контракт

слово первое - "Нелепое дыхание жизнью"

Ровно двадцать четыре ступени, и каждая обладает обманчивой атмосферой уникальных событий: случается — теряешься в закоулках Серого Града, спасаясь от метеоритного дождя; бывает — гонимым безумцем скрываешься от преследования в руинах древних заброшенных поселений; доводится — бросаешь вызов духовной оболочке восьми континентов, что дерзко выводит тебя из ума; но только единственный раз имеешь возможность осознать необъемлемый страх у края пропасти, со дна которой доносится смертно-дурманящий зов ключника. Две лестничные плиты: одна — пелена снов, укрытая таинственной вуалью даже от твоих очей, другая — реальность согрешений и проступков. А соединяет их — холодная Смерть, что терпеливо точит лезвие косы и не торопится с ударом… И это есть — один этаж временного небоскрёба высотою в жизнь (?), жизнь (!)…

— …ЖИЗНЬ!? Договорились!!! — он поставил печать, я увидел остаток жизни и…

…вновь завладел престолом суток типичный городской вечер, а неугомонное время продолжало лечить необратимым ходом. Широкая стрелка моих двенадцати ступенчатых архаических часов с двумя параллельными трещинами на стёклышке и отломленным секундным указателем, который позвякивал внутри, прикрывала цифру четыре, минутная — недавно взялась слагать очередной числовой круг.

16:05.

Давно построенная, но все ещё довольно крепкая высотка находилась на окраине города. Несмотря на своё неудачное расположение, это здание, носящее нескромное имя «Корпорация», недавно процветало и приносило немалую прибыль владельцам.

Месяц ещё не миновал, как успех «Корпорации» громко канул в историю. Деловые переговоры, плавно переросшие в мордобой, а затем в кровавое ристалище криминальных группировок, закончились весьма удручающе. Пара взрывов и пожар уничтожили весь бизнес. А то, что уцелело, растаскано местной шпаной.

И сегодня мы стоим на крыше этого «пережитка прошлого».

Я и она…

— Зачем?.. Зачем ты это сделал? — её горькие слёзы беспрестанно наворачивались на глазах. Она прижалась мокрой щекой к моей груди и, отчаянно всхлипывая, злобно проклинала любимого человека. — Ты — дьявол! Ты сломал мою жизнь!

Но я потерялся в своих мыслях. Я даже не слушал её слова. И без того знал их смысл — я обречён.

Запутав ладонь в её светлых волосах и, крепко обняв, бессмысленным взором всматривался в городскую даль. Город. Он будет вечно помнить моё имя, мои деяния, мою безрассудность. На моей могиле часто будут собираться важные люди, чтобы выпить за упокой или очередной раз проклясть мою сущность. Быть может, наоборот, завтра обо мне никто не вспомнит, тело кремируют, а прах развеют. Нет, завтра — слишком рано. Завтра все газеты торжественно закричат о крахе моего клана. И наши имена, как и «Корпорация», на крыше которой стоим, упадут чёрными строками на листы полицейского архива.

— Верни! — любимая взялась колотить меня по груди, как обычно делают отчаявшиеся девушки, решив, что это последняя надежда коснуться мужской любви. Видимо, смысл надежды заключается в том, чтобы достучаться до остывшего сердца — сильными интенсивными ударами пробить лёд и вновь окунуться в кипяток скупых мужских чувств. Сейчас же любовь не имеет значения — я оставляю бедняжку одну. Выдержит ли она испытание, уготованное ей?

Оттеснившись от, заполненной раскатами задыхающегося сердца, груди, она прокричала мне в лицо:

— Верни! Пожалуйста, верни мне всё! — отчаянный крик отобрал полностью все силы и, оставшись без воздуха, она начала жадно поглощать его колкую смесь. Обессиленные лёгкие, совсем недовольные раздачей холодного горючего, не заставили долго ждать своих отзывов о качестве вдыхаемого продукта — любимая раскашлялась.

Становилось холодней…

Она вновь уткнулась лицом в мою грудь, мгновенно забыв о том, что только что со всех сил её колотила. Захлёбываясь слезами, продолжала твердить:

— Верни! Верни… вернись, любимый…

Вернуться? С премногим удовольствием сейчас бы я вернулся на пару дней назад, чтоб исправить свои ошибки. Но даже в этом случае эта мысль остаётся сущей пустотой. Главную ошибку я допустил гораздо раньше.

Минутная стрелка преодолела третью ступень — 16:15.

Только женской половине человечества дана способность сквозь страстную любовь совершенно откровенно говорить любимому о своей ненависти к нему. Сейчас это её право. Я сам себя ненавижу! Ненавижу за то, что сотворил с ней, с собой и со всеми. Как глупо. Я в каждом человеке видел потенциальную угрозу. Лишь сердце любимой девушки было важным для меня.

— Я ненавижу тебя! Ты чудовище! Бездушное, беспощадное, — слёз становилось всё больше. Она подняла свой взгляд на меня и простонала. — Ну что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь…

Я взглянул в её мокрые голубые глаза и утонул в их глубине. Боже! Сколько в ней страдания, сколько боли, сколько ненависти ко мне. Но всё это мелочь, по сравнению с её любовью.

Она меня любит… и я её люблю…

Мои мысли заполонило сотнями, тысячами всевозможных воспоминаний, что говорить не было сил, вернее времени. И, глядя на неё, сквозь её боль и мучение, я увидел нелепый момент из нашего недавнего романтического ужина…нн………

………жж…ужина при свечах. Я никогда не делал подобного — две свечи, два фужера, шампанское в ведёрке со льдом, красная роза на её половине столика. Ничего в правилах и традициях подобных вечеров я не смыслю и, сервируя всё это дело, решил, что именно так надо. Пусть ошибаюсь, но зато искренне, от души!

— Всего две свечи и никакого более света, — она сияет восторгом. Счастливая, всему довольная!

— Почему же две? У меня ещё есть, — я указал на салфетку, в которую завёрнуты ещё шесть свечей.

— Умница! — произнесла она с насмешкой, но всё же с приятной теплотой в голосе. Она любит меня таким, какой я есть. — Ты, мой дорогой, всю ночь собрался за столом сидеть?

Я немного растерялся, но всё же ответ был запасён заранее:

— Откуда мне знать, на сколько хватает этого воска, — сдержав небольшую паузу, я привёл самый весомый аргумент, — тем более, ящик шампанского под столом стоит…

Любимая громко рассмеялась, продолжая…жж………

………пп…продолжая смотреть мне в глаза. Тот вечер был незабываем для нас обоих. Мы болтали и пили шампанское всю ночь напролёт. Смеялись друг над другом до самого рассвета. Вспоминали лучшие моменты нашего трёхлетнего знакомства.

Опера мучительного потрескивания сложных механизмов, трудящихся под платиновой оболочкой часов, напела очередной переход минутного указателя на новое деление — 16:21.

— Ты… лишил меня всей семьи… отнял всех родных и близких. Мы остались с тобой вдвоём, но… и тебе осталось жить недолго. За что?.. За что ты причинил мне эту боль?

Её дрожащий голос цепко схватил мой слух. Но я не мог ничего понять ею сказанного. Я погрузился в нудное, тревожное ожидание, вслушиваясь в хрипловатое тиканье. Я ждал, и прекрасно понимал — здесь, на крыше «Корпорации» выскальзывали из рук последние минуты моей жизни. Совсем скоро по моему горлу проскользнёт металлический холод косы её высочества Смерти. И мне безразлично, каким свирепым будет её взгляд, когда она начнет меня убивать. Я знаю. Лицо Смерти будет моим!

— Я… верила в тебя, — продолжая безутешно рыдать, она с трудом выговаривала слова, проглатывала слоги, — я полностью была твоей. В твоих руках… в них было всё… Всё!.. и ты всё это выпустил, выронил. Все мои чувства, вся моя любовь — всё упало, и разбилось.

Её слова, наконец, ворвались в моё сознание. Меня неожиданно схватила напряжённая боль. Ощущения были такие, словно рабы Смерти уже начали вырывать мою душу из тела. Не захотели больше ждать и самовольно решили отнять у меня жизнь. И я впервые задумался о её смысле: для чего жить…

…если потом нужно умирать…

и для чего любить,

если любовь придётся разбивать…

и ведь бессмысленна эта логика,

что сердце ломит день за днём,

а жизнь — штурвал историка,

что веет правду в дыхании своём…

Вечер уже властвовал едино. Серой прохлады туман поднимался с земли и стремительно всё окутывал. Я чувствовал, как резко падала температура, как агрессивно мороз начинал сковывать моё тело, как немела рука, пропитанная дрожью злосчастных часов — 16:29.

— Но почему? Почему я люблю тебя до сих пор? За один, за один единственный день ты смог уничтожить всех близких нам людей… всех, кого мы любили… всех, с кем провели полжизни. Почему?

Но я молчал. Передо мной стремительно проносились образы всех тех, у кого я отнял жизнь в этот день. Лучший друг и соратник — родной брат моей любимой, мой наставник — отец их обоих. Лишь пара выстрелов и их не стало. А так же десятки наших друзей и сподвижников, учителей и советников.

Этот список велик, и результат ужасен…

Неожиданно на меня набросился страх, породивший галлюцинации — перед собой, вместо любимой девушки, я увидел Смерть во всём своём обличье. Блеск луны, отражённый в стальном лезвии её убогой косы, свирепо ударил в глаза слепящим лучом и… Вот он! Тот самый момент! Имплантат интеллекта в моей голове раскрылся, и на мозг пролился яд.

Боль в голове встала клином. Реакция прошла по всему телу. Вырвавшись из объятий любимой, я попятился назад, быстро теряя контроль над самим собой.

— Нет! — закричала любимая. Облик смерти в её внешности вдруг пропал без следа, словно и не было вовсе. — Только не сейчас! Умоляю!

Первая невидимая цепь пленительного зова набросилась на шею и подтащила меня к самому краю крыши. Ещё две цепи, словно продолжения вен, вырвались из запястий.

Дикая боль трясла моё тело. Сквозь дрожь проступал ледяной пот. А я упорно смотрел на свою любимую, боясь забыть её образ. Она смотрела в ответ. Казалось, её взгляд помогал мне оставаться в этом мире.

Звуки приглушались, слепота заражала глаза. Но последний поцелуй я разобрал без труда. Последний поцелуй, который оборвался ударом иллюзорного крюка Смерти, что дернул острой болью и сбросил меня с крыши.

Я полетел вниз, быстро отдаляясь от любимой в мутных оттенках иллюзорного видения. Мираж перед глазами охватился волной неясных очертаний. И, не смотря на свою скорость, падение пропиталось вечностью.

Тишина окончательно наложила на мой слух свою немую пелену. И больше я был не в силах уловить какие-либо звуки этого мира.

Смерть где то внизу терпеливо дожидалась моего столкновения с асфальтом. Она была там. Её жадный взгляд сверлил мою плоть, а шершавый лязг точила скользил по лезвию косы.

За миг до падения, я всеми силами вырвал из себя ещё один нелепый вздох и отбросил слепоту, чтобы последним взглядом уловить прекрасный образ любимой.

Вот и всё! Долгожданный удар! Колкий холод за миллисекунду пронёсся по всему телу, зацепил ледяной рукой сердце и, словно обожженные накалом его жизненной энергии, морозные ощущения рассыпались миллионами острых льдинок по всей моей расшатавшейся душе. Цепенящая боль страшной силой ударила в мозг и тело в единый миг парализовало.

И вот моя безжизненная плоть начала окрашивать пыльный асфальт цветом крови. Последние нервные импульсы прогорели, последний скрип механизма проклятых часов щёлкнул на седьмом делении — 16:35.

Я умер.