1-3

1.

Храмовый маг-посредник недаром запросил за работу высокую цену. Заклятие не просто сработало — оно сработало, как было обещано. Момента смерти Роан не запомнил. Но после мгновенного беспамятства, осознав себя не на поле битвы, а на яркой цветущей поляне, понял, что случилось. Он поддернул рукав и глянул на предплечье: татуировка магов исчезла — заклинание выполнило свою роль, и он, Роан, мертв для всех, кроме себя самого и еще одного человека.

Цветы поляны так благоухали, что у бывшего наемника кружилась голова. Он вернул меч в ножны — ничем не запятнанный меч — осмотрел себя более внимательно, отметил чистую и почти новую на вид одежду и отправился искать Гаэннари, убитого неумными разбойниками, не понимавшими, что с гонца нечего взять. Налагавший заклятие маг обещал, что, когда бы друзья ни умерли, в Малом мире они окажутся почти одновременно, значит, другу не пришлось ждать долго.

Гаэн сидел на травянистом берегу прохладной сказочно прозрачной речки, и рыбачил. Возле него в выложенном камешками круге горел костер, над огнем был подвешен полный котелок, и варево уже закипало.

— Друг! — окликнул его Роан.

— Друг! — отозвался Гаэннари, поднимаясь навстречу. — Ты вовремя. Уха поспела!

Роан усмехнулся. Профессиональная привычка гонца — перекусывать как можно чаще, потому что когда такая возможность выпадет снова, он знать не мог.

— Ты не искал меня? — Роан отстегнул пояс, положил меч на землю и сел к огню. Было тепло. В Большом мире он уже обливался бы потом в толстых солдатских штанах, плотной рубашке и клёпаной куртке на меху. А здесь нет, Роан ведь и не хотел потеть.

— Я знал, что ты меня найдешь, — улыбнулся Гаэннари, достал прямо из воздуха глубокую миску, зачерпнул из котелка дымящееся варево, вытер бок миски висящим на локте вышитым полотенцем и протянул угощение другу, — попробуй.

Уха оказалась не просто вкусна, она была божественна.

— Потрясающе, — сказал Роан, наворачивая вторую тарелку, — никогда не ел ничего вкуснее.

Гаэн рассмеялся:

— Это что! Вот я приготовлю Королевский Пирог, и посмотрим, что ты тогда скажешь. Знаешь же, я мечтал стать поваром.

— Пощады! — взмолился Роан, отдуваясь. — Если у тебя обычная уха такой вкусноты, то каким будет пирог, который зовется королевским?

— Понятия не имею. Мне так и не удалось узнать полный рецепт. Но, думаю, здесь все получится и без него! Хей-хо, а не желаешь поохотиться? Тут такой шикарный олень напиться приходил!

— Только не сейчас. Но вот в «Сокровища» я с тобой сыграл бы с радостью.

Роан отставил пустую тарелку и откинулся на песок, жмурясь от самых приятных чувств на свете — тепла, сытости, радости от встречи с другом и от понимания: теперь так будет всегда. Пусть и после смерти.

— И что тебе мешает? — удивился Гаэн. Он тоже развалился на песочке.

— Я просто не взял с собой карт и фишек. Хотя… — Роан полез за пазуху и не без удивления вытащил оттуда прямоугольник свернутой карты, а потом и шелковый мешочек с фишками. — Взял!

Оттолкнувшись от земли локтями, он резко поднялся и обнаружил на месте костерка ровный, низкий, чтоб было удобно играть лежа, столик, украшенный перламутровой мозаикой. Гаэннари довольно усмехнулся:

— Я тут, пока тебя ждал, поизучал свои возможности…

— Но, чур, не мухлевать! — предупредил бывший солдат.

— Боги не мухлюют! — с нарочитой серьезностью сказал Гаэн.

— А разве мы теперь боги?

— Ага. И не говори мне, что мы это не заслужили.

… Почему-то эти последние слова заставили Роана пролежать полночи без сна на берегу, где друзья так и остались, сотворив себе по тоненькому матрацу с подушкой.

Заслужили ли они? У Роана было двое братьев-обалдуев и две сестры. Сестрам требовалось приданое, братьям — деньги на учебу одному, вступительный взнос в гильдию торговцев — другому. Роан — старший в семье и забота обо всех легла на него, когда отец покалечился на своей конюшне и уже не смог работать. Больших способностей к учебе у Роана не было, к магии — вовсе никаких. Он пошел в наемники и скоро притерпелся к такой работе. Она позволяла обеспечивать семью и даже немного накопить. В итоге сестры получили свое приданое, братья — деньги для поступления в университет и гильдию. И те, и другие, обретя самостоятельность, почти не вспоминали о брате и родителях.

У Гаэна все было иначе — единственный сын аристократической семьи а’Шеммин, он не знал недостатка и отказа ни в чем. Но родители его пристрастились к ала́ку. Снадобье замедляло старость, но стоило диких денег и вызывало привыкание. Кроме того, принимающий алак человек начинал иначе мыслить. Родители Гаэна стали бояться всех и всего, могли увидеть угрозу в сквозняке, шевельнувшем занавеску и мяуканье кошки за окном. Они заперлись и не выходили из своих комнат, не принимая никого, кроме приходящего тайком поставщика зелья. Роан за время службы разным хозяевам обзавелся интересными знакомыми, среди которых были и лекари, и ученые, и волшебники. Он расспросил всех и узнал ответ: избавить от зависимости может редкий вид магии. Нашел и мага, специалиста в этой области, привел его к Гаэннари. Волшебник запросил высокую плату за очень сложную и опасную работу. Гаэн заплатил, сколько смог, и подался в гонцы, чтобы заработать денег на исцеление родных и жизнь, и продолжал служить, пока его не убили на дороге.

…Так заслужили ли они свой собственный мир?

Утром друзья и не вспомнили про охоту — они учились управлять своей новоприобретенной силой, и первое, чего по-настоящему захотел Роан — это взлететь.

Он и взлетел, отчаянно стесняясь своего желания махать руками и громко выражать восторг, который его переполнял. Но восторг быстро погас, когда он поднялся к самым облакам.

Бывший солдат спустился вниз — спокойно и плавно, не думая о том, как делает это.

— Знаешь, Гаэн, это не мир, а остров.

— Остров? Хорошо, — улыбнулся Гаэннари.

— Чего хорошего-то? Нас обманули!

— Но чем хуже остров, если он тоже наш? Ро, это всего лишь магия, и из Малого мира еще никто не возвращался, чтобы подтвердить, что заклятье действует, понимаешь? Нам повезло! Мы тут, и мы вместе!

Роан вздохнул. Несмотря ни на что, Гаэн так и остался мечтателем и неисправимым оптимистом.

— Ну, пусть будет остров, — согласился бывший наемник.

— Ага. А ты хотел бы оказаться в этом как его… Иреме?

— Ирем? Место, куда уходит родившаяся в миру душа, чтобы повзрослеть и вернуться в мир сильной и зрелой? — усмехнулся Роан. — Моя уже взрослая, знаешь ли. Скорее всего, я попал бы в Шим, где душа доживает свое и умирает.

Гаэн засмеялся:

— Странную историю рассказывают эти новые проповедники, правда? Не обещают награды за правильную жизнь и не грозят карами за неправильную. Просто сообщают, что души рождаются и умирают. И если подумать… В этом что-то есть.

— В этом есть нормальность, — заметил Роан. — Все рождается и умирает, почему душа должна быть исключением? И если бы они как-то связали свою религию Подъема с нашей верой в Приходящих, то к ним присоединилась бы толпа народа.

— Им поверила бы толпа народа, — поправил Гаэннари. — И от этого что-то изменилось. Когда люди начинают верить, всегда что-то меняется. И когда перестают. Прекрати мы верить в Приходящих, они, может, перестали бы приходить.

Роан задумался. Он не знал, были ли Приходящие богами, к нему самому они пока не являлись. Не потому, что мало верил — Роан просто не попадал в такие ситуации, когда спасти его мог только чудесный гость. Но конечно, он верил — нельзя не верить в то, что видел собственными глазами. К командиру отряда Роана как-то раз явилась женщина, мерцавшая, менявшая облик; Роану даже померещилось, что она похожа на его мать в молодости. Приходящая попросила командира не вести отряд через ущелье Грома. Он послушался и сохранил жизнь себе и людям, не попавшим под обвал… И однажды, когда Роан лежал в лазарете после ранения, к его страдающему от боли товарищу подошел такой же изменчивый, меняющий очертания старик. Посидел у постели больного, негромко говоря с ним, и отправился восвояси. Раненый после этого визита быстро поправился.

Приходящие были реальны, а новые, невесть откуда взявшиеся проповедники ничем не могли доказать, что Подъем — развитие и умирание души — реален, или что для этого нужны какие-то специальные миры. Впрочем, служители в Храме Приходящих тоже не могли доказать существование личного мира, куда человек отправлялся после смерти для новой, бесконечной жизни, а храмовые маги — что специальное заклинание может отправить двоих в один мир. Но Роан и Гаэннари поверили и заплатили за возможность оказаться вместе и после смерти. И получили то, что хотели.

2.

Третий день на острове. Правда, дни тут сменялись ночами только когда обоим надоедал свет. В прошлый раз друзья даже поспорили, гасить ли солнце или сделать так, чтобы оно ушло. Речной берег легко и естественно стал их любимым местом. Или просто остальная часть острова интересовала друзей меньше, чем они интересовали друг друга. Двое никак не могли наговориться.

— А помнишь, как мы верили, что если рыжая собака перебежит дорогу, то это к большой удаче?

— Угу, гонялись за окрестными псами как сумасшедшие, и так запугали четвероногих, что они с улиц совсем пропали, — Гаэннари хихикнул. — А помнишь, как ты прибежал ко мне, весь красный, и сообщил, что тебя только что поцеловала девушка, и не кто-нибудь, а сама Майрет...

— Помню! А ты так и не понял, чего тут краснеть. Поцеловала и поцеловала. Может, ей надоели назойливые поклонники, а ты всегда ее потихоньку любил и не надоедал…

— А помнишь, как я дал тебе попробовать наш гонцовский эликсир?

— Пакость еще та, — поморщился Роан.

— Точно. Но лучше выпить глоток гадости и доставить послание, чем упасть и умереть от усталости или болезни. У кого есть деньги, те используют заклинания и амулеты, они более щадящие...

— А помнишь менестреля, который пел о драконах, а потом подрался из-за них, когда какой-то слушатель назвал крылатых рептилий змеюками?

— Еще как помню! Стражи еле оторвали его от обидчика. Но песни у него были красивые, не спорь! А помнишь?..

И это продолжалось, пока они не поняли, что по-прежнему связаны общими воспоминаниями. И тогда, наконец, возникла пауза, недолгая, потому что Гаэннари задал вопрос, который заставил Роана окаменеть:

— Сколько лет нас разделяет?

Это могло звучать иначе: сколько ты прожил без меня и тосковал ли обо мне и не ушел ли раньше срока, но Гаэн выбрал именно такую форму. Лишнего он знать не хотел, и тосковал ли друг по нему — такой вопрос и правда был лишним.

— Семь, — едва ли не кожей ощутив, каким будет следующий вопрос, бывший солдат добавил: — А твои родные в порядке. Я заплатил магу остаток долга за тебя, и он провел ритуал и избавил их от зависимости.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Гаэннари и улыбнулся. — Как думаешь, мы и правда мертвые? И если так, то что мы теперь такое?

— Люди, как и до смерти, — пожал плечами Ро, — И боги, как ты сказал. Не думай об этом, не надо.

— Есть куча вещей, о которых мне не надо думать, — Гаэн пропустил меж пальцев травинки. — Например, о том, что из моего тела теперь растет трава. И будет расти из твоего. И что, может быть, и мы-здешние, как трава, тоже растем откуда-то… Я мечтаю стать драконом.

— Вроде ты увлекался кулинарией, а не летающими змеями, — заметил Роан осторожно, удивленный сменой темы.

Гаэн отмахнулся:

— Я могу стать поваром-драконом, не находишь? Что ты ржешь?

— Извини, — с трудом успокоившись, сказал Роан, — просто представил себе… здоровенная рептилия на не менее здоровой кухне среди сковородок… дракон в кухонном фартуке, о, Приходящие!

— Драконы не рептилии! Они уникальные существа! И потрясающе красивые! И мудрые…

— Жаль только что их, таких славных, не существует, — перебил Роан. — Тебя увлекли сказки того менестреля из таверны старины Гро и заразила его вера.

— А тебя нет?

— Отчасти. Понимаешь, — Роан сорвал и закусил травинку, она была кисло-сладкой, как он любил, — я смотрю на все иначе. Мы же не захлебываемся восторгом от того, что мы — люди? Драконы красивые, да, но существуй они, то были бы разными, как и мы. Облик не определяет сущность. Я гордился бы нашей дружбой, будь ты хоть кем. Это все равно был бы ты.

Гаэн задумчиво пересыпал песок из ладони в ладонь.

— Не уверен, что это был бы тот же самый я. Смена формы мало что значит, но когда… но если привыкнуть, что ты дракон, то вести себя станешь по драконьи. Ведь так?

Роан улыбнулся. Гаэн, как всегда, задавался самыми странными вопросами.

— Ну, попробуй, — сказал он.

* * *

На следующее, четвертое утро Роан проснулся вторым — и Гаэна уже не было на его месте. Бывший солдат не спешил подниматься; он лежал на спине и смотрел, как в медленно светлеющем небе гасли звезды, как на востоке — он назвал сторону, где всходило солнце, востоком и больше не заморачивался — разливается алое сияние. А потом по небу промелькнула тень, на миг заслонившая собой все — и утренний перламутр, и последнюю звезду. Ни в этом мире, ни в Большом Роан не видел таких огромных птиц. Он поднялся, умылся водой из реки и, сев на песок, стал наблюдать.

В небе летал дракон; золотисто-рыжий, грациозный, стремительный.

— Вот же зараза! — с чувством сказал Роан, поняв, что не ошибся.

У Гаэннари всегда было прекрасное зрение; должно быть, и теперь он заметил с небес проснувшегося друга, спустился на землю, пробежал по песку и замер, сложив крылья.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Я не девушка, чтобы ты мне нравился, — проворчал Роан, и ясные глаза Гаэна помутнели. — Что такое, что случилось?

— Ничего, — дракон склонил изящную чешуйчатую голову, — просто тут нет двух вещей — смерти и девушек.

— Ты по ком-то скучаешь? Прости, я не знал. А почему смерти нет? Потому, что мы уже умерли?

— Нет, Ро. Просто когда я учился летать, то упал… Поднялся слишком высоко и почему-то снова стал человеком… Не помню, как рухнул, но очнулся в лесу. Ничего даже не болело. Раз я жив, то ее тут нет.

— Но я надеюсь, ты не станешь повторять эту глупость, чтобы проверить…

— Нет, конечно! Но у нас с тобой, понимаешь, теперь есть вечность на двоих! А может не на двоих? Тебе не хочется, чтобы на Острове был кто-то еще, кроме нас?

— Гаэн, я не уверен, что хочу прямо сейчас видеть своих родственников, — поморщился Роан. — Да и не появятся они тут… только их образы, которые мне, может, и удастся наполнить жизнью. Но ведь это совсем не то.

Дракон переступил с лапы на лапу.

— Человек не может жить только собой и своей памятью, но здесь есть ты, — сказал он, отвечая скорее собственным мыслям, чем другу. — Получается, я вольно или невольно взвалил на тебя необходимость давать мне все, что давали родные. Но возможно, ничего не понадобится. Я не знаю, чего мне тут будет не хватать. Это же совсем другой мир.

— Я дам тебе все, что нужно, — сказал Роан, отчаянно жалея, что затеял этот разговор. Думать о сложном не хотелось.

— А я — тебе, — дракон опустил крыло к ногам друга, — залезай, полетаем.

Роан усмехнулся, и, игнорируя крыло, ловко запрыгнул на спину дракону.

— Выпендрёжник… — проворчал Гаэн и взлетел.

На высоте все-таки было прохладно, и Роан подумал о куртке на меху, которая тотчас появилась на его плечах. Чем выше они летели, тем меньше ему нравилось. К горлу подступал страх… Оказалось, что Роан боится большой высоты. Он не хотел портить другу удовольствие и не сказал об этом, а занял паникующий ум размышлениями. Выводы бывший наемник изложил, когда они приземлились.

— Наверное, у нашей силы есть граница не только в небе.

— Что? — рассеянно спросил Гаэннари, наверное, еще не отошедший от полета.

— Если на большой высоте сила тебе отказала и ты потерял драконий облик, то вероятно, есть ограничение на действие силы. Оно должно быть и в горизонтальной плоскости тоже, логично?

— Ро! Ты хочешь знать, как далеко мы можем зайти, заплыть или залететь?

— Нет, только что есть вещи, которых мы не можем делать. А еще понять, насколько хватит нас самих и этой силы.

— Знаешь, жадничать еще слишком рано, — с легким укором произнес Гаэн, принимая человеческий облик. Достал из воздуха два апельсина, один бросил другу.

— Это не жадность, а практичность, — не согласился Роан, поймав апельсин. — Но, наверное, силы хватит, чтоб воссоздать твою маму или девушку.

Гаэн задумчиво сел на песок, начал снимать кожуру со своего апельсина.

— Пожалуй, я тоже не буду с этим торопиться. Моя мама совершенно уникальный человек, второго такого нет и не будет, — сказал он, зевнув. — А девушки могут и подождать.

3.

Но девушка все же появилась — она пришла невесть откуда, когда друзья сидели на берегу и азартно пытались вырастить каждый свое апельсиновое дерево из оставшихся от вчерашних «яблок солнца» косточек. Деревья расти не хотели, особенно на песке — именно поэтому оба занимались этим тут — но силе все-таки подчинялись, и медленно, но верно поднимались все выше и выше.

Дерево Роана заметно отставало в росте. Если бы надо было материализовать оружие — как вчера, когда он создавал одно за другим реальные и не очень экземпляры игрушек для героев — вряд ли друг смог бы с ним равняться, а деревья… Почему-то у Гаэннари, снова принявшего облик дракона, это получалось лучше.

— Все, сдаюсь! — воскликнул Роан. — Ты победил!

— Ур-р-ра! — закричал дракон, упал на спину и затряс в воздухе лапами. Вышло очень смешно.

Роан засмеялся и, пока друг валялся на песочке, попытался «уравнять» апельсин Гаэна со своим, уменьшить его — это казалось проще. Но не вышло — созданное другим ему не подчинилось.

— Что ты делаешь? — спросил Гаэн, который лег, раскинув по песку крылья. Наверное, он заметил, как друг сосредоточенно хмурится, пристально глядя на его дерево.

— Да вот… похоже, у меня нет власти над твоими творениями.

— Хм, — дракон сосредоточенно наморщил нос, — а у меня — над твоими.

Это было новое. И это условие влекло за собой другое — вероятно, они не имели власти и друг над другом. Роана удивила эта возникшая вдруг мысль, а потом он просто отправил ее на дальнюю полку разума, куда складывал все лишнее.

Но Гаэннари, упрямый, кажется, попробовал снова и минут через пять добился того, что на ветке выращенного не им апельсина появилась яркая взъерошенная птица.

— Ага-а, — довольно сказал он. — Значит, изменить нельзя, а добавить что-то запросто… Ой, — рыжий дракон приподнялся и стал смотреть вдоль кромки прибоя

Роан тоже посмотрел. По берегу шла девушка, с каждым шагом приближаясь к ним. Походка ее была легкой, на лице играла беспечная улыбка, короткие темные волосы отблескивали алым на ярком солнце, подол длинного серого платья мел песок.

— Здравствуй, — сказал Роан, когда она подошла и села рядом с ним. — Как тебя зовут?

Девушка подняла прутик и что-то написала на песке.

«Лум».

Гаэн, не думая, что это может ее испугать, превратился в человека.

— Я Гаэннари, а он — Роан. Ты не можешь говорить?

Гостья снова тронула песок прутиком.

«Я пришла». Кажется, это было ответом, если прочесть, как «я пришла не для того, чтобы говорить».

Гаэннари улыбнулся, потом сделал театральный жест и на прутике Лум расцвел белый многолепестковый цветок. Девушка сорвала его и вплела в волосы, поблагодарив кивком. Глаза у Лум были синие, как у старшей сестры или мамы Роана.

Ему вдруг захотелось показать, что он тоже что-то умеет. Роан поднялся, отряхнул с одежд песок и обернулся пятнистым горным львом.

Девушка не удивилась и не испугалась нового превращения. Она встала с песка, взяла за руку Гаэннари, а вторую свою руку положила на спину льва. И стояла так, пока Роан-лев не пошевелился, а потом — ушла туда, откуда пришла, по самой кромке прибоя, где море легко стирало ее следы.

— Почему лев? — спросил Гаэннари, когда она исчезла, и никто из них уже не мог бы сказать, что девушка на самом деле была тут.

— Не знаю. Так получилось, — честно ответил Роан, растягиваясь на траве всем своим звериным телом. — Не знаешь, кто она? Не твое творение?

— Нет. Сначала подумал — такая же, как мы. Но ведь тут у нас с тобой есть сила менять себя, а она не говорит, значит, не может это исправить. Или просто не хочет?

— Наверное, мы узнаем потом, — ответил Роан, глядя на след узкой девичьей ступни, оставшийся в песке.

— Значит тут будет еще интереснее… А я хотел бы иногда приходить к тебе в гости!

— Чего? Как это? — удивился Роан.

— Ну вот так… если бы у тебя был дом в одной части острова, а у меня в другой… то мы могли бы ходить друг к другу. Радоваться каждой встрече.

— Я и так рад — тому, что мы вместе. Рад и счастлив.

— Постоянно? — спросил Гаэн и кинул камешек в присевшую на траву бабочку. Насекомых, кажется, никто не создавал, они тут просто были.

Роан задумался:

— Нет, конечно. Постоянно улыбаться — лицо устанет. Мне легко и спокойно — этого хватает.

— И мне тоже. Но представь, что я все-таки пришел к тебе в гости…

— Да, друг, чую, эту мысль из твоей головы так просто не выбьешь, — Роан, наконец, сдался. — Можно поделить остров… Видел трещину в земле в наших джунглях? Давай часть острова, что слева от трещины, будет твоя, а правая — моя… И все же интересно, откуда взялась Лум.

— Не знаю, — ответил Гаэннари, глядя на море, — но подумаю. Тут у меня на это есть время. И уверен, что, так или иначе, но загадку разгадаю. А ты бы все-таки попробовал создать себе подругу. Чтоб не скучать, когда уединишься на своей половине острова.

— Не думаю, что хочу, — проворчал Роан, оборачиваясь человеком; обратная перемена всколыхнула чувства — ностальгию по движению, быстрому бегу или любому делу. Кажется, он, наконец, отдохнул досыта. — И вообще — это же вроде ты скучаешь по девушкам.

— Не по девушкам, — Гаэннари поднял и бросил в волну камешек, — а по своей работе. А ты по своей нет? Не хочешь помериться со мной силой?

— Драться? — удивился Роан. — Ну нет! С тобой — никогда!

— Не стоит произносить это слова, — усмехнулся Гаэннари, снова превратился в дракона и расправил крылья. — Если в твоем запасе нет другого — «всегда». Впрочем, у нас-то оно есть.

И оттолкнувшись от берега, взлетел и помчался на закат.

Роан проводил его взглядом со странным ощущением — что тот, кто улетает, не его друг, а незнакомец, которого только предстоит узнать.