Глава вторая.

Начиная с шести лет меня отправляли к бабушке ( по линии матери) на летние каникулы в одну из северных деревней, заключенных между высоких утесов. Несколько часов в поезде через покрытые мхом и лишайником поля, и я оказывался у высокого деревянного и уходящей в даль пустынной дороги с тяжелым рюкзаком за плечами.

Северяне славятся своим гостеприимством и дружелюбием, поэтому их дома были разбросаны на расстоянии пешего часа друг от друга. Гораздо приятней встречать гостя, зная какой он преодолел к тебе, и тем приятней становится если этот гость не из желанных.

Именно в таком домике мне и предстояло провести свое первое лето вдали от родителей. Свое решение они объяснили тем, что мне полезно хоть раз побывать вне стен города. Но как я узнал после, подслушав разговор моей тети с подругой, такое решение родилось лишь из эгоистичного желания остаться на несколько месяцев без необходимости следить за мной. Теперь я конечно же понимаю их желание. Мои родители были слишком молоды для женитьбы и еще более молоды для появления детей, и эти два месяца были для них глотком свободы. Но тогда я конечно этого не понял.

Моя мама родилась в тяжелые годы экономического кризиса, сразу после череды войн. Солнце уже не вставало на востоке будто заплывшим кровью, но под холодным лазурным небом что-то еще продолжало бродить среди людей.

Поэтому возможно ее рождению никто не радовался. Ведь обычно деревенские собирали праздник и чествовали младенца, но тогда они пришли посмотреть на нее, одарив хозяйку дома, мою бабушку, лишь чередой тяжелых вздохов. А моя мама все росла, оставаясь отдаленной от всех не только расстояниями, но и этим чем-то. Может из-за этого или из-за чего-то другого, они сбежала в город как только ей исполнилось шестнадцать и вышла замуж за моего отца, который тогда закончил военную школу.

И наконец, через несколько месяцев после не очень пышного торжества, появился я.

По замыслу отца, мне предстояло закончить туже школу, что и он, и быть первым в семье кто получит настоящий высокий чин военного. Но мать до конца пыталась найти во мне какой-то необычный талант, который позволил бы мне поступить в школу при университете. Но я не воплотил мечту ни одного из них .

Это лето я должен был провести под кровом человека, которого не видел даже на фотографиях, которые показывали мне. Я знал, что она должна встретить меня на станции, и я до ужаса боялся что она просто потеряет меня в толпе. Но к счастью мои мысли выросли на благодатной почве крупного города, где было нормальным видеть по тысяче людей в день.

На этой станции нельзя было затеряться. Крепкая старушка стояла в нескольких метрах от меня и пристально вглядывалась в мои черты, будто сомневаясь, что я действительно ее внук, будто была возможность что в этом богом забытом месте может случайно выйти еще один мальчишка моего возраста.

Два часа до деревни, точнее ближайшего дома мы шли молча. Он просто кивнула мне, не говоря ни слова, показывая следовать за ней. Мне было всего пять и несмотря на все мою общительность, с этой женщиной я ощутил что молчание лучшая позиция.

Бабушкин дом был довольно большим, для меня было все в новинку, после городской квартиры, до которой лифт поднимал меня несколько целую минуту, деревянные полы и запах полыни на просторной кухне с печкой.

Несмотря на мое дикое любопытство, бабушка отказалась затапливать ее ради меня летом. Все наше общение сводилось лишь к редким разговорам за столом во время завтрака, на который меня будили с песней петуха.

Кроме меня в деревне было еще несколько детей, но всем им было уже за десять лет, что тогда казалось гигантской разницей и разделило нас навсегда.

Все свое время я проводил, выполняя с удовольствием различные поручения, такие как принести воды из колодца, до которого я бежал, представляя, что водяные оставили подарок прямо около воды и я буду первым, кто сможет его забрать. Немного обучив, бабушка стала посылать меня недалеко от деревни, собирать различные травы и я с радостью мчался, представляя себя колдуном, что сварит из этих трав невообразимо страшное зелье. Мое детское воображение было наполнено разными духами и легендами, про которых рассказывала мне мама.

И вот прожив месяц под крылом у бабушки, я довольно окреп и мог совершить нечто более великое. И она послала меня проветрить амбары и принести мешок зерна.

Все северные деревни устроены одинаково, и эта не была исключением, Деревню от амбаров, где жители хранили почти все свои запасы, отделяло поле, которое было поровну разделено между всеми и было отдано обычно под выпас животных или поля с пшеницей или рожью. Именно этим и занималась моя бабушка.

Маленькая еле видная тропка привела меня к невысокому амбару, в который я с легкостью проник. Деревенские не боялись воровства, поэтому амбары свободно открывались и не охранялись. Внутри я обнаружил множество мешков с зерном, в которое было приятно зарывать руки. Я открыл, как и было сказано двери и несколько отверстий, которые с натяжкой можно было назвать окнами, и принялся исследовать все вокруг.

Моими находками становились жуки и бабочки, а так же пара гусениц, которые я тут же спрятал у себя в карманах вместе с охапкой листьев на которых нашел их.

Но сердце требовало чего-то большего, и тогда осознав, что я нахожусь уже довольно далеко от амбара, я различил вдалеке еще одно строение и понесся к нему сломя голову.

Только за несколько метров до этого покосившегося амбара— сарая, я остановился, поразившись мысли, которая пришла мне в голову.

Ведь я был рыцарь, а там поджидает мой враг, от которого я должен освободить мой замок. И я стал медленно подбираться к стенам своей крепости, на цыпочках, следя за своим дыханием.

Я услышал тихое куриное квохотание и встал вплотную к стене. Наконец обнаружив небольшую щель, я вгляделся в полутьму.

Первое что я увидел, это были рухнувшие балки и множество разбросанного по полу сена, с зарывшимися в него рыжими курицами. Но потом я увидел то что приковало мое внимание и заставило меня застыть.

Среди соломы сидело существо, точнее я не мог сказать, кто это был, я видел его отчётливо в падающей прямо на него полоске света. У него была копна серых, словно выцветших на старом снимке, волос, одет он был в бледно-голубую водолазку, а из рукавов которой словно ветки выходили руки с неестественно нечеловечьими длинными узловатыми пальцами. Он сидел, скрестив ноги, и я видел лишь белую ткань его штанин и явные когти на пальцах ног.

Я мог бы принять его за некоего бродяжку, который просто поселился в брошенном строении, если бы не его неестественность в пропорциях тела, его шея, как и пальцы, была слишком длинная, а плечи были будто вылепленный скульптором неудачником.

Он поднял тем временем голову, и я увидел в свете насколько серая у него кожа, еще секунда и он бы заметил меня.

Я сорвался с места и домчался до дома в одно мгновение, получив от бабушки строгий выговор за то, что не принес зерна.

Я ничего ей не рассказал об этой встрече, но и молчать полностью я не мог.

Я отыскал в ее запасниках несколько книг и попросил почитать мне, а ей пришлось согласиться.

И когда они приходила по вечерам, читать мне, я вместо этого расспрашивал ее о тех легендах, что рассказывала мне мама, и которые, несомненно, услышала от бабушки.

И тогда я и услышал в первый раз о Шии.