Глава 1: ВЕЧЕРНЯЯ ПРИЛЮДИЯ

От Автора: Исповедуя каноны мрачной готики и романтизма, в эпоху просвещения 17-18 веков каждая третья женщина была до крови падшая соблазнительная вампирша, а каждый десятый мужчина благородный и распутный граф, которого скоро выпьет, вкусит гостья в лунной ночи.

Глава 1: ВЕЧЕРНЯЯ ПРИЛЮДИЯ

«Граф Виталий»

О как прекрасен был тот вечер. Я все помню, словно это случилось вчера. Сладкое предвкушение предстоящего желанного момента. Умиротворение и покой глаголил к моему еще тогда молодому, живому и чистому сердцу святые речи. А за окном шел дождь. Эти сотни, тысячи, миллиарды капель стремящихся вниз на верную погибель — разбиться, насладившись лишь мгновением полета длинною в жизнь. Дождь тихонько покрапывал струйками по окнам моего скромного, но достаточно уютного жилища. Я на миг прислушивался к голосу ливня струящемуся каплями небесной воды по стеклу. Но вскоре вздрагивал от мысли, что отвлекся, не вовремя и опять продолжал своими тонкими, узловатыми пальцами раздражать черные и белые клавиши своего старого пианино, оставленное мне от деда в наследство. На фоне шума капель дождя я играл очередные грустные мелодии очень осторожно и не навязчиво боясь ненароком испортить, я как обезумевший, а значит, гениальный художник дополнял общую картину гармонии мироздания.

Просторную комнату, в центре которой я находился, усевшись за пианино, озаряло лишь тусклое сияние свеч. Они пылали на старинных подсвечниках, находившихся в углах стен и у широких окон. Я пристально наблюдал за пламенем свеч. Нет, я не из тех бездарных людей, что готовы часами любоваться языками огонька. Просто меня всегда тревожила мысль, от которой я не мог избавиться. То, что подсвечники находились слишком близко к занавесям и полотнам картин. Мой дед, как видимо, был ярым эстетом и ценителем прекрасного, но я оставил все как есть и не менял ничего в нашем родовом особняке, совершенно ничего чисто из весьма почтительного уважения к любимому предку. Но я в отличие от деда страдал совсем другой болезнью, синдромом повышенной тревожности и исходя из оного-застенчивости.

За окном из двора раздалось среди темной, умиротворенной ночи звонкое и настойчивое гавканье моих верных сторожевых псов. Я вскочил из-за стула больше не надоедая шуму ливня своей отвратной игрой, ибо до гения Моцарта мне еще далеко. А с Бахом я даже был знаком. Все чем удостоил меня тогда великий музыкант, дивно и подозрительно улыбаясь, это фразой «не плохо парень у тебя получается». Я направился выглянуть из окна. Вот оно сладкое мгновение ожиданий окончено. Карета уже стояла у ворот моего двора. Стол накрыт. Вино разлито — пока еще только по стаканам. Я в предвкушении момента истины. Сердце бьется, словно стремясь вырваться из плена груди. Врожденная застенчивость или глубокие чувства? Это не важно, главное, что бы сегодня вечер прошел «идеально». И вот гостья подала тонкую, грациозную ручку своему верному слуге бдительно и осторожно приспускаясь по ступеням на плотно выложенные «не скромные» укладки плиты, дорожечки ведущие к парадным дверям особняка.

Я отчаянно взмолился к богу, только бы сейчас не явились к гостье мои не совсем верные слуги со вчерашней смены. Слегка поддатые, да чего уж там греха таить — пьяные в дрова. Сегодня к обеду от них опять несло жутким перегаром и не постыдились опохмелиться сволочи. Совсем не жалеют своего доброго господина — графа. Пользуются свободным случаем потаскивая крестьянских девок на сеновалы и устраивая побоища во имя своего господина в местных городских трактирах. А потом господин граф должен их разыскивать по темницам предлагая не маленький мешочек золотых, скажем в подарок суровым, изголодавшимся дяденькам-стражникам на посту. Одним словом не слуги, а чертовы фанатики, а я у них почти за бога, который должен исполнять все мелкие их приходи да просьбы. Вот ли ж бы сейчас эти вчерашние фанатики мне на глаза не попадались, а то на них всю злость сорву. Уволю к пропаду, даже не буду больше выслушивать их жалкие молебны и песнопения. И пусть потом упокоятся с голоду от нищеты в гробах, прямиком в ад, направляясь, жалкие душонки.

Вместо того что бы стоять здесь устрашаясь в ожидании фанатиков дышащих огненным дыханием перегара на гостью я мог бы поступить как истинный джентльмен, господин-граф укромного особняка. Не то что мог, а должен был так поступить— встретить ее у порога ворот во дворец. Какое я нашел оправдание этому бесстыдному поступку? Нет, я не боялся промокнуть под ливнем, это моя врожденная застенчивость пропади она пропадом.

Гостья уже направлялась к парадной двери под строгим наблюдением моих стражей. Хоть они не пьют на посту. Я как истинный обладатель графских манер и диктаторских замашек идеально ровно выпрямил спину, поправил слегка потрепанную рубаху, расстегнул ее, немного выпячивая на показ здоровенный серебреный крест, красующийся на моей пока еще не волосатой, но мужественной груди. Надо же познакомить даму в первую очередь со своей благочестивой, непорочной и слегка религиозной душой да иногда искренним характером. Уж немного прискакивая, как благородный жеребец, подбежал по коридору к двери на встречу к очень обворожительной и милой судьбе. Поправил прическу, уложил свой темный, густой волос как должно. «Ну, с богом» проводил, подбодрил я сам себя в долгий и ныне нехоженый путь по тропам, ведущим в невинное и теплое лоно гостьи, что ожидает своего страстного, но слегка застенчивого принца за этой дверью. Я взмахнул рукою к слугам, произнес «изыди нечисть, с глаз долой челядь». Дворецкий и челядь уважительно поклонились и удалились, с глаз вон убираясь.

Я взялся за рукоять, повернул, затворы тревожно щелкнули. Потянул на себя, дверь жалобно проскрипела и поддалась. Все повторилось, как и вчера на ужине при королевском дворе, я выпал в астрал, междумирье. Дар речи отняло напрочь — настолько прекрасной предстал предо мною образ пречистой девы, богини. Спустя секунд десять, хотя для меня это время выдалось почти вечностью, сглотнул удушающий ком слюны, застрявший в горле и наконец, снизошел в бренный мир с седьмого неба возлежания, нашел в себе силы молвить речь.

— Приветствую вас прекрасная леди Ада в своем укромном обители. Вы облагоденствовали вашего верного поклонника графа Виталия своим обворожительным присутствием. — Выпалил, словно из пушки, готовил эту цитату и зазубривал с ранних лет под присмотром деда, тот лупил меня по тупой, упрямой башке если я хоть где, то ненароком перепутывал словосочетания. Может где то ошибся? Ведь повторил слово «своем» два раза, ах ладно и так сойдет, деда с крепким кулаком за моей спиной уже нет подавно — царство ему небесное.

— Здравствуйте граф. Извините, что так долго заставила вас ожидать мою слегка по-женски гордую натуру.

— Да что вы, можете, не беспокоится. — Уверил я, призналась, в гордости значит. Видимо тоже одарена редким даром — посмеяться над собою с долей иронии, сарказма.

Но извольте заметить не «леди Ада», а «леди Аида». Но зачем нам прибегать к этим формальностям? Я не для того явилась гостей к вашей укромной обители. Не сочтите за оскорбление, но мы, же не на светском банкете и не в кругу общества этих напыщенных дурней — дворян. И королевский банкет, на котором мы вчера познакомились, уже миновал — извольте не волноваться и зовите меня просто «Аида» если вам на том будет угоднее.

— и то верно. — Подтвердил согласительно я не найдя чем возразить, почесывая свой почти выдающийся подбородок, а потом не придумав ничего лучшего перешел плавно почесать слегка туговатый затылок. — «Проходите и чувствуйте себя не гостей, а как у себя дома леди Аида» — пригласил я благородную, видимо расчетливую даму вперед легким жестом руки. Она точно уже чувствует, чего хочет ее трепетное, страстное сердечко и потому явилась в мой особняк. Она элегантно переступила порог и взяла курс прямо, оглядываясь по сторонам рассматривая настенные росписи и висящие картины моего «скромного коридорчика». Я собрался с духом святым, дай мне силы о боже это пережить и не ляпнуть лишнего. Подошел сзади молвя «Извольте» трепетно помог ей снять пока еще только намокшее дорогое пальто. На дворе дождливая осень. Передал вещи гостьи своему молодому, как и я впрочем, дворецкому и приказал с глаз долой удалиться вон.

— А впрочем, какая интересная картина. — Обворожительно заулыбалась Аида с присущей благородным дамам стеснительностью.

— Ну что вы, это всего лишь закат. — Уверил я, романтик из меня иногда очень даже плоховатый. Люблю подпортить беседу ироничностью.

— Нет, я не об этом, я имела, введу, вот эту картину правее. — Указала гостья на изображение поле брани, кровавое побоище, усеянное трупами, по-видимому, тевтонских рыцарей и новгородских витязей. Картина предстояла быть отвратительной прекрасностью, не стыдясь, и без тени сомнения выставляя на показ внутренности вывалюющихся сквозь прорубленные доспехи и кольчуги падших воинов скривившихся от адской боли в предсмертной агонии.

— Художник, сотворивший это творение, был очень близок мне по духу. Не гений в искусстве конечно, но жизнерадостный парень. — Я неохотно, но с одобрением хмыкнул и покивал головой, сократив преднамеренно дистанцию между нами для более близкой, и надеюсь в недалеком будущем более интимной беседы. Да.…Не ожидал, воинственный характер у леди Аиды. От кого она такая уникальная уродилась? Но меня этим ничуть не спугнула, а очень даже наоборот — много общих интересов. Все маленькие принцессы мечтают с детства встретить принца на белом коне, но леди Аиде, по-видимому это не кстати. Этот принц должен внимательно наблюдать, что бы ему ненароком воинственная принцесса не оторвала голову и не обломала в ярости его коня. Упаси Господь если она приревнует или уличит в измене. И отказать в супружеском долге даме не мудрено — всего богатства и достоинства лишишься. Но что бы отказать этой прекрасной девушке, словно богине спустившейся с небес надо быть законченным слепым недоумком, не ценящим, ни красоту, ни исходящую от нее одухотворенность и возвышенность светлых чувств.

После тревожной затянувшейся паузы Аида снисходительно, выдавая своим настроем, скорее расположение и благосклонность ко мне молвила — граф, вы не лишены чувства юмора. Раз соизволили вместе повесить эти полотна.

— наверное. — Почти согласился я. Аида прямо указала мне дорогу в психиатрическую лечебницу. Уже чувствую, как она меня сжимает, связывает в смирительную рубашку своей воинственной настойчивостью.

— Какой же это человек, в данном случае граф, в здравом уме предоставит на усмотрение вместе природные пейзажи и красоту заката с полем брани усеянном трупами? — гостья стеснительно хихикнула, ожидая не менее ироничного ответа застенчивого принца.

— нет, я не буду перед вами оправдываться леди Аида. У меня своеобразное мироощущение. Оно иногда совмещает в себе понятия о смерти и жизни в единую концепцию мироздания. — Выпалил словно из пушки во второй раз я, но уже философски завуалированной бредовщиной. И при этом ехидно ухмыляясь. — Не пристало нам вот так бессмысленно слишком торжественно стоять в прохожей, как вы прекрасная леди Аида упомянули ранее — мы не на светском приеме.

— Извольте продолжить вашу укромную мысль и пригласите же меня к праздничному столу. — Настойчиво предложила страстная дама Аида и поинтересовалась. — Что соизволите подать к столу граф Виталий?

— Красное вино и белое. Много вина леди Аида. — Вожделенно ответил я, иронично улыбаясь, надеюсь, для гостьи не был неожиданностью такой откровенный намек к продолжению слегка интимного знакомства. И мы прошли в просторную гостевую приемную на втором этаже скромного родового особняка.

«Граф Александр»

Вечер, почти ночь. Я неторопливо шел вдоль протухлых смрадом улиц припортового района. Маленькие, неухоженные и местами покрытые трещинами про смердевшие домики нищих крестьян не обещали моему себялюбию ничего банального, мое присутствие здесь привычно и уныло. Светскому человеку из высшего дворянского общества здесь делать нечего и присутствовать в таких обнищалых, криминальных дырах можно предположить даже иногда опасно. Жители этих мест на слышаны очень частыми историями о том, как из-за угла темного переулка, а таких имеется большинство, выскакивают головорезы. Монеты или жизнь! Десятки раз я уже слышал подобные фразы, склонявшие нормальных людей к ужасу и сиюминутному повиновению. Потому не часто встретишь живого графа на этих приветливых уличках, ибо карманы богатых людей всегда полны золотца и это заставляет насторожить внимание у прохожих. Ну, кроме меня, я неприметный и к тому же плевать хотел на свою никчемную жизнь. Не удивляйтесь, как я дотянул до такого весьма престарелого возраста — 21 год. Я, снова смущая низшие классы квартала крестьян и цеховых рабочих, неторопливо и размеренно шагал, вдоль аллеи, переступая и обходя калюжи. Слякоть, сырость и чавканье в грязи, подошв моих кожаных сапогов. Ливень только набирал обороты. Передо мною прошмыгнуло несколько, куда-то торопившихся фигур с зонтиками сбивая прохожих и меня один из них зацепил краем плеча. Он вежливо перепросил извинения, я согласительно кивнул, подправил свой длинный мрачноватый плащ и хмыкнул в знак прощения. Дом моей возлюбленной уже близко, сто шагов и я окажусь в ее дворе. Вот она, та безнадежная причина, по которой я охаживаю эти смердящие улички почти каждую неделю.

Я без проблем и запинок перескочил через невысокий, облезлый заборчик, что подозрительно поскрипывал прогибаясь под весом моего тела. Еще бы, он подустал от регулярных визитов графа Александра. В следующую вылазку нужно будет чуть сменить локацию полевее, основательно подметил я, поглядывая на подозрительно покосившийся на бок заборчик. Нет, так не угодно, ведь слишком заметно перекосилось. Я принялся поправлять несколько прогнивших штахет, дабы скрыть следы своего маниакального присутствия. Крутил и вертел деревяшки и так, и эдак. «Но, ни черта не получилось безрукий!» Вспомнил я цитату проклятого пройдохи и моего надоедливого друга— графа Виталия. Две штахеты вместо того что бы стать ровно, как полагается, злорадно скрипнули и отвалились. Ладно, Виталий, ты был прав — я словно увидел его иронично пронзительно подстрекающую улыбку, слава Богу, его рядом нет, это всего лишь разыгралось мое больное воображение. Эх, ситуацию мне уже не исправить, если только не сбегать за гвоздями и молотком.

И метнулся к дереву у окна. Этот дюжий орех устойчиво тянулся вверх к балкону второго этажа. Я не менее настойчиво и нагло уже взбирался по его широкому стволу. О любовь моя, о Мария… или Екатерина??? Хотя нет, Екатерина это ее старшая сестра. Живет в соседнем доме, надо будет к ней тоже, как — ни будь украдкой нагрянуть. А сейчас протянуть ноги вперед осторожно, что бы не зацепить укромное местечко между конечностей как это приключилось со мною в поза прошлую ночь и потише, устраиваясь поудобнее к вожделенному зрелищу ожидать. Прошло минут пять, потом десять. Я уже начал слегка, судорожно нервничать, пристукивая ступней по стволу дерева. Конечно, это не свидания и за опоздание никто не упрекнет. Но все, же пристойные девушки в этот поздний час благоволят приготовиться ко сну. Я закатал рукав плаща и протер намокший циферблат часов, прищуриваясь рассматривая. Десять часов и пятнадцать минут. Дверь неожиданно, наконец, скрипнула и отворилась, силуэт девушки с подсвечником в руке, предстал в тусклом освещении комнаты. Я успел спохватиться и вовремя вспомнил о самом важном — скрытность. И обхватившись крепко прилег к древесине, затаив дыхание, слился с листвой и ветками. Теперь она меня не заметит точно. «Браво криворукий!» — раздался вновь насмешливый и звонкий голос графа Виталия в моем больном воображении-«Второй акт Александр, а прекрасную Джульетту публика зовет на сцену!» Ну а потом сыграйте на бис, о моя Джульетта! Подхватил и продолжил я предложение своего настойчивого друга. Да, уже чувствую себя почти как в театре. Но я всего лишь зритель, а зрителям указаны уже оплаченные места в зале, обречен, наблюдать, ибо актер из меня бездарный.

Мария неспешно оставила подсвечник на низенькой тумбочке у кровати. Ах, жаль, что лежанка эта одноместная, у меня прям душа вздрогнула, по телу пробежала теплая волна, ну а хлынула она весьма предсказуемо снизу. Девушка принялась расстелить постель. В этот момент она наклонилась, вперед выдавая на более лучшее усмотрение сквозь вырез белой сорочки свои пышные формы груди, которые мое разгульное, не скромное воображение уже пыталось преждевременно оголить в полной мере. Ее длинные рыжеватого оттенка волосы послушно извивались за стройную, тонкую спинку, огибая грациозную шейку. Подобно весеннему расцветающему цветку ее прекрасное и желанное тело притягивало меня, завлекало, призывало к действию. Я одурманенный желанием обладания, захотел войти в этот сад и сорвать красивейший среди всех весенний цветок! Ощутить его запах, попробовать на вкус. Каково оно? Владеть этим божественным даром. Творением содержащем в себе всю красоту падших миров и опороченных сладострастными грехами. Обладать, владеть ее телом пока не упаду от изнеможения и вкушать ее душу пока не утолю свой извечный голод сполна. Девушка отошла к шкафчику и принялась снимать всю одежку. При тусклом освещении мне удалось разглядеть лишь ее прекрасное и гладкое, оголенное тело сзади, когда она скинула просторную рубаху. Эта идеальная талия, линии подчеркивающие стройность фигуры вызывали во мне неистовое волнение и смятение. О Джульетта, я всего лишь зритель, твой преданный раб и поклонник, не актер и не твой Ромео.… Но вскоре она приблизилась к постели и я узрел, то что так страстно пару мгновений назад пыталось оголить мое воображение. Во мне как будто что-то переменилось, укололось. Как будто ножом в сердце пронзило. Я ощутил и боль, и тревогу, и радость, и печаль и удовлетворение. Это смерть или любовь? Но видимо смерть, меня начало трясти от столь высоких чувств и переживаний. Произошло именно то, что и следовало ожидать. Ливень, сырость и скользкий ствол дерева сыграли злой рок. Моя хватка размякла, ноги подкосились. Я поскользнулся и слетел вниз быстро и неожиданно, даже не успел предпринять попытку схватится на лету. К тому же мой рассудок был затуманен и одурманен еще теми образами прекрасной, оголенной возлюбленной. В падении я все еще видел ее. Громко, ничтожно и больно было мое падение лицом грязь. Вот так …падение титана из горы Олимпа в подземное царство мертвых — Тартар. Дождь лил словно из ведра, шум, биение капель воды заглушало мой позор. Когда я шмякнулся вниз это вряд ли могла услышать, заметить Мария. «Рожденный ползать, летать не может» — верно, про меня сказано, а злорадный реалист Виталий еще бы прибавил «в следующий раз безрукий покрепче держись!». Я поднялся, прихрамывая, подавляя физические и душевные муки, направился прочь в дождливой, сырой, осенней ночи с дотошного, ненавистного теперь уже мне двора.

Я переметнулся через забор, и плевать я уже хотел нате штахеты. их зацепил подбитой, хромой ногой. Острая боль прохожие смотрели на меня как на сумасшедшего. Какой-то промокший почти до трусов подозрительный тип полностью с головы до ног заляпанный в грязи еле перебрал конечностями вдоль улицы. Странное зрелище, требующее глумлению и особого внимания. Шатающийся не по далеко старик неодобрительно зыркнул в мою строну.

— Негоже молодой человек смущать своим небрежным видом приличных людей.

Еще один приличный объявился. Я заметил в его руках бутылку рома. А за ним, на заднем плане вывеску «Веселый Роджер». Таверна. Все понятно, передо мной очередной преклонных лет алкоголик и нравственный моралист и как не странно одно другому не мешает. Еще меня в небрежном виде обвиняет. Он на себя в зеркало, когда последний раз смотрел? Облезлый, захмелевший алкаш. Да таких здесь полно, но большая часть из них уже валяется по подворотням смердящего квартала, мирно сомкнув веки в чудном сновидении. Но дедок крепыш, он умудряется стоять на своих двоих и бросаться с обвинением на ничем не повинных незнакомцев пока его собутыльники помоложе — неопытные еще зеленые или вернее упомянуть «синие» сосунки, украшают почти убитыми, пьяными телами сырую землю под кустарниками и в канавах. — Дед, не вам меня жизни учить. Знали бы вы кому сейчас дерзите. — Но старик что-то там начал бурчать себе под нос, в пьяном бреду живо размахивая кулаками. Я не обращая внимания, на весьма привычную для этого района драму, безразлично прихрамывал и постанывал от муки далее по переулку.

Когда принялся переходить через дорогу, неизвестно откуда на мою голову свалилась еще одна неожиданность, подарок судьбы — я в темноте не разглядел, неожиданно промчалась четверка белых лошадей запряженных в карету. Я в смятении успел попятиться, отринуть шаг назад, что бы ни попасть под копыта мчащихся лошадей. В этот миг из окошка на меня обратило внимание очень симпатичное, милое женское личико. Как и следует благородному дворянину, невзирая на боль в костях и суставах и чертовски плохое, испорченное настроение, я успел склонить вежливо свою дурную голову, приклонился перед красотою этой весьма прелестной дамы. — Стойте!!! Остановите карету!!! — неожиданно для меня в темной и дождливой ночи послышался столь же очаровательный, звонкий голос прекрасной дамы, пронзив мою уставшую, пекельную душу тревогой и волнением вновь. Цоканье копыт и стук, барахтанье повозки стихло и лишь капли ливня шумели, обрушиваясь на землю, плиты дорог и крыши прохудевших, обнищалых домов. На несколько секунд у меня завязался противоречивый внутренний диалог. Приблизиться к повозке или совершить, то, что я обычно досконально и умело, даже рефлекторно делаю — притвориться, что не заметил или мне безразлично, скривить недовольную рожицу и убежать прочь? А свалить хотелось неимоверно. Но к моему удивлению, с другой стороны мне было совершенно наплевать, после того что со мною приключилось сегодня уже худшее вряд ли предвидится. Ведь Бог не на столько жестокий садист и тиран как мой настойчивый друг-граф Виталий, который опять взревел иронично в моем больном воображении — «Александр, это не прилично и бессовестно покидать столь прелестную даму, ведь она соизволила ради вас притормозить в этом опасном, я бы сказал очень про смердевшем поганью квартале. Ради такого красавца и храбреца как вы остановится, заставило ее не сколь любопытство, столь ваша поражающая на повал обескураживающая слегка приукрашенная грязью и кровоподтеками и от того придающая вам мужественную привлекательность внешность. «Да…поддержал скотина, подбодрил ты меня друг как всегда. Но в чем-то он даже прав — это не прилично и бесстыдно ведь обаятельная девушка. Собравшись с духом, подавляя свой врожденный страх перед обществом и пытаясь унять повышенную волнительность, ведь дама без сомнений чертовски привлекательна, я направился к повозке и предстал перед ней в полный рост. Надеюсь, не смутил ее своим небрежным, уставшим, унылым, испачканным, истрепанным видом. Она оценивающе одарила меня ненасытным взглядом снизу доверху и собралась молвить речь. Но я успел вставить свои пять монет:

— Какая дождливая, мокрая и от того прекрасная сегодня погодка. Дозвольте представиться прекрасная леди — я граф Александр.

— Очень приятно граф Александр. Меня называйте просто Элизабет. В следующую прогулку по этим местам более осторожно и внимательно следите за дорогой. Хотя я вам не советую вообще здесь расхаживать — это дурная затея чревата негативными для вас и вашей семьи последствиями. Что вы вообще делайте здесь? Вы благородного происхождения, а если вас тут заметят? При королевском дворе слухи поползут, непристойно.

— Но я…… попытался возразить, но девушка перебила.

— Ночью, один, без слуг и личной охраны, благородный граф, по этим темным закоулкам…Ая-яй. Как вам не стыдно? Живо садитесь, бесстыдник, рядом со мною пока никто нас не заметил или хуже того опознал!

Я в недоумении осмотрелся по сторонам. Вроде бы никого кроме нищих прохожих не предвиделось. Хорошо, когда обворожительная леди зовет присесть с ней рядом, тогда отказать я уже не в силах. Я придержал свою больную ногу, присаживаясь на мягкое сидение, напротив девушки захлопывая за собой дверцу. Повозка тронулась в путь. Вновь затрясло, забарахталось. Кони фыркали и топтали копытами. Я успел придержать чуть ли не слетевшую с моей головы треуголку.

Но все же, леди Элизабет, почему вы остановились? Ничем не приметный незнакомец, перегадивший вам путь. Стоит ли внимания мое неожиданное появление? Или вас смутил мой непристойный внешний вид? — спросил я, встряхивая мрачный плащ. Он уже был почти чист, мутные капельки воды струились с моего одеяния на пол.

Девушка принялась любопытно пожирать меня очаровательными зелеными глазками и молвила — Мне просто показалось, что я вас, где то видела. И не ошиблась, я узнала вас граф. Вы ведь граф?

— Конечно, без тени сомнения, леди Элизабет. — Подтвердил я. — Но человек неприметный, скромный, вдумчивый и в большинстве случаях молчаливый. Не обращая во внимания то, что являюсь дворянам из благородной и весьма почтительной семьи бываю очень редко на светских банкетах, празднованиях. Вообще не люблю слишком людных мест. Вряд ли вы могли меня заметить и почтить и удостоить своим вниманием

— А что же вы предпочитаете граф?

— вместо светских и напыщенных банкетов я предпочитаю выезжать на охоту или же рыбалку. У меня есть пригородный домик, там степь, а далее течет по склонам река и рядом раскинулся леса, где нет почти ни единой человеческой души. Там тихо и спокойно.

— Я вспомнила Александр! Вчера на светском банкете! Вы ведь вчера присутствовали. Припомните граф, около седьмого часа, когда я вошла в парадный зал, вы тогда еще находились у камина и общались с графом Виталием.

Покопошившись в своей тугой и скупой памяти обнаружил весьма реалистичные, сходные образы и то, что эту милую, добрую девушку лет двадцати присутствующую ныне передо мною я уже встречал ранее не вызывало во мне сомнений. — Да, вы правы Элизабет. Когда празднование только начиналось, мы с Виталием попивали красное вино рядом с камином. Мы уже чуть приуныли и устали в ожидании пиршества. А потом он заметил ваше присутствие, вы тогда вошли вместе с другой не менее, прелестной леди.

— Это была моя верная подруга — графиня Аида. Мы с ней почти не разлучные.

— Тогда Виталий мне еще сказал «смотри какие красивые девушки, словно богини сошедшие к нам грешным с небес.»

— Да, да…Он нам это тоже говорил. Почему вы не соизволили присутствовать на балу, который последовал после пиршества? О граф, вы такое пропустили…— вздохнула, погрустнев девушка. — Вы просто обязаны были меня в тот вечер пригласить на танец.

— Почему? — удивился, упал в ступор я.

Девушка легким движением руки поправила непослушную прядь русых волос за правое ушко и продолжила — Потому что ваш друг поступил как истинный джентльмен и пригласил Аиду на танец. Она ему очень понравилась, хотя и Аида весь вечер мне прожужжала о графе Виталии, в надежде ожидая, что он поскорее подойдет с нами и познакомится. Я признаюсь честно, тоже надеялась пообщаться с вами граф Александр. Но он, Виталий, ведь на банкете бегал по залу как неприкаянный и вас за собою прихватывал. Ну а я почти всю ночь проскучала у того же камина.

— Как на такую прекрасную девушку как вы леди Элизабет никто не соизволил обратить внимание? Я не смею поверить в такое неуместное безумие…— тут неожиданно во мне проснулась и заговорила совесть, я подумал, что никогда не прощу себе этого.

— Ни то что бы меня не приглашали благородные кавалеры на танец, но… — последовала пауза, тишина, девушка резко замялась и покраснела. Я заметил в ее опустившемся взгляде разочарование и одновременно смущение, стеснительность. Ее теплые щечки наливались румянцем и краснотой от волнения. И тут до меня дошла мудрая мысль от наглеца Виталия — «унылое ничтожество в страхе упустило желанный момент, несчастная, бедная девушка». Наблюдал в тот праздный час, как и сейчас, любопытно все время за леди Элизабет, но не решался приблизиться и заговорить. А потом, позже, когда упрямый дружек начал меня уламывать пойти вместе с ним познакомится с прекрасными девушками, то я как обычно струсил и соврал ему. «Мне пора, отец приказал возвращаться домой к полуночи». Вот и свалил прочь, обычный для меня поступок. Но сейчас, судьба повернулась вновь ко мне передом, дав шанс реабилитироваться. Как в таких ситуациях поступает настойчивый наглец Виталий? Ах, да… Я протянулся к прекрасной леди и взял ее нежную, трепещущую от смущения ладошку. Она вздрогнула, но не вырвалась и не сочла это неугодным действием.

— Не расстраивайтесь Элизабет. Вы делаете мне больно. Для меня очень обидно видеть в печали ваше милое как сияние солнца личико. Извините очаровательная Элизабет. Я в тот вечер горел неистовым, непреодолимым желанием пообщаться с вами и даже пригласить вас на танец. Но мой суровый отец дозволил мне тогда присутствовать на банкете лишь до полуночи. — Соврал я, дабы разрядить накалившуюся от страсти обстановку. Эта фишка с суровым отцом всегда срабатывает. Родителей мы обязаны уважать. Ну, или хотя бы создавать такую видимость для окружения. Надеюсь, Элизабет меня простит. Девушка словно ожила и радостно продолжила.

— и куда вы направлялись, куда собирались идти? Вы возвращаетесь нынче домой?

— Куда мне в таком виде расхаживать по улицам, согласитесь? Куда торопится? Не домой уж точно, если отец меня увидит в таком небрежном виде, то наверняка прибьет, а если еще и спросит где я всю ночь прошлялся… Так что я, уже никуда, исходя, из недавно случившейся со мной горькой ситуации не тороплюсь, как такое позорище объяснить отцу даже ума не приложу. — Элизабет еще раз, одарив меня, страстным взглядом с ног до головы скромно хихикнула и не охотно, не торопясь лишила меня возможности, счастья держать ее нежные ладошки.

— Мне разумнее и актуальнее всего на данный момент снять номер в ближайшей гостинице. — Укромный намек, его произнес я, ожидая определенного ответа от прелестной девушки. Она произнесла именно то, чего хотелось ей больше всего:

— Что вы, бесстыдник, Александр. Я не позволю столь благородному человеку ночевать в этих непристойных нам по статусу нищих дырах. Почтите меня вашей веселой компанией. Аида куда-то запропастилась, ее сегодня нет дома, а я не выношу скучного одиночества. Даже не умоляйте, я вас не отпущу. И вам нужно как следует привести себя в порядок.

— Вы правы, я даже не смею вам возразить и покинуть вас, одну, в сие приятное для нас время знакомства. К тому же я в ужасном состоянии.

Да, вам не помешало бы… вам стоит принять ванную и даже возможно… — Элизабет неожиданно проявила заботу подобно мать к своему любимому, непослушному дитя прикоснулась к моему лбу и нежно приласкала своими тонкими пальчиками, вытерла струящиеся к низу по лицу линии крови. — Возможно, перевязать раны, некая медпомощь сейчас вам самую малость потребуется граф Александр…

«Граф Виталий»

Аида дивилась тому, как я наливаю ей бокал вина и предоставляю на выбор блюда. Она возмутилась такой бестактности с моей стороны. Зыркнула на меня унижающе с пренебрежением как будто на безродную челядь. Еще немного и я буду само воплощение отвращения. Когда ей предложил в очередной раз баранью ножку, она возмутилась:

— Граф, еще немного и вы мне будете противны. А ну прекращайте эти свои шуточки! Разве не ваши слуги должны подавать блюда к столу?

Я с издевкой ухмыльнулся и бил челом почтительно поклон.

— Ну что вы о прекрасная Аида. Не лишайте вашего верного поклонника прекрасной возможности за вами поухаживать. Это доставляет мне блаженное удовольствие.

Она принялась раздраженно учить нравственности.

— Ухаживать и услуживать это разные понятия граф! И я вижу, как вам доставляет удовольствие проказничать. Вы все-таки мужчина или маленький ребенок, граф? Если мужчина, то видите, как и подобает благородному!

Я понял намек и принял во внимание типа если не буду вести, как подобает, то мне сегодня ничего не обломится. Потому расстроившись, смирившись, подозвал слуг и уселся напротив девушки. Заставил ее наблюдать жалкое зрелище. Принялся строить щенячьи глазки, пытаясь наворотить слезу, молотил и месил бесцельно ложкой в тарелке, тяжко вздыхая и пялясь в одну точку на потолку, словно сейчас сдохну от скуки. Да смотри сволочь, вот он, какой я чувственный и ранимый. Давлю на жалость, но главное не переборщить, а то уже начинает попахивать голубизной. Гляжу, притихла, а ее точно зацепило увиденное. Хорошо сыгранно Казанова. Пора переходить в наступление Кутузов.

— Аида, вот уже исправляюсь. Не проказничаю. Видите даже могу себе позволить прислугу! Личный дворецкий служит преданно вот уже десяток лет. Ведь особняк в четыре этажа требует тщательного ухода. А вы испугались, что попали в логово обнищавшего дворянина. Все в порядке. Будьте спокойны, не волнуйтесь, по ростовщикам не бегаю.

— Граф, я совсем не от того возмутилась. Пусть вы даже будете обнищавшим и без ни единой монеты в кармане, но я не терплю нахальства и чрезмерного ребячества! — утвердительно высказалась она и принялась разделывать яичницу ножом. Гневно рубила в тарелке так что я ужаснулся. Не уж то под ножом она меня представляет? Холодок пробежал по спине. Как будто меня взялась разделывать по кусочкам. Опасная женщина, Боже упаси… Я заподозрил в ее воинственном нраве самое ужасное, можно даже предположить садистское увлечение и спросил:

— Вы случайно не увлекаетесь фехтованием леди Аида?

— НЕТ, а что? — отвлеклась девушка-мясник на секунду от разделочной операции.

Да так ничего… — улизнул я от ее холодного сверлящего взора. Ткнулся невинно мордой тарелку и принялся, следуя ее примеру фехтовать там лезвием и вилкой. Тише парень, тише.…Пытался успокоить сам себя, что бы ни выдать, то, как не простительно и позорно для настоящего мужчины дребезжали беспокойно мои руки. Ладно, поверим, что этой очаровательной девушке не вздумается меня прирезать после очередной моей шалости.

Мы тихо и умиротворено уминали первое, потом слуга подал на второе. К десерту мы уже насытились и вроде можно было теперь побеседовать(что для нас с Александром обычно равносильно заливаться выпивкой сполна).

Я торжественно поднял наполненный красным вином бокал и произнес:

Давайте выпьем прекраснейшая Аида за вашу божественную, небесную красоту, которой вы освятили мое сердце и позволили в этот умиротворенный и дождливый вечер восторгаться вами. — Она скромно улыбнулась, темные глазки загорелись, и мы уверенно, но не спеша, держа прямо осанку, как подобает благородным людям из высшего сословия, взялись за бокалы. — Словом, за вас Аида.

Мы осушили вино до дна. Приятная горечь потекла по горлу согревая желудок. Между первой и второй промежуток не большой! Прогудела дурная мысль в ироничной голове и рука рефлекторно потянулась за бутылкой. Нет, нужно сдерживаться. Я забываюсь, это ведь передо мною не собутыльник граф Александр, а Прекрасная и очень даже Чертовски Привлекательная темноволосая и строптивая, воинственная, горячая как характером так и в постели (хотя откуда мне знать? пока только предполагаю)… леди Аида. Не хватало еще прослыть перед благородной девушкой алкоголиком. Она спросила.

— Граф. Расскажите мне что ни — будь о себе. У вас такое редкое имя. Ведь в Англии оно встречается довольно редко. Откуда вы родом?

— Русские корни. Я на половину русский. Мой отец был британцем, а мать высокородная дама из русской боярской семьи. Но как ни странно родители сошлись в браке по любви не смотря на международные мотивы. Как известно такие браки чаще всего преследуют политические мотивы. Моя мать очень любила путешествовать, особенно по Европе. Когда она решила, наконец, поехать в Англию. Тут ее и настигли сети судьбы. Сам король пригласил ее на светский вечер гостьей, до английских придворных дошел слух.От них ничего не утаить, вы сами прекрасно знаете Аида, весь высший свет варится в этом жарком котле сплетен и слухов. Приглашение было принято и там моя мать повстречала отца. Это, то самое малое что я знаю о своих родителях, ведь мать умерла при родах, а отец скончался в болезни от страшных мук, когда мне было около семи лет от роду. Так что меня воспитывал в основном отец моего отца — дедушка. Хорошо что я не стал беспризорником, судьба пощадила, не добила.

Девушка задорно улыбнулась.

— Ваш дедушка был великим человеком…

— на что это вы намекаете? На мой трудный характер? Что из такого бесстыжего сорванца трудно вырастить нормальную личность?

— Это надо иметь феноменальные способности, но ваш дедушка, я считаю отлично справился.

— Зря стараетесь Аида. Я это не приму за оскорбление. Вы необычайно прекрасны и мудры, потому из ваших уст любая критика для меня звучит и как комплименты, и как наставление.

— Да граф. Потому вы мне тоже нравитесь. Я с радостью приняла ваше приглашение. Вам совершенно наплевать что про вас говорят светские, дворянские отпрыски, но вы умело играете соблюдая правила игры. Этак прикидываетесь, стараясь не выделяться с толпы, и в тоже время сохраняете свою индивидуальность, душу. Но эта ваша толстокожесть и хладнокровность иногда пугает, отвращает.

Аида не заблуждайтесь как все они. Моя хладнокровность мнимость, всего лишь правила игры. — Уверил я, высокомерно выпячивая грудь и произнес — А по истине я к вам очень горяч и не равнодушен. Словно искра вспыхивает в моем сердце.

Она неожиданно поднялась и приблизилась ко мне, ласково вглядываясь. Она прикоснулась к моему челу, и я ощутил адский жар-тепло и заботу ее рук.

— бойтесь граф, бойтесь. Как бы эта искра не переросла в огонь и вас не испепелила дотла.

Я приподнялся и принял ее под свой локоток уводя из приемной.

— Я не боюсь сгореть, этого от вас и ожидаю Аида, надеюсь на вашу «благосклонность» ко мне. Пусть будет и боль, и мучение. Ибо вы прекрасны. Красота всегда обрекает человека на страдание. И я паду ниц перед вашей красотой.

Длинная, не слишком узковатая прохожая. По обеим сторонам дверцы. Тут комнат столько, можно заблудится. Но я уверенно провожаю девушку. Не бойся дорогая, я рядом. Тусклое освещение свечи не предостерегает, а наводит на мысли о предстоящей бурной ночи. Я ощущаю пламя внутри, да…Уже пылаю. Еще две близкие души этого падшего мира сомкнулись воедино. Аида зыркает с долей страстного испуга пытаясь угадать «что этот стервец задумал, куда он меня ведет? неужели в спальную?» Нет, она размечталась. Сейчас ей покажу в начале наивеличайшую любовь в своей жизни. Пусть поймет, что и меня есть к чему ревновать. Неторопливые шаги по ступеням снисхождения вниз вызывают волнение увеличивая приток крови в мозг, ну и еще кое куда. Пришли. Я резким взмахом дернул дверь, она распахнулась жалко поскрипывая.

— Прошу. — Пригласил я Аиду впереди себя, провожая в уютную комнату увешанную полотнами и настенным ковром, на котором красуется весенний лес и полянка укрытая травкой и грибами. Но ее внимание привлекло мгновенно черное пианино посреди помещения.

— Да, это Она. Моя первая, неповторимая и незабываемая любовь. Музыка. — Объяснил я твердо, гордо в ответ на вопросительный и слегка удивленный взгляд Аиды.

— И на сколько близки вы с этой ваше Музыкой граф Виталий??? — ревностно поинтересовалась Аида. Ее брови приподнялись и свелись домиком. А улыбка остро засияла, предвещая ироничный подвох.

— Весьма.…Очень. Я бы даже сказал мы очень, очень с ней близки. Мы влюблены в друг друга и в беспамятстве теряем голову впадая в извечную страсть. Она зовет меня каждую ночь. И я не могу сдержать себя. Горю неистовым возжеланием. Бросаюсь одержимый ею. Бросаюсь к ней в объятие каждую ночь.

— И так вы собираетесь дальше поступать с ней? Ведь однажды для вас я надеюсь тоже возможно стану не просто гостье в ночи…

— Не волнуйтесь о прекрасная Аида. Мое сердце так широко и велико, что в нем найдется, хватит места и вам. Лишь для вас двоих мои Единственные берегу свою порочную душу.

— Ладно. Так уж и быть. Вы безнадежны граф. Чувствую вашу болезненную одержимость. Знакомьте меня с этой вашей Музыкой. Посмотрим, какова ее красота, величие. За что же вы отдались ей, за что верны? — усмехнулась Аида и села, за пианино успев опередить меня. Я уселся рядом и начал грустную мелодию. Неторопливо перебирал пальцами как будто кузнечик скачет по земле. Но не забывал огладываться на право и тайком пожирать глазами Аиду. Этот вырез, пышные формы груди. Она как будто заметила и обратила внимание на меня, но я успел ускользнуть мордой вниз делая блаженное выражение лица, будто наслаждаюсь музыкальной гармонией. О да, я насладился и корчу такой довольный вид потому что кроме слуха у меня еще хорошее и вкрадчивое зрение. Я все усерднее надавливал на клавиши ускорял темп композиции, которая близилась к завершению. Аида от восторжения все более слаживала ротик трубочкой, ее небесные глазки искрились и блестели как звезды в темном, ночном небе. Разум ее словно помутился, выключился, давая волю чувствам и желаниям. Она не замечала того как сначала ее плечо плотно прильнуло ко мне, а потом и всем боком она сплотилась со мною. Я чувствовал тепло ее горячего тела и приятное, уплотняющееся прикосновение.

Браво, браво граф!!! у вас талант, трудно этого не заметить — сказала комплимент девушка после окончания божественной игры, но так, же плотно продолжала прижиматься и греть меня своими бедрами. Я в ответ самодовольно хмыкнул и признаюсь, даже немножко застеснялся. И уже собирался встать с места, но как только я немного приподнялся Аида тут, же обняла мою ладонь так ласково, что я чуть не сомлел от страсти, но подчинился.

— А что это за книжка? — кивнула заинтересовано девушка в сторону на краю пианино.

— А это??? Это библия. — Ответил я холодно и машинально зыркая волнительно то на книгу, то в чудесные очи Аиды, то инстинктивно впадал чуть пониже в ее соблазнительный вырез.

— Вы верите в бога граф? — спросила равнодушно Аида, но при этом жестко сверля меня в упор зрением. Мне показалось как будто предо мною восседает на адском троне демонеса, уж точно не богиня, которая готова мгновенно порвать в ярости меня на кусочки. Казалось странное и одновременно ужасное таилось в ее скверном и от того опасном, хищном взгляде. Ощущая угрозу, как будто антилопа боится настигающего ее голодного льва, хотелось и мне вырваться из ее тесных объятий избегая возможного летального исхода. Что же на меня нашло? Передо мною всего лишь женщина пыталось успокоить меня, что-то из глубины души. Я собрался с мыслями и наконец, прервал тишину, ответил.

— Разве распятие на моей груди вы не заметили? Вот только смею убеждать, что в бога я не верю, я его знаю. Убеждать вас в этом утверждении не буду. Вскоре на это потребуется много времени, которого у нас к счастью впереди будет предостаточно.

— Ха-ха-ха! Без сомнения вы либо безумец, либо.… Нет, вы точно безумец! — задыхалась Аида, обнажая свою тонкую, слегка бледноватую шейку кивком головы назад от самодовольного смеха. — Но смею вас уверить Виталий, времени у нас будет вдоволь — вечность. — Аида это без шутки произнесла всерьез, что я на миг ужаснулся, не успев, усомнится и предположить, что это был всего лишь юмор. Такая уверенная интонация, будто она не сомневалась в реальности сказанного. Все больше я в ней удивлялся, восторгался, опасался тайны скрывающееся в глубине ее сердца, но загадочность и тяга к неизведанности все более манила меня к этой женщине, к ее жаркому телу и таинственной душе, вызывая противоречивые чувства, смешивая страсть со страхом и потому чувство тревоги накаляло во мне огонь светлых чувств еще больше.

— Тело бренно, оно смертно, увянет, ибо, как зима приходит на смену лета, а день уступает ночи. — Возразил я с тоской.

Аида обхватилась нежно вокруг моего крепкого торса и попыталась утешить:

— А если бы был шанс встретить вечную весну, остановить время и день более не сменялся ночью? Вы бы воспользовались этим бесценным даром вечной жизни Виталий?

— В чем смысл вечности? По-моему особо не в чем. Жизнь человека имеет цену, покуда он не исполнит и не обретет главный замысел, цель в своей жизни. Жизнь это лишь средство, время, отведенное нам для обретения и свершения Смысла. Потому Аида жизнь для меня сама по себе не ценная, она ничтожна и пуста. Повторюсь — когда цель достигнута, то жизнь более не имеет смысла. Я живу не ради себя, а ради тех кто мне близок и дорог и ради того Дела что я люблю в обретении Смысла. Но также считаю, не будет грехом принять дар вечности, если его предлагает не дьявол, а сам Творец и если это вершится по замыслу Его.

— А если этот дар вам предлагает тот, кого вы любите больше всего, та Единственная кто явится вам всем Смыслом, целью в жизни?

Я растерялся, не понял к чему клонит Аида, но понимал — она любопытно и немедленно ожидала ответа трепетно скользя и теребя мою рубаху, кутаясь в дорогую ткань щекотливо своими пальчиками.

— Если бы это было возможным. Дар вечной жизни ради Любви. Не может быть ничего прекраснее, желаннее этого. Это был бы Истинный Замысел. Разделять вечность с той Единственной Любимой. Пылать вместе в радости, страсти и любви навеки веков. Что же это как ни дар по замыслу Творца? Я не посмел бы разочаровать любимую и отказать ей в извечном пребывании со мной в горе и в радости.

Аида пристально всматривалась мне прямо в глаза, не насквозь, а внутрь, проверяя глубину моей сущности. И не почувствовав ни капли лжи в моих словах ее очи сияли желанием страстно. Она удовлетворена ответом, но я не могу обнажить тайн ее загадочной души и постичь к чему были эти вопросы. Я был совершенно искренен и потому соответственно вознагражден также совершенно.