Благая весть из чрева священной рыбы Моцс

Хрямс… Именно с таким звуком плюхнулся на стол священный Моцс, которого Феликс выловил сегодня в кристальных водах озера Чу-Чуок.

Как же не хотелось вставать утром! Сон держал его в объятьях всю дорогу от дома, не давая по-настоящему насладиться легкой теплотой ветра и первой зеленью под босыми ногами. Феликс прекрасно понимал причину такой утренней медлительности, отнюдь не свойственной мальчишке двенадцати лет — он почти всю ночь провел в неравном поединке со страхом по имени «А вдруг?». А вдруг у него ничего не получится? Вот это будет позор! Тогда эта весна запомнится всем надолго, уж точно. Впервые не будет принесена благая весть из чрева священной рыбы Моцс. И что произойдет потом? Как минимум начнется Черный Хаос, или того хуже. Хотя, что может быть хуже Хаоса Феликс представить себе не мог, от этих мыслей его начало подташнивать. Как Верхерей будет принимать решения? Как руководить мирьем? Когда посев начинать, когда полив, а с какого дня праздники гулять? Ничего же непонятно без этой чудной рыбы, чтоб ее пэри забрали. Феликс сделал глубокий вдох. Пряно вонючий аромат наживки, которую он нес в банке подмышкой, обжег нос.

Вжиук… Нож просвистел, распарывая пузо огромной рыбы вдоль. Шелковистая чешуя переливалась всей гаммой холодных оттенков от серого — до небесно голубого. Слегка приплюснутую, широкую спинку украшал красный плавник, сложенный сейчас в изящную линию.

«Большой попался, красавец», — довольный собой, задумался Феликс.

— Что стоишь, как эркет перед отражением, доставай! — это была бабушка Бо. Показывая пример, она первая начала вытаскивать внутренности из черной дыры распоротого чрева. Некоторые кишки она перетирала скрюченными пальцами, цокала языком, принюхивалась, качала головой. Тонкие седые волос подметали стол, пачкались в крови, тут же окрашиваясь на кончиках в красный цвет. Феликс принялся помогать. Странно, у рыбы не было ни одного одинакового органа: разноцветные длинные кишки, овальной формы плотные шары, тонкие кости скелета. Феликса заинтересовало, какое же сердце у священного Моцса, но бабушка Бо отдернула его руку и грозно зашипела, стоило мальчишке потянуться к голове рыбы.

— Не трощь, это потом! — Она иногда шепелявила, — Рыбу надо чистить с хвоста!

Феликс вернулся к работе. В происходящее было трудно поверить. Мальчик попытался вспомнить, чем пахла наживка, которой он измазался с ног до головы утром? Но, к сожалению, сейчас ни один запах не мог перебить нежного аромата священной рыбы, ну и, конечно, спиритовых мазей бабушки Бо. Однако утром, когда Феликс считал про себя ууров перед прыжком в воду, ему казалось, что вонь от него стоит по всей округе хуже, чем от горячей лепешки сиыра. А затем он нырнул. Даже не досчитав до десяти ууров, просто решился и сделал шаг с моста. Глаза он открыл не сразу. Вода священного озера Чу-Чуок поражала своей чистотой. Словно Солнце светит прямо над поверхностью. А ведь, еще минуту назад, на мосту, озеро казалось ему черным кругом Отражения. Феликс размеренно двигал руками и ногами, оглядываясь по сторонам. Вязкая масса наживки темным ореолом расплывалась вокруг него.

«Где же эта рыба, у меня дыхания не хватит?!»

Не успела возмущенная мысль пролететь у Феликса в голове, как две голубых точки засветились вдалеке. Покачиваясь вверх вниз, они стали подплывать к мальчику. Ритм их движения был как-то связан с ударами сердца Феликса, нарастая от размеренных до хаотичных скачков. И он не сдержался, зажмурился, а когда открыл глаза, все что он мог увидеть перед собой — это два голубых кристалла в мутно белых шарах. Глаза священной рыбы Моцс. Они имели гипнотическую силу. Но Феликсу не было страшно, ему было интересно, как рыба может поглотить его?

Шстук… Серповидным ножом бабушка Бо отрубила хвост и стала растягивать его, словно меха кехармоники, подсчитывая количество плавников.

— Запишывай, Феликс, — скомандовала она, всматриваясь в рыжие разводы узора хвоста, — праздник Светостояния отнести на сорок первый день весны, посевы начинать через две ночи после…

И так далее… Феликс шаркал пишущим скребком по лариксовым листам, даже не задумываясь о содержании. Его голова была занята совершенно другим, он вспоминал себя внутри рыбы. Что означала та секундная темнота — то ли рыба заглотила его целиком, как наживку, то ли он просто ослеп от страха. Но с одним ударом сердца это прошло, и все вокруг заполнил голубой свет, как будто на Феликса кто-то надел голубые фасеточные очки. Он не чувствовал ни рук, ни ног, он был водой, струился и растекался вокруг. Силой мысли он мог направить себя в любую сторону. И он поплыл к домику бабушки Бо, выполняя свое предназначение. Вдруг, его словно дернул невидимый аркан и кто-то потащил вниз, на глубину. Свобода и легкость пропала, неведомая сила придавливала сверху, опуская на самое дно. Там он смог рассмотреть маленький камушек, который испускал бело-голубой свет. Внезапно, острый укол, а затем боль стала раздирать его изнутри. Феликс растерялся, как это остановить? Ведь у него даже нет рук, чтобы разорвать себя…

— Ох, эту вешну мы запомним надолго, мой мальчик, — бабушка Бо уже принялась измерять длину разноцветных кишок, пересчитав до этого все зубы рыбы и объявив сколько смертей ожидает мирье весной.

— Смотри, сколько дошдей, — вещала она, наматывая на деревянную катушку с выжженными по кругу делениями, синие внутренности рыбы, — а сколько болезней?! — для определения этого она использовала глинисто-зеленые кишки.

— У мадронны Виттинг родится двойня, а мадронн Ковальс станет банкротом, — как она сделала это предсказание, Феликс не сообразил.

— Так, а это у нас што? — продолжила бабушка Бо, поднося к носу небольшой пурпурный кусочек рыбы.

— Это, кажется, — она задумалась, почесывая пальцем морщинистый подбородок,- это торайская эпидемия будет, тошно! Ох, именно она была двести эдадов назад, почти пол мирья положило. Ушас! Ты записал это, Феликс?

— Да, бабушка Бо.

— Ах, — от удивления гадалка даже подскочила на табуретке, — а это што?

Она обтерла махторкой маленький белый камень. Он светил ярко голубыми лучами так, словно это осколок гипнотического кристалла глаза священной рыбы Моцс. Феликс сразу сообразил, что именно этот камень привлек его внимание на дне, и именно от него адская боль пронзила тело.

— Это мое, — несмело начал Феликс, — Я нашел его на дне, и проглотил.

— Что ты сделал? — глаза бабушки Бо строго смотрели на него поверх роговой оправы круглых очков с зелеными гадательными стеклами.

— Проглотил.

Она рассмеялась старческим, похожим больше на кашель, смехом.

— Пошдравляю тебя, мой мальчик.

— С чем?

— Это камень Шудьбы!

Феликс молчал.

— Храни его, мой мальшик, он будет исполнять твои самые заветные желания, — с этими словами бабушка Бо завернула камень в ту же, испачканную после гадания, махторку, и протянула Феликсу, — И никому не показывай этот волшебный дар, понял?

Феликс осилил кивок.

— А теперь беги, неси благую весть Верхерею, и не забудь ему напомнить про торайскую эпидемию!

Когда дверь захлопнулась за спиной Феликса, он засунул лист с гаданием в карман, а сам бережно развернул махторку с камнем. На секунду его ослепил луч света. Закрыв глаза, Феликс поднес спрятанное в руках сокровище поближе к губам и зашептал первое желание.

Бабушка Бо обдала гадальный стол водой из озера, смывая остатки ритуала на пол. Маленьким жакутовым молоточком она несколько раз ударила по рыбьей голове. Тусклыми голубыми осколками посыпались глаза священной рыбы Моцс. Аккуратно собрав все в руки, бабушка Бо прошептала:

— Каждая благая весть, да будет вознаграждена! — раскрыв пальцы, она высыпала камни в кристальные воды озера Чу-Чуок. А затем, сложив все куски рыбы в кастрюлю, ушла готовить фирменный жижкосуп.