Повышенные

1

Если в личной спальной капсуле встать на колени, то от макушки до потолка место останется, а подняться в полный рост не выйдет, не поместишься. Если развалиться, раскинув руки-ноги, то в стенки не стукнешься, но едва рядом с собой развернешь пару-тройку учебных голограмм, как вытягиваешься стрункой вдоль стеночки и только шевелишь пальцами, передвигая разноцветных прозрачных захватчиков.

Учебных голограмм я сегодня не выпускала. Не хочу заниматься. За мной числится длинная серия невыполненных Задач по Реакциям, но они подождут. Пару раз вяло шевелилась мысль, что, пока я жду разговор по межпланетной связи, можно запустить третью серию Задач, самую простую и короткую. Но я гнала глупую мысль прочь. Предстоит важный разговор, не хочу отвлекаться на всякую чепуху.

Левая стена капсулы была и окном, и экраном — что включишь, то и получишь. В ожидании ответа с Эотана я лежала на боку и снова и снова скользила пальцами по командной голографической панели внизу, проверяя канал межпланетной связи. На каждый запрос из темноты экрана послушно всплывал овальный логотип оператора. «Исуранские Сети. Станьте близкими». Одни рекламные обещания! Я жду связи с Эотаном уже полжизни. Прожду еще половину — ничего не успею и умру!

А вдруг это не Исуранские Сети не соединяют меня с соседней планетой, а Инаа занята так, что не может ответить?.. Да ну! Чепуха! Она говорила, что ее космопорт уже двадцать оборотов как закрылся, ведь кораблей между нашей Илларе и их Эотаном летает мало. Много ли дел у нее может быть? Всего-то следить, чтобы портовые роботы не ржавели, а крепежные тросы надежно держали диспетчерские вышки.

Но тогда почему она так долго не отвечает?!

Я знаю Инаа восемь илларейских оборотов. Моя уритери выдала мне одно из ранних Заданий на Контакты, «Психология дальнего контакта». Она ждала, что для его выполнения я выберу в Наблюдатели кого-нибудь на орбите Илларе; ведь есть заранее подготовленный список сотрудников орбитальных станций, с которыми ученики нашего Оон-Тола общаются на расстоянии, и с которыми они никогда-никогда лично не увидятся. У орбитальных сотрудников есть четкие инструкции: за что хвалить, за что ругать.

Воспитание. По правилам!

Не выношу.

Когда я нашла Инаа — одинокого Оператора Порядка в закрытом космопорте на соседней планете — у всех рты пооткрывались! Да так широко, что туда кошка поместилась бы. Уверена, в рот самой Инаа поместилось бы три кошки! Выбирала я случайно, с закрытыми глазами. И как всегда сделала все наилучшим образом. Задание по Контактам я сдала превосходно, а на Инаа произвела такое великолепное впечатление, что мы крепко подружились. Она меня обожает.

Просто сейчас ей что-то очень сильно мешает ответить на вызов.

А вдруг после моего блестящего выполнения «Психологии…» кто-нибудь из других учеников бросился исполнять Задание к Инаа? Ух, я ему покажу, пакле невоспитанной!

Я ревнива, как все близкие друзья.

Мне страшно надоел логотип Исуранских Сетей, и я прогнала его с экрана, включив окно наружу. А снаружи черным-черно! На маленьком слоистом циферблате в правом углу окна числится безоблачный день, и обе звезды сейчас стоят в зените. Но у нас тут темень непроглядная.

Мы прячемся под пологом густых крон ланнирионов, а еще сегодня тридцать седьмой поворот сезона Сбора Света. Ни один лучик не пролезет к нам. Без шансов.

Во мраке леса дремлет наш Оон-Тол, интернат для «Повышенных». Руководство юго-восточного столичного лаварда Уэн расщедрилось и отвело интернату большой участок, двадцатую часть леса ланниронов. Ужасная расточительность среди всеобщей тесноты. Но это на благородное дело, всякое такое…

В Оон-Толе три больших корпуса, изгибающихся между толстых стволов деревьев длинными кривыми зигзагами. Наш корпус самый высокий — шесть этажей, его крыша упирается в нижние ветви могучих ланниронов.

Из моего окна на последнем этаже территория интерната просматривается прекрасно, хотя прекрасного в унылой тьме мало. Любоваться нечем. Корпуса выглядят серо и жалко, напоминают старых змей на болоте. Длинные окна-экраны снаружи все черные, света изнутри не пропускают. Фонарики — только над входными дверями. Редкий «светлячок» пролетит возле корпусов и выхватит в желтый круг света кусок стены или обрывок тропинки.

Ручей вдали виден лучше, чем соседний корпус. Берега подсвечиваются цепочкой фонарей, а на другой стороне ручья мерцают острые крыши домов наших преподавателей-контролеров. Уритери, как мы к ним обращаемся. И еще должны наклонять голову, выказывая уважение.

Правила такие!

Не выношу.

За домами уритери чернота — интернат для «пониженных», Оон-Тил. Еще одна двадцатая леса, выданная от щедрот. Я там не была, но говорят, там нет фонарей даже у входов в корпуса. Вездесущая зануда Мидо рассказывала, что это сделано специально. У «пониженных» или нет способностей или нет желания способностями пользоваться. А темнота заставляет трудиться. Не усилил Основатель зрение — не увидел одежды, ходи голый. Не приложил Мастер к тесту высокую температуру — остался без хлеба, сиди голодный. Не проложил Странник маршрут до спальной капсулы — остался без крыши, спи на земле. Не помог товарищу без способностей — встал и пошел помогать, рактара кусок!

Считаю, что это жестоко. Хотя, когда родня поначалу боролась с моим Повышением, она придумывала методы и пожестче.

Сверху мир закрыт густой листвой. Над верхушками исполинских деревьев, в другой жизни, бурлящей в другом мире, носятся светоуловители, раскинув черные жадные полотнища. Их металлические корпуса сияют в лучах двух наших звезд, сул-полотна трепещут на ветру. Лавард Уэн расположен на теплом плоскогорье, сюда редко заходят облака, и поэтому светоуловителей здесь обычно много, а в сезон Сбора Света с каждыми сутками становится все больше и больше.

Здесь, внизу, быстро забываешь, что такое сияние и что такое ветер. Но навсегда запоминаешь мрачную темноту, угрюмую неподвижность воздуха и тупое безвременье.

Но я не поддаюсь. Еще чего — поддаться!

Однако вчера было светлее. Вчера еще просматривались выгнутые мостики через ручей, еще можно было различить в кустах белые беседки для групповых занятий. Вчера многие ходили по тропкам без «светлячков», показывающих дорогу.

Я здесь уже пятнадцатый сезон Сбора Света. Пятнадцать сезонов кромешной тьмы. Иногда я воображаю, что лежу в личном отсеке на космическом корабле, летящем сквозь черный космос в загадочные дали, а редкие точечки «светлячков», сопровождающих на тропинках неспешных уритери или шустрых учеников, — это далекие звезды, свидетели моего отважного полета. Мой корабль мчится сквозь галактику, пронзая время и пространство. Глухой космос струится за бортом, нос корабля врезается в туманности, лучи света ласкают обшивку.

И чтобы повсюду звезды! Мириады пылающих гигантов, без счета огненных карликов!

Я не боюсь тьмы, но когда светоуловители над кронами сворачивают свои паруса и улетают на Сборы в другие лаварды, у нас по-старому, серо и сумрачно, и это расстраивает. Когда меня сюда отправляли, все знали, что я попаду в темное место. Современное, технологичное, не бедствующее и подконтрольное строгой и заботливой Корпорации. Но просто темное. Мама успокаивала, что здесь я буду более свободна, чем дома, что смогу убрать лишнее из головы, отказаться от сотни отвлекающих бестолковых знакомых, определить свои желания, что дороги жизни откроются передо мной… Чепуха! Здесь просто темно.

А свобода?

При зачислении в Оон-Тол каждому ученику делают инъекцию хосин-частиц — личных кандалов, для сдерживания. На мелкие нарушения хосины не реагируют, но если ты свое Повышение не удержал по-крупному, они тебя обездвиживают. Выключают, короче говоря. Могут и в обморок отправить, но на моей памяти таких случаев не было.

Конечно, в Оон-Толе заявляют, что благодаря хосин-частицам мы будем больше развивать в себе самоконтроль, налегать на самосознательность и самоограничения, и когда наступит день возвращения в общество, мы вольемся в него полноценными и неопасными.

Вот только кандалы научат нас быть неопасными. Полноценными они нас не сделают.

Но я не жалуюсь. Мне здесь нравится больше, чем среди родственников. Вот только скучаю по теплым утренним лучам, по жаркому ослепительному полудню и по ярко-красному платью, в котором я умопомрачительно смотрюсь на закате обеих звезд. В здешнем сумраке это платье грязно-бурое. В нем показываться стыдно.

Прозрачное окно подернулось волнами, ломая пейзаж. Помутнело, в центре проступил овальный логотип Исуранских Сетей «Межпланетная связь. Станьте близкими».

Конечно ответить!

Я с радостью уселась, сложив ноги пятками к талии. Не каждый Странник способен долго просидеть в такой позе! Инаа должна оценить.

Окно превратилось в глухой черный экран, на нем возникло лицо Инаа. Светлые глаза, старомодно выстриженный висок, морщинки на верхней губе… Лицо отодвинулось, захватывая в кадр залитый светом большущий ангар, три белых монитора и полированный столик, такой сияющий, будто на него намазали желтое пламя.

— Рада тебя видеть, Иихо, — она улыбнулась, повела бровями, кивнув на мои ноги.

— Инаа! У меня куча новостей!

— Мы же разговаривали сутки назад.

— У тебя сутки длиннее в два раза… Инаа, ответь мне, почему он не смотрит? Негодяй! Подлец! Не смотрит — и все.

2

Улыбка Инаа стала лучезарнее, почти затмила сияние полированного столика.

— Начни с начала, Иихо.

— Когда я впервые обратила на него это внимание… Это было как наваждение. Показалось, что я несусь между звезд! Что я объята светом, я горю. Я — комета!

— А он?

— А он — плотное гравитационное поле. В нем вдруг появилось что-то такое, что тянет приблизиться, схватить его, тряхнуть и сказать: «Эй! Посмотри на меня! Я пришла!».

— Довольно напористо, ты не находишь?

— Если тебе понравился парень, не надо юлить и кружить. Надо идти напрямик. Ты тоже Странник, ты меня поймешь.

— Я тебя старше, и не пойму энергичность юности. А в чем-то не пойму вообще.

— Это случилось внезапно. Я бегала на тренажере одной плоскости, по прямой горизонтальной дорожке. Хотела побить свой предыдущий рекорд, а он между прочим — четыре лана подряд! Это показало бы моей уритери, что я прекрасно контролирую себя такое долгое время, какое никто прежде не показывал.

— То есть ты все еще срываешься на вертикальный бег?

— Плох тот Странник, который не умеет бегать во всех плоскостях!

— Плох тот Странник, который не понимает, в каких плоскостях он бегает.

— Не шуми, а слушай. Так вот вдруг я увидела Тсура.

— Это мальчик из твоей группы, верно?

— Мальчик! Он старше всех, даже меня. Ему двести оборотов!

Улыбаясь, Инаа покивала:

— Мне было примерно столько же, когда мы покинули Молию, чтобы добраться до Эотана.

— Вот-вот! Никого из нас уже нельзя назвать детьми.

— И все равно вы для меня — далекие дети, сидящие в темноте своей молодости и считающие, что все прекрасно видите.

— Ты говоришь, как Основатель.

— Мне было, у кого поучиться.

— Занудно!

— Не занудно, Иихо, просто ты не понимаешь.

— Ладно. Объясни. Но учти, что от сложного у меня голова болит.

Инаа отвела веселый взгляд в сторону, будто кому-то безмолвно сообщала — вот она какая, я тебе говорила.

— Эй! Я тут.

— Да-да…— лицо ее посерьезнело. — Иихо, ты живешь среди ланниронов. Раскидистых, высоких, в каждой кроне можно построить деревню. Они всегда в борьбе за свет, их ветви тянутся наперегонки, листья сражаются друг с другом за каждый лучик. А ты видела когда-нибудь семечко ланнирона? Оно меньше ногтя. И из него, погруженного во тьму земли, рождается и вырастает светолюбивый исполин.

— С уникальной корневой системой, между прочим.

— Именно, — во взгляде Инаа читалось что-то многозначительное и лукавое; она намекала на что-то, что обещало мне не понравиться, потому что это неясность, а неясности я не выношу.

— Вернемся к новостям, — заявила я. — Бегу я на тренажере, и вдруг заходит он, в одной из этих своих шапочек. Долговязый, жилистый. Все как обычно, но я вдруг шевельнуться не могу. Ноги не слушаются. Дорожка отключилась, я застыла как пораженная молнией. И смотрю на него.

— Может, у тебя просто был порыв, и хотелось перескочить в другую плоскость? А раз нельзя, то хосины в крови заставили тебя замереть?

— Нет, это точно другое! Это… У тебя было такое, что ты видишь мужчину, и все? Это он! Это твой!

Немного помолчав, Инаа кивнула.

— И как ты его добивалась?

Сияние на экране поблекло. Шалит качество Исуранских Сетей, безобразно шалит!

— Как бы я его ни добивалась, я его не добилась, — похолодевшим голосом сказала Инаа. — И спешу предупредить тебя, Иихо: если ты будешь настырно требовать внимания и любви от того, кто не способен тебе всего этого дать, ты растратишь собственные силы, а ему рискуешь отравить жизнь.

— Не спеши с такими унылыми предупреждениями. Упаднические настроения не для меня. Я своего добьюсь! В нашей темноте я стану для него источником света!

— Звездой? — снова улыбнулась Инаа. — Излишне амбициозно, ты не находишь?

— Замечательное достижение — стать для кого-то звездой! Хочу такое будущее.

3

Мы попрощались тепло и мило, как настоящие друзья, огорченные расставанием. Я утешила Инаа, обещала связаться с ней завтра — в свое завтра! — и рассказать, как пойдут дела с Тсуром. Замечательно иметь подругу, которая интересуется твоей жизнью. При такой поддержке и внимании можно стать ближе, чем родственники, которые раз в сезон рассказывают, как один из моих младших братьев впервые запустил жестовый вихрь и порвал одеяло.

Скука! Не выношу.

Довольная разговором, я немного повалялась на упругой постели, изучая приклеенную в изголовье рекламную ленту: «Матрасы Мастера Свига. «Хорошо спишь — хорошо живешь».

Вернув окну-экрану прозрачность, еще раз глянула наружу. Мой космический корабль прилетел в загадочную туманность, она медленно ворочала серыми густыми облаками. Едва различимо прорывались сквозь туман фонарики у ручья, тускло, но упрямо, будто сражались с пожирающей все вокруг мутью.

На самом деле сражения нет. Вокруг наших корпусов запустили увлажнители, потом включат очистку воздуха — и лес преобразится, наполнится свежестью, исчезнет сырой затхлый запах.

А раз снаружи идет мойка, значит, мои скоро вернутся из лесной беседки в учебный корпус, и общую комнату наполнят ядовитость Ашена, зазнайство Фудж, отрешенность толстяка Уаяса, занудность Мидо и… и привлекательность Тсура, конечно! Лишь она скрасит присутствие всех остальных.

Почему я не с ними? Я хотела поговорить с Инаа и объявила всем, что буду делать Задачи по Реакциям. Кстати, где они?.. Кажется, в общей комнате остались.

Цепляясь руками и ногами, я сползла по пристенной лесенке в общую комнату, хотя куда приятнее было плавно упасть вниз, мимо дверей в спальные капсулы Фудж и Мидо.

Небольшая комната для группы, где три мальчика и три девочки, разделена очень условно. У противоположных стен сложены друг на друга по три спальные капсулы. Сбоку от них ютится по гигиеническому боксу, в девчоночьем много зеркал, у мальчиков — я заглядывала — беспорядок и горка из полотенец. Две тесные гардеробные возле входа создают узкий коридорчик к дверям.

Вокруг воображаемого центра комнаты выставлены короткие диванчики, они образуют шестигранник. По задумке члены учебной группы должны садиться и пялиться в центральную голограмму, рассказывающую какую-нибудь скучную чепуху. Так было в первый оборот обучения, самый тошнотный. Потом уритери вспомнили, что общий курс образования мы все уже прошли, что собрали нас здесь совсем не для изучения состава воздуха или эволюции хищников, стали выдавать много индивидуальных заданий, — и теперь мы все носимся с пластиковыми диалоговыми листами учебников и пособий. Голограмма в центре не включалась уже давным-давно.

Задачи по Реакциям жуть какие унылые! Сидишь и методично ищешь ошибки в потоке объемных формул. Но надо их сдать, иначе я не получу нового Задания по Контактам, а вот они всегда интересные. Уритери Шика сказала: «При каждом свободном вдохе запускай очередность формул. Это поможет тренировать сосредоточенность». Можно подумать у меня свободных вдохов великое множество! Да и не хочу я делать Задачи. Но скоро придут мои, пусть увидят, как усердно я занимаюсь.

В поисках листа с Задачами я обошла комнату. Помещение маленькое, искать особо и негде. С дивана зазнайки Фудж забрала подушку, бросила ее на свой диван. Ашен лишился подушки в пользу Тсура — да, начало ухаживаний положено!

А, вот они! Лежат у подлокотника дивана.

Я устроилась на двух подушках, вытянула ноги, взяла с пола стопку диалоговых листов. Поскорей бы мои пришли, а то и правда придется делать эти Реакции…

Мягко завибрировало в правой брови, кожа нагрелась. Пришло новое сообщение на санаг. Что-то еще для меня придумала наша уритери Шика?

Я погладила бровь, и от нее опустился световой экранчик, похожий на линзу широких старинных очков времен Белых Эпох. Я видела такие в коллекции второго отца. Экранчик тепло уперся в щеку.

«Подошел срок сдачи шестидесяти суточного сопоставления Правил и Поведения. Предоставь отчет по следующим пунктам…»

Список был такой длинный, что я едва не окосела, только пробежавшись по нему взглядом.

Уф-ф, опять правила. Не выношу!

Я дернула глазом в сторону, откидывая список прочь. Потом погладила бровь еще раз, сворачивая экранчик санага. Уж лучше формулы, поднимающиеся с мятых диалоговых листов, чем это занудство.

От Реакций меня спасла моя группа.

Первой в разъехавшихся дверях появилась зануда Мидо — как всегда в белом, неся свое повышено-острое восприятие цветов, будто награду за выигрыш в фери-си. Пушистая полоска с заглушками на голове делала ее похожей на частично полысевший одуванчик.

За ней возник Ашен. Если извлечь яд из всех гадов Гау-гуа-нга, не наберется и на один вдох его жизни. Любой разговор он сведет к тому, что его лично не принимают в обществе, что «повышенных» вообще не принимают в обществе, что общество не принимает само себя. Короче, все друг друга не допускают. Когда не брюзжит, зависает в сериях рекламных боевок. Говорит, там все просто и не надо думать. Видела я их. Ужас! Путаница и хаос. Кто против кого — не разберешь.

Толстяка Уаяса принесли. По лесу он ходит сам, а в тесноте помещений не умеет передвигаться. Бедолага, такое у него Повышение. Потому-то он и любит все, что далеко.

Мое Повышение, конечно, сложнее, но я со своим уживаюсь успешнее и меня не требуется таскать.

Нести Уаяса сегодня поручили Тсуру. Еще один бедолага. Он весь вспотел. Я знаю, чего ему стоит вроде бы пустячное дело — вихрями донести товарища до шестого этажа, к тому же часть пути проделать на лифте. Но у Тсура такой дефект, что посмотрела бы я на Мастера, кто справлялся бы сейчас лучше! У него — перебор, постоянное преувеличение. Не чувствует он силы своего воздействия на объекты. Никак.

Я залюбовалась Тсуром, прижав листы с Задачами к груди. Как он мил, осторожничая с Уаясом, вытянувшимся в воздухе, будто пузатый грузовой ящик! Как сосредоточен! А ведь одно неуклюжее усиление, и Уаяса ударит о потолок.

Как блестяще он справляется!

Последней вошла зазнайка Фудж. Напряженно выставив руки вперед, она следила за тем, как плывет по комнате Уаяс. Вокруг ее ладоней зыбко дрожали шары свернутых и готовых вырваться жестов.

Подстраховка.

Уритери Шика говорила, что это полезно для Фудж. Ошибись Тсур с транспортировкой Уаяса, швырни его куда-нибудь неосторожно, и Фудж должна спасти толстяка, на что у нее будет только одна попытка. Ее Повышение в том, что она плохо чувствует руками, ее жесты пролетают мимо объекта-цели. А тут промахнуться просто нельзя — ведь тогда Уаясу сильно ударится. И тогда Мидо с Фудж поругается. Как же! Обидели ее дражайшего Уаяса!

Не единожды они так, в четыре вихря, доволакивали Уаяса до нашей комнаты. Вот только сегодня мысль об их совместной работе мне остро неприятна.

— Почему вы так долго? — фыркнула я, глядя, как Уаяс плывет к гигиеническому боксу. Тсур прикрыл за ним дверь и устало рухнул на свой диван, уронив вялые руки.

— От тебя не скрыться, — прогудел Ашен, — куда ни придешь, там тебя или слышно, или видно, или в воздухе висит аромат твоих…

— …духов!

— приказов. Они попахивают засаленными кнутами.

— Ты же не чувствуешь запахов, — я с улыбкой прищурилась. — Что ты делаешь у нас, если тебе надо к «пониженным».

— Я всегда говорил, что я жертва системы, — с видом оскорбленной гордости заявил Ашен и поднялся по лесенке к своей спальной капсуле. Забрался внутрь, стукнувшись несколько раз коленками. Дверцу капсулы оставил открытой. Вроде как он есть, но вроде и не со всеми.

Всегда он так! Что он вообще делает в Оон-Толе? Три оборота он в нашей группе, и до сих пор никто не понимает, в чем его основательская Повышенность. С еще одним Основателем в группе, Мидо, все сразу было ясно — она не выносит ярких цветов и громких звуков. Однажды я прикрикнула на нее, так ее оглушило до обморока.

А вот Ашена не раскусить. Мне удалось выяснить, что у него была проведена коррекция. Неудачная, раз его отправили к нам. Но ничего больше не узнала!

В общую комнату на четвереньках вполз Уаяс. На лице капли воды, весь дрожит, рубашка на больших боках натянулась.

— Даже не пытайся, — сказала я, бросая ему одну из подушек.

Уаяс послушно лег, где был, прямо на полу.

— Когда-нибудь, — просипел он, — я пройду и не собью диван, и не вломлюсь в ваш гардероб.

Одно у него достоинство — умеет признавать свои ошибки. Я засмеялась:

— Вламывайся сколько угодно. Шарфы Фудж смотрятся на тебе великолепно!

Зануда Мидо уколола меня ревнивым стальным взглядом.

— Ты сделала Задачи по Реакциям? — спросила она, кивая на стопку пластиковых листов в моих руках.

— Они глупые.

— Так ты ничему не научишься.

— Наивная. Думаешь, нас отделили от обычных учеников, чтобы учить?

— А как?

— Нас отделили, не чтобы учить какой-то науке, а учить контролировать себя. А с этим у меня все в порядке!

— Тебя сорвало десять суток назад, — заметил Ашен из капсулы, — Ты бегала по стене химического корпуса и выбила пятками тринадцать окон.

Я приложила руки к ушам, будто ловила опасность в лесу.

— Слышите, слышите? Именно так звучит вранье: громко и визгливо. А между прочим на тренажере одной плоскости я недавно побила свой собственный рекорд! Четыре лана!.. Тсур, похвали меня.

— Хвалю. А за что?

— Как за что?! Я же только что…

— Отстань от него, Иихо, — вмешалась Фудж. — Ему не до тебя.

— Это еще почему?

— Сколько угодно можно говорить, что нас здесь собрали не для обучения, но влетает нам за плохие знания очень даже серьезно. Я слышала разговор уритери Шики и уритери Ауно. Если наш Тсур не справится с полученным Заданием по Контактам, его переведут в к Ауно, в более слабую группу.

Наш Тсур?!

Фудж, нахалка! Думаешь, страховала Тсура, так теперь он твой?!

Я тебе покажу, пакля рукастая, чей он!

4

— Я взял дополнительные Задачи по Реакциям, чтобы повысить общую оценку. И теперь мне надо их не просто сделать, а сделать без ошибок. Но я без ошибок не умею. Никогда ничего не делал с первого раза, — устало вздохнул Тсур и глянул на меня исподлобья.

Я нужна ему. Он зовет меня!

Я вскочила:

— Что у тебя в Задачах, Тсур? Я помогу.

— Отстань, Иихо, — снова влезла Фудж. — Он хочет справиться сам.

— Не ты знаешь, чего он хочет!

— Для начала я хочу еще раз проверить свои ответы, — сказал Тсур и, не вставая, серым извивающимся вихрем подхватил стопку пластиковых листов со стеллажа.

Какой же он милый, когда хмурит брови! Не позволю ему заниматься тем, что так откровенно не приносит удовольствия.

— Нет ничего скучнее перечня реакций, которые происходят при контактах воды с сухой поверхностью, жирной поверхностью, слизистой, клейкой… — я показала неприличный жест стеллажу с обучающими голограммами. — Неужели больше нечего делать? Гораздо лучше сломать систему светоуловителей над интернатом и поиграть в фери-си на жаркой яркой поляне. Я знаю такие траектории! У вас челюсти отвалятся от удивления.

— За поломку корпоративного имущества и за нарушение Сбора Света нас накажут так, что мы пожалеем, — вздохнул Тсур.

Его предусмотрительность произвела на меня сильное впечатление. И почему я не замечала раньше, что он дальновидный?

Тряхнув волосами, я уставилась на Тсура и пошла к нему легко, уверенно и гордо. Он должен был засмотреться — и засмотрелся. Напоминал при этом очаровательного детеныша гисам-лио, которого хочется затискать.

Я села вплотную к Тсуру на его диван. Он слабо качнулся в сторону, но не отодвинулся. От него повеяло волнением и смущением. Кажется, он даже вспотел, хотя лицо не заблестело.

В комнате повисла тишина.

— Так что у тебя?

— Спасибо, но я сам.

Ах, какая притягательная скромность!

Я выхватила у него гибкий планшет:

— Ого! Да у тебя в десяти последовательностях нет ни одной ошибки! Ты все их нашел… Какой ты умный! А я очень ценю и уважаю ум.

— Лучше бы ты ценила и уважала порядок, — упало сверху кислое замечание Ашена. — Ты получила список Правил и Поведения?

— У меня от него голова болит.

— Следует внести туда бег по химическому корпусу, — раздалось из капсулы.

Сущее наказание — соседство с этим невыносимым Ашеном! Надо что-то предпринять.

Я вскочила и замахала руками:

— Мальчики, что вы сидите? Ваше занятие по слоистым объектам вот-вот начнется! Подъем! Опаздываете, опаздываете!

Мальчики удивленно уставились на полоток с проекцией трехслойного циферблата. Даже Ашен высунул в общую комнату удивленную физиономию. До занятия им оставалось еще два с половиной лана.

— Идите! Расселись.

— Но там же туман…

— Кто доказывал необходимость знаний, а сам отлынивает?

Ашен страдальчески закатил глаза:

— Ладно, пойдем. Она жизни не даст.

— Зайдем в столовую, перекусим, — кивнул Тсур. — Уаяс, ты собран?.. Давай я тебя выведу.

Фудж поднялась подстраховать, но я шагнула к ней вплотную, преградив дорогу. Глянула сверху вниз, как я умею. Она заморгала испуганно и так сползла в кресло, будто оно было верхушкой вулкана, на который ее загоняла стая хикэнхов.

То-то же!

Ашен поплелся в гардероб мальчиков, взял оттуда три длинных непромокаемых куртки. Встретившись со мной недовольным взглядом, сказал:

— Есть такие, кто видит несовершенство мира, кто един с миром в его несовершенстве и стремится быть лучше. А есть такие, кто уверен про себя, что он самый лучший, самый умный, самый красивый.

— Да! — я развернулась к Тсуру и подбоченилась. — И таких любят именно за ум и красоту. А еще за заботу. Тсур, возьми «светлячка». Там очень темно.

Он поперхнулся воздухом и пробормотал что-то благодарное. Я проводила Тсура самым горячим взглядом, на какой была способна.

— Тебе идет эта рубашка! — крикнула я вслед. — Великолепная спина!

Тсур передернул плечами. Уаяса качнуло в проходе к дверям, он стукнулся ногой о стенку гардеробной. Вжав голову в плечи, Тсур ко мне не повернулся, а только покосился на Ашена и Уаяса, будто ожидал от них обидного смеха или упреков.

Ничего! Со мной он перестанет стесняться и научится быть довольным собой.

5

С их уходом в общей комнате повисла давящая тишина, а тихий гул вентиляторов в спальных капсулах только усиливал напряжение. Мы сидели каждая на своем диване, как в крепости, зыркали друг на друга. Я сердито кривила рот.

Когда это занятие наскучило, Мидо сказала:

— Вижу, ты за Тсура серьезно взялась.

— Видишь.

— Думаешь, ты ему нравишься?

— Это я ему сама скажу.

— Но по нему заметно, что ты не в его вкусе, — давила Мидо.

— Пусть сначала попробует меня на вкус.

Фудж покраснела и отвернулась.

— И все-таки позволь дать тебе совет… — вздохнула Мидо.

Не позволю вмешиваться в мою жизнь всяким занудам!

— Чьи советы вы предлагаете слушать? Ваши?.. И в чем? Как завоевать парня?.. Себе свои советы давайте.

— Иихо! — воскликнула Мидо, и ее укоризненный голос будто бросил в комнату тысячу разящих игл. Сама ведь на себя нападает криком.

А я не боюсь!

— Хоть как ты сверкай глазами, Мидо, хоть как ты сдай «Химию ментального контакта», хоть как хвали тебя уритери Шика и ставь в пример, но Уаяс к тебе равнодушен. Я тоже дам тебе совет: стань планетой. Например, Дейной. Или хотя бы Мясорубкой Ганна — и тогда он захлебнется от страсти к тебе.

Они помолчали, переглядываясь, как сообщники, замышляющие злодейство.

— Советы, как привлечь внимание парня, не наши. Они просто есть, они помогают в отношениях, — заикнулась Фудж и поджала тонкий ротик.

Выясняла? Ей-то зачем?

Но пусть выскажется, хотя ничего нового оне не сообщит. Я махнула рукой, призывая ее говорить, и раскинулась на диване.

— Ты не будешь спорить с тем, что взгляды очень важны при общении?

Я великодушно промолчала.

— Нужно установить такое душевное единение, при котором вы становитесь друг для друга своими. Для этого лучше всего подходит общение взглядами. Улыбайся, согревай глазами, светись, и он…

— Эти советы ты где-то вычитала специально для Мидо? По свечению глазами — это к ним, к Основателям.

— Но все-таки над взглядами тебе надо поработать.

— Не надо. Взгляды у меня сногсшибательные. Оллактическим системам на зависть.

— Оллактические системы не сшибают. Они слушают космос, — заметила Мидо.

— Это не ты сейчас говоришь, а зануда-Уаяс. Его обожание космоса расползлось по умам, как плесень. В моих взглядах на Тсура есть три самые главные вещи: «Я. Хочу. Тебя». Все… Что еще в твоем списке, Фудж?

Фудж зарделась, но продолжила:

— Походка. Уверенная, легкая, отточенная и гордая. Все мальчики засматриваются…

Не, ну серьезно. Ей-то, пакле сутулой, откуда знать!

— Не берись советовать Страннику, как ему ходить. К тому же в нашей темноте. Мы живем в таком мраке, что кажется, будто мы живем в душе Ашена.

— Не смей так говорить о нем! — неожиданно взорвалась Фудж.

Заступается. И за кого?!

— Ох, Фудж, какая же ты хорошая. До зевоты. Каждый раз, когда ты делаешь все хорошо, меня клонит спать.

— В отличие от тебя у меня есть принципы и цели.

— Например, твой принцип «хорошо учиться», чтобы достигнуть цели «хорошо выучиться»?! — я захохотала. — А когда выучишься, какая будет цель? Что станет с твоими хвалеными принципами? Я скажу — все разлетится в пшик! И ты ворвешься в беспринципную жизнь, как в реку после пустыни. Меня еще добрым словом вспомнишь.

Фудж с Мидо в сотый раз переглянулись.

— Чем больше ей говоришь, — вздохнула зануда, — тем меньше она слышит.

— Иихо, ты хоть что-нибудь вынесла из разговора? — спросила зазнайка.

— Да! В Оон-Толе темно, и чтобы парень обратил внимание на то, как я смотрю и как хожу, надо самой подойти поближе.

6

Я оставила девчонок, чтобы подумали о моих словах. Ничего, немного усилий — и они поймут, что я права. Смазанными рывками сбежала по лестнице с шестого этажа. Жаль, только с шестого. Лестницы — слабая замена бегу по стенам, а мне его ужасно не хватает. И все из-за глупых правил.

Не выношу!

Правила для обывателей. Хочешь чего-то добиться — выйди за границы списка правил, допиши внизу, пририсуй сбоку, договорись. А не сделаешь так — останешься тем, кто повторяет раз от раза действия, которые уже тысячи совершили до тебя.

Вот с такими действиями Мидо и Фудж ко мне и пристали. Взгляды, походка… Чепуха! Будто не способны признать, что замусоленный путь самый скучный.

Какой интересный? О, я-то знаю! Сейчас — это путь к столовой, куда наши мальчики отправились в ожидании занятия по слоистым объектам. Тут недалеко, надо только обогнуть зигзаг соседнего корпуса.

Ходить по дорожкам мне никогда не нравилось. Самые вкусные ягоды мираты я находила именно там, где сворачивала с проторенных тропок-змеенышей; самые интересные закутки леса открывала вдалеке от хоженых мест.

От входа в наш корпус я свернула и пошла кругом. Пересекла канаву с папоротником, потом залезла в густые кусты, не желающие меня пропускать. Едва пятками их не разнесла, пока пинала, цапучих, но кое-как вырвалась — и выскочила на круглую поляну с белой подсвеченной изнутри беседкой. Из беседки доносились приглушенные голоса.

Кто там? О чем они говорят, спрятавшись от всех в лесу?

В центре беседки, в окружении витых тонких колонн стоял мой Тсур. Такой понурый, что я едва не бросилась к нему, обнимать и утешать. Серый традиционный костюм ученика-Мастера висел на нем так, будто бедняга похудел вдвое, один рост остался.

Не сразу я заметила напротив Тсура уритери Шику. Она сидела на каменной скамейке, сложив руки на коленях, и вид у нее был самый внимательный. Золотой балахон переливался волнами за счет нитей с подсветкой. Традиционно для уритери, но сейчас это показалось мне назойливым и возмутило.

— Я не справлюсь. И это не просто страх ученика. Поймите, с моим Повышением так рисковать… Один излишек, одно преувеличение — и я все испорчу, безвозвратно. Ведь не себя ошибкой накажу, а…

— Тогда приложи все силы, чтобы не совершать ошибки, — улыбнулась уритери Шика.

— Если бы я так мог, я не находился бы в Оон-Толе.

Мой милый, он совсем поник!

— Ты очень ответственный юноша, Тсур. Твоя ответственность против твоего Повышения — как думаешь, кто победит? Я бы поставила на ответственность.

— Поставьте еще и на меня! Я ему помогу.

7

Я запрыгнула на мраморные ступеньки беседки, и Шика с Тсуром уставились на меня, будто на комету, упавшую с неба ясным днем и оказавшуюся золотым медведем в алмазном доспехе, который четко сказал: «Би-хаа, илларейцы!»

— Би-хаа, Иихо, — улыбнулась Шика. — Это очень доброе предложение, Иихо, делает тебе честь. Но оно не по правилам. Тсур должен справиться с Заданием сам.

— К Прычинсу ваши правила! Вы же не хотите, чтобы он провалил Задание по Контактам и отправился в группу к слабакам. Так надо с этим что-то делать. Я и собираюсь.

Молча Тсур заливался краской, как созревающая мирата, от бледно розовой в ярко-красную. Прежде чем он обрел бы сочно-фиолетовый цвет, я сказала:

— Я вложу душу в помощь Тсуру. Со мной он раскроет такие таланты, что вы удивитесь, уритери Шика, — на этом обращении я немного поклонилась, ей должно было понравиться. — И он сам удивится.

Шика улыбнулась шире и стала похожа на сытого желто-шерстного гисам-лио, милого зверька с острой мордочкой, которого хочется гладить:

— С таким наставником, Тсур, у неудачи не было бы шансов.

От гордости я выгнула спину.

— Но нет. Никакой помощи. Все сам.

Вот так умильный гисам-лио показывает длинные острые клыки, если ты поднес руку к его пушистому загривку не с той стороны.

Я бы поспорила и непременно переубедила бы Шику, но она перетекла со скамейки в полный рост, проплыла мимо Тсура, угрюмо застывшего в центре беседки. Напротив меня наша уритери остановилась и глянула через плечо сверху вниз:

— Иихо, надеюсь, ты обрабатываешь свой список Правил и Поведения.

Я отмахнулась:

— Да мне осталось чуть-чуть.

В ее снисходительной улыбке неприкрыто читалось — ну-ну, ври Основателю, ври.

Пакля долговязая! Как мне хотелось сбить ее с ног и затоптать! И никакие хосины в крови не парализовали бы меня, ведь размазала бы я ее по земле, а не по стенке.

Одно утешало: она ушла, оставив меня с Тсуром.

Я лучезарно улыбнулась и, подбоченившись, перекрыла выход из беседки. Тсур не пытался уйти. Он грустно смотрел в темноту за перилами, руки его нервно подрагивали.

— Какое ты получил Задание?

— Тебе запретили помогать.

— Но не запретили быть рядом, — я смазано шагнула к нему и вмиг очутилась близко-близко.

Он сел на каменную скамейку, и я грациозно опустилась рядом.

— Не трать время, — он встретился со мной печальным взглядом. И как я раньше не замечала, что у него такие прелестно голубые глаза! — Начнешь возиться со мной, провалишь собственные Задания, и тогда тебя саму переведут к уритери Ауно. Будет позор.

— Чепуха! Тогда все увидят, что Оон-Тол не способен нормально обучать.

— Ну это ты махнула!

А в голосе одобрение, даже восторг.

В медовом свете, лившемся из-под купола беседки, бусины на шапочке Тсура переливались густыми оттенками красного, будто в каждой плескалась лава. Раньше я думала, что это довольно глупое увлечение — самому себе шить шапочки, таскать их и в холод, и в жару. Шапочки с искрящейся молниями тесьмой. Шапочки со звенящей металлом бахромой. Шапочки с поющими бусинами… Раньше я открыто ругала его за нелепость.

Раньше!

— Какая у тебя восхитительная шапочка. Никогда ничего подобного не видела. Я в восторге, а любой шуардец просто лишился бы чувств от расцветки бусин. Как же ты их гармонично подобрал!

Пряча лицо, Тсур буркнул, что он сшил ее и носит уже давно.

— Ты недогадливый! Я же делаю тебе комплимент.

Он не выдержал и расплылся в улыбке. Приятно повеяло смущением, довольством и чем-то тонко-сладким, что хотелось лизнуть. Но вдруг он засуетился, заерзал.

— Может, пойдем в столовую? Там сегодня вкусный ольмен.

— Не хочу, там толкучка. Мне в ней не хватает воздуха. А ольмен — твой любимый десерт?.. Я договорюсь, чтобы он был каждый день! Пойдем лучше к ручью. Вдвоем.

— Через лес в разгар Сбора Света? Я не взял «светлячка».

— Тьма полна загадок и непредсказуемостей, — я надвинулась на него и, понизив голос, прошептала: — Ничего не бойся.

Тсур задышал отрывисто и часто. Глаза прятал, руки отводил. Милый нерешительный юноша!

Вдруг он уставился куда-то мне за плечо с таким испугом, будто вернулась уритери Шика, застала нас за этим проклятым Заданием и теперь переведет обоих.

— Что это? — шепотом спросил он.

Я обернулась. С плеча на меня уставилась огромная гусеница банод-венз, хотя нечасто их увидишь в краях лаварда Уэн, особенно в Сбор Света. Заползла, наверное, со спины, пока я по кустам ходила, и сидит, пригрелась, шевелит белыми волосками на боках. В своей следующей ипостаси банод-венз превращалась в костяного летуна с прозрачными крыльями, но эта что-то припозднилась с перерождением, уже приобрела чешую, а все еще в гусеницах.

Я-то все это знаю, потому что мой третий старший брат, начитавшись рецептов Огненных Эпох, однажды наготовил рагу из костяных летунов, пойманных в нашем лаварде Диа, но выбрал слишком молодых особей. Меня единственную из всей семьи не тошнило!

А вот Тсур явно несведущ. Он выдохнул:

— Ох, простая гусеница… — и улыбнулся тепло. — Твой питомец? Оригинальный выбор.

А что? Питомец — это очень романтично.

— Простая гусеница?! — воскликнула я и ткнула пальцем в ее упругий мохнатый бок. — Ха! Ничего простого! Это карликовый уру-панин. Их на всей Илларе осталось сто десять экземпляров.

Тсур был сражен.

— Да ты что?! Откуда он у тебя?

— Спасла! Его чуть было ядовитым порошком не посыпали. Как паразита. Еле отбила, еле отмыла. Я ж ответственная и заботливая, ты не замечал?

Я придвинулась к нему, тесно прижалась. Наше первое прикосновение!

По плечу мазнуло что-то холодное и липкое.

— Осталось сто девять экземпляров, — безлико сказал Тсур, глядя на мою голую руку, ниже плеча измазанную зелено-коричневой слизью, из которой торчали белые волоски.

Шутит? Нет? А, неважно.

Смеющаяся девушка вдохновляет — и я радостно засмеялась для него.

8

Конечно он оттаял, расслабился. Проблемы с уритери Шикой отступили.

— Пойдем, — я встала и потянула его за собой. — Я знаю одно прекрасное местечко. Отмоем мою руку… и твою рубашку. Запачкалась же.

Кто не станет дорожить такой теплой заботой?

Держа за руку, я повела Тсура к ручью. Странник чувствует дорогу, и мне легко было вслепую идти через лес Оон-Тола. Одна я бы метнулась и срезала путь, но это первое наше свидание, и мне хотелось прогуляться.

В руках Мастера живет особая энергия. Здесь сила его мыслей, отражение его сущности. Рука Тсура, зажатая в моей ладони, была твердой, горячей и бесконечно волнительной. Я жадно слушала, как у Тсура сбивается дыхание. Кровь моя билась в висках, сладко тянуло под ложечкой. Мы брели в полной темноте, обрывки лесных шорохов сообщали, что где-то есть жизнь. Мы держались за руки и молчали — что может быть красноречивей!

Вблизи ручья с фонариками тьма отступила, стало сумеречно, проступили очертания стволов могучих ланниронов. Через десяток шагов мы вышли на берег. В свете желтых фонарей земля и вода казались синими.

— Сними рубашку. Я прополощу пятно.

— Не надо, — он смутился. — Сейчас я сосредоточусь и выгоню слизь из ткани жестом.

— Ты расстроен разговором с Шикой, рискуешь приложить излишний жест и порвать рубашку. Тогда расстроишься его больше, а я этого не хочу.

Он неохотно стянул ученическую рубашку через голову и, ссутулив плечи, отдал ее мне. Перед тем, как отвернуться к ручью, я задержала откровенный взгляд. А он хорошо сложен!

Я поймала себя на том, что хочу бегать вокруг него кругами, смеяться и подпрыгивать. Делала так в детстве, когда получала долгожданный подарок. Сейчас это неуместно, но однажды я покажу Тсуру, как это весело и зажигательно.

Наскоро сполоснув руку от следов невезучей банод-венз, я поболтала рубашкой в прибрежной воде. Когда слизь на рукаве перестала прощупываться, я вернула рубашку владельцу, и он, сосредоточенно сопя, поднял короткий жест сушки. Ткань угрожающе натянулась, но рубашка упала на траву невредимой.

— Все у тебя прекрасно получается! — воскликнула я. — Сейчас полежит, досохнет, и можно надевать.

Тсур расправил плечи и улыбнулся:

— Уритери Шика говорила, что с такой помощью у неудачи нет шансов

Проницательный!

Мы уселись на берегу. Основание моста справа казалось грозным родителем. В ручье плеснулась мелкая рыба. Отражение фонарика с другого берега заплясало на воде, будто объявили начало праздника.

— У меня для тебя подарок, — сказала я. — Я уважаю тебя за хороший вкус. И берусь угадать, какие девушки тебе нравятся. Подтянутые, стройные, от которых не хочется отводить взгляд, к которым хочется протянуть руку… Например, такие.

Щелкнув пальцами, я выпустила из браслета на запястье светло-серое облако голограммы. Большой каплей оно вытекло на берег, вытянулось вверх и обрело резкость и краски. Перед нами встала я, в полный рост, в натуральную величину. Полупрозрачная, в коротком платьице с разрезами на жестких рукавах, по недавней моде. Сегодня я бы такое уже не надела, но голографический образ с меня снимали тогда, когда такие платья были на пике.

— Интерактивный помощник? — удивился Тсур. — Ты решила так обойти запрет на помощь мне?

И почему эта идея не пришла мне в голову первой?!

Одно утешает: мой избранник умен.

— Нет, милый. Лучше. Это — прогулочная голограмма. Родители сделали перед моим отъездом в Оон-Тол. Они включают ее, когда гуляют по придомовому парку, и я иду с ними рядом, смотрю на те же растения, что и они, сижу на тех же скамейках. Танцую на аллеях, они любуются… Сильный эффект присутствия.

— И ты даришь мне такую же?

По голосу я почувствовала, что он глубоко тронут.

— Да. С удовольствием дарю! Скажи, что я красивая.

Голограмма в легком платье кружилась на бережке, пританцовывала с плавностью, которой позавидует Чиио, танцовщица эпохи, звезда рекламных сериалов. От ее гибких движений Мастера таяли, как масло.

Наблюдая за моей голограммой, Тсур вытянул ноги, откинулся назад, ложась и опираясь на локти. И открываясь передо мной, перед темнотой и уединенностью.

— Правда, хорошее место, — шепнул он.

Сердце поскакало быстрее. Я подобралась, как перед рывком на десять дженанов:

— Весь наш Оон-Тол — прекрасное место. Очень интимное. Куда ни придешь, там темно, тихо и нет свидетелей. Везде можно укрыться, — я придвинулась и приблизила свое лицо к его. — Жадно слушать дыхание друг друга, касаться, шептаться. Вот за теми кустами, например, мы будем узнавать друг друга наощупь. Ты узнаешь, как приятно, когда я поглажу вот здесь.

Едва я протянула руку…

— Иихо! Однако, у тебя богатый опыт!

— У моего первого отца Ориша семнадцать детей, считая меня. Конечно, я разбираюсь в этих делах.

Он вскочил и отпрыгнул к мосту. Полыхнуло горькой неуверенностью, стыдом и даже в воздух, казалось, впрыснули страх.

Неудача.

Я пожала плечами:

— Возможно, ты просто не готов.

— Да, да, точно, — забормотал Тсур и весь как-то сложился. — Точно, я не готов.

— Тогда хотя бы скажи, что я красивая.

— Да, да, ты очень красивая.

Тсур юлил по берегу, будто горела земля под ногами. Он неуклюже отворачивался, прижимал к животу скомканную рубашку, и был похож на рыбоедное сумчатое с Гау-гуа-нга, когда оно прячется от хищников.

— Самая красивая!

Выкрикнув это, он бросился прочь, хрустя камешками на тропинке. Вместо возлюбленного мне остался запах соленой паники. Он как пыль, оседал на мне и на траве.

Прогулочная голограмма, замерев на паузе без движения, смотрела вслед Тсуру.

А я нет.

9

— И он убежал! Инаа, он просто убежал.

— Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем приставать к нему.

— У меня нет на это времени. Вот-вот он провалит свое Задание, его переведут, и прощай обучение вместе.

— Какое у него Задание?

— Понятия не имею. Он молчит. Шика запретила ему помогать. Остальным нет до него дела, пакли бессердечные. Но почему, почему он убежал? Он уважал мою помощь, он держал меня за руку, он любовался моей голограммой — и бросил все это вмиг!

— Наверняка он не хотел тебя обидеть.

— Конечно не хотел! Еще бы хотел!

— Иихо, надо подождать, пока улягутся страсти. И потом спокойно спросить, что его так напугало на берегу. Вдруг это что-то, совсем не связанное с тобой.

— Да там все было связано со мной!.. Ну ничего, в следующий раз я не упущу его просто так.

— Иихо!

— Он признал, что я красивая. Я ему нравлюсь! К чему эта глупая суета?

— Только не вздумай сейчас с ним ругаться.

— Нет, это не по мне. Я пойду и выскажу ему, как сильно он меня обидел, как оскорбил в лучших нежных чувствах.

— В лучших настырных руках, ты хотела сказать?

— Не смейся! Обидел — и все!

— Ничего не делай, Иихо. Ты слепа от злости, и ломясь куда-то, только все разрушишь.

— Да что тут разрушать?!

— Ты сама сказала, что: он уважал твою помощь, любовался твоей голограммой. Вот это все и разрушишь.

Я призадумалась. В чем-то Инаа была права.

— Хорошо, — кивнула я, — я не буду злиться и ругаться. Пойду и с самым леденящим спокойствием сообщу ему, что он меня обидел и сильно огорчил. И что я разгневана. И не позволю над собой насмехаться.

— Иихо!..

Я отключила связь, и лицо Инаа исчезло, сменившись овальным логотипом Исуранских Сетей.

Общая комната встретила меня отчужденностью. Мидо и Фудж не было, Уаяс сидел мешком в центре комнаты и пялился в большую голо-сферу на клубок траекторий спутников, плывущих между газовыми гигантами нашей планетной системы, Фоолем и Эпгером. На мое появление даже глазом не дернул.

Из приоткрытой спальной капсулы Ашена мелькали разноцветные отсветы — он опять смотрел рекламные боевки.

Тсур стоял у стеллажа и рылся в каталоге обучающих голограмм. Пока я разговаривала с Инаа, он вернулся в общую комнату с завтрака.

Я сосредоточена, я сосредоточена… Хикэнхи кусают мне душу, но я сосредоточена и спокойна.

— Послушай-ка, Тсур…

Он стукнулся лбом о стеллажную полку, развернулся ко мне с проворностью гибкого уру-панина и чуть присел:

— Иихо, пожалуйста...

— Извинись!

— От всей души я прошу у тебя…

— Это было неприятно. Как ты посмел так со мной обойтись?

— Я… извини… не хотел. Но…

Он бормотал, отступая в сторону, к спальным капсулам. От него пахло вишневым сиропом, который подавали сегодня на завтрак, и острой бедой, очень отталкивающей. Так пахнет несъедобное.

— Я же говорил, предупреждал, что не справлюсь, что наврежу… Это Задание…

— Ты о чем?

— Я же предупреждал. Я просил!

В несколько нервных кривых прыжков он пересек общую комнату, едва не сбив по дороге Уаяса, на которого сцена не произвела никакого впечатлений. Тсур взлетел по лесенке в свою спальную капсулу. Дверца за ним закрылась.

Опять сбежал?.. Нет уж! Со мной такие выверты не пройдут!

Раздражение закипало. В один смазанный шаг по диагональному подъему я очутилась у его капсулы, на самом верху. Кровь побежала быстрее.

— Тсур, открой! — я заколотила по гладкой капсульной двери. — Открой немедленно. Что ты говорил про Задание?

— Пяткой стукни, дверь в крошку разлетится вместе с нами и со всем корпусом, — буркнул снизу Ашен.

Внутри меня наливался ураган. Проснулись в крови хосины, личные кандалы каждого Повышенного. Ноги потяжелели.

— Тсур!

Неужели он думает, что, закрыв дверь, он лишил меня путей добраться до него? Сейчас я ему покажу!

Хосины в крови встали наизготовку. Бросай свою глупую затею, — говорили они, — не надо. Контролируй себя. Если мы включимся, ты проиграешь.

К Прычинсу их!

Я вырвалась наружу, в темный лабиринт околокорпусных тропинок и кустов мягкого папоротника. Ходить я больше не могла. Рваться, прыгать, метаться и бежать стремглав могла.

И хотела!

Ноги стали такими горячими, что казалось, задержись я на месте еще хоть на вдох, они вспыхнут, сожгут меня, как на костре. Тысячи болезненных иголок впились в ступни.

Беги же!

Я бросилась вокруг корпуса, сминая податливые кусты. Свернула, выскочила к стене, на которой черными полосками поднималась череда окон-экранов спальных капсул. Три верхние на шестом этаже — это окна мальчишек нашей группы. Последнее — окно Тсура.

Пространство впереди подломилось, встало дыбом. Разряд сладкого удовольствия прошел по телу, когда я ступила на первые плитки стены, уходящей вверх.

Но надо спешить, и я побежала, отказывая себе в радости вкусить наслаждение от каждого шага по стене.

Второй этаж. Третий.

На четвертом хосины в крови вспыхнули. Ноги стали непослушными, каждая весила, как дом.

Беги!

Пятый.

Едва нога коснулась нижнего края окна Ашена, как ступни приклеились — одна к каменной кладке стены, вторая — к холодному гладкому стеклу. Дальше не двинуться.

Парализованная, я с глухой беспомощностью смотрела перед собой, в густые неподвижные кроны ланниронов. Плотный слой тысяч веток и миллионов листьев. Высоко над кронами летают светоуловители. Ни один лучик не пролезет к нам. Без шансов.

10

Я провисела на стене недолго, но это было отвратительно.

Ашен, мерзавец, пакля ядовитая, сделал окно-экран своей капсулы прозрачным и лег так, чтобы его лицо находилось возле моей приклеенной ступни. Пялился и безобразно улыбался. Если бы не его ухмылочка, я б сочла, что он счастлив оказаться у моих ног. Ухмылочка становилась шире с каждым порывом ветерка, колышущим юбку, а я считаю, что Ашен недостоин любоваться моими ногами.

Одно утешало: я успела успокоиться, и к приходу уритери Шики была во всеоружии.

Снимали меня с шестого этажа три Мастера-техника, а одновременно со спуском хосины в крови усыпляли два Основателя-медика. Итого пятеро. Неплохо. С химического корпуса меня снимали лишь втроем.

На уровне четвертого этажа я почувствовала, что паралич снят, наклонилась и уцепилась за узкий бортик руками. Ничего-ничего, нэны Мастера-техники, поработать вам полезно.

Уритери Шика ждала меня на углу зигзагообразного здания. Она спрятала руки в рукава золотого балахона, вид у нее был независимый. Собранных медиков и техников она не замечала. И меня тоже. Для нее вообще, казалось, во всем мире существовал только развороченный папоротник на краю дорожки из мелкого гравия. Можно подумать, это был ее любимый куст!

Оказавшись на земле, я с умопомрачительной улыбкой поинтересовалась у одного из техников — симпатичного, кстати, с лихо вьющимися волосами — как у него дела? как настроение? не смущайся, что тебе понравилось держать меня вихрями, и не бойся, мы непременно это повторим.

Уритери Шика махнула рукой, подзывая, и я, плавно покачивая длинной юбкой, пошла к ней. На счастье с этой стороны корпуса всего одна тропинка, по ней мало кто ходит, и не было любопытной толпы. Даже никто из моей группы не мелькнул.

Мы обогнули корпус, и Шика завела меня в полуподвальное помещеньице. Серые каменные стены, простые скамейки по периметру, запах потревоженной тишины. Вялый «светлячок» под потолком.

— Это ваш кабинет? — спросила я, прогуливаясь вдоль стены.

— Здесь нас не подслушают, — равнодушно сказала Шика. — Я не борюсь с любопытством некоторых Основателей, но сейчас не тот случай.

— Исключительный, обо мне, — я заулыбалась и села на скамейку. — Начинайте, уритери Шика. Слушаю вас внимательно.

— Резкость и высокомерие — это признаки слабости, Иихо.

Снисходительность. Не выношу!

— Мы постоянно ведем с вами одни и те же разговоры, уритери Шика. Сначала вы припомните мне одно, потом другое, потом третье…

— Тогда давай сама.

Я принялась щелкать пальцами, отсчитывая:

— Не сдаю самоотчеты о Правилах и Поведении. Бегаю по стенам, несмотря на запреты. Превысила лимит на пользование дальней связью Исуранских Сетей, выделенный на группу.

— То есть ты согласна, что заслужила наказание?

— Что вы мне сделаете? У меня высокая общая оценка и блестящие показатели общественной адаптивности. Меня все любят, хотя Ашен делает вид, что я его раздражаю. Благодаря мне атмосфера в нашей группе исключительно дружеская, ни одной стычки за пять оборотов, чего не скажешь о других группах. Результат на тренажере одной плоскости у меня лучший среди всех Странников Оон-Тола. Моя семья…

— … не против, чтобы мы тебя исключили.

Я взвилась со скамейки:

— Но за что?!

Домашняя клетка? Родительский контроль?

Диплом Оон-Тола обещал мне полноценную взрослую жизнь, может, даже работу в Корпорации, если захочу, и плевать, что наше семейство не связано кровью с ее верхушкой. А с пометкой «Странник. Повышенная. Воспитана на семейном контроле» мне не стать никем выше наладчика маршрутов мусоросборной автоматики.

Не хочу такого будущего. Не хочу!

Мое завтра обрывало дороги к себе, закрывало двери, возводило стены. Не пройдешь!

Сердце заколотилось, перестало хватать воздуха.

— Нэну Оришу пришло уведомление, когда сегодня твои хосины активизировались. Он связался со мной и сказал…

У меня хватило сил фыркнуть:

— Что вы не справляетесь с моим образованием и должны стараться лучше?

— Хамство — еще один признак слабости, Иихо. Хамя мне, ты ничего не выигрываешь, а только разочаровываешь еще больше. И нэна Ориша, и меня.

— Не спешите, уритери Шика, поддакивать моему отцу. Он переменчив. Вскоре все изменится, он снова будет считать меня любимым ребенком, и тогда мое отчисление обернется против вас. Сейчас вам кажется очевидным, что мой отец недоволен мной. Но недоволен он не мной.

— Кем же?

— Моя пятая старшая сестра Аина послала все к Прычинсу и рванула на Эотан. У нее все хорошо, гораздо лучше, чем ожидалось. Вот отец и скрипит зубами, осуждая все подряд, в том числе новость о моих хосинах. И я тоже недовольна. Сижу тут с вами. На Эотане живут по-настоящему свободные. Там делают что хотят, строят как хотят, учатся чему хотят. Там небо, а у нас подвал. Там самый обыкновенный полированный стол сияет так ярко, что ваш модный балахон со светящимися нитями по сравнению с ним — темная тряпка.

— Иихо!

Беги!

В короткий смазанный шаг я очутилась у выхода из серого глухого подвальчика.

— Советую придумать на мой счет что-нибудь поумнее отчисления, уритери Шика.

С прямой спиной и гордо вздернутым носом я поднялась по узкой лесенке. Наверху ужас и волнение ударили под колени, и ноги мои подломились.

11

Для Странника движение — суть жизни. Подчинение своей воле пространства, тела, времени. Страстное желание побывать везде, протянуться ко всему на свете. Мир велик, мы малы. Расширяя доступный мир, мы растем, делаем себя больше, сильнее. Это мы ходили по планете в Огненные Эпохи, это мы взлетели в небо в Сиреневые, это мы еще побегаем наперегонки со звездами в будущем.

Скорость, решимость, напор. Все это живет в нас.

И разрушительный страх остановиться. Ужас невозможности идти.

Чего мне стоило на непослушных ногах дотащиться до входа в корпус, Большая Звезда не ведает! Навалилось чувство такой разбитости, будто я переболела лихой чешуйкой в самой сложной форме и медики не ждали, что я вообще поправлюсь. Я почти ползла, волоча пятки по гравию, ставшему липким болотом. Искусала губы, силясь перевалить через маленький порожек. Цеплялась за стену, пока лифт плыл на шестой этаж. Обида, неясность, порыв, паралич, отчисление… Слишком много всего навалилось и подкосило меня.

Но я двигалась!

Видел бы меня сейчас Тсур. Какая она крепкая! — восхитился бы он.

Лифт помог немного отдохнуть, и в общую комнату я входила медленно, осторожно, но уже не шатаясь. Тсур был здесь, со всеми. Он лежал на диване. Захватив лицо, на нем висела плотная голографическая сфера, и казалось, он надел на голову большущую вазу, ее не снять, и он ждет Мастера, кто развеял бы вазу, не повредив лица и головы.

С порога я громко поздоровалась. Тсур дернулся на мой голос, но не встал и голограмму не отключил.

Он не говорит со мной. Не смотрит. Не видит, что я расстроена. Бесчувственный болван! Пакля дурацкая!

Ашен сверлил меня издевательским взглядом. Он лежал в спальной капсуле, головой в округлом дверном проеме, и зыркал из-под черной челки. А я знаю, тебя сорвало, а я знаю. А ты не знаешь, рассказал я остальным или нет.

Ну почему это все происходит со мной?!

— Иихо! — воскликнула Мидо. — Ты выглядишь нездоровой. Что с тобой?

Я промолчала.

— Тебе бы прилечь, — подключилась к заботам Фудж.

— Было бы куда, — подал голос ядоед-Ашен. — Ее диван завален барахлом так, что туда и крысу не пристроить.

Задрав подбородок, я пересекла комнату и плюхнулась на свой диван прямо поверх нескольких подушек и груды диалоговых учебных листов. Пластиковые страницы подо мной смялись, в правое бедро уперлось что-то острое.

— Устала? — спросил Ашен, поводив бровями.

У меня самый независимый вид. У меня самое холодное лицо. Я — самое равнодушное существо в звездной системе.

На Тсура я не смотрела. Зачем видеть недостойных дураков, которые меня обидели?

— Все в порядке? — не унималась Мидо.

— У меня все — лучше всех. А как вы тут без меня?

— Приятная новость. Ашен получил Задание по Контактам, — краснея, сказала Фудж.

— И какое Задание выдали нашей жертве системы?

Вместо ответа Ашен коротко мазнул пальцами около своего браслета — и передо мной повисли золотые символы.

«Маршрутизация беспроводного контакта».

Проклятие! Я и мечтать о таком не могла. Маршрутизация — и кому? Даже не Страннику. Интереснейшее, вкуснейшее задание — и кому? Не мне!!!

Я едва не вскочила с гневным криком и не отпинала презренного Ашена. Только риск упасть по дороге не дал мне это сделать.

Тсур резко сел на диване. Голографическая сфера вокруг его головы развеялась, с правой брови на щеку опустился желтый овальчик санага.

Что там? Проклятая неизвестность!

— Уритери Шика вызывает меня к себе, — вздохнул он. Поднялся, как больной, и поплелся к дверям.

Я проводила его хмурым взглядом.

— Знаю, зачем она его вызвала, — сказала я, когда за Тсуром закрылась дверь. — Она попросит вас попрощаться со мной как можно торжественнее. Ведь скоро я вас покидаю.

Фудж побледнела и вытаращилась на меня:

— Как?!

— Ее отчисляют, — сказал Ашен сверху.

Нет, нет! Он не мог подслушать! Уритери Шика заверяла, что подвал закрыт для любопытных Основателей.

— Вовсе нет! Я сама заканчиваю Оон-Тол и отправляюсь домой, в родной лавард Диа… Ладно, некогда мне с вами беседовать. Буду готовиться к отъезду. Еще надо добраться до цивилизации и купить нормальную одежду. Не в этом же тряпье являться на праздник, которым встретит меня семья?

Они вытаращились на меня. Даже толстяк Уаяс отвернулся от учебной голограммы с какими-то графиками. Ждали чего-то.

Оон-Тол погружен в темноту вовсе не потому, что светоуловители и кроны ланниронов не пропускают лучи наших звезд. Нет. Здесь живут бесчувственные личности, глухие и слепые, неспособные понять. Это они порождают мрак.

В пустом безмолвии я поднялась по лесенке и залезла в свою спальную капсулу. На окне-экране висело уведомление «Входящее сообщение». Свяжись со мной. Папа.

Я могу храбриться сколько угодно, но мой первый отец Ориш встретит меня дома вовсе не праздником. Устроит тяжелейшее время, наполненное унижениями и упреками.

Не хочу ждать!

Список контактов, выбор имени. Вызов.

— Би-хаа, папа!

— Иихо. Я получил…

— Зачем ты отправил меня сюда?! Будь позабыт и проклят тот день, когда построили Оон-Тол. Ничего не могу здесь делать. Ничего не получается. Ничего не понимаю. Правила и предписания, запреты и границы. Не выношу! И именно в эту клетку ты запер меня якобы развиваться. Еще бы в иуратовую банку посадил, чтобы росла! Такая «разумность» была бы очень в твоем духе. Фаэней, папа!

12

Я отключила связь и скинула с экрана все изображения, кроме слоистого циферблата в углу.

Завтра исчезло, я больше не чувствовала его, будто путь вперед во времени стал зыбким жидким болотом. «Без будущего никак, верно?» — спрашивала меня мама в такие моменты. Словно в душу заглядывала.

Только она умеет так делать. Только ей я это позволяю.

Душное одиночество обступило меня. Капсула стала болезненно тесной. Гоняясь за Тсуром, я потеряла себя, свои перспективы. Все, чего могла достичь, растаяло пылью.

И Тсура я тоже упустила.

За окном висела чернота, так близко, будто я ею дышала, и с каждым вдохом становилось хуже. Я тискала подушку, чтобы не разреветься. В горле застрял комок. Давили стенки, мелкие судороги охватывали ноги. Страх бил все мое существо, хлестал плетью. Беги, беги от неудач! Беги, беги к успеху!

Но куда бежать?

Тсур со мной шутил и улыбался, но вдруг он просто флиртовал с красивой девушкой? Он мной восторгался, но вдруг его просто заворожила прогулочная голограмма, дорогая редкость? Он благодарил меня, но вдруг хотел получить только помощь в Задании, а я сама ему неинтересна?

Подлый, гнусный мир ощерился хищными иглами, клыками, болью. Вот-вот, он набросится.

Надо лечь, замереть, притвориться неживой…

Я легла.

— Ну и времечко! Вот уж не собиралась сегодня думать о разрушительных вещах.

Перед лицом внизу окна-экрана бежала тонкая строчка с уведомлениями о несделанных делах. Череда Задач по Реакциям, самоотчет за шестьдесят оборотов, новый неотвеченный вызов от отца. Еще один. Еще.

Надоело.

— Ну-ка, быстро взяла себя в руки и вытерла сопли!

Я села, обняла себя крепко-крепко, стискивая ладонями плечи. Потом потерла лицо.

Нельзя поддаваться в унылых настроениях даже себе. Нельзя идти на поводу у упаднических желаний, даже если эти желания твои.

Страх шепнул: «Это при свете такие лечебные приказы работают, а когда вокруг темно, все рушится».

И все равно — нет! нельзя! запрещаю!

Запрещаю?

— Иихо, — строго спросила я у себя, превращая окно-экран в зеркало. — Давно ли ты твердила, что не выносишь ограничений и указаний?

Я из отражения погрозила себе рукой.

— Не на ту напали! Не позволю отчислить меня раньше, чем помогу Тсуру сдать его Задание! Слово мое твердое — так и знайте.

Теперь надо сделать так, чтобы ни одна пакля ко мне не придралась.

Задачи по Реакциям я раскидала за сотню вдохов. Там делать-то нечего! Новичок справится. Где застревала на сочетаниях контактирующих сред, выбирала ответ наобум.

Самоотчет заполнился сам, в нем надо было только соглашаться. «Запрещено пользоваться межпланетной связью свыше нормы, установленной на учебную группу на шестьдесят суток»/ «Пользовалась».

«Запрещено при движении произвольно переключать пространственные плоскости»/ «Переключала».

С отцом говорить не хочу. Пусть хоть всю линию оборвет.

Все! Сделано!

Короткое скольжение по матрасу Мастера Свига. Я хлопнула ладонью по панели управления спальной капсулой. Овальная дверь двинулась в сторону. Скорей наружу!

Удар. Боль. Вскрик.

Больно моему лбу, аж искры из глаз. Кричал Тсур, упавший с высоты третьего яруса спальных капсул.

— Чего тебе?

— Мне нужно с тобой поговорить.

13

— Некогда! — крикнула я, скатываясь по лесенке. — Мне срочно нужна уритери Шика.

Я перешагнула через лежащего на полу Тсура и бросилась к выходу из общей комнаты. Быстрей, быстрей!

Буду шантажировать, чем вспомню. Буду грозить гневом отца. Буду уговаривать и обещать билеты на прямое выступление Чиио, танцовщицы эпохи, от пластики которой у Основателей наступает экстаз.

Вихрь настиг меня на полпути к лестнице. Он обхватил мою талию и настойчиво придержал.

— Кто посмел?!

Тормозить Странника? Да у кого только руки поднялись?

Позади, возле нашей двери стоял Тсур. Напряженное лицо, вытянутые вперед руки, сведенные в сложном жесте пальцы. От ладоней тянется пара сизых туманных тросов. Это они поймали меня.

Хват на поясе сильно и больно давил. Мышцы живота напряглись, я мелко и судорожно дышала, испугавшись, что Тсур, склонный к преувеличению, сломает меня пополам.

Он тоже боялся. Лицо его вспотело, руки покраснели. Тросы подрагивали узлами уплотняющегося тумана, как щупальца голодного обитателя глубин.

Но хват не становился мощнее. Тсур держался.

— Я сказал, что мне нужно поговорить с тобой, — хрипло вымолвил он. — Не убегай.

Никогда не слышала у него такого голоса — властного, спокойного. Обычно мягкий и неуверенный Тсур хранит в себе множество секретов!

— Давай позже. Я хочу видеть уритери Шику.

Его руки задрожали. Жестовые тросы затрепетали, пошли волнами. Обитатель глубин сердился и потрясал кулаками. Пояс мой сдавило сильнее.

Зря я тяну время. Ведь Тсуру все труднее сохранять контроль.

— Что ж, давай поговорим сейчас. Отпустишь меня?

Тросы утончились, успокоились. Отдышавшись, Тсур выпрямился и даже опустил одну руку. От второй тянулась узловатая дымка, обнимала меня за талию. Он держал меня как на поводке.

— Пока придержу. А то еще рванешь куда-нибудь, не подумав.

— Тогда говори быстрее. Мне некогда.

— Мне поменяли Задание по Контактам. Из-за тебя.

Я обмякла, будто вынули скелет. Хотелось провалиться, и я непременно плюхнулась бы на пол, если бы жестовый поводок не поддержал меня.

— Прости, — сказала я, прислонившись к стене. — Прости, я испортила все. Твою учебу, наши отношения…

Тсур улыбнулся и медленно пошел ко мне. Руки с вихрем не опускал.

— Иихо извиняется! Момент, достойный закрыть Прозрачные Эпохи и начать новые. Как бы ты их назвала?

— Эпохи Бесполезных Шагов, — буркнула я.

Он подошел близко-близко. Я чувствовала его необъяснимую радость, и она казалась безумием.

— Я бы назвал их Красными. В честь твоего любимого платья… Пойдем прогуляемся. Я знаю неподалеку милое местечко.

14

— Ты не умеешь слушать. Говорить умеешь, а слушать — нет.

Мы с Тсуром сидели у подножья одного из ланниронов неподалеку от конца нашего учебного корпуса. Дерево стояло на возвышении, черный пологий склон вел к тропинке и был усеян мелкими кустиками мягкой травы.

— Все я умею!

— А слушать — нет. Я не сказал, что провалил Задание. Я сказал, что мне его поменяли. Не о чем расстраиваться. А уж извиняться тебе и вовсе лишнее. Наоборот, я тебе очень благодарен за помощь.

— Как это?!.

Голос Тсура звучал медленно и очень по-взрослому. Этим он напомнил моего второго старшего брата, когда тот вернулся из Гау-гуа-нга, прожив там целый оборот. Местные жители вспыльчивые, чужеземцу приходится тщательно следить за языком и повадками. Вот брат и научился быть неспешным и каменно-спокойным.

Тсур пережил что-то подобное? За чем ему приходилось следить?

— Сначала я получил Задание «Химия гормонального контакта». Уритери Шика сделала к нему примечание «Отработать на одном из участников учебной группы».

— Это жестоко!

— Я тоже так решил. Но потом она объяснила, что мое Повышение при работе с близкими получит хороший шанс дополнительно контролировать его. Я захочу быть осторожен с кем-либо из вас, и появится лишний стимул следить за силой своих жестов. Что лишним сложно назвать.

Он сидел на выступающем из земли широком корне ланнирона. Я прислонилась к сырому стволу. Было темно, мир состоял из мутных силуэтов.

— Если бы я мог выбирать товарища по Заданию, я непременно выбрал бы тебя, Иихо. А задание могло быть каким угодно.

— Так и выбрал бы!

— Но гормональное… Оно само по себе… Управление чужой радостью, грустью. Управление чувствами! Это нечестно. Это выбило меня из равновесия.

— Но это полезно уметь! Когда-нибудь перед тобой окажется друг в сильной печали, а ты не сможешь ему помочь, потому что побоялся научиться гормонально управлять чужой печалью. Вот что нечестно!

— Или однажды мне встретится девушка, и я захочу ей понравиться. А вместо того, чтобы действовать открыто, я заставлю ее гормонально в себя влюбиться. Это тоже полезно уметь?!

Он вскочил и заходил кругами. Как только не падал, спотыкаясь о корни? От его нервного напора я замерла, не в силах шевельнуться.

— Искушение было чудовищное. Воспользоваться случаем, расположить к себе. Потом проследить изменения в собственном теле — и легчайшим образом сдать Задание… Но я не смог. Как представил, что химию ее чувств ко мне задаю я сам, так жить не хотелось, везде ложь мерещилась. А ей каково будет? Воли нет, выбора нет… И я рванул отказываться.

Я слушала не перебивая.

— Уритери Шика сказала, что приятно удивлена, насколько для меня думать о других оказалось важнее, чем думать о личных достижениях, и что не будет это корректировать, не хочет снижать естественную ответственность. Ты думаешь, я хвастаюсь?

— Да какое тут хвастовство! Гормональный контакт! Опыты на друзьях! Любой на твоем месте подумал бы о других и отказался.

— Нет. Я спрашивал у Фудж, как она выполнила бы такое задание?.. И знаешь, все просто! Она добавила бы Ашену немного гормонального удовольствия во время еды, и телесную химию двух сторон включила бы в отчет.

— Мелковато… Впрочем… Неплохое решение. Ладно! Оно даже изящное.

— Да. Жаль я до него не додумался. Все мои мысли были заняты другим. Вернее, другой… При виде нее я терял способность рассуждать здраво. Запретив себе вовлекать в контакт ее гормоны, я устроил бурю из своих. Настоящий ураган! Я так боялся ее обидеть, что расплескивал вокруг себя страх, чем непременно обижал. Так хотел быть рядом с ней, что отталкивал невольно, мы разбегались из-за моей паники. И конечно ничего не получалось. Ни-че-го.

— Ты просил Шику что-нибудь предпринять?

— Да, — он приблизился, и я разглядела в нем настороженное удивление. — Ты же сама застала наш с ней разговор в беседке.

«Будто я помню», — подумала я, но вслух сказала: — А, да! Было такое.

— Но вот случилось облегчение. Сегодня наша уритери решила избавить меня от провала и сменить Задание на новое. Не знаю пока, на какое.

— Она так решила из-за меня?

— Она так сказала.

— Я помогла, это замечательно. Но… в чем была моя помощь?

Он подошел еще ближе:

— В терпении. В силе воли. Ты общалась со мной, несмотря на то, что я махал гормонами и испускал концентрированный ужас. Я был как птица-паникер, которая пугает полевок, направляет и загоняет добычу в пасть напарника-хищника. Но ты не убегала. Именно это мне помогло.

Я все-таки добилась! Его не переведут!

Хорошо быть причиной чего-нибудь хорошего. На душе моей стало легко. Ланнирон высоко над нами шелестел листьями, каждый из которых укрыл бы меня как одеялом. Исполин охранял наш разговор, берег откровенность и наступившую ясность.

— Почему ты сразу все это не рассказал мне?! Ты заставил меня пережить настоящий кошмар! Хорошо еще, что у меня крепкая психика. И крепкая воля. И огромное терпение, вот!

Выходит, я ему нравилась еще раньше, чем обратила на него то внимание. Я подалась Тсуру навстречу. Между нами трудно было бы просунуть ладонь.

— Та девушка, которой ты хотел бы понравиться… Уверена, это я.

— Откуда такая уверенность?

— Оттуда, что я не позволю кому-то другому быть такой девушкой!

— Это мне в тебе, Иихо, нравится больше всего.

— Замечательно. А еще скажи, что я красивая.

— Самая красивая!

Он наклонил голову, приближая свое лицо к моему. От Тсура волнующе пахло крепким бодрящим мо. Неужели он где-то его пил? «Повышенным» запрещены тонизирующие напитки, разве что уритери Шика угостила его кружечкой, в знак того, что он хорошо справился с Заданием, и мо — первый шаг к нормальной жизни.

Я изогнулась, разворачивая Тсура спиной к стволу, привстала на древесный корень, заставляя запрокинуть голову.

— Стой смирно. Я сама…

Под сердцем приятно защекотало. Сейчас, сейчас случится наш первый поцелуй! Немного нежности, немного мягкости.

Правая бровь нагрелась, зачесалась.

Проклятый санаг. Как невовремя!

15

Кто-то настойчиво запрашивал меня внутри Оон-Тола. Очень настойчиво, будто в бровь вцепился клещ, проник под кожу и кусается там.

— Что-то не так? — насторожился Тсур.

— Подожди!

Романтичность первого поцелуя была отравлена. Я подалась назад, присела на соседний выступающий над землей корень. Извиняюще глянула на беднягу-Тсура и погладила правую бровь. Опустился желтый овальчик, яркое пятно в сумраке.

Да-да, оно самое. Недавние Реакции, значит, приняли, зачли и выдали мне вот это. Теперь нас в группе трое таких, «контактных»: я, Тсур и ядоед-Ашен.

— Что там? — поинтересовался Тсур, садясь рядом.

— Задание по Контактам.

— В чем оно?

— Не шуми, — отмахнулась я. — Там…

Сказать, не сказать? Он-то сам промолчал в свое время, и из-за этого вон сколько проблем наворотилось!

— «Иктоматика реального контакта», — призналась я. — Проклятие! Ну почему мне досталось именно это?! Ашену, пакле токсичной, «Маршрутизация беспроводного контакта»! А мне? Любую маршрутизацию, ну любую… В маршрутах ломающегося пространства я сильна, как никто. А тут — иктоматика!

— Я могу помочь? — Тсур поднял руки и продемонстрировал открытые ладони со сжатыми пальцами: жест Мастера, показывающего миролюбие и открытость.

Использовать Тсура для Задания? Я ценю его предложение, и из всех в Оон-Толе выбрала бы его для выполнения какого-угодно Задания… Но честно ли будет? Не обидит ли?

Я приуныла. Те же самые вопросы...

— Да чем ты поможешь?

— Возьму на себя что-нибудь практическое.

— Практическое? Смеешься надо мной? Какая практическая помощь может быть в иктоматике реального…

Я не заметила, как он наклонился ко мне. Я, Странник, оказалась медлительней того, кто вдруг прильнул, крепко обнял за плечи и прижался сухими губами к моим.

Первые мгновения мною владело возмущение — как посмел? как удалось?!

Постепенно его поцелуи становились смелее, а мои — горячее. У нас было много жадности и желания. Не хватало воздуха. Мы разъединяли губы, улыбались и набрасывались друг на друга с новыми силами.

— Обожаю с тобой целоваться! — наконец выпалила я.

— Реальный контакт, как он есть, — прошептал Тсур. Мне казалось, что даже в сумраке я вижу, как алеют его щеки. — Вот моя практическая помощь.

— Я догадалась, что именно это ты и предложишь! Мальчишки все такие, вам бы только девчонку поскорее поцеловать.

Он обиженно надулся:

— А что ты предложила бы в качестве помощи?

— Я? — я схватила его за руку и рывком заставила встать. — Если и заниматься иктоматикой, то не в душном сумраке. Бежим, скорее!

— Куда?

— Хочу не видеть темноты, даже если закрою глаза. Хочу целоваться и жмуриться. Хочу к свету!

Сжав пальцы на его запястье, я переломила пространство и сорвалась с места. Кора ланнирона сама ложилась мне под ноги. Воздух уплотнился, подталкивая. Мы неслись по вертикали вперед, ловко огибая толстые ветви. Листья, казалось, сами расступаются перед нами. Крыши учебных корпусов остались далеко внизу.

Крона древесного исполина становилась легче, просторнее, ветви утончались. Пролез ветерок, разогнал сумрак, подсветил и освежил воздух.

Мы взбегали все выше и выше. Я обернулась к Тсуру. У него был восторженный и безрассудный вид, слегка испуганный. За нашими спинами раскинулась туманная дымка. Позади себя Тсур поднял широкий жест Мастера, поставил опору на ветви, а за мной тянулась белесая пелена, след пройденного пути. Это были два полотна, ловящие молодой ветер свободы. Две завесы, отделяющие нас от темноты внизу. Это были крылья, и мы рвались летать.