4-6

4.

Деревья на песке не исчезли: они разрослись, переплелись ветвями. И друзья на самом деле поделили остров, сделали каждый себе по дому и ходили в гости друг к другу. Неделю подряд это было довольно весело. Роан готовился к приходу друга с утра. Делал дом более просторным, добавлял комнат или мебели, вытирал пыль, иногда даже подметал и мыл полы, хотя мог просто подумать, чтобы стало чисто. Но все чаще хотелось приложить к делу не мысль, а руки. Поэтому он не менял цвет ставень с помощью силы, а перекрашивал их, пока не нашел понравившуюся раскраску — желто-синими ромбами. Вспомнил искусство плетения из веревочек — младшая сестра училась этому, пришлось научиться и ему, помогавшему Хис разбираться в схемах — и оплел и без того красивый пузатый графин узорчатым кружевом из красно-оранжевой бечевы. Собственноручно выточил новую ножку для столика, который сам же и поломал, наткнувшись на него в темноте. Все, к чему приложил руки, жалко было «исчезать», и дом обретал все больше постоянных черт и вещей.

К Роану приходила Лум, и каждый раз рассматривала его, словно видела впервые. Пристальное внимание сначала сильно напрягало, потом он привык. В девушке было что-то знакомое, уютное. Всегда одетая в одно и то же серо-голубое платье с серебристой тесьмой по краю подола и рукавов, темноволосая, неизменно спокойная Лум появлялась неожиданно и внезапно уходила, но это тоже казалось правильным и естественным. Цвет глаз у нее менялся, становясь то синим, как у старшей сестры и матери, то карим, как у братьев, то серым, как у отца и второй сестры. Девушка напоминала ему кого-то из родных, неуловимо, чертами лица, характерными жестами, даже привычками. У Роана появилась забавная игра: еще издали, пока она не подошла, угадать в ней одного из близких — по походке и прочим мелочам, памятным и знакомым. И он с удивлением понял, что несмотря на усталость от постоянной и нелегкой обязанности заботиться о семье, любит своих родных и скучает по ним гораздо сильнее, чем думал.

Иногда он охотился. Для охоты пришлось создать десяток зверей — увиденный Гаэннари олень так больше и не появился, — и, кажется, Роан что-то сделал не так, потому что все эти зайцы и лисы не имели запаха, даже для чуткого львиного носа. Но во время охоты в груди под золотистой шкурой звериной ипостаси Роана просыпалась особое чувство: бывший солдат начинал ощущать созданного им зверька, прячущегося вон в тех зарослях… И другого в тех. И третьего в дупле на раскидистом дереве. Чувство напоминало теплое ощущение родства или радость от встречи друга и нравилось Роану само по себе. Он нарочно сотворил много разного, а не только дичь, чтобы почаще встречаться с ним. И научился делать так, чтобы пойманная жертва словно впитывалась в него, тая под звериными лапами, принося с собой ощущение, схожее с легким опьянением.

У Гаэннари было свое увлечение — пекарня. Возможно, для него стало таким же открытием, что он может провести долгое время без друга и не затосковать, но бывший гонец увлекся и вряд ли замечал, что один. Он пытался восстановить рецепт «Королевского пирога», а когда испек такой или похожий — приготовил «Нежное мясо в пряном соусе с орехами по-архадски», овощное рагу, которое «не стыдно подать на стол Приходящим, если у богов есть стол», состряпал фигурное печенье «Утро-день-вечер-ночь» — каждая печенюшка своего, особого вкуса, вида и цвета, «волшебную кашу, которая меняет вкус во рту едока»… Сначала его занимали настоящие рецепты, потом сказочные, и о тех и других он рассказывал взахлеб, с восторгом и увлечением.

Запах одного из таких блюд и заставил Роана вернуться с едва начатой охоты. Он бегал львом по лесу, когда ощутил божественный аромат… В итоге лапы принесли его к дому Гаэннари, где Роан перетек в человеческую форму и вошел к нему на двор. За то время, пока Роана не было, в саду, окружавшем дом Гаэннари, добавилось деревьев. И еще он заметил какие-то кусты с листьями очень знакомой формы. Бывший солдат подошел, чтобы посмотреть ближе.

— Это чай! — сказал вышедший из пекарни и чем-то донельзя довольный Гаэннари. — Я вырастил его, чтобы заваривать, потому что заварка, которую создаю, дает совершенно безвкусный напиток.

— Легких путей не ищешь, да? — усмехнулся Роан, сорвал лист, размял в пальцах и понюхал. — И правда, пахнет чаем. А я-то думал, где видел такие листья? На коробочках в чайной лавке, конечно!

Гаэннари кивнул:

— На них. А я все-таки приготовил ароматный суп с клецками и зеленью.

— Вижу. Вернее, чую. Угостишь, или сам слопаешь?

— Угощу, конечно! Какая радость все одному съесть? А кстати… почему ты не приводишь свою девушку?

— Лум не моя девушка, она просто девушка. И она… хм… появляется не до визита к тебе, а сразу после. Почти всегда, — Роан повспоминал последнее визиты и согласно кивнул: — Точно. Всегда.

— Она тебе нравится? — с улыбкой спросил Гаэннари.

Роан слегка удивился вопросу, подумал и кивнул.

— Да. Но не как девушка. Она, знаешь… все время родных напоминает, то одного, то другого. И это приятно.

Гаэннари смотрел в пустоту.

— Мне все напоминает о них. Даже камни. Знаешь, я немного боюсь, что начну по ним тосковать. Ведь здесь с этим ничего сделать нельзя. Воссоздать — легко, но ты прав и это будут не они… а какой-то самообман. А ты не мог бы привести Лум? Может, я тоже увижу в ней родных.

— Я попробую ее уговорить, — пообещал Роан.

Он и в самом деле попробовал. В следующий раз, когда Лум пришла, посидела с ним и собралась уходить, взял ее за руку, задержав на пороге.

Девушка посмотрела вопросительно.

— Не уходи. Гаэннари просил привести тебя в гости.

Лум качнула головой — ясно читаемое «нет». Роан еще немного подержал ее руку в своей и отпустил, не решаясь останавливать.

5.

Домоводство оказалось очень увлекательным занятием. Выходило, что можно собрать свой дом из того что нравится: удобной и красивой мебели, обоев, ковров или паркета, расположения вещей внутри каждой комнаты и расположения самих комнат, украшения интерьера или отсутствия украшений. Такое было возможно и в Большом мире, но там Роан, озабоченный устройством чужого быта, не имел ни времени, ни возможности устраивать свой. Именно сейчас он начал замечать детали, делающее окружающее уютным или не очень. Роан менял одно на другое, добавляя комнат и этажей, делал крышу остроугольной и круглой, с башенками и без, погружал дом наполовину в землю и создавал систему подземных комнат в мрачно-сказочном стиле, помещал жилище на дереве или устанавливал на высоких столбах, даже поднимал под облака, делая парящим. В душе Роана зародилось и росло удивительное ощущение: свободы, счастливого понимания, как создавать красивое, и осознание собственной способности мочь и хотеть больше, чем просто прожить как-нибудь этот месяц и этот год. Теперь он мог планировать и следовать планам.

Когда опьяняющее упоение слегка схлынуло, Роан понял, что прошло много дней — он смутно помнил, как садилось и снова вставало солнце. Бывший солдат чувствовал себя счастливым и немного усталым от перемен. Он осмотрел весь дом от порога до крыши. Это было именно то, его мечта, о которой он раньше и не подозревал. Мечта о теплом, ласкающем душу уюте. Понимание, что уют важен, было таким же уютным.

Лум появилась, когда он совсем уж закончил и любовался домом снаружи. Подошла, тихо тронула его за плечо, улыбнулась.

— Красиво, правда? — спросил он, и девушка кивнула, потом повела рукой, словно очерчивая пространство, окружающее дом. Роан понял.

— Да, наверное, сделаю сад, — кивнул он. — А может быть, и нет. Мне нравится пространство.

Лум смешно по-детски пожала одним тонким плечом. Сегодня она была точь-в-точь как его младшая сестра. Она и повела себя как серьезная и решительная Хис — вошла в дом не с видом гостьи, а как хозяйка, готовая добавить что-то к уже существующему уюту или самой стать частью этого уюта. Роан шагнул было за ней, но передумал. Хотелось повидать друга и, возможно, Лум дождется его возвращения.

Гаэн уже был занят не пекарней: он вкапывал большой цветочный куст. Огород казался вполне ухоженным. Его рядками окружали деревья, а грядки были натыканы плотно и причудливо, создавая лабиринт. В итоге Роан изрядно проплутал, прежде чем подошел к другу, терзавшему землю короткой садовой лопаткой.

— Ну ты наворотил…

Гаэннари вскинул неожиданно злой взгляд:

— Попрошу без критики. Помогай, а не болтай.

— С радостью, — Роан опустился на корточки, взял с земли крошечные, почти детские грабельки. — Скажи, чем помочь.

Друг вздохнул и, вонзив в землю лопатку по самую рукоять, достал из воздуха тряпицу, вытер руки и лицо.

— Пока ничем. Сам хочу. А может, все брошу и опять займусь пекарней. Или моделями кораблей. Видел в нашем городском «Музее Ручной работы» комнату с моделями? Шикарные, глаз не отвести.

— Ты вроде ничем таким не увлекался, — удивленно заметил Роан.

— Не увлекался, а теперь хочется попробовать. Времени много, на все хватит. Присоединишься?

— Может быть. Кстати, наши деревья апельсиновые помнишь? Они до сих пор растут.

— Ну пускай себе растут, — пожал плечами Гаэн, снова беря лопатку. — А ты знал, что некоторые семена надо лишь присыпать землей, а не закапывать? Или вот: иногда в воду для полива добавляют сахар.

Он пустился рассказывать, лихорадочно, не давая другу вставить хоть слово. Роан подумал немного, наклонился к земле и принялся выкладывать дорожку между грядками плоскими камешками, появлявшимися по желанию прямо в его руках. Быстро надоело создавать по одному, и Роан сделал целое блюдце, наполненное плоской галькой. Гаэннари продолжал копать, сажать и болтать. Бывший солдат быстро заскучал от однообразных рассказов, но слушая друга, выкладывал камешки не просто так, а полюбившимися ему ромбами. Он увлекся и не сразу заметил тишину. Гаэннари молчал.

Роан поднял взгляд. Друг сидел на земле, вытянув ноги, и смотрел на его работу.

— В общем-то красиво, — сказал он. — Похоже на вышивку на платье твоей девушки.

Гаэн перевел взгляд на ближайшую пустую грядку, из которой вдруг один за другим полезли ростки. Вытягивались, набухали бутонами на конце стеблей и раскрывались цветами — пестрыми, всех оттенков оранжевого, алого и желтого. Гаэннари нарвал букет и протянул Роану.

— Вот. Можешь передать ей?

— Могу, — Роан посмотрел на недоделанную дорожку, создал вазу с водой, поставил в нее букет и снова взялся за камешки.

— Да брось ты это, — сказал вдруг Гаэн с раздражением. — Завтра, может, замок тут построю или озеро сделаю.

— Значит, сделаешь, — согласился Роан, прекращая работать, чтобы не раздражать друга.

— Вот-вот. Отдал бы Лум цветы, пока не завяли.

Роан подумал. Потом еще раз подумал. Взял цветы и, махнув рукой другу, ушел.

Но Лум в доме он уже не застал, и пришлось поставить цветы в воду. А на следующий день, когда девушка пришла, они уже исчезли.

6.

Пару дней ничего не менялось: Гаэн продолжал копаться в земле со все большим остервенением, растения в его саду отчаянно цвели, наверное, не сами, а с помощью силы, но сад почему-то приобрел неряшливый и запущенный вид. А может, это лишь казалось Роану, ощущавшему все растущее напряжение. Надо было разобраться с причиной, но он не знал, как к этому подступиться и где искать причину.

А потом Гаэннари пришел к нему сам, нервически веселый, одетый непривычно ярко и франтовато. Роан, оставивший на время преобразования дома, пытался сделать веревочную оплетку проволочного полумесяца, которая никак не получалась. Он не мог понять, в чем ошибка, и почему, работая по схеме, получает в итоге хаос перепутанных нитей.

— Бросай все, — не здороваясь, сказал Гаэн, потянув за веревку, попытался отнять у Роана работу, и вмиг затянул узлы, которые тот старался развязать. — Пошли, побродим.

— Просто побродим или у тебя есть цель? — Роан без сожаления бросил свой полумесяц. — Хочешь поискать Лум?

— Толку ее искать, — поморщился Гаэн. — Она просто исчезает каждый раз. Я летал и видел. Знаешь, странно: вот она есть, а вот я моргнул — и ее уже нет. Спросить бы, так не ответит. Ну, ты идешь?

— Пожалуй, иду, — Роан встал с кресла, выпрямив затекшую спину. — Стоит прогуляться.

— Точно, — Гаэннари огляделся. — Построил крепость и запер себя в ней. Гляди, однажды приду брать приступом твой Белый Замок.

— Дом не замок. И он не белый.

— Я заметил. Сиренево-голубыми ромбами. Aйда уже.

Они вышли из дома, и Гаэн сразу же направился вглубь острова, в чащу. Очень целеустремленно — друга он не ждал и шел слишком быстро. Остановился Гаэннари только возле щели, ставшей для друзей границей, чертой раздела. С того раза, как Роан видел ее в последний раз, трещина сделалась больше, протянулась в обе стороны, исчезая среди покосившихся стволов. Ее еще можно было перепрыгнуть. Но Гаэн не стал пытаться.

— Поддержи меня, — не оборачиваясь, попросил он. — Поиграй со мной. Помнишь, как в детстве? Поиск сокровищ в городе, разделенном на несколько частей, опасных, безопасных, сравнительно безопасных… Мы видели необычное во всем, придумывали себе приключения и врагов и сражались с ними. Мне сейчас надо отвлечься.

— От чего? — спросил Роан, подходя.

— От себя и того, что во мне… — Гаэннари все еще не глядя на друга, отошел на несколько шагов в сторону, и фигура его изменилась, словно усохла… Он устало и как-то болезненно-медленно опустился на землю, точно раненый, который боится потревожить рану.

— Что с тобой? — тут же оказавшись рядом и ища взглядом то, чего быть не могло — ведь ранить Гаэннари на острове некому, и не мог же он сам захотеть, чтобы рана появилась! — спросил Роан.

— На меня напали, — ответил друг тусклым безжизненным голосом, — я нес тебе вторую половину сокровища, чтобы соединить с твоей, а его отняли у меня. Я даже не видел, кто… Надо найти того, кто забрал наше сокровище.

Роан не знал, о каком сокровище речь, но предпочел довериться другу и ответил, поддерживая игру:

— Да, пойдем искать.

На его счастье, у Гаэна был план:

— Половинки всегда притягиваются. Если взять твою часть сокровища, то она покажет нам, где вторая. Она же у тебя дома, верно?

Роан кивнул — ничего другого не оставалось. Помог другу встать и идти обратно, к «замку».

В доме Роану пришлось сделать вид, что забыл, куда спрятал «сокровище». Гаэннари это не смутило. Он нахмурился, потер висок:

— Я найду, я его чувствую, — и долго ходил по дому, оглядываясь, сдвигая и переставляя вещи, пока не пришел на чердак. И там он обнаружил небольшой сундук, которого Роан не создавал. С просветлевшим лицом друг открыл его и достал статуэтку, золотого дракона. Стоило к ней прикоснуться, как Гаэна окутало огнистое сияние, шумевшее, как мельница, перемалывающая зерно. Что-то навалилось на Роана, подвинуло его к стене… Когда сияние погасло, он увидел дракона на чердаке. Пол трещал под его весом. Роан хотел попросить друга вернуться в человеческое тело, но не успел — они оба со страшным грохотом провалились на первый этаж.

Выбравшись из обломков — кое-как стояли две стены, все остальное было разрушено — Гаэннари торжествующе поднял вверх лапу со статуэткой.

— Я сохранил ее!.. Но на нее было наложено заклятье, и теперь мне оставаться драконом, пока не найдем вторую.

Никто из них не пострадал и не поранился, хотя Роан чувствовал себя странно. Словно вдруг заснул на минуту, а потом проснулся немного другим.

— Ты же сам хотел быть драконом, — заметил он. Дома было ужасно жаль, и особенно — вещей, сделанных своими руками.

— Но только не так, — Гаэннари не объяснил разницу. — Извини за дом. Я построю тебе новый.

Роан не ответил. Ради игры, притворства творились настоящие разрушения. Стоило ли оно того?

Гаэннари встряхнулся, сбрасывая с себя кусочки штукатурки и пыль.

— Забирайся на меня и летим. Сверху можно быстрее увидеть нашу цель.

Снова пришлось залезать на спину дракона, хотя этого очень не хотелось, и Гаэннари быстро поднялся в небо — выше, чем в первый раз.

Никакой радости от «игры» Роан не испытывал, и Гаэннари, кажется, тоже, но почему-то продолжал ее. Таскал друга за собой по острову до ночи, а ночью они устроились отдыхать на берегу реки. Перед сном предались воспоминаниям. Это было почти то же «а ты помнишь», что и в прошлый раз, просто Роану было не до того, и потому беседа не затянулась. Гаэннари уснул, Роан долго лежал без сна и думал. Не отпускали мысли о порушенном доме и рукодельных вещах, погибших вместе с ним. Или нет? Он хотел как можно скорее узнать, что потеряно навсегда, а что можно восстановить.

Стоило заснуть, как его разбудил страшный шум. Было темно, костер погас и даже звезды не светили, и в темноте слышались звуки битвы — топот, удары, вскрики. Роан попытался зажечь костер, но не сумел. Нашарил на земле камень, представил, что он светится, и кинул засиявший булыжник вперед. Туда, где Гаэннари-дракон дрался с какой-то тенью, силуэтом, которого не прояснил свет.

— Помоги! — крикнул Гаэннари и тут же получил удар теневым мечом под крыло.

Роан кинулся вперед, на ходу создавая привычный ему прямой клинок без гарды, и пошел в атаку на тень. Но та увернулась, влилась в окружающую темноту, исчезла.

Дракон лежал на земле и трясся как в лихорадке. Рана кровоточила. Роан осмотрел ее: кажется, неглубокая. Он знал, как лечить человека, но не представлял, что делать с драконом.

— Там… возле наших деревьев… растет трава. Она исцелит меня, — слабым голосом произнес Гаэннари.

Роан кинулся прочь, на третьем шаге приняв облик льва — так быстрее было бежать.

Сорванную и принесенную к снова пылающему костру траву пришлось заваривать, а отвар вливать в пасть дракона. Гаэннари не желал ни принимать облик человека, ни заращивать рану. Но она заросла на глазах, стоило ему выпить «лекарство».

— Мне уже лучше, — сказал он, снова опуская голову на траву. — Но пойти с тобой я не смогу. Вот, возьми: — Он достал откуда-то статуэтку, протянул другу. — Она поможет.

Роан взял, без страха, что тоже во что-то превратится. Гаэннари ждал… А бывший солдат в свою очередь ожидал новых слов или указаний друга, пока не понял — надо просто идти. И отправился на поиски вещи, которая позволила бы завершить игру.

Статуэтка, конечно, ничем не помогала, разве что делалась почему-то то легче, то тяжелее. Роан сделал несколько кругов вокруг разрушенного дома, но не пытался взглянуть на развалины пристальнее. Пересек остров из конца в конец, и еще раз, ничего не находя, и просто не имея желания искать, слонялся, до самых сумерек. Сегодня они наступили рано. Войдя в чащу и выйдя из нее, он увидел за холмом странное мерцание и пошел на свет. Сияние исходило из пещеры в холме. Гаэннари вошел; мерцали стены, пол и потолок. Ход вел к развилке, а там ему пришлось выбирать направление. Роан равнодушно свернул налево.

Он повернул еще три раза, прежде чем вышел в зал, где на троне, высоком и слишком большом для нее троне, сидела Лум.

— Ты все же нашел меня, — сказала она, голос был чужой, Роан никогда не слышал ее голоса, но был уверен — Лум говорит иначе, и сделанный ею жест — короткое движение пальцев — чужой тоже. Нет, это была не девушка, которая казалась ему похожей то на сестер, то на братьев, то на родителей, а кто-то другой.

— Пришел забрать это? — сидящая на троне показала ему статуэтку, льва, на вид серебряного.

— Да, — ответил он, не зная, как себя вести. — Ты отдашь ее мне?

— Отдам, если разгадаешь загадку. Слушай.

Она прочна, но может хрупкой стать,

Одна на всех — защита и опора.

Лишь раз один достаточно предать,

А иногда хватает просто спора.

Разрушив вмиг, что строил на века,

Заплачешь на обломках обгорелых.

Так береги сокровище, пока

Оно тебе принадлежит всецело.

Девушка усмехнулась.

— Уверена, что ты знаешь ответ.

— Дружба, — ответил Роан, происходящее все больше повергало его в тоску, давая то самое ощущение — на обгорелых обломках. — Это дружба.

— Правильно, — усмехнулась она. — Но я не могу признать твою правоту. Потому что иногда нужно отказываться от сокровища в пользу другого сокровища. И тебе стоило бы подумать над ответом хоть немного.

И тут же оказалась рядом с ним с мечом в руке и напала. Роан отступил, увернулся, и еще раз, а потом ему все же пришлось создавать меч и отражать удары. Стиль, которым дралась эта не-Лум, был ему незнаком, кажется, в нем было понемногу от нескольких. И одолеть ее оказалось трудно. Но чем дольше длилось сражение, тем больше выцветала, делалась прозрачной, призрачной его противница. Тенью, как ночью на берегу. В какой-то миг она просто исчезла, так и не дав коснуться себя мечом. Бывший солдат постоял несколько минут, переводя дыхание, потом забрал с трона статуэтку и покинул пещеру. Стены ее медленно гасли, и идти пришлось в полутьме.

Гаэннари ждал его у входа в облике человека.

— Ты молодец, — сказал он, беря из рук друга статуэтку и соединяя ее со второй. Лев и дракон не сочетались вместе, и, кажется, дело было вовсе не в разных металлах половинок статуэтки. — Настоящий друг.

— Я не понимаю, — сказал Роан, наконец-то разрешив себе выпустить раздражение. — При чем тут Лум?

У Гаэннари сделалось растерянное лицо.

— Ни при чем. Нам нужен был противник, и я попытался им стать… Там, в пещере, это был я. Не смог перевоплотиться в кого-то другого, представляешь? Даже в чудовище. Я придумал его заранее — похожее на быка с крыльями, в которых лезвия вместо перьев. Такая устрашающая нелепица. Но не сумел стать чудовищем. Только тобой, нашими родными или знакомыми, Лум…

— Но Лум не враг! — воскликнул Роан, понимая еще меньше, чем в начале объяснения.

— И ты не враг. Но мне стало легче после поединка с тобой. Извини. Я хочу побыть один. Мне о многом надо подумать.

— А мне — заново отстроить свой дом, который ты разрушил, — напомнил Роан, едва сдерживая злость. — Поможешь?

— Да, завтра обязательно, — кивнул Гаэннари. Хмуро покосился в сторону светлой полоски на краешке неба — и полоска тут же погасла, а начавшее вставать солнце упало за горизонт.

Роан решил, что с него хватит и ушел, не прощаясь и не оглядываясь.