему скакуну, и сразу же приспустила их, чтобы животному было чуть легче. Подтолкнув его пятками в бока, Бренна направила коня в заранее приоткрытые ворота.

Закроют сами, решила она, когда высокие стены волчьей крепости остались за спиной. Небо казалось ещё более серым. Осень подходила к своему завершению.

Бренне хотелось всё обдумать, но оставаться вдалеке от сестры было сложно, поэтому ей пришлось вернуться к лес, а не в селение, где друидку уж точно не ждали. Ведунья нашла прибежище в старой сети небольших пещер, похожих на те подземелья, где волки пережидали полнолуние. Сёстры раньше использовали для уединения одни из таких лесных катакомб, где практиковались в своём мастерстве. Здесь было в достатке припасов на крайний случай, а подземные реки позволяли не выходить наружу, чтобы пополнить запас пресной воды. Съестное же Бренна хозяйственно привезла с собой.

Боль притупляло горячее вино, но вскоре и оно оказалось лишним, когда в ответ на любой резкий запах ведунью начало выворачивать.

Она прижала ладони к низу живота и провела ими вверх, к груди. Становилось больно дышать. Сделав несколько глубоких вздохов, друидка сдержала рвущиеся наружу слёзы. Становилось хуже… только хуже, а мысли о том, что Ровенне пришлось по какой-то причине остаться в крепости, и вовсе сводили женщину с ума.

Ворон прилетел через несколько дней, возвестив о своём прибытии оглушающим карканьем. При нём не было записки — лишь старый кулон из плоского камня с вырезанными рунами на кожаном шнурке, да перевязь из тонкого локона белокурых волос. Бренна прильнула губами к подарку и затем что-то быстро нашептала своей чёрной птице. Та встрепенулась, тяжело хлопнула крыльями и воспарила вверх.

Ведунье пришлось ждать ответа чуть более суток, но уже не от Ровенны. К следующему полудню ко входу в её катакомбы пришло существо, лишь отдалено напоминающее человека.

Фамильяр стригойки-ведьмы был похож на голема, собранного из воистину подручных средств, которые можно было найти в лесу. У каждого фамильяра был свой личный отрезок леса или, скорее, границы владений его хозяйки, за пределами которого существо теряло силы и рассыпалось грудой мусора.

— Моё почтение твоей Матери, — склонила голову Бренна, кутаясь в свою меховую накидку и едва поглядывая на посланника.

— Почтение роду Серебрянорукого, — проскрипел фамильяр. — Хозяйка нашла воинов золотого орла. Она заманит их посланника ближе к своим южным границам. Через месяц.

— Это слишком долго! — возразила Бренна.

Было опасно иметь дело с римлянами, расставившими свои лагеря на землях её народа, но ей нужны были любые контакты с этими чужаками. Иначе все было впустую, и эта съедающая изнутри боль точно убьёт друидку раньше, чем она дождётся конца.

— Сколько? — выдавила из себя Бренна.

— Семь поколений, — сразу же ответил фамильяр.

Ведунья не любила иметь дело с живыми стригойками — ведьмами, продлевающими себе жизнь за счёт перерождения в теле ещё не рожденного ребёнка. Было два пути. Рождение в новом теле или в мёртвом. Второй вариант для них был предпочтительнее, ведь тогда они буквально становились живым трупом, практически бессмертным и переполненным магией. Взращенный вампир.

За семь поколений старая дьяволица найдёт себе подходящее тело за счёт той печати, которую приготовит для неё Бренна. Та могла сотворить подобное заклятье, пока силы ещё переполняли женское естество.

— Хорошо, — коротко кивнула друидка. — Две недели.

— Три, — фамильяр был крайне не сговорчив.

— Три недели… Приведите мне посланника и твоя Мать получит то, что хотела.

Когда Ровенна вошла в главный зал, там было полно людей Алистера. Человек с острова Мэн обернулся, и несколько рыжих прядей хлестнули его по лицу. Чаровница застыла в дверях, а затем холодно окинула взглядом присутствующих.

На самом деле мало кто из легионеров понимал, куда пропала старшая сестра и что теперь будет с ними.

Прошло почти три недели с момента ухода Бренны из крепости и неделя с прошлого полнолуния. Зелье сестёр подействовало лучше, чем ожидали Алистер и Николаус, а волки заметно ободрились, пережив практически без увечий чёртову ночь обращения.

Осталось закрепить результат и… вернуть ведунью.

— Мы можем поговорить? — лилейным голоском пропела чаровница, выдав злой оскал за миловидную улыбку.

— Честное слово, без своей сестры ты перестала быть очаровательной, — прошептал ей на ушко Никлаус, проходя мимо.

Женщина лишь фыркнула и решительно подошла к Алистеру. Когда зал опустел, друидка перестала сдерживать себя.

— Прошло полнолуние. Рядом с крепостью никого не было замечено. Позволь мне вернуть сестру!

— Ещё рано, — отрезал оборотень.

— Мне уже начинает казаться, что ты не хочешь её возвращения, — произнесла Ровенна и тут же осеклась, когда Алистер, наконец, взглянул на неё.

Что-то грызло его изнутри. Страх и волнение… будто что-то ужасное должно было произойти и мужчина не мог с этим ничего сделать.

— Я не должен, — он осёкся, срывая голос, но быстро взял себя в руки, — не должен рисковать Бренной. Мне нужно быть уверенным в том, что Мэб не решится на чрезвычайные меры.

— В Мэб при любом варианте нельзя быть уверенным, Алистер, — возразила Ровенна. — Она капризна. И жестока! И это лишь Благие… Представь, если мы окажемся пешками между двух Дворов. Обращение в волков твоих людей будет лишь цветочками.

— И что ты хочешь от меня? Чтобы Бренна вернулась и каждый чёртов день я буду думать над тем, не столкнёт ли какая тварь её с башни, пока она кормит своих воронят?!

— Ты мог бы просто уехать с ней на остров Мэн. — Спокойствие, с которым произнесла эти слова чаровница, даже немного озадачило оборотня.

Но Алистер никогда не оставил бы свою Стаю — не сейчас и не без помощи друида. Бренна же никогда бы не оставила здесь сестру. А всем беглым легионом направиться на север, через море — чистейшее безумие.

— Мне нужно время, чтобы всё решить, — протянул он и открыто посмотрел на Ровенну.

— Хорошо, — кивнула чаровница. — Завтра я отправлюсь на встречу с сестрой и мне… нужно подтверждение.

— Подтверждение чего? — Алистер едва склонил голову набок, но тут же догадка отразилась в его взгляде.

На его поясе был прикреплён мешочек из грубой плотной кожи. Рыжеволосый потянулся к небольшой медной застёжке и добыл из кошеля перстень. Широкий обруч из золота лег на раскрытую ладонь Ровенны, и женщина залюбовалась украшением. Внешняя сторона кольца была абсолютно гладкой, в то время как внутри были выгравированы изумительной точности ветви терновника.

Ровенна кивнула, едва сдержав рвущиеся с губ слова благодарности. Нет, она не ненавидела Алистера. Она презирала то, что ей и сестре пришлось вляпаться в данную ситуацию. Видимо, им на роду было предначертано пересекаться с делами Благого Двора.

Николаус помог седлать лошадь, молча и не высказывая никаких пожеланий в дорогу. Ещё утром Ровенна получила небольшое послание от сестры, присланное с вороном. Старые катакомбы — и почему чаровница сразу не сообразила, что это было бы идеальным убежищем? А может, стоило бы и Стае перебраться туда? Хотя это всё равно были земли Королевы Мэб, и каждая благая тварь готова была продать их шкуры за одно её ласковое слово.

Друидка мягко сжала запястье Никлауса и обменялась с ним одобрительными кивками. Ей нужно было чуть менее часа, чтобы добраться до места встречи, и Ровенна пришпорила коня.

Они никогда не расставались надолго. Никогда.

Теперь же чаровница трепетно предвкушала такое долгожданное воссоединение с сестрой, которое, как ей казалось, не сравнится ни с одним любовным свиданием.

Женщина заметила тонкий силуэт Бренны среди деревьев, в нескольких шагах от входа в катакомбы. Ровенна спешилась и тут же, совершенно позабыв о своём скакуне, бросилась в объятья сестры. Друидки сжали друг друга почти до боли, и зеленоглазая ведунья только в это мгновение полностью осознала, как разрушительно на неё действовало вынужденное отшельничество.

— Милая, пойдём, — тонкие бледные пальцы, покрытые мелкими ссадинами обхватили с ладони Ровенны, наслаждаясь бархатистостью её кожи. — Я так скучала.

— Бренна...

Ведунья обернулась, ловя обеспокоенный взгляд чаровницы.

— Ну что ты так смотришь, будто на чужую? — расплылась она в широкой улыбке.

— Что-то не так? — кротко спросила Ровенна, но в ответ услышала лишь раскатистый смех.

— А разве может быть у меня всё… так, хм? — женщина окинула златокудрую друидку взглядом. — Он уже запечатлел себя в тебе, не так ли?

— О боги, неужели это всё, что ты хотела бы знать?

— Поведай мне, сестра, — Бренна сжала ладони Ровенны так, что едва не до мяса вонзила свои ногти. — Расскажи, Алистер был так же хорош с тобой, как и со мной?

Было больно слышать подобные безумства от родной сестры, и чаровница едва не оттолкнула друидку от себя. Усилием воли взяв себя в руки и вернув прежнее самообладание, женщина высвободила свои ладони и мягко опустила их на плечи Бренны.

— Полно.

— Но… почему? — зелёные глаза буквально взывали к помощи и спасению.

Ровенне пришлось успокаивать сестру ласковыми речами и вкрадчивым тоном, коим она в детстве убаюкивала Бренну, когда той снились кошмары. Удивительно, что и сейчас младшая сестра проявляла материнскую заботу о старшей.

Ведунья жила в катакомбах, подобно ведьме-отшельнице, чьего присутствием чурались даже деревенские жители. Здесь было грязно, убого и, кажется, водились летучие мыши, чьи следы Ровенна обнаруживала практически повсюду. Чаровница едва сдерживала рвотный позыв.

— Я могу говорить откровенно? — проворковала Ровенна и, получив в ответ слабый кивок друидки, продолжила: — Здесь отвратительно.

— Это не надолго.

— Ты хочешь вернуться в деревню?

Вновь с губ ведуньи слетел болезненный смешок.

— Я хочу вернуться к Нуаде.

— Не верю своим ушам, — возмутилась на это Ровенна. — Он же едва не свернул мне шею, когда я в прошлый раз к нему наведалась! Ты первая была против нашего с ним сотрудничества!

— Меня он не тронет, — спокойно ответила Бренна. — Тем более, что ты теперь будешь под защитой Стаи.

Было странно слышать подобные слова от той, кто отрицал свою родословную с дворами фей. Неужели от отчаяния можно изменить собственным принципам? Ровенна же была более чем уверена, что если сестра вернётся под крышу злокозненного деда, то чаровница потеряет Бренну навсегда.

— Как думаешь, сестра… — женщина постаралась придать собственному голосу правдивую надорванность, — примет ли он меня, если я вернусь к Нуаде вместе с тобой?

Бренна смотрела на чаровницу молча. Слишком долго.

В этот раз Алистер сам провожал друидку из крепости. По нему было видно, что здоровый сон оставался для оборотня несбыточной мечтой. Без Бренны он чах, пусть и отчаянно старался не подавать виду и держаться сдержанно и твердо. Но взгляд выдавал его с головой.

— Я нашел бы способ, — в который раз проговаривал мужчина.

— Твои попытки связаться с Мэб не дали результата. Я не могу потерять сестру из-за козней Благого двора, — Ровенна буквально шипела от злости и раздражения. — Я ждала слишком долго.

Она прихватила с собой самое необходимое. Пришлось впрягать лошадь в небольшую деревянную повозку, но оно того стоило.

Ровенна в последний раз предупреждающе взглянула на Алистера, и тому пришлось отступить. Мужчина развернулся и направился открывать ворота крепости.

Бренна с улыбкой встречала сестру на опушке леса. Она не верила, что та действительно согласится вернуться к Нуаде — в семью, в которой её считают выродком. В какой-то момент ведунье стало совестно, что она подвергала сестру такому испытанию...

— Позволь мне передохнуть, — шумно вздохнула Ровенна, тяжело сползая с повозки.

— Тебя не пытались остановить? — решила уточнить зеленоглазая друидка.

— Я сказала, что тебе понадобятся мои запасы, которые до весны не добыть.

Женщина ещё немного поохала и принялась рыться в свёртках и коробах, которыми нагрузила чрево повозки. Бренна осторожно выглянула из-за плеча сестры, и глаза ведуньи загорелись.

— Неужели? — воскликнула она, увидев у Ровенны целую корзину спелых яблок насыщенного карминового цвета.

— Это стоило большого труда, — заметила чаровница и, крепче перехватив корзину, направилась в сторону входа в катакомбы.

Днём становилось сыро, а промозглый ветер противно пробирал до косточек.

Сёстры расположились в основном зале, где были уже давно приготовлены все вещи, которые Бренна успела привезти с собой. Зеленоглазая друидка думала, что они тут же отправятся к Нуаде, но Ровенна изнемогала после долгой поездки. Точнее, женщина всем видом показывала, что желает хотя бы на какое-то время присесть и разделись с сестрой привезённые сочные плоды.

Ведунья подхватила одно из яблок и покрутила его в ладонях. Гладкое, лоснящееся, будто выполненное из начищенного до блеска металла. Пряный аромат обволакивал, стоило поднести яблоко ближе и вдохнуть источаемый им запах.

— Терпко, — проговорила Бренна.

— Не играйся с едой, — заулыбалась на это чаровница и, перехватив сочный фрукт, вонзила в него короткий острый нож, разделив яблоко на несколько частей.

На пальцах заблестели капли медового сока, и Ровенна протянула несколько кусочков сестре. Однако, та внимательно смотрела на разрезанное яблоко и не спешила притронуться к угощению.

— Будто в вине продержала, — обронила Бренна. — Такой пряный аромат.

— Я эти яблоки давно для нас присмотрела, — легко ответила на это чаровница и, не отрывая своих голубых глаз от напряженного лица сестры, откусила кусочек, нанизав его перед этим на острие ножа. — Я всё съем и даже не подавлюсь, несмотря на твой подозрительный взгляд.

— О боги, ты же лопнешь! — вздохнула Бренна, растянув губы в улыбке.

Гибкими пальцами друидка подцепила яблочную дольку и, слизав сочащийся с мякоти сок, отправила ту в рот, довольно чавкнув от наполнившей изнутри сладостью.

Будто настойка, очередной съеденный кусочек пьянил, и по телу разлилась нега. Бренна хотела встать, но в ногах возникла некоторая слабость и друидка, вздрогнув, вновь опустилась на старую лавку. Уши заложило, и всё вокруг отдавалось эхом и давящим на перепонки стрекотанием.

— Сестра… — позвала она Ровенну, и та сжала её ладонь.

— Прости, — прошептала чаровница, пока Бренна начинала чувствовать как что-то перекрывает ей доступ к воздуху, а на глаза постепенно опускается слепящая пелена.

Ровенна не хотела так поступать с сестрой, но выхода у друидки просто не оставалось. Так она считала. Отдавать Бренну на попечение деда или позволить вернуться в крепость — всё одно привело бы к смерти, если не физической, то эмоциональной. Нуада выбил бы из внучки всё то, что они с Ровенной с детства берегли в себе — человечность, оставшуюся от земных родителей, которые чурались общества фейских дворов.

— Я разбужу тебя, когда мы с Алистером будем уверены, что всё стихло и тебе ничего не угрожает, — зашептала друидка у самого уха сестры. — Потерпи, родная. Прости меня.

Ровенна быстро собрала разбросанные по полу кусочки отравленного яблока и сложила их обратно в корзину. Она сегодня же сожжёт карминовые плоды, которые ещё ночью бережно томились в особом отваре, парализующем тело, вводя человека в состояние долгого сна.

Конечно же, на саму Ровенну её яды не действовали, потому что женщина с ранних лет испытывала их на себе, как подобает травнице. Даже после прикосновения к ядовитой неопалимой купине, на коже тогда ещё юной девочки с голубыми глазами оставалось лишь слабое покраснение. Однако, даже Ровенна была предусмотрительная и, на крайний случай, держала при себе противоядие, которое приготовила одновременно с ядовитыми яблоками, а ещё хранила про запас в одном из сундуков в крепостной спальне.

Маленький сосуд теперь всегда будет при златокудрой друидке. Требовалось немного терпения, и в нужный момент лекарство пробудит спящую Бренну, чьи волосы в слабом освещении пещер черны как уголь, а кожа бела, подобно первому снегу.

Ровенна уложила сестру на широкую скамью, перед этим покрыв ту привезёнными покрывалами и мехами. Чаровница убедилась, что Бренна не замёрзнет в своих новых одеяниях, а также укрепила вход в катакомбы, дабы ни одна живность не посмела сюда пробраться.

Побыв там ещё какое-то время, Ровенна оседлала лошадь и погнала её в сторону крепости.

Оставалось только ждать.

Миновало больше недели с тех пор, как чаровница вернулась к оборотням и теперь занималась лишь привычными ей делами, готовя новую порцию зелья к грядущему полнолунию. Оставалось каких-то пару дней.

Никто, кроме самого Алистера, не покидал стен крепости, но и тот не позволял себе долго отсутствовать. Предполагалось, что он искал прислужников Благого Двора, оставляя сообщения то тут, то там, проявляя уже откровенную настырность. На рассвете он вновь прибыл в Волчий предел после очередной ночной вылазки с ещё несколькими римлянами и пока даже не соизволил наведаться к чаровнице с какими-либо новостями, поэтому Ровенна не нашла себе лучшего занятия, как в очередной раз обойти все закоулки своей обители.

Николаус обнаружил друидку ближе к вечеру во внутреннем дворе крепости, наблюдающей да спарингом двух юных легионеров. Парни периодически оглядывались на деву, ловили её скромные, не лишенные кокетливости улыбки и набрасывались друг на друга с ещё большим энтузиазмом.

— Ровенна, — позвал женщину Никлаус и со всей присущей ему строгостью окинул взглядом волчат.

— В чём дело? — Её голос был удивительно умиротворённым, а переплетённые в множество кос пшеничные волосы, лентами развивались на прохладном ветру.

Чаровница оглянулась на Фурия, сдержанно улыбнувшись. Мужчина принял это за знак вежливости и протянул Ровенне свою ладонь.

— Алистер хотел поговорить.

— Соизволил-таки. О чём же?

Ровенна прекрасно знала, что подобными уточнениями только действует Николаусу на нервы. Однако тот будто и не расслышал вопроса друидки, а лишь указал следовать за ним. Этому стоило удивиться, но Ровенна решила, что Никлаус просто не настроен на беспричинные споры.

Они преодолели длинный коридор первого этажа и зашли в комнату Алистера, который выглядел если не утомлённым, то явно не выспавшимся.

— Когда ты в последний раз давал себе отдохнуть? — спросила друидка, смотря с крайним осуждением на вожака оборотней.

— Не время, — отрезал Алистер, подняв свои кристально чистые глаза на женщину.

— На тебе слишком большая ответственность, рыжий Волк, — парировала Ровенна, начав частенько называть римлянина подобным прозвищем. — Твоя слабость — это слабость всей Стаи.

— А ты и твоя сестра?

— Разве мы не часть её?

Они обменялись слабыми понимающими улыбками, в то время как Никлаус нервозно фыркнул, разрушив какую-то тёплую доверительную атмосферу, возникшую в комнате.

— Что касается твоей сестры… — прокашлялся Алистер и коротко пересёкся взглядом со стоящим у двери Фурием. — Мне кажется, я нашел способ договориться с Благими.

— Как? — спросила Ровенна, почти не стараясь скрыть нарастающее возбуждение.

— Это ещё не точно и я не хотел бы лишний раз тебя обнадеживать.

— Но Бренна?

По лицу Алистера было видно, что мужчина тщательно взвешивал все «за» и «против».

— Завтра ты отправишься в пещеры и дашь ей противоядие, — произнёс он.

Ровенна шумно выдохнула, а на глазах появилась пелена от напрашивающихся слёз. Она так хотела верить, что оборотню удалось разрешить проблему с Благими, что ощущение счастья нещадно срывало с лица маску сдержанности и спокойствия.

— Мне потребуются по крайней мере сутки, — быстро залепетала женщина. — Противоядие подействует не сразу...

— Можешь уехать на рассвете.

Ровенна кивнула, и тут же её разум начал перебирать вещи, которые потребуется взять с собой, если процесс пробуждения будет проходить медленнее, чем ожидается. Друидка быстро распрощалась с оборотнями и покинула комнату. Фурий, тем временем, приблизился к своему вожаку.

— Ты уверен, Алистер? Завтра полнолуние.

— У нас есть более чем щедрый запас снадобья Ровенны, — кивнул мужчина.

— А если твои опасение будут верны?

Алистер внимательно посмотрел на Никлауса и ободряюще похлопал друга по плечу.

— Ты знаешь, что нужно делать.

— Да, — кивнул Фурий. — Знаю.

Утро сложилось так, что друидке пришлось задержаться. Несмотря на отмахивания Николауса, Ровенна строго-настрого запретила тому переносить внушительный чан с зельем, пока тот немного побулькивал на медленном огне. В прошлый раз это чуть было не закончилось опрокидыванием посудины на пол и отравлением волчат из-за поспешности некоторых оборотней.

— Я знаю, что делать, женщина! — возмутился Никлаус.

— Не сомневаюсь, — протянула противным тоном друидка и ещё раз шикнула на юных легионеров, пытающихся сунуть нос в «ведьмин котелок».

Ровенна находилась в явном воодушевлении, что раззадоривало волчат и её саму. Будто свора маленьких бесноватых щенков, они ходили за ней хвостом, задавая вопросы и периодически позволяя фривольничать. И вновь Фурий разогнал волчий балаган.

— Успеешь до ночи? — спросил Никлаус, когда друидка седлала лошадь.

— Если нет, то и до рассвета не ждите, — улыбнулась женщина.

Фурий только одобрительно кивнул и без лишних слов проводил чародейку взглядом, пока ворота за спиной наездницы не закрылись.

С каждым новым рывком коня, по мере углубления в лесную чащу, видимость воодушевления и радости спадала с лица женщины, сменяясь настоящим чувством гнетущей тревоги. Было страшно, да. Больше всего Ровенна боялась вердикта сестры или того, что её противоядие не подействует.

Внутри катакомб было душно, но женщина быстро разогнала спёртый воздух и проникла в первую пещеру. Бренна спала, мирно обволакиваясь шкурами и звериным мехом. Ровенна, при виде ведуньи мягко улыбнулась и присела на самый край лавки, едва коснувшись руки сестры.

Затем ее рука сместилась на грудь, там, где медленно билось сердце. Чаровница нахмурилась от накатившего на её странного чувства. Она пыталась прислушаться к сердцебиению, но выходило смутно. Мотнув головой, она добыла из складок платья маленький запечатанный сосуд и осторожно откупорила крышку, дабы не проронить ни одной капельки.

Зубы Бренны не были плотно сжаты, поэтому чаровнице осталось только немного раскрыть бледные губы и влить в них противоядие. Пару капель вначале — остальное зелье развести в небольшой посудине с водой, которую Ровенна будет понемногу вливать в уста сестры.

Через какое-то время яд начал выходить из организма. Тело спящей ведуньи покрылось испариной и капельки пота тоненькими нитеобразными струйками стали стекать по белоснежной коже.

Прошло некоторое время, и солнце начало клониться к закату. Ровенна неспешно вливала в губы сестры по глоточкам лекарство, с некоторым облегчением замечая, как появляется румянец на щеках черноволосой друидки и грудь её начинает вздыматься сильнее и чаще.

А затем...

— Бренна?

Веки задрожали. Женщине было сложно открыть глаза, но благо свет в пещере был слабый и это не доставляло ощутимой боли. Её чуть знобило.

Слабая лихорадка мучила Бренну до глубокой ночи, пока сдавленный вздох не сорвался с губ ведуньи.

Ровенна, стараясь придерживать женщину за плечи и руки, помогла той приподняться на лежанке, подложив под голову ещё несколько покрывал.

— Вот, выпей, — чаровница поднесла чашу с лекарством к лицу сестры, но та начала активно воротить нос.

Она была всё ещё слаба, её зеленые глаза буквально сочились отчаянием и тревогой.

— Пожалуйста, Бренна, — настаивала женщина.

— Ты… ты отравила меня.

Ровенна виновато поджала губы, смотря на сестру, и поставила чашу на стол, от греха подальше.

— Это было ради твоего же блага. Если ты успокоишься...

— Ты не могла мне всё объяснить до того, как решила отравить?! — сейчас её глаза казались в два раза больше и безумнее, нежели, когда чаровница видела её раньше. — Почему ты просто не могла со мной поговорить?

— Потому что ты была не в себе, — Ровенна говорила тихо и достаточно медленно.

— Ты не понимаешь… — панически замотала головой женщина и отползла ближе к стене, прижимая к себе ноги.

Как больно было ей видеть сестру такой! Она была будто загнанный, израненный и доведённый до отчаяния зверь.

— Ты истощена из-за яда, — вкрадчиво продолжала говорить Ровенна. — Я специально приготовила лекарство для тебя, и за сутки ты придёшь в норму. Я обещаю.

— Ты не понимаешь.

Из глаз Бренны потекли слёзы. Ровенна хотела было податься к ней, обнять, но ведунья вскрикнула, будто от боли и сложила руки на животе, словно прикрывая его от возможных ударов… словно желая защитить.

— Я ношу дитя. От Алистера.

Она выдавливала каждое слово, а глаза Ровенны округлялись от накатывающего на неё понимания.

Яд. Она отравила не только сестру, но ещё и вовсе не сформировавшийся плод. Паника на лице Бренны была не из-за собственной слабости — это был страх за ребёнка.

— Почему ты не сказала? — простонала чаровница.

— Я не думала, что родная сестра будет меня травить яблоками! — зло ответила на это друидка.

— Мы хотели защитить тебя! — воскликнула Ровенна, пытаясь поймать сестру за руки, но та будто дикая кошка чуть не впивалась ногтями в собственный живот. — Ты не видела, не знаешь каково сейчас Алистеру.

— Каково же? — болезненно ухмыльнулась Бренна.

— Ты ведь не догадывалась, что Мэб хочет от тебя избавиться?

Ведунья лишь сильнее напряглась.

— От тебя, видимо, нет, раз ты осталась при Нем?

— Только потому что у меня нет притязаний на человека с острова Мэн, — замотала головой Ровенна. — Алистер давно дал понять, что ты Его женщина. А свадьба и твоё отбытие из крепости было лишь для того, чтобы Благие не смогли тебе навредить.

Что-то внутри ведуньи надломилось. Новая порция страха и паники окутало тело женщины, и это чувство тут же передалось златовласой друидке. Бренна попыталась подняться со скамьи, но, ступив босыми ногами на голый, холодный пол пещеры. она осознала, насколько еще слаба.

— Полнолуние, — выдавила из себя ведунья. — Сколько я здесь пролежала? Сколько дней до полнолуния?!

Ровенна молчала. Страшная, абсолютно бессмысленная мысль отравляющим червём подозрения начала копошиться внутри.

— Что ты сделала, сестра? — спросила чаровница.

— Полнолуние… сколько...

— Оно сегодня. Скоро рассвет.

Всхлип заставил женщину едва не задохнуться, и она сползла по стене пещеры вниз.

— Что ты сделала?!

— Я выдала их.

— Ты же… — Ровенна не верила своим ушам. — Ты не могла...

— Под действием зелья они просто слабые щенки… — Истерика постепенно поглощала женщину. Истерика и идущее следом отчаяние. — Я передала римлянам, что в полнолуние им без труда удастся взять крепость и очистить её от страшных чудовищ, коими становятся дезертиры, которых они так долго искали.

Чаровница не могла в это поверить. Насколько же уязвлённой должна была себя чувствовать её сестра, чтобы поставить под удар всю Стаю.

— Ведь ты… ты должна была уйти со мной. Тебе ничего бы не угрожало.

— Бренна...

Она не хотела произносить то, что предстало перед глазами. Единицы оборотней не будут под действием зелья, но им не устоять перед целой армией. Как они смогут защитить всех юнцов, которые даже передвигаться будут не в состоянии?

— Это же бойня.

Бренна тяжело начала подниматься на ноги. Она дрожала и пыхтела, глотая слезы и давя в себе истеричные позывы. Женщина намеревалась покинуть катакомбы.

— Куда ты? — воскликнула Ровенна, ловя сестру за плечи.

— Я должна успеть… Мы можем спасти хоть кого-то! Мы...

Холодный воздух обжог залитое слезами лицо, и Бренна едва не оступилась, успев опереться о поддерживающую её Ровенну. Обе женщины смотрели перед собой, на начинающее светлеть небо и тонкую огненную полосу предрассветного солнца.

— Мы можем успеть.

Бренна подалась вперёд, не обращая внимания на босые ноги, на то, что она в одном лишь платье и всё ещё слаба. Лошадь, впряженная в повозку удивленно всхрапнула и едва не встала на дыбы, когда ведунья потянула руки к уздечке.

Ровенна тут же принялась успокаивать встревоженное животное, с болью осознавая, что они уже не смогут никому помочь.

Друидки взобрались верхом на всё ещё недовольно ворчащую кобылу и погнали её так быстро, как смогли. Деревья расступались перед несущимся вперёд скакуном и прильнувшими друг к другу сёстрами.

На кромке леса они буквально свалились со взмыленной от быстрого бега лошади и понеслись к тому, что ещё недавно было Волчьим пределом.

Пахло сожженной плотью. Смрад забивал глотку, сжирая горечью и заставляя желудок несколько раз вывернуться наизнанку. Глаза начинали слезиться, а стелившийся по залитому кровью полю иней, подобно туману, скрывал искорёженные в пылу сражений тела.

Не то прах, не то хлопья серого пепла, первый в этом году снег падал на сожжённый Волчий предел.

Ровенна поймала сестру за локоть, когда они оказались на подступах к раскрытым воротам, ведущим в крепость.

— Бренна, — выдохнула женщина, но друидка вырвалась из объятий чаровницы.

— Нет! — сорванный, охрипший голос Бренны заставил Ровенну едва ли не отшатнуться.

— Они все мертвы! — пыталась окликнуть та сестру, но сжирающее горе будто за руки вело Бренну по телам.

Она ловила тонкими губами пропитанный смертью воздух, окидывая ошалелым взглядом мертвецов, расстеленных по внутреннему двору крепости, подобно ковру.

Друидка могла опознать каждого. По имени. Она шагала, пошатываясь, чувствуя взгляд сестры на себе и сжимая плотную ткань платья в бледных паучьих пальцах. Несколько ледяных снежинок опустились на чёрные ресницы и тут же растаяли, окропив вновь потерявшие румянец щеки.

Ровенна зажала руками рот, давя стон боли, когда увидела лежащего в паре шагах от неё Маркуса. Лицо мальчика было обезображено, видимо от удара мечом, но чаровница узнала его. Милый, маленький волчонок… Даже будучи под действием зелья, он пытался защитить свою Стаю.

Рядом с ним валялся Дорос со вспоротым и выпотрошенным брюхом. Глаза оборотня были открыты и остались такими же ярко-оранжевыми, как при обращении. Ровенна лишь могла надеяться, что воин успел забрать с собой приличное количество врагов.

— Сестра, — позвала чаровница и застыла.

Бренна сидела на коленях у ступенек, ведущих в донжон. Её руки дрожали, будто в лихорадке. С губ срывался протяжный звериный скулёж. Ладони ведуньи покрылись тёмной кровью, едва она коснулась лежащего перед ней Алистера.

Приблизившаяся к ним Ровенна с трудом подавила в себе желание отвернуться, когда встретилась взглядом с мёртвыми серыми глазами, затянутыми безжизненной пеленой. Будто выполненные из стали, они смотрели прямо перед собой, а с приоткрытых, холодных губ стекали струйки крови.

Алистер умер не сразу. Ему нанесли множество ран, вспороли живот и едва не перерезали горло, но видимо, рыжий волк успел вырвать гортань своему сопернику первым — правая рука была полностью покрыта человеческой кровью, растекаясь по ступеням карминовым пятном.

Чаровница склонилась над мужчиной и закрыла ему глаза. Видимо, это вывело Бренну из ступора, и та обняла лицо Алистера, прижав его тело к себе.

Давясь рыданиями, коря себя и осознавая, какую ошибку она совершила, ведунья раскачивалась взад-вперёд, вдыхая удушающие её запахи мёртвой плоти и крови. Она носила под сердцем Его дитя. Она любила Его и умирала каждую ночь, считая, что её предали.

Запечатлев на мёртвых губах Алистера последний поцелуй, друидка крепко обняла его.

— Бренна!!! — раздался крик.

Ей так не хотелось отпускать его. Отпустить сейчас тело Алистера, разомкнуть холодные объятья на его безжизненном теле было подобно погибели. Но Ровенна закричала ещё раз и в голосе сестры была слышна мольба… и страх.

Бренна закрыла глаза так плотно, как только могла и поднялась с колен. Женщина развернулась в ту сторону, откуда был слышен крик сестры и рванула что было мочи.

Обогнув донжон, друидка оказалась у кузницы, и тут же её взгляд зацепился за чёрную массу плоти и волчьего меха. Два огромных, налитых кровью глаза да оскаленная звериная пасть. Оборотень не двигался, застыв на четвереньках, скрюченный и дрожащий от той бесконечной боли, которая терзала его изуродованные раны.

— Никлаус...

Голос Ровенны будто отрезвил её старшую сестру. И действительно, это был он. Даже в полнолуние Николаус не позволял себе оборачиваться в истинную форму. Но сейчас, то ли из-за желания выжить, то ли из ослепившего его горя, римлянин стоял перед ними в форме зверя и будто не узнавал.

— Никлаус, — позвала Бренна.

— Никлаус… — вторила ей младшая сестра.

Они медленно, осторожно делая каждый шаг, продвигались в сторону обезумевшего оборотня.

— Тише, мой друг, — Бренна протянула к нему свою ладонь и зверь дёрнулся назад, завалившись на бок.

Его шерсть была покрыта липким снегом и кровью. Никлаус дышал шумно и тяжело, как дышат жадные до глотка люди. Язык свисал из пасти и мощное тело содрогалось от немощи. Оборотень упал, и животная ипостась начала сменяться человеческой.

Ровенна кинулась к мужчине, осторожно опустившись перед ним на колени и приподняв голову. Взгляд чёрных глаз будто просил о милосердии, но когда встретился с зелёными глазами, в них вспыхнула боль.

И только услышав вновь сорвавшийся всхлип, златовласая друидка вскинула голову и испугано посмотрела на сестру.

— Прости меня… — из глаз Бренны текли слёзы. Нескончаемые, невыплаканные потоки вины и сожаления. — Прости меня… Прости… Прости меня, Николаус...

Оборотень смотрел на женщину, стиснув зубы и вжимаясь в тело Ровенны. Он чувствовал, как продолжал падать на его тело снег. Как опаляла, подобно раскалённому железу, каждая снежинка, касаясь открытых ран.

Внезапно ладонь Ровенны опустилась на его лоб, а затем сместилась на глаза. Никлаус шумно вздохнул, и мужчину поглотила темнота. Чаровница протяжно вздохнула и хоть её лица не видно было под глубоким капюшоном, был слышен сдавленный всхлип.

— Он умирал здесь.

Ровенна с болью взглянула на застывшую подле сестру.

— Он умирал здесь, — давилась словами Бренна. — Один. Он умирал, пока я жалела себя, прячась в гробницах.

Чаровница молчала. Молчала и ласково гладила заснувшего на её коленях Николауса. Им бы всем заснуть, подумалось ей — заснуть и проснуться. И чтобы всё оказалось глупым детским кошмаром.

Они развели небольшой костёр прямо на поле брани. Боясь сдвинуть или потревожить обработанные Ровенной раны Николауса, сёстры уложили мужчину прямо возле кузницы, благо в не до конца разрушенном донжоне нашлись покрывала и некоторые лечебные запасы друидок.

— Всё заживает как на собаке, да? — улыбнулась чаровница, когда Фурий очнулся.

Мужчина молчал. Он просто пытался осознать случившееся. И каждый раз зверь внутри него заливался истошным воем, будто обезумев.

— Ты единственный выжил, — продолжала говорить Ровенна, пока вторая сестра осторожно наблюдала за пытающимся сесть Никлаусом.

— Мы знали, что отряд римлян где-то поблизости. Я должен был их отвлечь и увести подальше от крепости… — оборотень сдавленно сглотнул. — Это меня и спасло. Я вернулся ближе в концу бойни. Я не успел.

— Поэтому вы с Алистером и отослали меня?

— Да, — Никлаус повернулся к Бренне. — Это же ты нас выдала, не так ли?

— Ты хочешь убить меня, Фурий? — она взглянула на Никлауса своими опухшими от слёз глазами.

— Да.

— Ты не посмеешь.

Ровенна напряглась, когда Николаус тихо зарычал, но не тронулся с места.

— Ты должен чувствовать это, Клаус, — произнесла чаровница, привлекая к себе внимание мужчины.

Фурий замолк. Он внимательно переводил взгляд своих угольно-чёрных глаз с одной женщины на другую, а затем втянул носом холодный, пропитанный смрадом воздух. На чётко очерченных губах появилась болезненная, кривая ухмылка.

— Я… чувствую, — ответил он. — Меня успокаивает лишь то, что ты будешь до конца жизни жить с этой виной. Как и твоё дитя, смотря на которое ты будешь вспоминать то, что сделала.

— Никлаус, хватит, — встряла Ровенна и под её осуждающим, полным такой же, как и у него с Бренной боли, Фурий склонил голову вниз, пряча лицо под длинными, перепачканными кровью волосами.

Они просидели так какое-то время, а затем, когда Николаус почувствовал, что какие-то силы к нему вернулись, начал собирать трупы своей Стаи. На предложение помочь мужчина лишь огрызнулся. Вопреки желанию своего Вожака, Никлаус никогда не считал друидок частью его Стаи, а значит они не имели права прикасаться к их телам.

Бренна пыталась успокоить себя тем, что уже попрощалась с Алистером, поэтому она и слова не сказала против решения Николауса. А когда все тела были сложены на погребальный костёр, Волчий предел вновь окутало пламя.

Оборотень и друидки медленно шли от пепелища в сторону леса, пока ведунья не остановилась, заставив остальных обернуться на неё. Бренна прижимала всё ещё испачканные в крови Алистера руки к своему животу.

— Никлаус, — позвала она. — Я знаю, прекрасно знаю, как ты ненавидишь меня. Но дитя внутри меня — ребёнок Алистера. Это ребёнок твоего Вожака.

— Говори, — протянул Фурий.

— Останься с нами до его рождения… Прошу.

Николаус приблизился к Бренне, чувствуя напряжение обеих женщин. Нет, он бы никогда не навредил ни ей, ни Ровенне, ни тем более ещё не родившемуся ребёнку. Мужская ладонь легла поверх рук ведуньи, и Никлаус едва усмехнулся.

— Будет девочка.

С этими словами оборотень развернулся и зашагал в сторону леса, приняв из рук Ровенны лошадиную уздечку.

Первый снег продолжал падать пышными хлопьями, покрывая берега Рейна белоснежным покрывалом и скрывая следы, оставляемые израненным волком и его спутницами.