Интермедия

Находить что-то значительно неприятней, чем терять. Потеря прекращает некие отношения, находка же только полагает им начало. Предположим, Вы нашли кошелек. Если Вы честный человек, придется выяснять, кому сей предмет принадлежит, ломать голову, как бы возвратить его владельцу. Прилагать усилия, совершать некие движения — и душевные, и телесные, — из-за того только, что случилось нечто обнаружить. Если же вдруг Вы человек бесчестный, подлец (нет, я ни в чем никого не обвиняю, Боже упаси!), то и тогда находка произведет в Вашей жизни лишние хлопоты. Потрошить кошелек, избавляться от него…

Нет, ничего совершенно в находке приятного нет.

Но однажды нашлась маленькая Офелия.

Шла по проезжей части и плакала, растирая слезы ладошкой. Светлое платье открывало голые остренькие коленки и всё было какое-то грязноватенькое, старенькое, застиранное. Собственно, и Офелия оказалась грязноватая, весьма растрепанная и неухоженная.

Впрочем, это была совсем не та Офелия, которая с Гамлетом. У этой никакого Гамлета (пока еще?) не было и в помине, а мама называла её «Фели» или вовсе «Фелис», что, с точки зрения Офелии, отдавало пошлой буржуазностью.

Офелия приехала в Город на поезде. Поезд был дикий — в нем пели песни, пили, ссорились, сновала милиция, кричали дети. Офелия сидела у окна в своем купе и глядела в мелькающие пейзажи, как в воду. Она и в Город-то ринулась, как в воду, как сигают в прорубь от тугого отчаяния. В купе с ней ехал молодой человек, довольно скользкий. Он пил чай из граненого стакана в латунном подстаканнике и этак поглядывал на Офелию. Спросил, как звать. Она ответила. Хохотнул. Заявил, что в таком случае просто обязать напоить её чаем. Он как-то назвал и себя, но Офелия потом уже не помнила. Чай они вроде бы пили. И ещё что-то делали, но вот что?

Стучали колеса поезда, но звук был такой, будто бы скакало стадо вусмерть загнанных лошадей. За окном в просторной дымке проглядывали звезды.

А больше Офелия не помнила ничего — даже как сошла с поезда и где её чемодан.

— Довольно типично для Города, — сказал Офелии бородатый мужик, вдруг обнаружившийся у её правого локтя. Свистели, проносясь, автомобили. — Все мы здесь случайные. Ничего не помним, ничего не знаем, и идти нам тоже некуда. Пойдем ко мне, а?

Но Офелия судорожно замотала головой, заливаясь слезами пуще прежнего, и мужик пропал.

— А знаешь, он прав, идти-то всё равно особо некуда, — на этот раз рядом с Офелией оказалась дылда. В драных джинсах и с рыжим «хвостом» на затылке. — Как ты здесь оказалась-то?

— Приехала. На поезде. И… и потерялась!

Начинался дождь. Дылда озабоченно поглядела на небо, достала из отвислого кармана пачку «Винстона». Закурила. Дождь прекратился.

— Ясно. Ну да, типично. Вот что… А идем-ка ко мне, подруга! А то тут тебя сожрут же! — воскликнула дылда, подумав.

И улыбнулась так сострадательно выкрашенными в фиолетовый губами, что Офелия улыбнулась в ответ.

Быть может, всё не так уж плохо?