8 глава

сон 4

Небо… нет, не синее. Его переливы от жемчужно-серого до почти откровенной лазури, того сложного и неповторимого оттенка между голубым и зеленым, закрываются мягкой поволокой облаков. Перистые, тонкие, полупрозрачным кружевом они ложатся на небесную гладь, как изящное олицетворение совершенства природы.

Солнце светит ярко. Заливает все вокруг светом, делая мир необычайно пестрым, насыщенным, сочным. Потоком золота, проливаясь на землю, оно пока не несет удушающей жары лета, которая размывает краски и превращает их в жирное расплывающееся пятно, где листва жухнет, пыль и сухость воздуха мешают дышать, а вокруг палит и палит, давит бесконечной яростью «могу». Пока что светило лишь набирает мощь, а его ласкающие прикосновения приятны и каждое утро купают мир в золотой росе.

Сочность травы, мокрой от ночного дождя, привлекательна и радует глаз. Высокая, почти по пояс, буйная, разноцветная — она покрывает берега реки сплошным ковром, сотканным из нюансных оттенков зеленого. Смешивается с кустарниками, перекрывает поросшие мхом подножья деревьев. Острые стрелы осоки, круглые тарелочки листьев орешника, пятиконечные мать и мачехи, узкие крапивы или состоящие из множества соцветий мелкой ромашки, вьюнка, васильков и пастушьей сумки.

Запах сочный, пряный, острый и необычайно насыщенный заставляет чихать с непривычки, морщиться и благоговеть.

Растения — гимн живого леса. Пусть его так мало осталось, пусть он сдает свои позиции под давлением людей, их жилья, их техники, мусора ими разбрасываемого со щедростью и глупостью, и все-таки он пока жив. Деревья растут, давая пышную поросль, цепкую, гибкую. Разнотравье душит культивированных конкурентов, где и как может, забирая по клочкам почву обратно. Дикий лес не умер, нет. Он отступил, затаился, замер.

Это его «рук» дело — заросли шиповника на месте дорогущих роз. Это он раскидал израненной ладонью алые капли земляники на грядках, отступая изрезанными ветвями осин и дубов. Он подождет. У него есть время.

Потому что у людей его почти не осталось.

8 глава

Янат чувствовал себя отвратительно. Его руки и ноги затекли от неподвижности, а поза полулежа, довольно комфортная поначалу, вызывала глухое, нарастающее комом, раздражение. Места-капсулы были просчитаны тютелька в тютельку, ведь лишние сантиметры — избыточный вес, которого стремились избежать. Люди на борту челнока находились в таких капсулах из простой предосторожности, связанной с посадкой на поверхность планеты. Формальность. Но в этот раз перед самым стартом произошла какая-то накладка, и будущим колонистам Нави пришлось провести в неудобном положении около часа. Покинуть ячейки им не позволяли, аргументируя тем, что искать потом членов экспедиции по всей станции, дабы лично сообщить им об отбытии никто не будет.

Накануне, Янат по заведенной традиции получил напутственную взбучку от Самойлова. Официально находившийся в должности, он сухим и безжалостным тоном перечислил все мыслимые и немыслимые запреты, которых ему следовало неукоснительно придерживаться.

«Неисполнение, неподчинение, а также хотя бы приблизительно напоминающие саботаж действия, — подчеркнул Самойлов, — запустят механизм твоей депортации на станцию. С последующими проблемами: испорченной репутацией, а в качестве бонуса занесением выговора в дело и увольнения. Забудешь о своем обещании, голубчик, я сделаю так, что никто и никогда не захочет связываться с тобой. Просто выполни то, зачем прибыл и не суйся, куда не просят», — напутствовал он Яната.

Тот сделал соответствующие выводы, а именно, не злить спящую собаку, притворившись паинькой, и теперь с нетерпеньем ждал отбытия.

Момент, когда Навь открыли заново, был отмечен знаком вопроса. С тех пор количество их только увеличивалось. Янат, как истинный фанатик своего дела, жаждал найти хотя бы один ответ. К тому же, его не оставляли мысли о Самойлове. Чем сильнее начальник давил, тем больше рождал подозрений по собственному поводу. Ну, конечно же, как могла оставить равнодушным пламенная речь человека, который явно понимал больше других, был вовлечен в растянутый на годы процесс, но всячески отнекивался от причастности к тайне? В этом свете неправдоподобно звучали все его объяснения, поведение Самойлова настораживало и смущало, но как таковые доказательства вины отсутствовали.

Янат понимал, он, впрочем, как и остальные, может сколько угодно придумывать теории, махать руками или рассуждать о неизвестном «нечто», но без убедительных фактов это чепуха. Мучимый догадками, предположениями и банальным любопытством, он весь извелся. Лежать в капсуле было скучно, шевелиться затруднительно, а от мыслей, казалось, мозги медленно и верно закипают. Поэтому новость о том, что неполадки или что там мешало взлету, наконец, устранены, прозвучала как нельзя кстати.

Через полтора часа негостеприимная земля Нави принимала их.

«Странная экспедиция, — в который раз подумал Янат, слушая гул двигателей, — их непосредственный начальник не допущен к фактическому выполнению задания, но продолжает занимать должность, мало того, с благословения выше, собирается руководить процессом со станции на орбите планеты. Кэро, представитель отшельников в семействе человеческом, практически не выбирающихся за пределы своей звездной системы, внезапно, назначен его заместителем. А формально управлять жизнью на базе станет доктор Мальком Деше. Третья переменная этого странного уравнения. Доктор — еще и прозвище, поскольку он получил четыре специальных образования, докторскую степень и еще какие-то награды в своей области. Ксенобиолог, биолог, наноинженер, микрохирург», — Янат удовлетворенно хмыкнул. Он с пользой провел последние пару недель, тщательно изучая досье на будущих коллег, которые ему подсуетил никто иной, как Кэро. Самойлов, наверное, просто закрыл глаза на чрезмерное любопытство «занозы», поскольку последние недели перед приземлением, она вела себя на удивление тихо и скромно.

Ян был уверен, потрясающие познания и умения Малькома ничего не стоят, если он окажется никудышным организатором. Тогда всем им придется кусать локти, потому что подобная безалаберность в выборе лидера спасательной экспедиции просто убийственна. Он не собирался подчиняться приказам профана. Оставалось надеяться, что Самойлов не собирался проводить опыты на людях и заранее продумал должностную диспозицию, основываясь на способностях сотрудников. Янат тоскливо вздохнул и тут же взволновано приподнял голову.

Двигатели замолчали.

Исследователи (Ян так и не решил, как им себя правильнее называть: исследователями, колонистами или просто коллегами) терпеливо ждали в шлюзовой камере сигнала на выход. Было довольно тесно, но возвращаться в капсулы желающих не нашлось. Наружные камеры снимали унылый пейзаж, напоминающий обычную степь планет земного типа, а бортовые компьютеры дешифровали сигнал камер и транслировали его на сенсорные панели стен с помощью визуализатора, создавая убедительную иллюзию пространства. Без звука выглядело это странно, хотя и до жути натурально.

Посадочная площадка выглядела точно такой, как на снимках трехмерных проекций и потоковом видео со спутника. Пустой, серой, гладкой, квадратной площадкой. Да здравствуют покрытия будущего! Она могла оставаться такой еще, по меньшей мере, лет двести, прежде чем природа одержала бы верх над человеческой изобретательностью.

Метрах в ста от выхода из челнока виднелись небольшие корпусы жилых блоков, поблескивающие на слепящем полуденном солнце сверхпрочными гранями каркасов и пластинами окон из такого же сверхпрочного стекла.

По внутреннему периметру силовое поле оставалось деактивированным. Прежде, чем запускать его в рабочем режиме, необходимо было совместить биополя новоприбывших колонистов с системой управления базы. Проще говоря, загрузить матрицы ментальных слепков. Так что все они останутся запертыми в коконе из внешней защиты до тех пор, пока система не распознает нейронную матрицу мозга и биопараметры тела каждого колониста.

Внешне силовое поле выглядело как забор из толстых, деревянных кольев. Эта конструкция, весьма ненадежная на вид, на самом деле препятствовала бесконтрольному проходу на территорию станции. Никто, кстати, и не пытался. Ни разу. За все десять лет.

Коды управления базой находились у Самойлова. Он вручил их Кэро сохо Пта Эргос перед вылетом. Янат искренне ему позавидовал. Конечно, не ключам, а тому, что птаирианец будет находиться в рубке управления челнока с пилотом, а не лежать в люльке с прочими колонистами. Самойлов, видимо, любил основательность, помноженную на личный контроль. Он потребовал запустить процесс еще в атмосфере, последние коды ввести перед посадкой и тут же доложить ему результаты.

Ян молча рассматривал серый песок, похожий на толстый слой пыли, лежащий на всех горизонтальных поверхностях снаружи. С любопытством глядел на торчащие из той же пыли, но уже за пределами площадки, бледные пучки желтой, подсохшей травы, в которой кое-где пробивалась молодая поросль. В отдалении буйства красок тоже не наблюдалось. Пара деревьев у забора, да и те скособоченные уродцы.

В наушниках зазвучал мягкий, присвистывающий голос Кэро и Янат с облегчением улыбнулся. Наконец-то!

— Коллеги, добро пожаловать на базу. Сегодня мы проведем профилактику, распределимся по группам и наметим план действий с коррекцией на текущую ситуацию. С завтрашнего дня начинаем активно работать, разбирать архивы, в общем, действуем согласно полученным инструкциям. Занимаемся поиском следов пропавших людей, завершаем исследования. То, ради чего все мы, собственно, и прибыли на Навь. Поскольку база законсервирована, необходимо восстановить рабочие режимы всех модулей: лабораторий, жилых отсеков, сада. Провести расшифровку слепков матриц, так как иначе никто не сможет покинуть территорию лагеря. Необходимо распределить человеческие ресурсы таким образом, чтобы работа шла наиболее эффективно. Я прошу вас пройти за Малькомом Деше к медицинскому блоку и не расходится до тех пор, пока не получите исчерпывающие инструкции. Доктор Деше приступает к возложенным на него Виталием Самойловым обязанностям, берет на себя управление и координацию процессов на базе. Это означает, что прямо с этого момента все мы подчиняемся его приказам и выполняем распоряжения. А теперь на выход, господа, да, поживее!

Дверь с шипением начала открываться.

В шлюз хлынул горячий воздух, накрывая людей волной жара, пыли и тревожного предвкушения.