Роза и Орглух

На работу в универ меня Рыба притащила.

— Там мы ведьму точно найдём! — уверенно так заявила, пока я пытался придумать, как отказаться.

Вот всегда эта бешеная баба, хотя какая она баба — русалка недоделанная! — умудряется втянуть нас в неприятности.

— Ты пойми. Это же пединститут! Тут же половина ведьм раньше воспитывалась! Не может быть, чтобы нам не повезло. Тем более в корпусе, где историки с филологами учатся. Туда же по определению все не от мира сего идут! — застрочила она, не хуже зингера знаменитого.

И что мне оставалось делать? Способ спасения только один — соглашаться.

Ну, я и согласился.

Она, как всегда, в буфетчицы умудрилась пристроиться. Четыреста лет дуре, а она всё туда же, платье напялит, «бабушка на выданье» называется, передничек, морду разукрасит, как будто у неё каждый день Хэллоуин, и глазки строит.

Кому в пед, мать его, институте глазки строить? Два затюканных задохлика работает и один толстопуз на целую свору осатанелых кикимор, а ей всё нипочём — мальчиков, которые ещё сопли вытирать не научились, обольщает.

Нет бы пожрать добыть! Хотя, тут Рыба молодец, не смотря на сущность свою б… русальскую, еду почти исправно приносит, иногда, правда, увлечётся — забудет о брате по несчастью, что мается в стеклянной коробке у турникета.

Люди, скажите мне, что за страсть у вас к стеклянным коробкам? Я ж не русалка, как моя подруга верная, чтобы меня в аквариум сажать. Но даже ей воздух нужен, а уж мне, орку — грозе лесов и полей, между прочим — тем более!

Хотя толку спрашивать-то, вы ж, наверняка, и сами не в курсе.

Но Рыба — тьфу! — Роза, не любит она, когда я её Рыбой называю, — права. Ведьма нам нужна. И сильная. Но молодая, чтобы не спалила нас к чертям собачьим, а по домам вернула.

Рыбу, то есть Розу, в мир её, где она снова будет в море плавать, да принцев с художниками очаровывать, а меня обратно в Кхазад — уж там-то крепкий орк всегда себе работёнку найдёт. К каравану прибьюсь охранником, а если не возьмут, в лес уйду, лес, он всех примет.

А здесь даже леса нет! Всё людишки беспутные уничтожили. Как они сами-то живут в этом мире? Замуровались в сундуки бетонные и чахнут… Слова другого не поберёшь.

И я с ними целыми днями как попугай на жёрдочке сижу, строчу бессмысленные записи в затёртом журнале — хорошо Рыба заклятье специальное на меня наложила, иначе я бы не справился — и жду. Жду, когда ведьма явится.

Естественно, я просмотрел. Ну, когда через тебя пройдёт поток из пары тысяч соплюх под конвоем из мамочек, тут не только ведьму проглядишь, тут второе и третье пришествие не заметишь.

А Розка почуяла — ей-то что в буфете делать, только лясы с уборщицами точить, — притащилась.

Я как копыта её услышал — ей же всё неймётся, поэтому величайшая соблазнительница на работу туфли на каблучищах пялит с набойками металлическими, слышно за километр — так сразу на обход с проверкой пошёл.

Тем более студенты как раз фигню какую-то замутили — типа бездельники объединяйтесь — с видеосъёмками, и прочей мутотой.

Я и пошёл присмотреть, у них же, — у гуманитариев, руки известно откуда растут — напакостят, а я отвечай.

Ну, пришёл, смотрю. Плакатики в аудитории развесили, провода натянули, аудитория после ремонта пустая, ломать нечего, хотел уйти, но стук-то слышу, приближается. И нехорошо мне так стало, чую, Рыба недовольная чем-то. А когда Рыба недовольная… В общем, восстание кхулздов и двадцатилетняя гражданская война — цветочки.

И тут повезло мне. Девица в аудиторию заходит — мордаха растерянная, глаза большие, испуганные, в сумку свою, как будто из половичка пошитую, вцепилась…

Ясненько. Заблудилась девка. Вместо приёмной комиссии в другую сторону убрела. Тут всё понятно, не на географический же поступать пришла, ей можно.

Но мне-то надо алиби, чтобы от Рыбы отбрехаться...

Подхожу я к девице.

— Так, гражданочка, что мы здесь делаем? Вам здесь находиться не положено. Пройдёмте, милицию вызовем, личность устанавливать будем! — говорю как можно строже. А самому неловко как-то стало.

Гражданочка эта мне даже до груди недостаёт — хоть бы каблуки надела, дурында — и смотрю я на её макушку, ни дать ни взять злой орк перед юной жертвой. Не, я орк, конечно, но не из тех сумасшедших, что на невинных дев охотятся да продают их магам задорого.

А уж когда она глазищи свои на меня подняла, тут я и обомлел. Теперь я знаю что значит, в омут бездонный смотреть. Гиблое дело!

Сколько стоял, хоть убей, не вспомню.

— Олег, ты что к девчонке привязался? — услышал я, как сквозь одеяло ватное.

Это Славик Зимородов очередную жертву спасать бросился.

Славик вообще парень нормальный. Хоть и красавчик!

Девчонки едва его увидят, сразу паром исходить начинают. Глазищи голубые-голубые, незамутнённые, я раньше такие только у карапузов видел, но им-то положено, они при титьке мамкиной, потому счастливы. Блондин. Какой только дебил слово это придумал, уж очень оно исконное обозначение гулящих женщин напоминает, особенно, если «о» на «я» заменить. Улыбка от уха до уха — всегда, даже когда он железяку очередную расковыривает. Подкачаться ему не мешало бы, но девкам такие нравятся. Ну, на то они и девки…

Мог бы Славик пользоваться. Но Славик не такой — он всё время в проводах, в гайках-болтиках, в компьютерах… Ремонтирует, собирает или придумывает, как отремонтировать или собрать. Как такой на истфаке оказался, одному богу известно. И всё время с аппаратурой по корпусу туда-сюда носится. Он и мне камеры настраивал, а потом чинил, заодно пошаманил, и теперь в одном из окошечек я фильмы смотреть могу, пока начальство не видит. Мировой парень!

А с девками беда! Он их замечает только, когда спасать надо. Если комп забарахлил или смарт видосики не показывает, Славик тут как тут. Но когда дама спасена и готова благодарить, благодарить и ещё раз благодарить, Славик тут же исчезает.

Ну, теперь и до мелкой очередь дошла! Счас ей не до учёбы станет, недаром же Славика — Славченко-красавченко прозывают.

— Видишь же, заблудился человек. Не мучай девушку, а я провожу, чтобы она больше не плутала.

Приобнял он её за плечи, и повёл, а девица-то на меня оглядывается, глазищами своими бездонными смотрит. И жутко мне так сделалось от взгляда её, даже страшнее, чем в тот чёрный день, когда я в мир этот проклятый провалился!

Увёл он девку-то, а я только тогда Рыбу и увидел, когда в себя пришёл. Стоит она, плечом о косяк опирается, лыбится, даже волосёнки её, выкрашенные в цвет фиолетовых помоев, от радости топорщатся.

— Молодец, Орглух! Не пропустил девчонку. И подставился удачно, теперь она сама от тебя не отвяжется, выяснять будет, что за чудище ты такое.

— С чего я подставился? — удивился я, что она меня по имени назвала — эта ж поганка за глаза меня Олухом называет, думает, что я ничего не знаю, типа я такой большой и тупой орк, — и не сразу понял, что она сказать-то хотела.

— С того, что поняла она, что ты не человече, друг ты мой освинченный!

Она зашагала в сторону моего аквариума, и я делать нечего за ней поплёлся. Не выяснять же нам отношения, когда кругом студентики шастают.

— Сама ты освинченная! — огрызнулся я, с трудом преодолевая желание слегка поддать коленкой по обтянутой излишне узкой юбкой заднице.

— Олежек, освинченный — значит, образованный, — снисходительно так усмехнулась она, — ты ж журналы всякие читаешь, культурный уровень повышаешь…

Вот дура же баба! Дались ей эти журналы!

Что мне в аквариуме делать целыми днями? Ладно, киношку посмотреть иногда можно. Но скучно же. А диван наш, что в аквариуме с незапамятных времён стоит, журналами старыми забит «Нейшнл джиографик» — вот я и изучаю. А она издевается.

А журнал интересный, между прочим, — с картинками, я ж не виноват, что читать не умею. В Кхазаде ни один орк не умеет, и все живы, а эта… русалка без хвоста!

Не, не зря её сюда засосало, так ей, Рыбе, и надо!

— Хотя она и без тебя никуда не денется. Но ты всё равно молодец, она теперь к тебе приглядываться будет.

И вроде бы всё хорошо, и ведьмочку мы выцепили, но что-то в тоне её мне не понравилось, и очень сильно. Я за руку её ухватил и к себе развернул. Перестарался чуток, потому что голова у неё мотнулась так, как будто я ей врезал.

— Ты о чём это? — заорал я так, что эхо загуляло по коридорам. Хорошо, в этой части корпуса никого.

— О мальчишке я. Ты что, не видишь — предназначенный он? Ведьма теперь от нас никуда не уйдёт, не зря она здесь оказалась, — выдала она оглушающую новость.

Я оторопел.

— Жаль Славика-то! — вдруг совершенно по-бабьи сквасилась моя Роза, вырвала руку и рванула в сторону буфета. Оставила меня одного новости переваривать.

На тему эту мы больше с Розочкой не разговаривали. Да и что разговаривать-то! Нам даже и делать ничего не надо, как оказалось. Инициация ведьмы — штука мощная, нам достаточно рядом находиться, нас обратно в родные миры вышибет.

Никаких заклинаний, сделок, ритуалов. Точнее, всё будет, но не нам проводить. Хорошо, не хлопотно, а на душе противно.

Тут дожди зарядили.

Представляете, весь июль дождь? И август тоже. Каждый, сука, день! Посмотришь в окно, и выть хочется, а тут ещё мысли гадкие, привязчивые. Я от них даже в качалке отделаться не мог. Об инициации этой проклятущей, да о Славике бедном.

А Славик, как специально, подсуетился. Работу мне предложил — в клубе, где он сам подрабатывал, главным гайкокрутителем, как я это называю. Вообще-то он чаю зашёл попить с пряниками — он их и принёс, мои любимые шоколадные. Ну и завёл песню…

Я его сначала послал, но Славика разве ж остановишь, если он что придумает. Тут они с Рыбой как два моих ботинка — пара!

— Олег, ты подумай, работа не пыльная. Двери открывать, да за порядком приглядывать. Там камеры везде понатыканы, кнопки тревожные, с ментами всё подхвачено, да и геройства от тебя никто не требует.

Принялся он меня убеждать. Руками машет, улыбается, наушники-чебурашки на шее болтаются, а смотрю на него, и ещё тошнее на душе делается, хотя куда уж больше. Как будто брата ведьме на растерзание бросать собираюсь!

— Стелла баба правильная, умеет всё организовать. Я там уже почти два года кручусь, ни разу мордобоя приличного не случилось. И зарплата там в пять раз больше, чем здесь. И увольняться даже не нужно — попробуй сначала, работа ночная. Будет тебе там деньга капать, а здесь стаж идти.

Тут мне повезло, деканша на камере высветилась — припёрлась с проверкой мымра, хоть и в отпуске.

— Всё, давай. Мне работать надо, — вытолкал я его за дверь и принялся порядок срочно наводить.

Но визитку он мне всё-таки успел всучить — чёрную такую, а по ней серебром «Стелла. Шоу-клуб».

Пришёл домой, промок, деканша мозги вынесла, а тут Рыба крутится, напевает, довольная чем-то. Ей-то что! Ей дождь в радость. И деканша её хоть и ненавидит, как и всех, но обходит почему-то.

Мы с ней хороший подвал для себя обустроили. Дом в центе города, исторический памятник, ни продать его, ни отремонтировать. Вот мы и расположились, выход хитренький сделали, Рыба напела заклинаний, люди теперь дом обходят. Даже проверки министерские на нашу половину подвала не суются.

А нам много и не надо. Мне очаг и топчан, Рыбе бассейн, и общая комната, где мы пожрать — простите, на обед — собираемся.

Рыба ворчит на меня иногда, что из-за моих привычек мы не можем жить в обычной квартире, но я тесниться не привык.

Сели — я пиво пить и телевизор посмотреть на диване, Рыба в кресле своём устроилась — вязать.

Знаю я, как она вяжет! Под теликом аквариум с рыбками, вот она за ними и наблюдает, как кошка. И думает, что я дебил, и не вижу, что рыбки исчезают, а потом новые появляются.

Рыба нынче превзошла сама себя. Напялила на себя атласную пижаму леопардового цвета и похожа сделалась на сосиску, которая от долгого лежания на прилавке сморщилась и пятнами пошла.

В другой день я б за неё порадовался. Настоящая баба! Такой, что в океане, что на суше — везде хорошо. Купит хрень какую-то, боевую маскировочку сделает и счастлива. Но не сегодня…

Долго сидели. Не потому, что мне интересно было посмотреть, как мужики друг друга на ринге мутузят — ждал. Чуял, Рыба сказать что-то хочет.

— Не поможешь ты ему, — выдала она, наконец, — хуже только сделаешь. И его не спасёшь, и неизвестно сколько людишек положишь.

— Не темни. Срать тебе на людишек! — прикрикнул на неё, не сдержавшись.

— Не бузи, Орглух! — покачала она головой. — Равноденствие скоро.

Тут я пивом поперхнулся.

— Думаешь? — выдавил, еле отдышавшись.

Как только ковёр не испачкал?! Рыба бы меня потом запилила.

— Чувствую. С погодой видишь, что творится. Да и присматривала я за ними, — призналась она, — осторожненько. Дождик же! А я сквозь воду далеко вижу. Опутывает она его — не спешит. На чувстве вины работает. Когда время придёт, он будет рад, что всё закончилось.

Хотел было сказать Рыбе, кто она есть на самом деле. Смотрела она через воду! Но потом одумался. Если Мелкая действительно ведьма равноденствия, то вокруг неё сейчас такая воронка, что не только оборзевшую русалку не углядишь, тут и восстание зомби пропустить можно.

Помолчали.

— Не могу я его бросить! — призналась Рыба. — Ты держись поближе к нему, а я, когда всё начнётся, постараюсь помочь ему. Он же не раздумывал, когда меня спасать полез. Ты с собой его забери, и послание нашим передай, пусть думают, что делать.

Я вздрогнул. И всё-таки уронил бутылку на ковёр. Смотрел, как белая пена шапкой встаёт на сине-зелёном ворсе, и ничего кроме холода не чувствовал, как будто меня ледышек на морозе наглотаться заставили…

Что тут ей скажешь? Если кому из нас и спасаться — то ей, она ведь не просто так штаны протирала — сведения собирала, придумывала что-то…

Но спорить бесполезно, знал — хуже сделаю.

Пододвинул её чуток на кресле, удивился, до чего ж она лёгкая, а я её столько лет толстожопиком дразнил, обнял за плечи.

— Всё сделаю, — пообещал. И понял, что действительно сделаю. Сам сгорю, но Розу — Рыбу мою замороченную, не брошу. Ведь она меня спасла, и не раз. Без неё я бы не выжил.

И парня перекинем, пусть сам там выкарабкивается. А нам всего делов, помешать ведьме пройти инициацию.