Ёж и ведьма

Ёжик пискнул и откатился из-под ног Йестины. Как раз вовремя: ведьма мела пол так рьяно, что едва не наступила на него. Йестина подслеповато прищурилась:

— А, ты… иди-ка сюда.

Она бережно взяла ежа на руки и посадила на стол.

— Так, на чём я остановилась? Ах, да. И тогда колдунья сказала ей: «Хорош-шо, я превращ-щу твой хвоссст в человеческие но-оги… Но взссамен ты отдаш-шь мне сссвой чудесссный го-олоссс...»

Йестина выпрямилась и утёрла пот со лба.

— И этой колдуньей была ты? — с замиранием сердца спросил ёжик.

— Я? Не-ет. Но история поучительная.

Ёж насупился и стал расхаживать по столу. На столе сетью сплетались царапины от его когтей.

— А почему ведьма не помогла ей просто так?

— С чего бы? — огрызнулась Йестина.

Ёжик неодобрительно покосился на неё. Женщина фыркнула и вернулась к полу.

— Попросила бы золота! — возмущался ёж. — Сокровищ! Ведь русалочка была дочерью морского царя, она могла дать ведьме любые богатства! Но так… голос...

Йестина скривилась.

— Послушай-ка, Клеменс! Чтобы колдовство сработало, надо вложить часть себя. А то — здорово ты придумал! «Я его так люблю, так люблю, жить без него не могу. Поэтому пусть ведьма сварит зелье, пусть ведьма прочитает заклинание, пусть ведьма проведёт ритуал… а я посижу в сторонке, спою о своей любви»? Так чудеса не делаются!

Ёжик задумался. Йестина подождала ответа, но его не последовало.

— Сокровища, золото!.. тебе они сильно помогли стать человеком? Да подумай сам: зачем чуду золото?

Клеменс хлопнул глазами.

— Ты права. Как-то я...

Речь его прервал уверенный стук в дверь. Клеменс вздрогнул: за месяцы, что он пробыл здесь, впервые кто-то зашёл к ним. Ведь избушка стояла посреди леса и была скрыта под буйным плющом.

— Входи, коль пришёл… — проскрипела Йестина.

Дверь отворилась, явив широкоплечего молодого мужчину. Он оглядел избу и в изумлении остановил свой взгляд на хозяйке. Клеменс понимающе кивнул: когда он впервые увидел Йестину, то удивился не меньше. Худа она была настолько, будто и вовсе никогда не ела, полуслепые глаза её пучились, как у рыбы, а цвет их был столь светлым, что издалека был заметен лишь зрачок, тусклые волосы торчали во все стороны, а тонкий, почти безгубый рот изгибался в кривой усмешке… трудно было поверить, что она человек!

Гость потянулся перекреститься, но Йестина шикнула на него.

— Ты это брось! — проскрипела она. — Вот тебе и рыцарь! Имя не назвал, здрасте не сказал, а туда же — руками махать! Садись, Лорант, нечо мне тут!

Гость моргнул и послушно опустился за стол рядом с Клеменсом. Ёж присмотрелся к нему. Хоть одежда Лоранта и была истрёпана, черты его лица выдавали древность рода. Но главным его украшением были глаза. Ясные, яркие, они показывали чистоту его души и помыслов лучше, чем могли сделать любые слова.

— Ну, рассказывай свою беду. Хотя чего рассказывать, все вы одинаковые! Влюбился, как водится. В принцессу. А с её королевством война… король Ульдред, папенька её, и слушать тебя не захочет, да и твоя королева не оценит...

Рыцарь удивлённо покачал головой.

— Вы воистину великая ведьма. Я не ошибся, придя к вам.

— Вели-икая! — Йестина хмыкнула. — От меня-то чего хочешь? Могу и тебя, и твою зазнобу в лягушек превратить. Хочешь? Тогда все людские войны вам нипочём будут.

— Н-нет, — вздрогнул гость от этой мысли. — В лягушек не стоит. Но… я знаю, что война началась из-за пропавшего у короля Ульдреда Щита Солнца… он думает, щит похитил наш принц, но я уверен, что он никогда не опустился бы до такой низости… если бы я только мог вернуть королю этот щит...

— Верну-уть!.. Скажешь тоже! Давай лучше в лягушек? Так-то оно попроще будет.

Рыцарь упрямо помотал головой. Йестина нахмурилась.

— Послушай-ка, Лорант! Щит этот уже далеко-далеко!

— За тридевять земель?

— Ну, не за тридевять, конечно… за двадевять, пожалуй. Но всё одно далеко. Да ещё и у самого султана Ахмеда. Слышал, поди? Войско его столь велико, что всем людям вашего королевства не одолеть! Ни в жизнь тебе не справиться, только голову свою рыжую сложишь.

Йестина отвернулась и указала на дверь.

— Ты не понимаешь! — восклинул Лорант. — Это настоящая любовь, и нет ничего сильнее неё! За одну надежду быть с прекрасной Эйрене я готов на всё! Моё сердце бьётся ради неё, мои мысли только о ней… Я не выживу без неё!

Ведьма насмешливо фыркнула.

— Не вы-ыживешь… Коли так, слушай, дуралей! Я скажу тебе, где лежит меч Эдуарда Жестокого. Султан давно ищет его и согласится обменять его на щит. Но Ахмед хитёр и жаден, он захочет получить и меч, и щит, так что обязательно бросит тебя в темницу… Я могу сварить зелье, после которого султан весь день будет честным и справедливым. Как ты дашь ему это зелье — уж не моя забота. Но если сумеешь, то до заката беги прочь из его страны. Тогда ты вернёшь старику Ульдреду его щит и женишься на принцессе.

Клеменс увидел, как засветились глаза Лоранта.

—… Да только не сможешь ты: погибнешь ещё на середине.

— Я смогу! Я на всё готов!

— Гото-ов… А знаешь ли ты, дурень, что чтобы всё это получить, ты должен отдать свои глаза?

Лорант вздрогнул. Клеменс посмотрел на него, потом на ведьму и снова на него. Это ведь шутка?

— А? Чего уставился, дуралей? Часть себя не отдашь — чуда не сделаешь, это и ежу известно. А, ёж, так или не так?

— Так, — хрипло выдохнул Клеменс. Сердце его замерло в ожидании ужасного. Всё казалось таким нечестным, таким неправильным. Этот благородный муж пришёл к ним, готовый к любому сражению, на любой подвиг — а уйдёт отсюда беспомощным слепцом?

Рыцарь испуганно взглянул на говорящего ежа. Он снова потянулся перекреститься, но Йестина цыкнула на него, и Лорант замер. Он зажмурился и сказал, словно в драконью пасть кинулся:

— Я согласен.

Иссохшее лицо Йестины прорезала улыбка, рыбьи глаза сверкнули. Она заметалась по избе: налила воды в котелок и поставила на огонь, сняла с потолочной балки охапку трав, выбрала нужные, бросила щепоть праха в огонь и пламя сразу же стало зелёным. После этого ведьма речитативом зачитала заклинание, бросая травы в котёл. Комнату заволокло удушливым чёрным дымом. Вскоре Клеменс не видел уже ничего. Оставалось лишь гадать, что происходит...

Из тёмноты перед ним раздался полный боли крик Лоранта и хриплый смех Йестины. «Нет! Это неправильно! Так не должно быть!» Клеменс метнулся вперёд, чтобы спасти, предотвратить, переубедить — но ничего не было видно. Он свалился со стола, упал на что-то мягкое, кажется, на Лоранта; ёж метнулся ещё раз, едва не свалился с лавки, ударился, но тут туман рассеялся. Рыцарь тоскливо застонал.

— Я… вижу!.. — руки его метнулись к глазам. — Плохо, но… вижу! Мои глаза! — Лорант ощупывал веки. — Я думал, их не будет...

А Клеменс не мог оторвать взгляда от Лоранта. Он видел то, что рыцарь узреет лишь у ближайшего озера: глаза Лоранта были блёклыми, почти белыми, выпуклыми, словно у рыбы. Клеменс перевёл недоумевающий взгляд на Йестину и замер от ужаса: посреди жуткого лица ведьмы блистали ярко-синие, ясные глаза.

— Вот твоё зелье, — прокаркала Йестина. — Иди, куда надобно.

***

Анна замерла, прижав руки к лицу. По избе металась жуткая, будто заморенная голодом женщина с всклокоченными волосами.

— А тебе не всё ли равно, где жить? — провыла она вглубь избы.

— Я попросил Лоранта передать письмо моей семье, — донёсся в ответ смущённый голос, — и хотел узнать, как дела в королевстве. Да и не понимаю, зачем нам уходить? Лорант вернулся живой и здоровый, женился на принцессе… чего нам опасаться?

Из-под стола, таща в зубах маленький кулёк, выполз ёжик.

— Чего-чего, Клеменс, — зло прорычала ведьма. — Он жене расскажет, та — подружкам, и вскоре у моих дверей будут все бездельники королевства. Некоторые даже с факелами, — ведьма обернулась и только тут увидела Анну. — Вот! Смотри, первая бездельница.

Но Анна не испугалась — наоборот, выдохнула. Ведь у ведьмы были такие чистые, такие честные глаза! Сколь бы ни было ужасно её лицо, как бы ни скрипел голос — человек с такими глазами просто не мог быть злым.

Анна оправила залатанное платье и неуклюже поклонилась.

— Здравствуйте, госпожа ведьма! Я Анна, Томаса-охотника дочь, из соседней деревни пришла. Беда у меня приключилась: Ганс, жених мой...

— Не тарахти ты! Знаю, знаю, помирает он. А я что? Сам виноват! Пошто пьяный на лошадь полез?

Губы Анны запрыгали. Неужто и ведьма не поможет?

— Йестина! — укоризненно воскликнул ёж.

— Йести-ина, — каркнула ведьма. — Чтоб тебя черти жарили!.. Ладно, сейчас приду. А ты следи, чтоб она не стащила чего.

И ведьма быстрым шагом вышла из дома. Анна опустилась на скамью. Зачем госпожа ведьма так сказала? Она не воровка какая-нибудь, она честная девушка! Да и кому в голову придёт воровать у ведьмы?

— Не обижайся на Йестину, милая девушка, — услышала Анна ласковый голос.

— Ёжик! — воскликнула она. — А почему ты разговариваешь?

Ёж печально вздохнул.

— На самом деле я заколдованный принц. Нет-нет, не пугайтесь, заколдовала меня не Йестина. К ней я пришёл за помощью, как и вы. Но она не смогла снять проклятье — лишь сократила его срок с тридцати лет до трёх. Но я и этому очень рад.

Тут как раз вернулась ведьма. В руках она держала изогнутый серый корень.

— Вылечу я твоего хахаля. Но взамен, — ведьма оценивающе оглядела Анну, — ты отдашь мне свои волосы.

Анна вздрогнула и невольно схватилась за косу. Волосы были единственным красивым в ней: Анна была полная, неуклюжая, широкое лицо её было всё усыпано веснушками… Ганс так часто говорил, как ему нравится её коса… Что, если он перестанет любить её? Впрочем, Анна тут же разжала руки. Пусть Ганс разлюбит её, пусть она всю жизнь будет несчастна — лишь бы только он жил.

— Что угодно, госпожа ведьма!

— Что уго-одно? — ведьма оценивающе посмотрела на Анну.

— Йестина! — одёрнул ёж.

— Я лечу умирающего! — зло отозвалась та. — Беру по-божески! А, ладно, хватит и волос...

***

— Я тут подумал, — принц Клеменс пробежал по лавочке и сел рядом с ведьмой. — Всё же ты приносишь добро. Ведь эти люди так любят друг друга! Без тебя они всю жизнь были бы несчастны! Но они платят не такую уж большую цену. Что Анна — ну стали у неё волосы короткие, что ж такого? — что Лорант… не это ведь главное в жизни!

— Опять тебя на болтовню потянуло, — ворчливо проскрипела Йестина. — Скучаешь, что ли? Так давай я расскажу чаво, лучше, чем твои нравоучения слушать...

Клеменс устроился поудобнее, но ведьма молчала. Её синие глаза — принц уже почти привык к ним — задумчиво смотрели в стену.

— Когда-то римляне верили в бога по имени Купидон. У бога этого был колчан с волшебными стрелами, и нередко он стрелял ими в людей. Но стрелы эти не убивали их, нет… они были куда опаснее. Они заставляли людей испытывать любовь столь сильную, что...

Йестину прервал робкий стук в дверь.

— Стой там! — поспешно рявкнула ведьма.

Она быстро пересекла комнату и достала из сундука паранджу — покрывало, каким укрывали лицо женщины на востоке. Остались видны лишь ярко-синие глаза, да длинные волосы по бокам.

— Заходи, кто бы ни был!

Порог переступила молодая девушка. Она изумлённо уставилась на Йестину, а Клеменс — на неё. Удивиться было чему обоим. Йестина с её европейским лицом выглядела нелепо в восточном наряде. А гостья… гостья обладала столь потрясающей фигурой, что Клеменс сразу пожалел, что он не человек. Потом, конечно, порадовался: а то натворил бы глупостей...

К стыду своему, Клеменс был вынужден признать, что даже в теле ежа он не мог сосредоточиться на словах гостьи, лишь глупо смотрел на неё. Словно во сне он услышал, как рассмеялась Йестина. Её глаза («Не её», — поправил себя Клеменс) жадно сверкнули.

Ёж зажмурился. Он уже знал, что попросит Йестина...

***

Клеменс осуждающе глядел на ведьму.

— Ты же говорила, что для чуда неважны земные блага! Что нужно пожертвовать частью себя!

— Частью себя? Да… — пропела Йестина, всё так же крутясь перед зеркалом.

— Тогда почему в этот раз ты забрала волшебное зеркало?!

Йестина улыбнулась своему отражению, надула губы, похлопала длинными ресницами.

— А… считай, что это было не чудо, — без особого внимания пропела она.

— Не чудо?! — чуть не задохнулся от возмущения Клеменс. — В таких же делах ты забирала у людей глаза, волосы, фигуру, губы, голос, ноги… Бог не упомнит всего остального! И я всегда говорил себе: ничего страшного, ведь иначе нельзя, а...

Йестина опустилась на колени, заглянула в чёрные бусинки-глазки ежа. И внушительно произнесла:

— Заткнись.

После этого она снова перестала обращать внимание на Клеменса. Она резко выпрямилась и коснулась зеркала рукой.

— Свет мой, зеркальце, скажи,

   Да всю правду доложи:

   Я ль на свете всех милее,

   Всех румяней и белее?

Клеменс задумчиво посмотрел на Йестину.

— Разговариваешь с зеркалом? Удачи.

Ведьма нахмурилась.

— Неужели я что-то перепутала? А как же там было?

Тут по зеркалу пробежала рябь и раздался голос, похожий на тихий звон:

— Ты прекрасна, спору нет,

   Но я дам тебе совет:

   Не в лице с фигурой дело...

— Вот! А я что тебе говорил! — победно воскликнул Клеменс.

Йестина швырнула в него вазой, ёж увернулся, но замолчал. А зеркало и не замедлилось:

—… Хоть прекрасно твоё тело,

   Ты им вовсе не владеешь.

   Как же ты и думать смеешь,

   Что милее всех на свете?

Йестина хмурилась всё сильнее. Клеменс окончательно притих: должна была разразиться буря.

— Да, конечно, лик твой светел...

   Но осанка, но походка!

   Я не спорю: ты красотка.

   Но чтоб зваться лучшей самой,

   Стоит их исправить, право.

   А ещё манеру речи, и...

Зеркало всё продолжало, и всё сильнее хмурилась Йестина.

— Что ж… — наконец протянула она. — Не так уж и много осталось.

Быстрым шагом вышла она из комнаты. Сейчас, сменив десятки мест, они жили в развалинах башни, и Клеменс подумал, что Йестина, наверное, опять спустилась в подземелья. Он подождал, но ведьма всё не возвращалась. Принц грустно засопел и полез в свою корзинку. В этой корзине Йестина переносила его с места на место, там же Клеменс и спал. Ведьма давно сделала ему там мягкую подстилку и одеяльце… да, давно… всего месяц остался ему в образе ежа, а потом… А что потом?

Клеменс так размечтался, что совсем забыл о сне. Наконец, принц очнулся от грёз. Йестина так и не вернулась. Странно… Может, она слишком расстроилась из-за слов зеркала? Глупости какие! Она давно уже красивее всех! А всё переживает...

Принц выбрался из корзинки и принюхался. Раньше он и не думал, что у ежей такой острый нюх. Он уловил запах Йестины и пошёл по следу.

Дверь в подземелье давно свалилась с петель — повезло, Клеменс не смог бы её открыть. Но даже так спускался он с трудом: ступеньки были слишком высоки для маленького ежа, и Клеменс даже думать боялся, как будет выбираться, если Йестина не там.

Но нет, ёж вслушался и уловил родной голос. Он радостно заторопился к ведьме.

— Кого скажу, того полюбишь, княжна. Слушай меня, слушай, слушай, слушай, слуш-ш-шай...

Йестина кружилась вокруг котла с зельем. Длинные волосы её поднимались и опускались, будто в воде.

— Имя любви твоей — Гореслав. Как увидишь его, себя позабудешь. Жить без него не сможешь, спать не сможешь. Высушит тебя любовь, в сердце змеёй вползёт, обовьёт-сдавит кольцами. День без него мукой выйдет...

Клеменс выдохнул, потрясённый осознанием. Йестина сразу же вскинула голову.

— Ты… — простонал принц. — Ты влюбляла их своими чарами! Я верил, что ты помогаешь влюблённым! Что просишь столь малую цену за их счастье… А ты просто находила красивых людей, чтобы… Изверг! Да ты казалась мне красивее, когда мы только встретились! Бездушное чудовище!

— Заткнись, — провыла Йестина почти как прежде. — Или на всю жизнь останешься ежом!

— Плевать! — выкрикнул Клеменс. — Подумать только, я едва не влюбился в тебя! Твоя душа столь уродлива, что ничья красота не спасёт тебя!

Принц развернулся и бросился прочь.

— Думаешь, я позволю тебе стать человеком и привести ко мне войско? — донеслось ему вслед. — Эй, духи этой башни! Все, кто погиб здесь, все, кого пытали в темнице, призываю вас: схватите ежа!

Клеменс почувствовал, как всё холоднее становится за спиной, и побежал ещё быстрее. Он чувствовал, что отрывается от духов, их хохот и вой всё отдалялись. Но… впереди возникла лестница с её огромными ступенями. Клеменс подпрыгнул раз, другой, третий, наконец, ему удалось запрыгнуть на первую ступеньку… но тут духи нагнали его.

И пронеслись над его головой. Зрение духов — истинное, небесное. Они видели в нём принца, а не ежа. Клеменс спрыгнул с лестницы и метнулся назад, на ходу сворачиваясь в клубок. В нынешней форме он не мог ни убежать, ни причинить вреда ведьме. Но она себе — могла. Набирая скорость, ёж подкатился ей под ноги. Ведьма вскринула — оступилась, замахнулась — и опрокинула на себя котёл.

Волшебное зелье — не суп какой-нибудь. И ожоги от него иные.

На глазах Клеменса кожа ведьмы покрылась ужасными волдырями. Волосы её вылезли, язык вывалился и посинел, а глаза… ёж зажмурился, и даже духи погибших замерли в воздухе.

Наконец, вопли ведьмы прекратились. На полу лежало полуварёное тело. Духи вернулись в небытие. А Клеменс — чувствовал, как теряет нюх, как всё меньше становятся предметы вокруг, как втягиваются в кожу его иголки.

Он с изумлением смотрел на свои — человеческие — руки. Так Йестина и была той ведьмой, которая прокляла его?! Но зачем?! Ведь он только спорил с ней, только мешал… «Ей просто нужен был помощник. А споры её не волновали».

Принц Клеменс тяжело выпрямился. Как горько было осознавать, что всё это время он помогал столь подлому созданию. А влюблённые? Надо разыскать их! Вернулись ли к рыцарю его глаза? Анна и Ганс разлюбили друг друга?

Клеменс ёжась переступал по ледяному полу. Но увидев его — нагого, обросшего — никто не усомнился бы, что это особа королевских кровей.

Он не злился на Йестину, лишь качал златокудрой головой. Если бы только он мог объяснить ей… если бы только она увидела, как неважны красота и деньги… Он вспоминал придворных в родном дворце. Раньше он обманывал себя, но теперь понял: многие из них были так же гнилы внутри, как Йестина.

Если б он мог изобрести какое-то зелье, это было бы зелье от зависти.

Нелёгкой была дорога домой, но Клеменс вернулся к любящему отцу. Он поведал о своих приключениях и стал ещё больше любим народом. И много лет спустя, схоронив дорогого отца и возглавив страну, он стал справедливым и милосердным королём. И лишь при виде человеческой подлости бормотал под нос: «Должно быть, таким как я, лучше оставаться ежами».